-
«Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора» (1980),

-
«Место «Хронографии» Феофана в ранневизантийской историографической традиции» (1983),

-
«Политическая идеология средневековья: Византия и Русь» (1990).

Умер 7 июля 2008. Из анонимного некролога в ЖЖ:

"И.С. начал свою научную карьеру под крылом А.П. Каждана и был, наверное, самым европейским из русских византинистов. Я помню его доклады середины 80-х: подтянут, выбрит до синевы, безупречная сорочка, галстух, очки в золотой оправе, цитаты на немецком с легким подъемом интонации. Мы много общались на разных конгресссах, защитах диссертаций и других научных оказиях. Помню его рассказы о немецких ученых, о Германии... Он был германофилом несомненно.

То, что происходило с ним в последние годы, было печально и несправедливо. Он был какой-то потерянный, в алкогольной дымке с "православной" бородкой. Говорил по телевизору о "заговоре против русской науки", о великодержавности... Сегодня о. В. Воробьев говорил на отпевании о том, что посление пять лет "он жил напряженной духовной жизнью", стал "настоящим православным". Как-то это прозвучало... Я видел другое. Он искал в "православности" какой-то опоры в жизни, оставаясь в глубине души светским ученым. Когда-то А. Пашуто уговорил его вступить в партию "для того, чтобы быть "своим" для государства, чтобы смочь сделать больше". И это были хорошие его годы: работа над Бревиарием и Феофаном, потом апостол Андрей... Но там был банальный компромисс, а тут какой-то надлом. И вся наша византинистика в таком надломе.

Я стоял около входа в притвор Никольского храма и слышал только надсадный дребезг. На улице рабочие долбили асфальт, и их молотки как будто крушили остатки того мира, в котором жил Игорь Сергеевич, который исчезает и почти уже вовсе исчез, Это мир 60-90-х годов и поколений, их населявших. Это ведь и мой мир.

На кладбище я не поехал. Что-то не так и не то. Мир праху Твоему, дорогой коллега".

Из интервью 2001 г.: http://orthodox.org.ua/win/interv/int_chich.html

— В этой связи у меня сразу же возникает вопрос о положении Церкви в современном мире, в мире, где существует только одна цивилизационная модель - западная. Какова роль Церкви в этом мире?
- Я бы все же развел эти два понятия - цивилизация и культура. Мне намного ближе понятие православной культуры. Вопрос о православной цивилизации, как мне кажется, несколько сложнее. Современные исследователи иногда забывают о том, что здесь многое еще остается неизученным, в частности, остается открытым вопрос о том, что считать признаком православной цивилизации, а что - цивилизации общехристианской и т.д. Что же касается понятия "православной культуры", то здесь все намного проще. Мы все вышли из православной культуры, и все являемся ее носителями. Противостояние, как мне кажется, происходит не по цивилизационному принципу, а по известным расхождениям в культуре, исторически связанным с великой схизмой 1054 г. Сегодня эта тема актуальна. Ведь мы живем в эпоху радикального культурного влияния, которое осуществляет на наши страны Запад. Но не нужно и переоценивать этого влияния. Надоедливая западная реклама, вездесущие "Макдональдс", вывески на иностранных языках в славянских городах и т.п .- все это не может не тревожить, но вместе с тем, это чисто поверхностное влияние, некий "налет", который не способен противостоять тысячелетней православной культуре наших стран. Миссия Церкви в этом контексте- - это, прежде всего, работа над воцерковлением культуры. Мы должны вернуть современную отечественную культуру к ее истокам, т.е. христианскому мировоззрению. И здесь Церковь должна стать центром притяжения для всей интеллигенции, всех тех, кто формирует лицо современной культуры.

— Заметны ли эти процессы в России, воцерковляется ли российская интеллигенция?
- Как я уже говорил ранее, главной задачей Церкви в современных условиях, как она видится мирянином является внутренняя миссия, т.е. воцерковление. То, что я могу наблюдать в России - и как прихожанин одной из московских церквей, и как сотрудник "Православной энциклопедии", - меня обнадеживает. Я вижу не только разные слои населения, но и разные поколения, которые приходят в Церковь с тем, чтобы по мере своих сил ей послужить. Для российской интеллигенции сегодня таким делом стало издание монументальной "Православной энциклопедии". Работа над этим уникальным изданием для нас - это не только некий способ приложения своих творческих сил. И я, и большинство моих коллег воспринимаем это как послушание Церкви. Послушание, которое может растянуться на всю жизнь.

     1. Несомненные успехи западноевропейской историко-церковной науки не в последнюю очередь отразились в публикации многочисленных обобщающих и справочных изданий на протяжении 70-90х гг. В 90е гг. в Германии увидело свет второе обновленное, многотомное издание "Лексикона богословия и церкви". Там же появилось и совершенно новое многотомное справочное издание "Богословская реальная энциклопедия" (70-90е гг.). В последние годы ушедшего столетия было завершено и издание "Евангелического церковного словаря" (Германия). Во Франции продолжается публикация масштабного "Словаря церковной истории и географии", издающегося с начала 20-го столетия. Переиздание в 1985г. многотомного "Справочника по истории церкви" под редакцией  Г.Едина (издательство "Гердер", Германия, Астрия, Швейцария) сопровождалось подготовкой и изданием в течение 80-90х гг. 14-томной "Истории христианства",  параллельная публикация которой во Франции и Германии ныне завершается. Основой для этих изданий послужили, разумеется, многочисленные конкретные исследования и современные публикации источников, отдельные серийные издания которых (напр., "Христианские источники", Франция) насчитывают уже не одну сотню томов. Все это дает основание подведению некоторых итогов и постановке проблем для будущих исследований в области истории Церкви. Сразу же оговорюсь: я имею в виду именно историко-церковную проблематику, полагая правомерным выделение богословия в отдельную отрасль, во-первых, а во-вторых  -  я ограничиваюсь историей Греко-православной Церкви, причем прежде всего в тех ее ключевых моментах, которые непосредственно связаны с историей Русской Православной Церкви эпохи средневековья. Последнее обстоятельство становится очевидным, если учесть, что история православных Церквей в перечисленных выше справочных изданиях, по понятным причинам, находится на периферии исследовательских и издательских интересов. Наконец, я коснусь именно тех общих вопросов в истории Церкви, возможность решения которых в наше время предопределяется состоянием публикаций и изученности источников.
 
2. Хорошо известно, сколь важную роль в истории Церкви эпохи средневековья играл известный фальсификат, т.наз. "Константинов дар", призванный обосновать государственные прерогативы папской власти. Литература, посвященная его изучению (и конкретно-историческая,  и обобщающая) - труднообозрима. Однако, судьба этого памятника (и в его краткой, а тем более -  в его пространной редакции) остается непроясненной. Спор В.Онзорге и Г.Фурманна о том, лежал ли в основе рукописной традиции "Константинова дара" греческий  (Южная Италия) или латинский текст (Германия) остается, на мой взгляд, незавершенным. По сути дела, греческие версии "Константинова дара", вообще, лишены современного критического издания. Между тем, одна только краткая редакция "Константинова дара", вошедшая в состав "Синтагмы" Матфея Властаря (14 в.) представлена десятками списков. Немало списков краткой редакции сохранилось и в составе других греческих канонических сборников. Много менее изучена пространная редакция, соединившая в себе краткую редакцию и житие папы Сильвестра. Остается неизвестным (по крайней мере, дискусионным) время появления на греческой почве и той, и другой версии. Отсутствует научное издание греческого жития папы Сильвестра, создание которого, очевидно, приходится на раннее время, коль скоро известен его армянский перевод, датированный 692г. "Константинов дар" сыграл свою роль и в русской историко-церковной традиции (достаточно вспомнить о его использовании в "Стоглаве"). Однако, единственное издание его русского текста в конце 19 в. А.С.Павловым основано лишь на одном списке (и для русского перевода, и для греческого оригинала), тогда как на сегодняшний день выявлено более 30 русских списков, позволяющих говорить о существовании на Руси двух редакций пространного варианта этого памятника. Естественно, вопрос об отношении Греко-православной и Русской Православной Церквей к церковно-политическим концепциям, сформулированным в "Константиновом даре", не может быть прояснен без  изучения его греческой и древнерусской рукописной традиции и без подготовки современного научного издания текстов.
 
3. Немногие сюжеты в проблематике взаимоотношений государства и церкви могут сравниться по своей известности с теорией "симфонии священства и царства", провозглашенной в преамбуле к 6-й новелле императора Юстиниана  I (527-565). Однако, всевозможные толкования этой теории основываются лишь на тексте самой преамбулы, тогда как дальнейшая история концепции и в светском праве (например, ее соотношение с представлениями о власти патриарха и императора, сформулированными при Константинопольском патриархе Фотии в "Исагоге"), и, особенно, в праве церковном остается неизученной. Не выяснены время и условия включения теории "симфонии"  в состав греческих канонических сборников. Последнее обстоятельство подводит нас к проблеме становления церковного права в России, если иметь в виду использование и переводы греческого "Номоканона XIV титулов" на Руси, т.е. "Кормчие книги", в состав которых входила и преамбула к 6-й новелле. И по сей день современным научным изданием представлен лишь текст, в основе которого лежит так наз. "Ефремовская Кормчая", тем самым многие конкретные и общие вопросы (в том числе, роль теории "симфонии" в формировании отношений между Церковью и государством на Руси) все еще ждут своего ответа. Тем временем, заметное продвижение историко-правовой тематики в современном византиноведении создает благоприятные условия для прояснения истории церковного права и на Руси: сошлюсь, к примеру, на недавнюю - начала 90-х гг. - находку Л.Бургманном в Ватиканском рукописном собрании греческого канонического сборника в значительной степени совпадающего по составу с  "Сербской Кормчей", повлиявшей на становление "Русской Кормчей". Не исключено, что дальнейшее изучение греческих канонических сборников (уникальное собрание их микрофильмов создано во Франкфурте на Майне) будет способствовать и уточнению роли переводного греко-православного канонического права в становлении и развитии церковного права России.
 
4. Общеизвестно, что в расколе Вселенской Церкви немалую роль сыграли не только догматические и литургические расхождения, но и сформулированные еще в V в. притязания Римского престола на первенство. Папский примат встречал отпор Греко-православной церкви. В том числе, и на теоретическом уровне. Одним из аргументов в этих спорах была теория так наз. "пентархии", отрицавшая притязания Римского престола на первенство в ряду других христианских Церквей (ср., например, ее использование Константинополем в противодействии Риму на антифотиевском соборе 869-870 гг.). Недавняя (середины 90-х гг.) монография бенедиктинского монаха южно-баварского монастыря в Эттале Ф.Габауэра, посвященная истории концепции "пентархии" и ее значению для современности, казалось бы, ставит точку в изучении этой проблемы. Однако, книга Ф.Габауэра историографична и обращение к конкретным письменным источникам, содержащим изложение этой теории (а еще больше - к их рукописной традиции), показывает, что текстологически и источниковедчески проблема еще весьма далека от своего разрешения. Наиболее красноречив в этом отношении пример с известным греческим трактатом о "пентархии" Нила Доксапатра. Бывший патриарший нотарий в Константинополе, он переселился на Сицилию ко двору норманнского короля Роджера II в Палермо, где и составил в 1142 г. по просьбе короля трактат  с изложением содержания и истории возникновения представлений о "пентархии", включавший в себя и подробное описание епархий Вселенской Церкви в порядке их принадлежности к пяти древним престолам: Рима, Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Трактат Нила был впревые опубликован в 1648 г. Львом Алляцием, переиздавался он и позже: в 1866 г. Г.Партайем, в 1902 г. Ф.Н.Финком как параллель к изданному им средневековому армянскому переводу греческого оригинала. Существует и современный (1967 г.) репринт издания Г.Партайя. На первый взгляд, положение дел с изданием текста Нила вполне благополучно. При ближайшем рассмотрении, впрочем. оказывается, что и по сей день не существует научного издания сочинения Нила: Партай переиздал без изменений текст, опубликованный Алляцием (воспроизведенный и Финком), основанный на единственном (1611 г.) списке. Между тем, ныне известно 12 списков трактата Нила (начиная с XIV в.), причем более трети из них связано по своему происхождению с Иерусалимской традицией. Анализ сохранившихся списков позволяет выделить позволяет выделить в рукописной традиции антиримскую  и проримскую редакции. Сочинение Нила важно не только как один из источников по  истории концепции "пентархии", но и существенно для изучения ранних этапов распространения христианства на исторической территории России.
 
5. Не приходится подробно говорить о том, сколь велика была роль преданий о миссиях Апостола Андрея в константинопольской церковной традиции. Хорошо известно и то, какое значение они имели для Руси. Однако и ныне остаются неизданными отдельные греческие редакции "Хождений" и "Житий" Ап.Андрея (в том числе, и по ранним спискам XI в.), не определено отношение византийской историографической традиции к преданиям об Апостоле. Еще сложнее  обстоит дело со степенью  изученности (точнее сказать - неизученности) древнерусских преданий. Эволюция летописных преданий об Апостоле едва лишь намечена. Совсем не изучены редакции "Хождений" Апостола в составе "Русского Пролога", разные списки которого содержат древнерусскую, византийскую и смешанную, русско-византийскую, версию преданий. В результате, пока еще отсутствуют даже предпосылки для постановки вопроса о соотношении летописной и проложной традиций, не говоря уже о его решении.