Михаил Иванович Одинцов

Р. 1951 год. В течение десяти лет работал в Совете по делам религий при Совете Министров СССР. После упразднения Совета преподавал на кафедре религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Доктор исторических наук. С ноября 1999 возглавляет Отдел по религиозным и национальным вопросам в аппарате Уполномоченного по правам человека.

В передаче о войне, 2003.

— статья 1994 г. о Сергии Страгородском.

Государство и религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.

2002: http://www.archipelag.ru/ru_mir/religio/gko/questions/not-thought/

Интервью Александра Щипкова с начальником отдела по религиозным и национальным вопросам аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации

— Михаил Иванович, не могли бы вы познакомить читателей с принципами работы Отдела по религиозным и национальным вопросам Аппарата Уполномоченного по правам человека?

— Конституция Российской Федерации говорит о светском государстве. Народ требует светскости, и мы имеем по сути секулярное общество. Но сегодня мы сталкиваемся с удивительной вещью — зачастую государство выстраивает свою политику, опираясь не на научные идеи, а на идеи богословские. Да ладно бы там обобщенного гуманистического характера! Происходит незаметное сращивание государства и церкви. Представитель государства и представитель церкви говорят одним языком. Но если речь идёт о правовом обеспечении свободы совести, то говорить одинаково они не могут по определению: потому что один защищает интересы секулярного государства, другой — церкви. Отдельная церковь может по-разному относиться к другим церквям, но государство должно относиться ко всем одинаково. Что же происходит у нас? Пример. Министерство внутренних дел распространяет некую аналитическую справку, в которой все нетрадиционные религии обвиняются во враждебном отношении к государству. Почему МВД, государственный орган, публично объединяется с Русской Православной Церковью в борьбе с нетрадиционными церквами? К нам пришла жалоба на Министерство образования, которое разослало в органы управления образования субъектов федерации некое указание за подписью заместителя министра Чепурных по борьбе с нетрадиционными религиями. Цитирую: "Минобразования России направляет для использования в работе аналитическую информацию правоохранительных органов РФ о деятельности на территории России представителей нетрадиционных религиозных объединений.

Просим довести до сведения руководителей и педагогических коллективов образовательных учреждений разработать мероприятия, препятствующие проникновению нетрадиционных религиозных объединений в образовательные учреждения РФ." В итоге все нетрадиционные религии вытесняются не только из сферы образования, но им запрещают заниматься даже социальной работой, например, с осуждёнными.

Если мы не будем защищать принцип светскости государства, то завтра мы откатимся на столетие, на два назад. Мы должны защищать принцип светскости. Вот наш главный принцип.

— Как строится работа комитета?

— Аппарат Уполномоченного по правам человека в РФ — государственный институт, но независимый. Уполномоченного избирает и утверждает на должность Дума из своего состава. После этого избранный человек прекращает всякую политическую деятельность и занимается только правозащитной деятельностью.

Он действует в рамках конституции, но не подотчетен никому. У него согласно федеральному закону есть рабочий аппарат, в который с ноября 1999 года входит и наш отдел.

— Часто ли к вам обращаются граждане?

— За 2000 год к нам поступило около 50-ти жалоб. Это немного по сравнению с общим количеством жалоб — 22 000, поступивших на имя уполномоченного. Это связано с тем, что про существование отдела пока многие верующие просто не знают. Жалобы поступили из 20 субъектов федерации: Татарии, Самары, Челябинска, Северной Осетии, Башкирии, Вологды и др.

— Кто жалуется больше всего?

— Баптисты, адвентисты, Свидетели Иеговы, Общество сознания Кришны, Брахма Кумарис, мусульмане, армия спасения, сайентологи, пятидесятники, иногда православные. Не было ни одного письма от иудеев. Ядро жалоб формируется вокруг малых религий, новых религиозных организаций, а также протестантских движений, которые испытывали притеснения на протяжении веков.

В ноябре мы провели горячую телефонную линию, включились на 4 часа в эфир.

За это время позвонило 25 человек из 20 регионов. Самые дальние звонки были из Иркутска и Ханты-Мансийска. Много звонков — Владимир, Иваново, Воронеж, Приуралье, Челябинск, Башкортостан, Пермь. Больше звонили баптисты.

— На что жалуются?

— Первая группа вопросов связана с перерегистрацией, затем с вопросами передачи собственности (покупка, аренда, переоборудование, запреты, отказ со стороны местных органов власти) и отдельно — на средства массовой информации, которые в искаженном свете трактуют жизнь той или иной религиозной организации.

Жалобы от РПЦ у нас единичные. Вот одна. Человек пишет из Татарии, что ему не выдали зарплату. Он работал заместителем председателя исполнительного органа церковного совета, уволился, а ему не заплатили зарплату. И он в течение года нас одолевает. Мы ему ответили, что напрямую эти вопросы в нашу компетенцию не входят по закону, и мы рекомендуем ему обратиться в суд. Одна православная женщина из Владимирской области протестует против введения шифров ИНН. Просила признать, что это нарушение ее прав, просила разрешения не заполнять ИНН.

— Насколько остро стоит в России проблема нарушения свободы совести?

— Конечно, нельзя сравнить с тем, что было в 60 или 70-х годах. Это небо и земля. Открыты храмы и монастыри. Здания передаются, но не всегда.

Например, мы писали письмо мэру г.Самары с просьбой вернуть баптистам здание, отобранное в 30-е годы. С середины 80-х они просят его вернуть. Но в данный момент это здание заселено людьми (там живет 20 семей). Мы написали мэру Самары письмо и обратились к нему как к человеку, который должен выполнить не только служебный, но и некий нравственный долг перед теми, у кого незаслуженно когда-то отняли молитвенный дом. Есть долг перед этими людьми, и мы просим его исполнить этот долг. Есть еще один вопиющий пример.

В Северной Осетии Свидетели Иеговы построили дом, а местное начальство запретило проводить там собрания. Полгода людям не дают молиться в построенном ими самими доме, ссылаясь на какие-то там крючки, в то время как нужно просто открыть этот дом и пусть люди молятся.

— А помимо имущественных вопросов?

— Пожалуй, проблемы с перерегистрацией. 31 декабря закончилось отведенное время для перерегистрации. Многие не прошли перерегистрацию по разным причинам. Кто не успел собрать документы, кому мешали местные чиновники. За неделю до праздников к нам пришло письмо из Управленческого центра Свидетелей Иеговы, в котором названы четыре субъекта РФ, где под вымышленными предлогами затягивают их перерегистрацию. Подобные проблемы есть и у протестантов и у мусульман, и у других.

— Как выходить из этой ситуации?

— Во-первых, этим должно заниматься Министерство Юстиции. Есть такое мнение, что все те заявления, которые поданы до 31 декабря 2000 года будут рассмотрены. И до тех пор, пока они не будут рассмотрены, ни одна религиозная организация не может быть ликвидирована.

Во-вторых, существует группа спорных отказов. Пока они не будут решены, разумеется, если верующие уже подали в суд на обжалование, общины будут действовать.

В-третьих, согласно закону религиозное общество может действовать и без регистрации. Регистрация не является обязательной. Согласно закону и разъяснениям Минюста общества имеют право на условиях аренды иметь здания и молиться.

В-четвертых, 29 ноября уполномоченный по правам человека Олег Миронов обратился к президенту Путину с просьбой выступить с законодательной инициативой по продлению срока перерегистрации до конца 2003 года. Таким образом, по нашему мнению, можно снять все сложности. Я знаю, что в администрации президента это обращение рассматривается. Очевидно, готовится какой-то выход из этого положения.

Нам кажется, что вопрос нужно ставить шире и говорить не только о сроках перерегистрации, но и о необходимости внесения изменений в Закон о свободе вероисповеданий. В частности следует убрать строчку в преамбуле, где говорится об особой роли конкретных религий. Этот пункт в жизни вызывает массу неприятных коллизий.

— Юристы говорят, что преамбула не является законом.

— Разные юристы говорят по-разному. Единого мнения по поводу преамбулы не существует. Одни утверждают, что преамбула не несет никакой юридической нагрузки, а другие говорят, что всё, что написано в законе есть закон. В том числе и преамбула как квинтэссенция того, что написано в законе. В жизни мы видим, что на эту преамбулу ссылаются постоянно. Появляется нездоровое деление по признаку традиционные-нетрадиционные религии, деструктивные, тоталитарные, иностранные, наши-не-наши.

— А жалобы на прессу?

— Когда я работал в Совете по делам религий, я много занимался прессой, мы постоянно составляли справки о том, как в прессе отражается религиозная проблематика. Как ни странно многое повторяется.

— Вы говорите о советской прессе?

— Да. Ведь о религии писали и тогда. Писали о том, как КПСС относится к церкви, как на местах решается вопрос атеистической пропаганды и так далее.

Особенно много писала на эту тему региональная пресса. И писала в очень озлобленном духе. Верующих делили на хороших и плохих. Религиозные объединения делили на тех, которые поддерживают борьбу за мир и на тех, которые ведут подрывную деятельность, которые можно сохранять, и которые надо закрывать. Сегодня, открывая газету, я вижу нечто похожее. Религиозные организации делят на традиционные и нетрадиционные, "культурообразующие" и "антигосударственные", наши и не наши.

— Есть кто-то, кто мешает вам работать?

— Нет, никто не мешает, но мы сталкиваемся с предубеждениями. Иногда в прессе нас называют непатриотами и русофобами, за то, что мы защищаем права религиозных меньшинств. Чего только не услышишь. Предубеждение к деструктивным культам переносится на те организованные силы, которые защищают свободу совести в России.

— С кем из общественных правозащитных организаций вы сотрудничаете?

— В аппарате Уполномоченного по правам человека есть отдел по связям с неправительственными правозащитными организациями. Через него мы можем контактировать с любыми организациями. В части нашей специализации мы наметили создать экспертный совет из 7-9 специалистов. Хотим пригласить А.Пчелинцева, представителя Института религии и права, В. Ряховского, представителя Христианского юридического центра, Г. Крылову, известного адвоката, а также представителей научного мира. С их помощью мы хотим в 2001 году написать большой специальный доклад о проблемах свободы совести в России. Мы хотим аккумулировать их опыт и показать, что реально у нас происходит. В последнем докладе Конгресса США по международной свободе России отведено, увы, огромное место. Там есть спорные вещи, но есть и много справедливых примеров.

— Хотелось бы узнать о ваших взглядах на систему государственно-церковных отношений.

— С одной стороны мы имеем государство. С другой стороны — верующих, объединённых в некую систему. Кто попадает в эту систему? Гражданин, затем община, затем региональные церковно-административные устройства и наконец церкви, как институты, существующие столетия. Все они требуют от государства своего уровня общения, своей правовой системы. Я считаю, что для гражданина работает конституция, для сообщества людей, объединяющихся по религиозному принципу, нужен свой закон. Тот закон, который у нас есть — это закон о местных религиозных объединениях. Этот закон должен защищать равные права всех религий, права всех граждан, которые создают свои общины: сайентологические, кришнаистские, буддистские. Они будут все равны в рамках этого закона. Я считаю, что нужен закон об этих местных религиозных организациях. И приоритет тут нужно давать гражданам, которые руководят сами собою.

А региональные церковно-административные учреждения, духовные управления и т.п. и церковь в целом — требуют к себе особого отношения. Тут можно говорить о системах конкордата. В рамках этого правового регулирования можно найти то, что устроит всех и то, что будет выделять РПЦ от других. Там будут оговорены вопросы, которых не будет в низовом договоре о местных объединениях. Допустим: низовые объединения не могут организовывать монастырь, больницу, учреждать общероссийскую газету. Эти функции перейдут в церковь. Или низовые ячейки не могут члениться, рождаться, не могут организовывать еще какие-то религиозные организации. А церковь как институт получает такое право. В данном случае ее будет представлять Московская Патриархия.

— А как быть с мусульманами и протестантами, не имеющими централизованной структуры?

— Очень просто. У нас есть ряд религий регионального масштаба. Например, буддисты. Им не нужен общероссийский специфический ореал. У них свой ореал.

Я считаю, что государство может делегировать полномочия заключать договор с местными религиями региональным властям. Они могут оговорить условия, которые нужны для этой церкви и только ей будут присущи. И все будут удовлетворены.

Закон 1997 года регулирует деятельность как раз низовых ячеек и ничего не говорит о общероссийских организациях. Получилось, что мы в правовом отношении отождествили, сравняли 10 человек, образующих религиозное объединение, и церковь, имеющую 10 миллионов верующих.

— Государство, очевидно, исходило из принципа равенства всех перед законом.

— Государство ни из чего не исходило. Никакой идеи не было вообще. В развитии церковно-государственных отношений нет никакой логики. Все вопросы, связанные с церковью, замешаны на политике. В конце 80-х годов сломали логику, выстроенную в советский период. Сломали, а на этот момент предложения никакого не было. А как должны строиться эти отношения никто не высказал. Это сохраняется до сего дня. Проклинают большевистский подход, но делают точно так же: исходят из сиюминутной целесообразности. По принципу: возник вопрос — решаем, нет вопроса — делаем вид, что ничего нет. Это мы наблюдаем на протяжении 90-х годов. Самое главное, что нет интеллектуальной силы, которая бы могла сформулировать концепцию религиозной политики государства.

Нужно говорить не о свободе вероисповеданий, а о свободе совести. Мы говорим: вероисповедная политика и думаем, что этим все охвачено. Нет. Мы охватываем таким образом только отношение к верующей массе, к верующим организациям. А государство должно строить политику в принципе свободы совести. Это огромная разница. Что я имею в виду, когда говорю о политике в области свободы совести? Первое. Нужна некая концептуальная методологическая часть. Второе. На ее базе строится правовая база. Третье. Нужны руки и органы, которые будут реализовывать эту политику.

Что произошло сегодня? Эти руки и органы у нас уже есть — специалисты по связям. Они есть в регионах, в ведомствах, учреждениях федеральных, центральных, в администрации президента, правительстве. Правовые акты тоже есть. Их около сотни. Но нет самого главного — идеи. Нет единого замысла. И пока он не родится, пока государство будет опираться не на научную мысль, а на те идеи, которые дает церковь, мы будем сталкиваться с постоянными нарушениями прав верующих.