Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
Помощь

НИКИТА АЛЕКСЕЕВ


 

Алексеев Никита Феликсович (Алексей Никитин)

Кратко о себе. Мемуар о крещении. Письмо 2010 г. о церковной цензуре.

Никита Алексеев. Черная троица. Серая троица.

1953 родился в Москве

1972 окончил Московское художественное училище Памяти
1905 г. (отделение промышленной графики и рекламы)
1973-76 учился в Московском полиграфическом институте (факультет художественно-технического оформления печатной продукции)
С начала 70-х выпускает "самиздатовские" книги, альбомы
1975-80 участник группы "Коллективные действия"
1979 один из организаторов МАНИ (Московского архива нового искусства)
1982 один из основателей АПТАРТа
1987-93 жил во Франции
с 1993 живет в Москве
 

ПЕРСОНАЛЬНЫЕ ВЫСТАВКИ


1989 Galerie Roesinger, Кельн, Германия
1990 "Н. Алексеев". Galerie Roesinger, Кельн, Германия
1991 "Никита Алексеев". Первая Галерея, Москва
1992 "Крестообразные песни". L Галерея, Москва
"Palais de l`Arbre - Balais". La Base, Levallois-Perret, Франция
1993 "Тяжесть и нежность. L Галерея, Москва
"Две луны". XL Галерея, Москва
"Живопись, графика, скульптура". Якут Галерея, Москва
1996 "На 44-х каналах". XL Галерея, Москва
1997 галерея "Пальто" 

Родился 12 января 1953 года в Москве. Отец - журналист, мать - филолог. С 1964 до 1967 учился в Московской средней художественной школе, откуда был исключен, затем, с 1968 до 1972 - в Московском художественном училище Памяти 1905 года, которое закончил по отделению промграфики и рекламы. Потом три года учился в Московском полиграфическом институте, пока не надоело. Долгое время работал иллюстратором и оформителем книг в московских издательствах.

Мне повезло в детстве: родители общались с Дм.Краснопевцевым, Г.Костаки, О.Рабиным. В 1967 году познакомился с М.Рогинским, его живопись произвела на меня большое впечатление. В 1969 я подружился с А.Монастырским, Н.Панитковым, Л.Рубинштейном, общение с которыми оказалось для меня очень важным.

Начинал я как почти все - с чего-то вроде "сюрреализма" (достаточно абстрактного). Тогда же делал рукописные, разрисованные книжки стихов, так что интерес к совмещению рисунка и текста возник давно. В самом начале 70-х появилась хоть какая-то информация о концептуализме и предшествовавших ему или связанных с ним течениях (впрочем, про Дюшана знал уже раньше). Интересно, что "концептуализация" московского искусства происходила в большой степени благодаря музыке - творчеству Джона Кейджа и других композиторов - и их пропагандистам в Москве, например, Алексею Любимову. Все это, кроме того, было замысловато переплетено с мистическими и эзотерическими практиками, которые, впрочем, воспринимались инструментально, как возможные способы нового подхода к искусству. Именно тогда я начал формулировать для себя "негативный" подход к искусству: оно не ремесло, не религия, не политика, не наука, так как табуретки, рай, общественная деятельность, научные открытия прямого отношения к нему не имеют, хотя искусство и может в собствнных целях к ним стремиться или их использовать. К тому же, цели искусства формируются постоянно, и определить их диахронически невоможно. Разумеется, речь идет о критическом, современном состоянии искусства, в Х1Х веке я скорее всего художником не стал бы.

В 1975-80 был членом группы "Коллективные Действия". В конце концов, в результате разногласий с Монастырским (я считал, что наша деятельность чрезмерно переполняется интерпретированием и замыкается в узком кругу московской "элиты") вышел из "К.Д.". В эти же годы познакомился с И.Чуйковым и И.Кабаковым, которым обязан очень многим. Ближе к концу десятилетия сошелся с художниками "второго" поколения - "Мухоморами", А.Филипповым, В.Захаровым, Ю.Альбертом, М.Рошалем. Это было время очень важных изменений в московском искусстве. Хотя, теперь я понимаю, что Монастырский был совершенно прав в своей последовательности: без долгой деятельности феномен "К.Д." оказался бы неполон, а творчество других художников, например, "Медгерменевтики" (и, соответственно, следовавших за ними) не было бы возможно. 

В конце 70-х был одним из инициаторов "МАНИ" (Московского архива нового искусства), предприятия очень своевременного в эпоху отсутствия выставок, прессы и вообще открытого общения. В 1982-84 держал у себя в квартире "галерею АПТАРТ". В 1985-87 принимал участие в деятельности рок-группы "Среднерусская Возвышенность" (организаторы С.Гундлах и Н.Овчинников). В 1987 году уехал во Францию - как по чисто личным причинам, так и потому, что в Москве начиналось истерическое время, мне не нравившееся. Впрочем, связей со своим московским кругом не прерывал, участвуя в совместных проектах и регулярно приезжая в Москву. В 1993 году вернулся обратно, так как причины эмиграции - для меня и по крайней мере пока - перестали существовать. Не имея иллюзий по поводу происходящего в культуре и обществе, я считаю, что именно сейчас происходит кардинальный перелом, который, возможно, полностью изменит понятие искусства или вообще сделает искусство в его нынешнем понимании неактуальным. Мне интересно видеть, каким образом мое индивидуальное понимание искусства может существовать в новом пространстве, и может ли.

*

Про дзен-буддизм и мусор
19 января 2005, Русский журнал http://www.russ.ru/columns/moscow/76628499
Никита Алексеев
Гурджиев и поп Дмитрий


У меня есть приятель, жалко не видимся годами. Его зовут Гриша Козовский, он профессор иудаики в Иерусалимском, кажется, университете (или в Технионе?). В середине 70-х Гриша только-только закончил МИФИ и, как положено тогда было среди многих советских интеллигентов, занялся богоискательством.

Сперва его занесло к гурджиевцам. По-моему, Гурджиев был мерзким персонажем. По не совсем проверенным данным, он нашептал нечто Шикльгруберу и его корешам, участвовал в создании общества "Туле", был у истоков "Аненэрбе" и присоветовал будущим создателям национал-социалистической партии свастику в качестве их символа.

Сволочь - какой красивый узор испоганил.

Надо отдать должное Грише Козовскому. От советских гурджиевцев он быстро сбежал. Потом крестился. У диссидентского батюшки Дмитрия Дудко, который, кажется, от перестройки впоследствии впал в кромешный русский национализм и в любовь к Сталину, при котором он долго занимался лесоповалом.

Через пару лет Гришу переклинило. Потому, что он начитался Писания в его ветхозаветной части, а это (см. Николая Лескова) русским православным вредно и вообще ни к чему. Начитавшись Торы в синодальном переводе, Гриша понял, что правда не в Евангелии, а в том, что было раньше.

Он пошел исповедываться к отцу Дмитрию и заявил, что разуверился в христианстве. Отдам тому должное - он не прибег к крайним мерам, доступным пастырю, а сообщил Грише, что таинство крещения - одноразовое, обратно выкрестить он его не способен, а ежели сомнения перешли в уверенность, пора идти к компетентному раввину.

Где Гриша такового нашел в брежневско-андроповской Москве, бог весть. Но нашел.

И, как сказано, теперь преподает иудаику в ее, кажется, каббалистически-либеральном изводе.

Я, как Гриша, в те же, уже мифологизированные, времена находился в градусе богоискательства. В гурджиевство меня, правда, в моем неофитстве не повело, зато я влип в буддизм. И, как комар в янтаре, так там и барахтаюсь бессмысленно.

Впрочем, через пару лет чтения самодельных переводов сутр, сборников дзенских коанов и сидения в "Иностранке", то есть во ВГБИЛ, где я так же самодельно переводил истории про патриарха Хуй-Нэна и его присных, про хлопок одной рукой и игру на флейте без отверстий, я доискался до крещения по православному обряду.

У батюшки Дмитрия.

Однажды это привело к занимательному результату.

Православные буддисты

В 1995-м, кажется, меня позвали участвовать в I Тбилисской международной биеннале современного искусства. Насколько я знаю, второго издания этого мероприятия не было.

Зато тогда было здорово. Грузии, лежавшей в роскошной разрухе, ЮНЕСКО решила помочь. Был объявлен Год Нико Пиросманишвили. И были выделены деньги на устройство всевозможных международных культурных событий по этому поводу. В основном юнесковские деньги были потрачены грузинами на изумительные пьянки, но кое-что осталось и на международную культуру (хотя, собственно, что может быть культурнее и международнее, чем совместное пьянство разных людей разных этносов и конфессий, не сопровождающееся мордобоем?).

Как бы то ни было, международная выставка современных художников была сделана. Ее современность выразилась в том, что участники, находясь в не совсем адекватном состоянии после употребления литров вина и чачи, все же не путали позавчера с послезавтра. Международность тоже присутствовала. На этой выставке вместе что-то показывали художники из Грузии, Армении, России и Азербайджана. Кроме того, на открытие явились послы, расквартированные в Тбилиси

Американский и немецкий (первый трезвый и некурящий, второй в дребадан и с потухшей сигарой в нагрудном кармане пиджака). Французский, быстро ретировавшийся. Азербайджанский и армянский, а между ними израильский, спозировавший для грузинской прессы, обняв полномочных представителей сильно враждующих наций за плечи.

Российского посла не было. На хрена ему такое? Тогда алычой зрело "голосуй или проиграешь".

Зато было другое.

Устроители выставки перед ее открытием предложили участникам заполнить полушутливую анкету. Одним из ее граф было - "вероисповедание".

Среди российских участников Тбилисской биеннале был мой старый друг и сотрудник по концептуальной группе "Коллективные действия" Коля Панитков, ныне замечательный коллекционер антиквариата и современного искусства.

С Колей мы находились в разных концах стометрового здания тбилисской национальной галереи. Заполняя анкету, мы не могли коммуницировать, если только телепатически. Подойдя к столу, где принимались анкеты, мы с ужасом и восторгом их сравнили.

Какая у нас оказалась конфессия?

"Православный буддист". Или это только потому, что кахетинского было многовато?

Сатори и Мекка


Но не об этом дело, а о странностях и неожиданностях Москвы.

На днях останавливаю машину, чтобы куда-то добраться. Водитель разбитых "Жигулей" знойно-кавказской внешности говорит с сильным акцентом. На зеркальце заднего обзора висят мусульманские четки. Вместо деревца для отбивания неприятных запахов - амулет "рука Фатимы". Скорее всего, водитель - азербайджанец, шиит.

Договариваемся, куда ехать и за сколько. Едем.

Он некоторое время молчит, двигая желваками, поросшими густой черной щетиной. Потом говорит: "Сатори знаешь?"

Я, думая о чем-то своем, сперва ничего не отвечаю. Он снова: "Ты сатори знаешь?" Буддийское озарение, то есть это самое сатори, на меня не сходит, и я глупо переспрашиваю: "Это в смысле та фирма, что строительный мусор вывозит?"

Потому что несколько лет назад меня сильно поразило появление в Москве компании, занимающейся вывозом мусора и называющейся "Сатори". Я тогда хотел написать журналистско-богословскую спекуляцию на тему того, что только в Москве, где, как выразился Мандельштам, "роскошно-буддийское лето", возможно, чтобы мусорная компания избрала названием одно из важнейших понятий дзен-буддизма.

Ведь на самом деле сильно и о многом говорит, правда?

Ничего такого я тогда так и не написал.

Водитель снова двигает желваками, насупливается и мрачно говорит: "Какой мусор, а? Ты религию такую знаешь - буддизм?" Отвечаю: "Слышал. Да, читал про сатори". - "Читал. И я читал. Мне сосед книгу дал, называется Судзуки написал, ну как джип, знаешь?"

Джипы "Судзуки" я тоже видел. И великого японского популяризатора дзен-буддизма Дайсэцу Тэйтаро Судзуки, учителя композитора Джона Кейджа, автора сочинения 4'33'' (пианист усаживается за рояль, не прикасается к клавишам на протяжении четырех минут тридцати трех секунд, встает и уходит) тоже читал. И даже, как сказано выше, когда-то что-то самодельно переводил в "Иностранке" из этой области. Так что необязательный разговор о сатори в транспорте поддержать, наверно, могу. Но все равно неожиданно. От случайных водителей мне уже посчастливилось наслушаться многого, но про сатори - покуда нет.

"Хорошая религия буддизм, да?" "Вроде неплохая, не хуже других", - отвечаю с осторожностью. Потому что кто его знает, что у него на уме, у водителя? Может, он по каким-то причинам сильно не любит буддизм, а особенно дзен? Зачем раздражать водителя, особенно в условиях московского хаотического трафика? Тут, не приведи господь, не спасет и многократное чтение молитв Амиде буцу.

"Какая не хуже? Лучше! Я мусульманин, у меня брат мусульманин, верующий, Коран читает. А что он там читает? На Новый год напился, с соседом подрался - мусульманин, да? Что он там в Коране понимает? Я вот Коран не читаю, а водку не пью. А в буддизме как? У Судзуки? Хочешь водку пей, хочешь не пей, а соседом не дерись, уважать надо, он тоже живой человек, а главное - сатори".

Едем дальше. Вообще-то в буддизме питье водки особенно не поощряется, но - что правда, то правда - многие компетентные учителя дзен сакэ и вина не чурались. А главное и в самом деле - сатори, да и зачем с кем-то драться?

Водитель продолжает: "Вот смотри. Я мусульманин, и отец у меня мусульманин, и дед мусульманин. А что, мешает, если мне сатори нравится? Сатори как? Живешь, работаешь, живых не обижаешь, а потом - все понятно, да? Ясно? А не ясно, потому что ничего не понятно, а тут - понятно. Ты скажи, ты жизнь понимаешь?"

Я честно отвечаю, что, скорее, нет.

"А в бога веришь?" - "В церковь не хожу". - "А я в мечеть хожу иногда. А можно не ходить. Вот брат ходит, в Мекку хочет ехать, водку пьет, а что он там в Мекке увидит? Я водку не пью, а захочу - выпью. Кому мешает? Нет, от водки сатори не будет, это я так, шутка. А жизнь как? Раз - и все понял. Только сказать нельзя, что понял, потому что если понял, то значит не понял. Слов таких нет, чтобы понять. Вот Судзуки как пишет, а? Трава - зеленая, да? А цветы красные, например. Правильно? А потом понятно, трава, например, синяя или еще другая, а цветы зеленые. Понятно? Совсем понятно. А потом опять смотришь, а трава зеленая, цветы - красные. Вот и понятно, что такое жизнь. Трава-то зеленая, а может, нет, а все равно зеленая, но только когда не была зеленая. Короче, не объяснишь, что такое сатори. Это как бог, или Аллах, или Иисус, или Будда. А может, его и вообще, бога, нет, когда он есть, захочет. Вот и сатори".

Боюсь, мое воспроизведение блестящей ментальной конструкции водителя очень несовершенно. Я не Судзуки, из меня дзен-буддист никудышный, с живого голоса записать и пересказать столь сложную идею я не способен. Но о чем речь, надеюсь, понятно.

Вернее - непонятно. Хорошо или плохо, что мусульманина вдруг повело в дзен-буддизм? Скорее всего, мулле в его мечети это не понравится. Да и вообще, что этот водитель уклоняется из своей веры в чужую? Мог бы у суфиев покопаться, там насчет чего-то вроде сатори тоже много всего интересного.

А Гриша Козовский, к слову сказать, когда от гурджиевцев сбежал, а к христианам еще не прибился, некоторое время занимался богоискательством в области суфизма. Но там у него как-то совсем ничего не вышло.

Или "знай сверчок свой шесток"? То есть если мусульманин - так мусульманин, если христианин - так христианин, если буддист - так буддист, если иудей - так иудей, если атеист - так атеист, если агностик - так агностик? Как положено, так и веруй и не мудрствуй?

Господи помилуй.

Кроме того, зачем относить встречу с этим дзенствующим мусульманином-бомбилой к московским странностям? Подобное, уверен, может произойти почти где угодно. Конечно, вряд ли это возможно в Тегеране, в Пхеньяне или в Мекке, но Москва-то, к счастью, более или менее относится к числу тех мест, где любомудрствовать как угодно не воспрещается категорическим образом.

Просто мне этот водитель и ход его мыслей симпатичен. По-моему, побольше бы таких водителей, а не тех, куда более распространенных, кто только и склонен порассуждать на тему "все бабы суки, за руль их пускать нельзя, во всем виноваты чурки и жиды, а народ - обманули".

Потому что народ, способный усомниться в том, что трава зеленая, отдавая себе отчет в реальности зелени травы, обмануть куда сложнее, чем свято верящих в то, что трава никакой другой, кроме как зеленой, быть не может, а виноваты в этом бабы-суки, чурки, жиды и Фрадков с Грефом.

Но все же - пока я таких водителей больше нигде не встречал, как и не слышал о существовании мусорных компаний с названиями наподобие "Сатори" в Токио, Лондоне, Нью-Йорке, Париже или, на худой конец, в Белграде.

*

 

 

Ко входу в Библиотеку Якова Кротова