ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОСИН

Вяч. Серг. Полосин, православный священник, в 1999 г. принял ислам. 
 

Очерк о Полосине осени 1993 г. ("Московские новости", Яков Кротов). 
1999. О причинах перехода в ислам. 
1999. Интервью Наталье Бабасян. 

Текст, посланный Полосиным после перехода в ислам В.Лебедеву для интернетного журнала "Лебедь" в Бостоне. 

      Поэтому специально для того, чтобы узнать истину о Боге, я поступил на философский факультет МГУ. Там впервые я открыл Библию, которая произвела на меня противоречивое впечатление: отдельные тексты казались поистине сверхъестественными, в других Богу приписывалось желание истребить большинство народов земли и были такие странные понятия как «мышца», "рука», «тело», «плоть и кровь» Бога. 

      Однако в 70-ые годы в Москве никакой реальной альтернативы коммунистической идеологии, кроме православной церкви, не существовало, и, придя в православный храм в возрасте 19 лет, я нашел древнюю традицию, красоту гимнов, воспевающих Бога, и решил получить настоящие богословские знания, для чего поступил позднее в духовную семинарию. Это не было осознанным выбором конкретной религии, ибо тогда я не знал ни православной религии, ни других, это был просто решительный отказ от лжи безбожия и приход в ту религиозную организация, двери которой были открыты. 

      Изучив в семинарии основы христианского богословия, в 1983 году я стал священником. Для меня этот сан был тогда символом духовной и интеллектуальной борьбы с безбожием, я ощущал себя воином Бога. Однако по мере реального служения в церкви приходилось решать не столько духовные и интеллектуальные задачи, сколько совершать всевозможные ритуалы, заказываемые часто очень суеверными людьми. И даже тогда, когда я ясно понимал, что эти ритуалы ничем по сути не отличаются от языческих заклинаний, я не мог отказаться от их совершения - они стали обязательной частью церковной практики. 

      Это создавало ситуацию внутренней раздвоенности между личной верой и общественным долгом. Чтобы найти богословское объяснение, позволяющее придать этим ритуалам правоверный характер, я стал углубленно изучать древнехристианские источники: историю церкви, историю богослужений, историю богословия. 

      Когда в 1990 г. борьба с атеизмом ушла в прошлое, на первое место в церкви выдвинулось не просветительство и борьба с суевериями, а строительство зданий и совершение культов, дающих доход. Я почувствовал себя уже не воином Бога, а официальным колдуном, от которого ждут только обрядов и заклинаний, и потому в 1991 году вышел за штат церковного служения. Основательное изучение богословия и религиозных источников привело меня к очень серьезным сомнениям в истинности всего римско-византийского богослужения: мессы, литургии. Слишком много оказалось в нем заимствовании из языческих мистерии древности. 

      Когда я осознал это в полной мере в 1995 году, я перестал участвовать в богослужениях церкви даже за штатом. Но привитая в семинарии вера в богочеловечество Иисуса Христа еще препятствовала пониманию простого и ясного принципа Единобожия, поскольку подлинного учения Ислама я тогда не знал, а перевод текста Корана, выполненный Крачковским, лишь затемнял смысл Откровения Всевышнего. Когда я познакомился с переводом смыслов Священного Корана Валерии Пороховой, с толкованиями Корана и с исламским учением об Иисусе (мир ему!), никаких сомнений в принятии Ислама у меня больше не было. Всемогущий и Милостивый Бог укрепил меня в этом, и я вместе с супругой решил исповедать Единобожие перед многими свидетелями - читателями журнала «Мусульмане». 

      Ниже я хочу привести те размышления, которые помогли мне отказаться от идолопоклонства и исповедать любовь и поклонение Единому Богу, без сотоварищей. 

      В первые два века христиане считали все таинства (мистерии) "сатанинским действом», не поклонялись образу креста (их символом была рыба) и проклинали попытки придать Богу сотоварищей (например, учение Феодорита о святой Троице). Молитвенные собрания древних христиан восходили к иудейскому празднованию субботы и сопоставимы с намазом, на них вспоминали исторические события, пели псалмы и учили нравственности. 

      Многое из того, что сегодня считается христианским культом, на самом деле имеет чисто языческое происхождение и было объявлено «христианским» в IV веке силою государства с политической целью подчинения народов империи единому «наместнику Христа» - императору. Так, выступая на Большом Московском соборе православной церкви 1666 года, митрополит Константинопольского вселенского патриархата Паисий Лигарид сказал о православном понимании должности царя: «Наречется новым Константином. Будет царь и вместе архиерей, как и преданный вере Христовой великий Константин восхваляется у нас на великой вечерне - иереем и царем. Да и у римлян, как и у египтян, царь соединял в себе власть священства и царства». 

      Тем самым, православный архиерей, выступление которого было поддержано церковным собором, сам признал глубокую внутреннюю связь между византийско-христианским учением о царе как о «помазаннике Божием» и мифологиями древних восточных деспотий, увидел тождество христианского царя и древнеегипетского обожествленного фараона. Именно в политической цели сохранения абсолютной власти над людьми - причина и цель огосударствления христианского учения, что блестяще показал великий русский писатель Ф. М. Достоевский в легенде о великом инквизиторе в романе «Братья Карамазовы»: порок древнего христианства инквизитор увидел в том, что Иисус проповедовал лишь свободу и не принял порфиры и меча кесаря. Этот «недостаток» исправили в IV веке. 

      Следует отметить, что император Рима Константин Великий, вводивший всеобщее христианство, оставался язычником, посвященным в культ Митры, и крестился лишь перед смертью. Христиане IV века не устояли перед соблазном благ мирской власти, и к учению Иисуса (мир ему!) примешался языческий культ, повлекший за собой в V веке качественные изменения в вероучении (догматы о Богородице, о святой Троице и т.п.). 

      В церкви были введены и названы христианскими ранее отрицавшиеся «таинства» - мистерии, была лишь произведена замена имен богов в соответствии с Новым Заветом. Однако заклинательный, магический характер этих мистерий сохранился и с новыми именами. Так, богочеловек Митра, согласно мифам, родился 25 декабря в пещере среди животных, и его рождество пышно праздновалось в Римской империи (аналогично рождество Коляды в славянских землях, так что и сегодня рождественские песни зовутся «колядками»). Чтобы вытеснить праздник Митры, в IV вене 25 декабря провозгласили днем рождества Иисуса, хотя до этого никто в древней церкви такой даты не знал и не праздновал. 

      Мистерии, установленные христианами в Римской империи по случаю боговоплощения, страдания, смерти и телесного воскресения Иисуса, не только не отличали их от язычников, а наоборот - были призваны поглотить языческие мифы и культы, чтобы переподчинить миллионы верующих новому, христианскому духовенству с его всеобщим культом императора как всемирного Спасителя, преемника и наместника Христа. 

      Культы Осириса (Египет), Орфея (Греция), Аттиса (Рим), Зороастра и Митры (Персия - Рим) и многие другие строились по одной и той же схеме боговоплощения: чудесное рождение богомладенца девы - страдания за людей и смерть - схождение в ад - телесное воскресение и вознесение. Жрецы этих культов при огромном скоплении народа в мистериях ритуально повторяли эти события, считая, что такое повторение гарантирует им нарушение законов природы в пользу верующих. И в христианской церкви общая структура этих мифов и даже текст многих молитв были полностью сохранены. Христиане вновь возродили древнюю практику причащения мистической кровью божества через ее ритуальную замену красным вином. Иконы египетской Богоматери Пеплы с младенцем-спасителем на руках повсеместно стояли в Риме, так что древние христиане часто поклонялись ей, не видя принципиальной разницы между ней и иудейкой Мариам. 

      В средневековой церкви возник обычай молиться духам ранее умерших людей с просьбой нарушить законы природы в пользу просящего, что по сути превращает дух телесно умершего человека в существо, способное самостоятельно изменять порядок мироздания, т.е. в бога, как он понимается среди язычников. Простая логика подсказывает: как может изменить порядок вещей тот, кто его не создавал и кто над ним не властен? А если это делает не он, а Всеведущий Творец как бы по его просьбе, то почему же сразу не обратиться просьбой прямо к Тому, Кто знает все наши помыслы, желания и потребности, и не лукавить? Зачем же уподоблять Всемогущего Творца человеческому начальнику, любящему лесть и угодничество и принимающему решения не по справедливости, а исходя из просьб особо приближенных фаворитов - «святых угодников»? Здесь проглядывает либо неверие во Всемогущество Бога вообще, либо кощунственное отрицание в Его действиях той справедливости, которую Он Сам утвердил в Своем Откровении. 

      Я задавал себе вопросы: почему же текст Нового Завета не стал защитой от реставрации язычества - ведь он основан на учении великого пророка Единобожия? Является ли этот текст действительно Откровением Всевышнего, Словом Бога? Что вообще можно несомненно считать Откровением Бога? Ответы на эти вопросы - это второй важный момент в выборе мировоззренческой позиции. 

      "Аллах" - это определенный артикль «Аль», подчеркивающий единственность, + слово «илях», «Бог», т.е. вместе «Единственный, Единый Бог». Согласно вере Авраама (мир ему!).. Бог Един и недосягаем для Его творений, кроме как по Его собственному изволению. То, что Всевышний Сам захотел открыть людям, то и стало нашим достоянием через посредство духов Божиих и пророков, посланников Бога. Любое Откровение через пророка имеет внешние признаки - пророк говорит: «было мне слово Бога: иди и скажи людям следующее», и далее следует прямая речь Самого Бога. Это Откровение можно принимать, можно отвергать, единственное, что нельзя делать - это изменять данный свыше текст по человеческому усмотрению, ибо в этом случае он перестает быть словом Бога и становится рукотворным, а при искажении смысла может стать и лжепророческим. Весь Преславный Коран строится по форме: «Скажи им», и никто и никогда не вправе и не сможет в его тексте что-либо изменить. 

      Однако совсем не так дело было в иудаизме и в христианстве. В корпус пророческих книг иудейского Писания попали исторические хроники, противоречащие друг другу, книги сомнительного происхождения, книги, сохранившиеся лишь в переводах. Во многих текстах пророков появились позднейшие вставки, существенно меняющие смысл, чтобы убедить остальных апостолов в целесообразности начать обращать в свою веру и других язычников. - Если бы Иисус действительно заповедал ученикам обращать не-иудеев, то почему в течение 17 лет они этого не делали, а потом начинали искать обоснование этому в новых чудесах и знамениях, а не в ссылках на прямые указания своего Учителя? 

      В Евангелии от Иоанна Иисус прямо раскрыл причину, по которой Бог пока еще не дает людям текста нового Откровения: «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить. Когда же придет он, дух Истины, то наставит вас на всякую Истину, ибо не от себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам» (Ин.16:12-13). «Утешитель же. Дух святой, которого пошлет Отец во имя мое, научит вас всему и напомнит все, что я говорил вам» (Ин.14:26)? 

      Разве это не прямое свидетельство того, что Иисус Христос именем Бога заявил, что подлинное содержание его пророческого благовестия и не должно было в то время оформиться в виде записанной книги Откровения? Ведь даже его ученики из иудеев, веривших в свою богоизбранность, еще «не могли вместить» полноту Истины, а ведь ее нужно было открыть для всех народов земли, закосневших в язычестве и еще не готовых к восприятию Единобожия! И потому Всевышний Бог возвестил, что святой Дух позднее откроет то, что слышал от Бога, когда учение великих пророков Авраама, Моисея и Иисуса (мир им!) станет доступным для всех. - Нам, знающим Преславный Коран, теперь известно, что этим Духом был Ангел Гавриил (Джибрил), который говорил великому Пророку Мухаммаду (мир ему!) то, что сам слышал от Всевышнего. 

      Так для меня стало очевидным то, что в христианской традиции я не имею книги, о которой можно было твердо сказать: (то дано по воле Бога Самим Богом через Его посланника, который засвидетельствовал, что эти слова, начиная с таких-то и заканчивая такими-то, суть слова Бога». Вместо этого я имею многочисленные предания и поучения 1 века, из которых через 200 - 300 лет люди, не являвшиеся пророками, часть провозгласили священными, а часть неканоническими, более того - дополнили этот свод писаниями и хрониками неизвестного происхождения, а также позднейшими вставками в сам текст. 

      Например, в латинское издание Библии, в первое соборное послание Иоанна, глава 5, чья-то дерзостная рука в XVI веке (!) вписала новый стих под номером 7 (скорее всего - с целью опровергнуть протестантов): "Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и спи три суть едино». Эта фраза была потом перенесена и в греческую, и в славянскую редакцию Библии. Неужели и эту фразу тоже считают Откровением? Христиане пытаются доказать, что эту фразу цитировали некоторые писатели Ш века, относя ее... к Евангелию от Иоанна, в котором ее сегодня нет. Но это обстоятельство лишь усиливает сомнение в подлинности новозаветных текстов, которыми через столетия столь свободно манипулировали люди, не получившие от Бога пророческую миссию. 

      Становилось ясным, что Новый Завет может считаться нравоучительным, назидательным чтением - благочестивым преданием, но не может считаться пророческим возвещением слов Самого Бога. Однако и назидательность этого чтения вызывает много вопросов, так как в условиях отсутствия собственного пророческого Откровения церковная иерархия объявила себя как бы коллективным и постоянно действующим пророком - вроде оракула, от имени которого священнослужители вправе толковать и даже менять любые тексты. И когда корпоративные интересы жреческого сословия (жрец - по-русски.: священник) входили в прямое противоречие с древним текстом, жрецы, исходя из своих интересов, вводили обязательные (под угрозой анафемы, пыток и казни) толкования, имеющие часто прямо противоположный исходному тексту смысл. Например, Иисус Христос прямо запрещает называть кого-либо себе отцом: «И отцом себе не называйте никого на земле: ибо один у вас Отец, Который на небесах» (Мф.23:9). Смысл прост и очевиден, это не притча, а прямое предписание. Тем не менее в церкви римско-византийского образца все служители - «отцы», причем, («святые», «(святейшие» или «преподобные», а некоторые из них еще и «(владыки», т.е. повелители-администраторы. Иисус говорит: (Молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им; ибо знает ваш Отец, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф.6:7-8). Опять-таки простое и прямое предписание. Посчитайте, сколько часов в день и в неделю длится сегодня христианское богослужение и к скольким посредникам обращаются верующие, полагая, очевидно, что Отец Небесный не знает их нужду! 

      Где же искать истину Бога, не переписанную людьми в своих - пусть даже и благих - намерениях? Может ли собрание даже 300 самых уважаемых богословов заменить одного Пророка, посланного Всемогущим Богом и возвещающим Его всемогущую волю? Что в официальном тексте Евангелий от Бога, а что от средневековых инквизиторов? «Пусть обладатели Евангелия судят по тому, Что е нем 
Господь им ниспослал, А те, кто суд вершит не по тому, 
Что им низвел Господь, Те - возмутители (Господнего порядка)» 
(Коран, 5:47). 

      Мы, мусульмане, верим в пророческое и посланническое достоинство Иисуса Христа (мир ему!). И те его слова, которые он произносил как Пророк и Посланник Бога, - истинные слова, но, чтобы почитать их, нужна уверенность, что предлагаемые современными христианами слова Иисуса были действительно его словами, а не позднейшим изобретением. А такой уверенности как раз и нет! Автор «Фауста» Иоганн В. ф. Гете так описал свои впечатления об этом: 

      «Чтоб дать Евангелье векам, Христос в наш мир с небес сошел И стал внушать ученикам Святой Божественный глагол. Потом вознесся ввысь опять, Они ж, во славу Божества, Пошли писать и повторять, Кто как запомнил, те слова. И все различно, как обычно, - Но и способны все различно! И вот у христиан беда - Терпи до Страшного суда!» (из цикла стихов «Западно-восточный диван»). Когда у, впервые открыл Священный Коран, увидел фразу «скажи им» и прочитал слова, благовествующие о Всемогущем Творце, которые не способен сочинить никто из людей и которые никем не были переправлены, я понял, что это и слова Самого Всемогущего Бога, переданные через Пророка (мир ему!). Всемогущий не нуждается ни в человеческих руках и ногах, ни в птичьих крыльях, ни в плачущих портретах своих «угодников», ни в сомнительных «знамениях», ни в человеческом редактировании своих слов, ни в иных формах «боговоплощения», ибо Он Всемогущ, Он сотворил весь мир в мгновение ока. Он властен довести Свою волю до людей так, как захочет и когда захочет и через того посланника, которого Сам изберет. О тех же, кто отвергал и отвергает сегодня Ислам, возводя на него всевозможные обвинения и строя домыслы. Сам Аллах сказал: 

      Строгая логическая непротиворечивость, чудесным образом сочетаемая с изысканной поэтической возвышенностью и истинами, до которых не мог додуматься никто из смертных - вес это характерные свойства этой священной Книги, переданной через Посланника Мухаммада (мир ему!), который не имел ни научного, ни литературного образования! В словах Бога нет противоречий, в них нет позднейших вставок, они ясно очерчивают начало и окончание слов Всевышнего, они напоминают и разъясняют то, что говорил Иисус и иные пророки до него (мир им!), они возвещают всем народам земли социальную доктрину Единобожия - от семьи и быта до государственного устройства. «Мы Книгу в истине тебе послали 
Для подтверждения того, 
Что прежде из Писания пришло, 
Для охранения его (от всяких искажений)» 
(Коран, 5:48). 

      Прочитав эту Книгу, я понял: истинное христианское Откровение, о грядущем ниспослании которого говорил Иисус, - это Священный Коран. 

      Утвердившееся в течение последних полутора тысяч лет вера в Иисуса (мир ему!) как не только величайшего Пророка, духовного Спасителя правоверных израильтян - Мошияха, Мессии (арабск. «Масих», греч. Христос»), но и как в сошедшего с небес и вочеловечившегося Бога, базируется на нескольких положениях текста Нового Завета и на позднейших трактовках церкви, названных догматами, сомнение в которых квалифицировалось как ересь и влекло пытки и смертную казнь (до отделения этой церкви от государства). Укажу главные ссылки на текст. 

      Во-первых, наименование Иисуса по всему тексту Нового Завета "сыном Божиим» трактуют как то, что он «единосущен» Отцу, произошел от Него по природе и потому сам есть Бог. Однако на древнееврейском «сыны Божий» - это название Ангелов (например, книга Иова, гл.38:?, где «сыны Божий» ликовали при творении мира до сотворения человека), т.е. духовных существ, поэтому ни о каком телесном рождении от Бога речи не идет, это идиома древнего языка, так же, как и «рука Бога», то есть «сила Бога». В Евангелии от Иоанна «чадами Бога», которые «родились от Бога», именуются вес «принявшие Бога»: 

      «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин.1:12-13). Так же «чадами Бога» и «родственниками» Иисуса становятся и вес остальные, кто примет учение Посланника Бога, а с ним - и волю Самого Бога: «Кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь» (Мф.12:50). Таким образом, дело не в природной тождественности сына человеческого и Творца, а в абсолютном подчинении Иисусом своей человеческой воли воле Всевышнего, то сеть в том, что Иисус является мусульманином - в самом прямом смысле этого слова. 

      Более того, в самом Новом Завете многократно говорится о том, что цель Иисуса - сделать всех людей «сынами Бога», добиться всеобщего «усыновлении Богу». В Послании к Ефесянам говорится: 

      «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением на Небесах, так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира... предопределив усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа по благоволению воли Своей» (Еф.1:3-5). 

      Приведу слова Льва Толстого: 

      "Что касается до самого предпочтения магометанства православию, и в особенности по тем благородным мотивам, которые выставляют ваши сыновья, я могу только всей душой сочувствовать такому переходу. Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше всего христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия . 

      Так что, если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе, и всякий предпочтет магометанство с признанием одного догмата. Единого Бога и Его Пророка, вместо того сложного и непонятного богословия - Троицы, искупления, таинств, Богородицы, святых, и их изображений и сложных богослужений. Оно и не могло быть иначе, т.е. не могло не быть того, чтобы магометанство, по отсутствию многих суеверий, затемняющих сущность учения и вошедших в церковную веру, не стояло бы выше этой церковной веры по одному тому, что магометанство возникло на 600 лет позднее христианства». 

      Низведение (в сознании верующих) Бога на землю, т.е. язычество, пантеизм, приводит к тому, что Бог оказывается, по их представлениям, земным царем и несет ответственность за все происходящее в мире зло. Либо Он не всемогущ и не в силах уничтожить зло, либо Он Сам допустил это зло и наслаждается им. Беспомощным людям не на что надеяться, кроме как согласиться с кощунственным представлением о Боге, с установленной Им вопиющей несправедливостью в мире и униженно выпрашивать («вымаливать») у более сильного, пусть и злого начальника хоть какие-то льготы по сравнению с другими. 

      Язычество обожествляет фольклор, превращая фольклор другого народа во враждебную религиозную мифологию. Крайней точкой язычества является понятие об исключительной «богоизбранности» жреческого сословия и вытекающий из этого клерикализм (борьба за господство духовенства в обществе силою государственных институтов принуждения). Такие понятия приводят даже к отрицанию национальной самобытности народа и подмене национальности космополитской мифологией. 

      Например, широко известный церковный праздник «Покрова Богородицы» установлен византийцами (и перешел таковым в Русскую православную церковь) в честь поражения русского воинства под Константинополем в 860 году, когда русские войска приплыли освобождать обращенных византийцами в рабство соотечественников. По церковной версии, во Влахернском храме Константинополя двум молившимся: юродивому и подростку - явилась в видении Дева Мария и покрыла большим покрывалом (омофором) город, после чего патриарх Фатой опустил похожее покрывало в Босфор, и на русских кораблях якобы от этого вспыхнул пожар (на самом деле он вспыхнул ввиду применения греками зажигательной смеси и фокусирования солнечного света увеличительным стеклом). Много русских воинов погибло, остались вдовы, осиротели дети, а Русская православная церковь и поныне празднует эту трагедию русского народа, как один из самых великих своих праздников. 

      В язычестве нет никакого собственного нравственного начала: речь идет только о практической пользе для данного просителя у данного бога. Это искажение человеческого сознания, это неверие во Всемогущего Единого Бога, милость Которого вечна и безгранична, это уничтожение морали и понятия о духовной и социальной справедливости, это «отказ от социального переустройства мира в соответствии с принципами равенства, свободы и достоинства каждого человека перед Богом от рождения, это согласие с понятием о ничтожности человека. Изучение священного Корана сделало для меня ясным, почему до сих пор нет единой христианской социальной доктрины, почему в христианстве противопоставляются душа и тело, религия и политика, долг и нравственность, почему там «всякая власть от Бога и ей нужно слепо покоряться, смиренно подставляя злу для удара другую щеку. В обязательных ежедневных молитвах православный верующий называет себя "блудным, грешным и окаянным», «червем дрожащим», "псом смердящим», "свиньей, лежащей в испражнениях» и т.п. Без культового уничижения перед человекообразным Богом и без угодничества перед ранее умершими людьми невозможно получить прощения за многочисленные грехи, даже не совершенные лично - поскольку грехи будто бы наследуются автоматически, по природе от Адама. И я понял: истинное христианство, которое ищут сегодня многие христиане - это Ислам. 

      В Исламе же человек кается только в лично совершенных грехах и, как свободный человек, сам свидетельствует о своем добром намерении. Ислам - это осознание своей свободы, дарованной Всевышним. Мусульманин, в отличие от ортодоксального христианства, не знает так называемых «молений»: «солят» в переводе с арабского - это прославление Бога. И начинает это прославление Бога каждый с того, что свидетельствует о своем намерении совершить это. «Л свидетельствую, что хочу совершить утреннее восхваление Единого Бога. Я свидетельствую, что нет богов, кроме Единого Бога». В этом - основа человеческого достоинства и свободы, основа воспитания здоровой и сильной личности. 

      Ислам не враждебен христианству и иудаизму, как религиям, основанным на вере Авраама (мир ему!). Христиане и иудеи, желающие жить мирно с мусульманами, должны находиться под защитой правоверных. Для будущего России это имеет ключевое значение: только вера в Единого недосягаемого Бога устанавливает для свободного человека личную и социальную нравственность, понятие человеческого достоинства, понятия социальной справедливости и уверенность в завтрашнем дне, понятия гражданского общества и правового государства. Только новая идеология, основанная на такой вере, способна вдохнуть энергию в наше одряхлевшее, застойное общество, пребывающее в смуте душ и умов и хаотически вызывающее кровавые призраки давнего и недавнего прошлого. 

"Он сошел с ума", - говорят одни. "Он хочет напомнить о себе," - твердят другие. "Это - политический расчет," - утверждают третьи. Сам Вячеслав Полосин, доктор философии, советник думского комитета по делам религиозных объединений и, наконец, православный священник, на 43-м году жизни добровольно перешедший в ислам, сидит в своем кабинете на 11-м этаже Госдумы и беседует с журналистами, предоставляя всем желающим делать выводы о его персоне самостоятельно. 

Н.Бабасян: Сколько лет Вы были священником? 

В.Полосин: Если говорить формально, шестнадцать. Я принял сан в 1983 году. 

Н.Б.: Стать священником в те годы было непросто. Как вы оказались в Церкви? 

В.П.: Впервые я переступил порог храма в 19 лет. Я тогда был студентом четвертого курса философского факультета МГУ. Естественно, мой мировоззренческий поиск не находил достаточно пищи на философском факультете, где в то время господствовал сплошной марксизм. Я читал религиозную литературу, а когда пришел в православную церковь, имел беседы с некоторыми интеллектуальными священниками, в том числе с протопресвитером Виталием Боровым, и это меня подвигло после окончания университета поступать в духовную семинарию. В те годы это не только не приветствовалось, но даже дважды меня туда не пропускали власти. Тогда любой священник мог начинать служить, только получив от уполномоченного по делам религии справку, что он зарегистрирован и имеет право служить только в определенном месте и в определенных границах. В семинарию был точно такой же контроль, и любую кандидатуру власти могли вычеркнуть из списка, ничем не мотивируя. Меня так вычеркивали два года, я поступил только с третьего захода. Конечно, на меня было давление: и со стороны милиции, и препятствовали приему на работу, и, естественно, многие тогдашние идеологи были склонны видеть в этом помрачение ума. 

Н.Б.: А где Вы работали после института? 

В.П.: Я год работал по распределению в системе Госкино, был методистом в части повышения квалификации работников кино. Это была временная работа, а цель была единственная - поступить в семинарию. После того, как меня первый раз "прокатили", я долго не мог устроиться на работу. По специальности меня не брали, потому что, как тогда говорили, я "подался в попы", а пожарником или сторожем - потому что у меня был диплом МГУ. Самое смешное, что и в церкви было невозможно устроиться. Существовала установка, чтобы молодых людей, а особенно с высшим образованием, на работу в церковь не оформлять. Поэтому мне с большим трудом удалось устроиться на работу в сельскую церковь в Московской области, но через полгода по требованию уполномоченного меня уволили. 

Н.Б.: Но все-таки Вы поступили в семинарию, закончили ее, рукоположились... И что дальше? 

В.П.: Когда закончил семинарию, меня посвятили в дьяконы, но сказали, что мест священников в Москве и Московской области нет. Намекнули, что для меня их и не будет. Я попросился в Среднюю Азию, там меня посвятили в священники и я два году служил, пока меня не лишили регистрации в 1985 году. 

Н.Б.: За что? 

В.П.: За непослушание мирским властям. Это было не политическое противостояние, скорее конфликт с властями на приходском уровне. Реально тогда церковью руководил Cовет по делам религий, вплоть до мелочей: кого принять на работу, кого уволить и т.д. А я принимал тех, кого они не хотели, старосту, которого власти назначили, игнорировал, потом каким-то каноническим наказаниям подверг. Меня лишили регистрации, а потом в течение трех лет не брали никуда - ни в Сибирь, ни в какие-то центральные российские области. Я вернулся в Москву, жил за счет переводов, рецензий. 

Н.Б.: Как удалось получить регистрацию? 

В.П.: В 1988 году началась реальная перестройка отношений между государством и церковью. Празднование 1000-летия крещения Руси было более торжественным, чем это поначалу планировалось ЦК КПСС. Состоялась знаменитая встреча Горбачева с членами Синода, было принято решение отдавать храмы. Храмы стали отдавать, а служить-то в них оказалось некому. И тогда целой плеяде опальных священнослужителей поступили предложения эти храмы восстанавливать. Мне позвонили из Калужской области, где уже год лежало мое прошение. Сказали, что мне могут отдать под служение полуразрушенный храм под Обнинском. Я, конечно, согласился. 

Н.Б.: А вскоре, насколько я помню, вы стали депутатом Верховного Совета РСФСР? 

В.П.: В конце 1989 года Народный фронт Обнинска и некоторые калужские демократы мне предложили выдвинуться по национально-территориальному округу в депутаты РСФСР. Для меня это было полной неожиданностью, тем более что в Церкви существовала негласная установка никого на это не благословлять. Порядок был такой: епископ должен был для этого получить разрешение Синода, а священник - разрешение своего правящего архиерея, коим был тогда у меня Калужский епископ Илиан. Я к нему пришел, а он мне сказал: "Я сам хотел по этому округу идти, но мне Синод не разрешил. Так вот я вас благословлю, пусть они расхлебывают". Таким образом я дал согласие на выдвижение. 

Н.Б.: А каким образом все эти Народные фронты вообще узнали, что Вы существуете? 

В.П.: Храм был под Обнинском, это была домовая церковь усадьбы Обнинских. Туда ходила практически вся обнинская интеллигенция. Тогда такое выдвижение было событием, и многие абсолютно неверующие люди меня поддерживали в пику коммунистической партии. Коммунисты двигали министра автомобильных дорог, который был моим главным противником, поэтому за меня голосовали все, кто был против компартии. Я не имел никаких денег на кампанию, тот же епископ не освободил меня на предвыборный период от служений, и у меня было всего три встречи с избирателями за два месяца предвыборной кампании. Сработал имидж. "Двухтысячелетний опыт церкви на службу людям", моя фотография в рясе с крестом и биография. Люди только смотрели лозунг, портрет и писали на остальных 13-ти кандидатах фломастером: "Ну их всех к черту. Голосуйте за обнинского попа". 

Н.Б.: В результате вы стали депутатом. И что делали в этом качестве? 

В.П.: Я сразу же подключился к работе оргкомитета по проведению 1-го съезда и начал пробивать идею создания комитета по свободе совести. Цель у меня была достаточно прагматичная: взять в свои руки законотворчество в сфере религии и разобраться с той системой, которая была и жертвой которой я был сам. Мне удалось убедить тех людей, которые впоследствии на съезде получили руководящие должности, что такой комитет нужен. Его удалось сделать даже общим для двух палат. Когда начали формировать комитеты и комиссии, моя кандидатура на место главы этого комитета оказалась самой подходящей по нескольким параметрам. Во-первых, я был его инициатором, во-вторых, несмотря на рясу и крест, у меня было философское университетское образование, в третьих, я не был тогда в такой открытой конфронтации с Московской Патриархией, как священник Глеб Якунин, который мог тоже на этот пост рассчитывать. А для Ельцина тогда поставить священника во главе комитета, сделать членом президиума Верховного Совета, - это был жест очень экзотический, можно сказать, революционный и знаковый. 

Н.Б.: Насколько я помню, тогда церковное руководство Ельцина не особенно поддерживало. 

В.П.: Да, это так. Когда ликвидировали Совет по делам религии, - а это было через два дня после моего утверждения председателем комитета, 5 июля 1990 года, - утверждалась структура правительства. И премьер-министр Силаев в нее записал Министерство по делам религии, где предусматривалось 20 референтов. Мы тогда собрались только что утвержденным составом комитета, который получился абсолютно клерикальным. Председатель - священник, один заместитель председателя - священник, другой - лама, секретарь - священник, и еще архиепископ Ярославский Платон. Мы все решили, что в структуре российского правительства такой исполнительный орган не нужен. И я заявил это от имени комитета. Тогда Силаев неожиданно спросил: "Почему все против? Я же вчера встречался с Патриархом, и он мне на это дал добро". И тут был интересный момент. Ельцин, который председательствовал на собрании, как-то начал сомневаться. А потом сказал: "Ну что же. Патриарх считает, что такой орган нужен. А вот наши священники считают, что не нужен. Поэтому давайте вычеркнем его из структуры". 

Н.Б.: А как обстояли дела с законотворчеством? 

В.П.: Мы очень интенсивно работали над текстом закона о свободе совести. В сентябре 1990 года мы собрали представителей конфессий, широко обсуждали наш проект и уже 14 сентября приняли его в первом чтении. Окончательно его приняли 1 октября, чуть позже, чем был принят подобный союзный закон. Причем в ряде статей наш российский закон был куда более демократичным, чем союзный. Меньше опеки государства, больше свободы для верующих. Он получился очень удачным и оказал колоссальное воздействие на развитие ситуации в стране. Ведь союзный закон не работал ни одного дня, потому что по нашему закону регистрация осуществлялась в органах юстиции, а по союзному - в исполкомах. 

Н.Б.: В то же время о Вас говорят и как об инициаторе первого законодательного запрещения миссионерской деятельности иностранцев в 1993 году... 

В.П.: Действительно, в 1992 году было решено внести изменения в действовавший закон, и я лично готовил проект этих изменений. Там вводился некоторый контроль за деятельностью религиозных организаций. Это очень не понравилось представителям конфессий, и они выступили против. Тогда было принято решение создать рабочую группу из представителей конфессий, которую возглавил чиновник правительственного аппарата Андрей Себенцов. Я уже в работе этой группы участия не принимал. А дальше - за две недели до рассмотрения Верховным Советом этих поправок в первом чтении отделом внешних церковных сношений Московской Патриархии была предложена поправка о запрещении миссионерской деятельности иностранных граждан. Протестантские юристы на заседания этой рабочей группы не ходили, и практически все решали чиновники и представители православных. Поэтому такая поправка поступила в конце концов как бы от имени всех конфессий. Комитет наш, за исключением Якунина, эту поправку поддержал. Я, как председатель комитета, тоже не счел нужным от нее отмежеваться, что потом и ставили мне в вину. 

Н.Б.: Потом вокруг этой поправки был дикий скандал, к Ельцину обращались сенаторы, Клинтон, и в конце концов их принял только Руцкой, объявивший себя президентом... 

В.П.: Я уже воспрепятствовать этому не мог, потому что меня самого отправили бы вслед за Глебом Якуниным. Я подчинился мнению большинства и, как председатель комитета, эту поправку защищал. Я и сейчас считаю, что на самом деле она большого бы вреда не принесла тогда, и в целом это было куда либеральнее, чем то, что было принято потом. Это имело больше моральный смысл: люди увидели, что у определенных государственных сил есть намерение пересмотреть идеалы религиозной свободы. 

Н.Б.: После октябрьских событий 1993 года Ваши отношения с Церковью и ее руководством стали как-то сходить на нет. У этого была какая-то причина? 

В.П.: Сейчас на этот счет распространяют разные версии. Что кто-то меня там обидел, места мне хорошего якобы не предложили, поэтому я и в другую религию ушел. На самом деле мне сразу предложили быть настоятелем богатого московского храма, митрополит Кирилл тут же предложил мне работать в Отделе внешних церковных сношений на постоянной основе. Но как только выбрали Думу, Комитет по делам религиозных объединений возглавил Виктор Ильич Зоркальцев, который хорошо меня знал по работе в Верховном Совете. Он предложил мне работать в аппарате комитета и заниматься законотворческой деятельностью. Поэтому я согласился работать консультантом ОВЦС МП только внештатно. В 1994 году я встречался с митрополитом Кириллом, что-то согласовывал, но потом я увидел, что пользы от моих предложений нет, они не находят никакого адекватного выхода. Поэтому уже в 1995 году я перестал туда ходить и получать деньги. Я ушел сам. А от московского прихода я отказался на приеме у Патриарха. К тому времени, уже с 1991 года, я был заштатным священником, занимался серьезной научной работой, и у меня вообще стали возникать сомнения в правильности моего нахождения в лоне православной Церкви. Поэтому я стал потихоньку оттуда уходить. 

Н.Б.: Результатом Вашей научной деятельности стала книга "Миф. Религия. Государство". Какую задачу Вы хотели решить в этой книге? 

В.П.: Я хотел исследовать то, как определенный стереотип общественного сознания, мифы, которые в нем господствуют, связаны с политическими процессами. Я задался целью понять, что такое образ, или, как сейчас говорят, имидж, как с его помощью можно манипулировать общественным сознанием и как народ осуществляет легитимизацию той или власти. Научное исследование методом в большей степени Макса Вебера плюс методом демифологизации Бультмана позволило мне обнаружить устойчивые связи между определенными мифами, которые в данный момент доминируют в обществе, и структурой власти, характером принимаемых политических решений. Это позволило показать определенные закономерности развития и решить проблему "богоносной власти". То есть что такое помазанник божий, на каком основании один человек может считаться неподконтрольным, неподотчетным народу и быть полностью безответственным в своих действиях, что бы он ни делал. 

Н.Б.: Эта книга появилась в начале года, а спустя всего несколько месяцев стало известно о Вашем переходе в ислам. Это совпадение? 

В.П.: Если говорить о научной работе, это было для меня одновременно и решение каких-то мировоззренческих вопросов. Я пришел к определенным изменениям в той части, которая выразилась в принятии ислама. 

Н.Б.: А не страшно было? 

В.П.: Само по себе решение конфессионального плана, конечно, легким назвать нельзя. Оно не было эмоциональным, вызревало у меня в течение трех лет. Где-то года полтора назад я мировоззренчески пришел в к выводу, что это единственно правильное решение. 

Н.Б.: А почему именно ислам, а не буддизм, иудаизм? 

В.П.: Буддизм - это совсем другая традиция. Там совершенно иное представление о Боге, которое я разделить не могу. В душе я верил в Бога и до прихода в христианство, и продолжал верить в того Бога, которого я для себя лично знал, и в христианской церкви. И изучение ислама для меня не означало отказа от веры в этого Бога и изменения даже этой веры. Это было скорее прояснение ума в смысле отношения к тем или иным условностям уже человеческой жизни, то что называется традицией. Здесь определенное изменение акцентов было. Потому что некие культы, которые я сам как священник совершал, у меня и тогда вызывали некие внутренние сомнения. Когда же я узнал, откуда они, какова их символика, что они на самом деле означают, я пришел к выводу, что я не могу их совершать, что моя вера в Бога противоречит участию в этих культах. А как священник я не мог, не веря в это, еще и свидетельствовать об этом. Поэтому начал отходить от Церкви, от участия в ее обрядах, подрясник не надевал, в храм практически не ходил. Надо было когда-то привести убеждения в соответствие с внешним статусом. 

Что касается иудаизма, на самом деле - это одна традиция. Но иудаизм ограничил себя этнически. Что все это связано с генами. Мне весьма авторитетные раввины объясняли, что русского могут принять в иудаизм, но это будет трактоваться так, что у него есть еврейские гены, которые заговорили и потребовали, чтобы человек присоединился к своим. Эта этническая замкнутость осталась в раввинской традиции, и это породило много проблем для судьбы этого народа. 

Н.Б.: Среди православного духовенства сейчас ходит множество слухов и версий в отношении вашего перехода в ислам. В частности, говорят, что для этого были и материальные причины. Вы действительно что-то за это получили? 

В.П.: Ничего не получил и ничего особенного не жду. Конечно, работать хочу профессионально на благо мусульманского мира. Что касается благ, извините, богаче православной церкви у нас на сегодня нет, и если бы у меня было желание разбогатеть, я бы создал какое-нибудь братство с ограниченной ответственностью и торговал бы чем-нибудь прибыльным. Я же сам не пошел по этому пути. Что касается помутнения рассудка, я всегда вспоминаю Грибоедова. Но верят же иные митрополиты, что один русский святой в рукомойнике прихлопнул крышкой беса, схватил за хвост, сел на него верхом и под угрозой закрестить его съездил на нем в Иерусалим. Или в массу святых, которые у греков называются кефалофоры: они носят в руках свою собственную отрубленную голову, а в одном житии даже говорится, что "он ее любезно лобызаши". Разве вера в подобные истории не есть помрачение рассудка? В исламе подобных историй куда меньше. Это очень рациональная религия. 

P.S. Со дня официального объявления Вячеславом Полосиным о своем переходе в ислам прошло около двух недель. Руководство Русской Православной Церкви не отреагировало на этот факт никак. И на данный момент В.Полосин, будучи де-факто мусульманином, де-юре остается православным священником.