Архимандрит Виктор (Мамонтов)

о старце Косме Смирнове; о старце Серафиме Тяпочкине; о. Павле Груздеве.

О нем Десницкий, 2003:

Место Встречи – Карсава

Есть такие москвичи, которые летом ездят в Латвию. Например, наша семья. Многие отправляются отдыхать на рижское взморье, кто-то навещает родственников и друзей. Но не все едут по обычным туристским маршрутам. Есть тонкий, но постоянный ручеек людей, который течет в Карсаву – маленький городок на самой российско-латвийской границе, если ехать со стороны Пскова. Некоторым не хватает на билеты, и они едут до последней российской станции, пешком переходят границу и садятся на местный автобус. Впрочем, едут не только москвичи – мне рассказывали, как однажды на таком пешем переходе пожилая женщина сразила пограничников, предъявив им французский паспорт. Приезжают люди из разных городов России, Латвии, ближних и дальних стран…

В Карсаве расположен православный храм Св. Евфросинии Полоцкой, где служит архимандрит Виктор Мамонтов.

В Латвии православные живут с давних времен, но они всегда были в меньшинстве. Здесь сохранились крепкие старообрядческие общины, здесь в середине XIX века многие крестьяне-латыши хотели перейти из веры своих баронов-лютеран в веру русского царя. Правда, царское правительство тогда доверяло больше самим баронам, и порой таких просителей вместо миропомазания секли розгами и отправляли обратно к помещикам. А в Карсаве церковь собрались строить перед самой Первой мировой, собирали деньги по всей России – но не успели. И в годы Гражданской временный храм был открыт в доме священника. Так он и стоит до сих пор, бревенчатый, с небольшой луковкой. Внутри – резные аналои, восковые свечи, деревянные иконы, чугунные подсвечники. Все настоящее, ручной работы, и ничего синтетического, штампованного. Приход – обычный деревенский, но летом, в сезон отпусков, местные в меньшинстве. Ведь и от москвичей мне доводилось слышать: «мы – прихожане храма в Карсаве». Раза два-три в год удается съездить в этот храм, не больше, но именно его считают своим.

Нынешний настоятель Виктор Мамонтов родился на Дальнем Востоке, потом учился в Москве, стал кандидатом филологических наук, а его крестной матерью была Анастасия Цветаева. Тяга к монашеской жизни привела его в Почаевскую лавру, но Советская власть не захотела видеть человека с научной степенью в послушниках, и он уехал к своему духовнику архимандриту Серафиму (Тяпочкину) в Ракитное. А через некоторое время по его рекомендации перебрался к митрополиту Леониду в Латвию. Здесь он был в 1980 году пострижен в монахи и в 1982 году рукоположен в священники. Недолго служил в Тукумсе, небольшом городке недалеко от Юрмалы и Риги, но с того же 1982 года он остается в Карсаве и, похоже, уже никуда отсюда не собирается. Двадцать лет назад это был самый обычный приход, куда люди время от времени приходили помолиться, но отец Виктор решил, что главное – создать общину, где люди будут жить в общении с Богом и друг с другом.

Отец Виктор говорил: «Человек таит в себе жажду общения, без которого не может жить. Ныне мир стал теснее: не выходя из своей квартиры можно побывать всюду и вступить в контакт с любым человеком. Но в наступивший век информации к человеку относятся как к некоему объекту, которым можно манипулировать. Человек стремился общению, а попал в сеть сообщений. Если мир эту жажду не утолил, значит, она особой природы: человек жаждет общения с Богом. Но и сам человек, и Бог хочет для человека чего-то еще – общения с другим человеком. Адам был не один, с Богом, а Бог, тем не менее, сказал: “Не хорошо быть человеку одному”. Такое общение невозможно без уважения к свободе личного бытия того, с кем мы общаемся, будь то Бог или человек. Как сказал один брат из нашего прихода: “Всякий человек – путь ко Христу”. Всякий, а не только святой».

…Мы приезжаем субботним вечером из Риги, идем на вечерню, которая должна вот-вот начаться. В этом храме читается и поется все то, что положено на данный день богослужебным уставом. Длинно, непонятно, скучно? Тут есть свое лекарство. Пришел ты в храм, огляделся, а тебя уже зовут к аналою: почитай-ка псалмы, или канон на утрени, или молитвы к причастию. Ничего, если где-то собьешься, тебя мягко поправят. Главное, чтобы не было в храме случайных посетителей, чтобы все по мере сил и желания полноценно участвовали в богослужении.

Вечерня закончилась, нам показывают, где мы сможем разместиться на ночлег, но еще есть время переговорить со старыми знакомыми. Например, со Светой и Мишей, которые приехали сюда проводить отпуск с двумя маленькими девочками. В Москве-то нам не до разговоров… Батюшка тепло здоровается с новоприбывшими, но длинные разговоры откладываются назавтра, он сильно устал: в этот день было несколько треб. Сегодня отпевали женщину средних лет, и тут ее дочка увидала на крыльце сторожки рыжего кота, бандита и попрошайку, от выходок которого уже стонали на кухне. «Ой, мама как раз таких любила!» – вырвалось у девочки. «Возьми его себе, – сказал отец Виктор, – будет память о маме». Кот обвился вокруг ее шеи, изо всех сил мурлыкал: нашел, наконец, свое счастье.

Утреня начинается в шестом часу утра, народу в храме почти нет – кому так рано вставать не по силам, придут позже. Поскольку служат по уставу, утреня длится часа два с половиной. Потом начинается исповедь, не ограниченная никаким расписанием – сколько будет говорить человек, столько и будет его слушать отец Виктор. Если исповедался в числе первых, можешь пойти отдохнуть – еще часа полтора исповедь будет продолжаться, а то и больше. В одиннадцатом часу начинается литургия. Причащаются все, но можно быть уверенным, что случайных прохожих тут нет, ведь люди знают друг друга. Вот немолодой мужчина, он вчера только крестился, его подводят к самой Чаше, он будет причащаться вместе с детьми, и ему объясняют, как себя вести.

Литургия закончилась, но народ не расходится. Отец Виктор ставит на амвон пятилетнюю Анечку. Она ездила отдыхать на Черное море, и теперь хочет рассказать, как она там купалась и загорала. Вокруг собираются такие же малыши, а взрослые внимательно прислушиваются: что-то скажут их чада?

– А в храм вы там ходили? – спрашивает отец Виктор.

– Нет, – честно признается ребенок.

– А тебе хотелось туда пойти?

– Хотелось.

– А зачем нам ходить в храм?

– Молиться.

– А зачем нам молиться?

– Если не мы не будем молиться, Бог расстроится!

Кто сказал, что в пять лет нельзя быть богословом?

Теперь народ идет на церковный двор, где под открытым небом уже накрыты длинные столы, все обедают вместе. Трапеза самая простая: овощной суп, салаты, макароны, бутерброды со шпротным паштетом. Живут здесь небогато. А перед едой поздравляют с днем рождения фотографа Сашу. Маленький хор поет ему на мотив старой детской песенки хвалебный гимн, люди дарят подарки… Юбиляр очень тронут и в ответном слове обещает «постараться догнать того Сашу, о котором вы сейчас пели».

За трапезой – разговоры. Я сижу рядом с отцом Виктором, он не возьмет куска себе, пока не убедится, что у всех соседей всего хватает. У него совсем тихий голос, он и проповедует очень просто. Когда я впервые ехал сюда, ждал какого-то особого, звучного Слова. Но здесь просто не бывает так, что говорит один, а остальные слушают. Гораздо лучше, когда создается единое пространство общения, когда люди открываются друг другу, начинают жить общей жизнью.

Конечно, не обходится без проблем. Отец Виктор рассказывал: «Ко мне приступила сестра с обидой на ближних. Некоторые из них сильно задели ее своей нелюбовью. Я ей сказал, что, конечно же, каждый человек хочет любви. Но для того, чтобы быть любимым, я должен начать с попытки кого-нибудь любить. Каждому из нас дана такая способность. И еще твоя беда в том, – сказал я ей, – что ты настроилась увидеть святых с нимбами. Но разве они сказали тебе, что они пылают, как серафимы, любовью? Нет. Но Христос в них никогда умереть не может. Он присутствует в них всегда. И может в них воскреснуть и рано или поздно воплотиться в их делах. Но, конечно, сразу увидеть это Присутствие Христа очень трудно».

После трапезы люди прощаются с отцом Виктором, берут у него благословение. Он никогда никуда не торопится, и для него нет мелочей, он говорит обо всем. Женщинам из «ближнего круга», бывает, приходится напомнить: времени мало, через несколько часов опять служить вечерню под праздник, и еще нужно сделать то, и это, и другое… Но никто никого не прогоняет, батюшка доступен для всех.

Нам пора уезжать. Время здесь совсем иное: несуетное, размеренное, молитвенное, и трудно бывает потом окунуться в ритм больших городов. Но мы говорим друг другу: «до Встречи!».

Опубликовано в газете «Большой Город», Москва, сентябрь 2003

МИССИЯ ПРАВОСЛАВНОГО ПРИХОДА-ОБЩИНЫ

Оп.: ж-л Кочеткова "Православная община", №36. http://www.stphilaret.ru/favor/avict36.htm

Автор настоятель храма преподобной Ефросинии Полоцкой в г Карсава (Латвия). Враг о. Г.Кочеткова о. Конст. Буфеев характеризовал Мамонтова как "единомышленника" Кочеткова (ж-л "Москва", http://uic.nnov.ru/~dofa/sowr_R/sret_lit-kontr_1.htm).

Начавшееся в нашей Церкви движение общинной жизни, евхаристическое возрождение свидетель ствуют о стремлении живых ее сил исполнить Христову заповедь единения. Общинная жизнь, развивавшаяся в катакомбной Церкви во время гонений, стала проявлять себя все более открыто в некоторых приходах Москвы и других городов в 70-е годы.

Важной вехой в развитии общинной жизни Церкви явилось рождение общинного прихода, основанного Преображенским братством в конце 80-х годов сначала в г.Электроугли, а затем в некоторых московских храмах. Ныне общинный приход московского храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках является ведущим в исполнении миссии церковного возрождения. Те, кто в состоянии был оценить духовную значимость опыта общинной жизни этого прихода, приняли его как возможность восполнить свои личные поиски на трудном пути возрождения церковной жизни.

Немало в нашей церкви тех, кто нынешнее возрождение общинной жизни воспринимает как нечто вредное и чуждое духу Православной Церкви, самое слово "община" ассоциируется у них с сектантством, поэтому вызывает неприязнь. Это не отречение от слова, это уничтожение корня Церкви.

Церковь начинала свою жизнь в форме общины - маленькой духовной семьи, которая несла в себе всю полноту жизни во Христе. Заменить общину приходом невозможно, потому что приход - понятие вторичное для Церкви, он не заключает в себе сущность природы Церкви, будучи более организацией, нежели организмом.

Общину созидает Евхаристия, приход создают географическое место, совокупность общин и должностные лица. Кризис евхаристической жизни связан с кризисом общинной жизни, что привело к появлению безобщинных приходов. Древний принцип Евхаристии - всегда вместе и все - сменился другим: не всегда вместе и не все.

В наши дни многие христиане совершенно не понимают смысла Евхаристии, того, что, единодушно участвуя в ней, соединяясь со Христом и друг с другом, мы становимся единым живым Телом и тем самым являем Церковь бытийно, а не на словах.

Тот, кто сегодня живет Евхаристией, а завтра отказывается от нее, тот, кто сегодня любит всех братьев и сестер, а завтра - нет, свидетельствуют о разрыве в своем церковном сознании и, следовательно, о своей невозможности быть свидетелем Христа в мире.

Приступив к служению на приходе прп. Евфросинии Полоцкой в маленьком латвийском городке Карсава в 1982г., я реально пережил кризис общинной, евхаристической жизни. Со временем сложилась группа из местных и приезжих людей, которым постепенно открывалась тайна евхаристической жизни.

Пребывая в постоянном живом общении с пастырем и друг с другом, занимаясь духовным самообразованием и впитывая все лучшее из церковного опыта наших предшественников и современников - архимандрита Тавриона (Батозского), архимандрита Серафима (Тяпочкина), протоиерея Александра Меня, протоиерея Всеволода Шпиллера, митрополита Леонида (Полякова), священника Георгия Кочеткова, группа стала общиной.

Когда нам открылся миссионерский опыт воцерковления, катехизации отца Георгия, мы не только оценили его, но и пожелали принять, сообразуясь с нашими обстоятельствами жизни. Община прошла катехизацию, чтобы восполнить нашу жизнь, по-новому, глубже пережить таинство единения со Христом и друг с другом.

Моей духовной задачей было желание устроить церковную жизнь так, чтобы приход вновь обрел смысл всех таинств, в первую очередь - Таинства Крещения и Таинства Евхаристии, ибо он был утрачен. Нужно было отказаться от сложившейся практики вступления в Церковь - крещения без подготовки (с улицы - в купель). Не имея возможности создавать группы оглашаемых, я занимался индивидуальной катехизацией, сроки завершения которой зависели от степени внутренней готовности катехумена принять крещение.

Наша небольшая община, единственная пока на приходе, всегда была и ныне открыта для всех, кто желал общаться с нами, она редко пребывает только в своем составе, но всегда увеличивается за счет гостей. Живя с нами, братья и сестры сами берут из нашего скромного опыта церковной жизни все, что им кажется полезным. Дух общинной жизни передается в живом общении с приезжими братьями и сестрами, оценивается ими положительно и побуждает их к созданию новых духовных семей в тех приходах, откуда они приехали.

Вначале с какого-нибудь прихода приезжает один брат или двое-трое. Поживут в нашей общине и, напитавшись духом единения, возвращаются к себе и начинают свидетельствовать узкому кругу единомысленных и единодушных о новом для них опыте церковной жизни. Слушатели, принимая их свидетельство, приезжают в нашу общину уже маленькой группой. Всем им становится очевидно, что нужно прекращать жизнь христианина-одиночки, и они начинают учиться жить вместе, как заповедал нам Господь.

Вопреки возможному несочувствию их пастыря к созиданию общинной жизни на приходе, евхаристическому возрождению, они берут ответственность за свое воцерковление на себя, находя в лице нашей общины и в лице братьев и сестер общинного прихода храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках помощников и сотрудников. Наша община помогает им пройти самый трудный, третий, этап оглашения - таинствоводственный, во время которого совершается семь Евхаристий, проводятся беседы о таинствах и догматах Церкви.

Таким образом в Латвии родилось уже несколько общин в необщинных приходах. Это чудо: в необщинном приходе рождается община! Один известный всем нам иконописец наших дней сказал: "Если перед вами плохо написанная икона, нужно молиться вопреки иконе".

Пребывая в своем необщинном приходе, родившаяся община предстает в храме пред Богом как духовная семья, являясь для прихода закваской общинной жизни. Миссия членов общины остается незаметной, они проповедуют своей жизнью, никому ничего не навязывая, но те, кто жаждет постоянного общения друг с другом во Христе, сами замечают их и вступают с ними в общение.

Разумеется, нормально, когда общинный приход рождает все новые и новые общины, создавая общинную грибницу, и мы радуемся такому, пока еще редкому в России, опыту братьев и сестер храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках в Москве.

Мы к этому должны прийти повсеместно в нашей церковной жизни. Возрождение общинной жизни, соборности в нашей Церкви началось снизу, а не сверху, и это добрый признак того, что оно выстрадано и жизненно.

Теперь мне хотелось бы приложить к моему слову свидетельство Иоанна (Яниса) Калниньша, брата из рижской общины, которая проходила свой третий этап оглашения в этом году на Преображение в нашей общине.

"Могу ли я что-то говорить об общинной жизни? С формальной стороны, наша группа уже закончила оглашение, а община еще не родилась - сейчас время "пустыни".

И все-таки, думаю, определенное знание об общинной жизни, личный опыт переживания ее у меня и у других есть - община уже родилась в сердцах, и когда каждый из нас будет выбирать для себя жизнь в общине, мы будем это делать зряче, зная, что мы выбираем.

Единство братьев и сестер, прежде чем стать актуальной данностью, долго вынашивается в сердцах. Думаю, каждый много над этим потрудился в себе, внутри.

Во время нашего оглашения, еще на первом этапе, мы в нашей группе часто забегали вперед - нам хотелось быть общиной уже сейчас, теперь. Многие из нас пришли в группу, будучи уже крещеными и причащающимися, другие (те, кто во время оглашения был крещен или перешел в православие из другой конфессии - Елизавета, Иосиф, Петр довольно быстро почувствовали потребность присоединиться к телу Церкви... Иногда мы удивляли наших катехизаторов. Например, когда единодушно потребовали перевода всей группы на второй этап и взяли ответственность за двух сестер - Елизавету и Валентину, - которые к нам присоединились совсем недавно и которых уже нельзя было оставить. Была решимость покрывать чужие немощи. Катехизатору ничего не оставалось, как пойти у нас на поводу.

Меня всегда восхищало, что мы не выбирали друг друга (по общности интересов, личной склонности, близости характеров, возрасту и т.п.), нас собрал Господь такими, какие мы есть, очень разными. Я пришел в группу, не имея дружеских связей, никого не зная...

Изначально наше общение уже было узким путем, тернистым и радостным. Меня восхищала эта способность, которую дает Христос, любить не по выбору, тайна христианской любви, изливающейся на всех.

И в то же время отношения с каждым из членов группы сразу становились личными, особыми, "своими", приобретали глубину.

Каждого знаешь в лицо и по имени, близко. И было большое желание углублять эти дружеские отношения, желание взыскать в брате друга, желание достичь еще большей избранности, чтобы каждый из нас был избран Христом (и в этом качестве мы и встретились в группе), чтобы каждый стал избранным и для другого, чтобы я избрал брата для себя, так же как избрал его Христос, и чтобы эта тайна Христова повторилась между нами, братьями.

Пожалуй, для оглашаемого такие задачи были трудноваты. Было желание сердца, человеческое ожидание, но были и собственные грехи, немощи, которые разрушали многие надежды. Часто мне в группе было очень тяжело... Преображение отношений (это было и личным, и общим событием) наступило во время третьего этапа и примерно двух предшествующих недель, которые как бы срослись с ним, были его ожиданием, постом. Мы все, 14 человек, включая двухмесячную Марию, приехали в Карсаву и третий этап начали на Преображение.

То, что мы не могли сделать своими силами, то совершил Бог в эту неделю. То, что отягощало совместную жизнь и общение, а также усталость от взаимных недостатков оказались чем-то маловажным, стали таять, исчезать. Как бы что-то ожило, открылся животворный источник, повеяло Духом Животворящим. Конечно, здесь самое важное - семь литургий вместе. И этот дар нам был дан. Кровь Христова очистила, преобразила, оживотворила нашу общность. Можно сказать, что каждый причащался вместе с каждым, каждый причащался столько раз, сколько причащались все его братья и сестры. Значит - все уже одно Тело.

Жизнь в общине - это жизнь преизбыточествующая, жизнь не одною жизнью (своей), а многими. Спрашивают, не ограничивает ли община личной свободы. Но, думаю, самое тягостное рабство - рабство у самого себя, т.е. жизнь нетворческая. В общине ты избавлен от этого рабства, в общине - жизнь творческая, дана возможность постоянного обновления (если только ты сам не станешь спать), возможность неограниченно учиться друг у друга, видеть в других лучшее, чем то, что есть у тебя, стремиться к этому лучшему, возможность восполнять чужие немощи и самому находить восполнение в братьях и сестрах, вместе решать новые задачи.

Жизнь в общине раскрывает ту же тайну, которой жива Церковь, семья, брак - тайну Святой Троицы, тайну единства (единосущие при различии лиц).

Тайна Божия становится тайной человеческой, моей и моих братьев и сестер, нашей с ними внутренней. Именно в общине можно узнать, что такое Церковь и что такое человеческая дружба. Это догматика, сведенная в повседневную жизнь, будни, созерцание, перешедшее в деятельность, Евангелие, написанное в сердцах, благодатная жизнь, Богочеловечество.

В общении с братьями и сестрами постигается тайна самоотречения, "потери, погубления души своей...", "полагания души за други", вольной смерти.

Хочу засвидетельствовать еще об одном чуде, которое я наблюдал в нашей группе-общине. В братском общении, благодаря ему и параллельно с ним, получает расцвет личная мистика, интимное приобщение тайнам Божиим.

Тайны Божии постигаются в повседневности, здесь, рядом. Вдруг происходило, что брат или сестра "отверзали уста" и в немногих словах произносили что-то такое, что слышавших приводило в тихое изумление. Произнесенные слова были продолжением каких-то общих разговоров, которые велись ранее. Эти слова - плод общения не умов только, но общения сердец. Общая жизнь, общая приобщенность тайнам переливалась в каждого и продолжала жить в нем, даже когда пространственно мы были разделены".