Вилкой в глаз. В чужой.
«Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу» (Лк. 18, 9).
Православная традиция сделала притчу о мытари и фарисее чтением в одно из воскресений, предшествующих Великому посту. Среди постоянной заботы о пропитании вдруг тихо (и хорошо, что тихо) звучит голос о том, ради чего питаемся. Существует понятие «качества жизни»: важно не только, есть ли колбаса, но и какая это колбаса, не только, есть ли свободное время, но и как мы используем свободу — как дубинку или как лестницу. Притча о мытаре и фарисее изображает не столь привычный нам конфликт голодного и сытого. И фарисей, и мытарь были представителями тогдашней номенклатуры.
Фарисей представлял номенклатуру духовную, был кем-то вроде нынешних учёных архимандритов с дипломами о богословском образовании, величавой осанкой, нежно светящимся от постов и смирения лица. Мытарь же представлял номенклатуру светскую: сегодня он бы собирал взятки с коммерсантов, оправдываясь тем, что все берут, что иначе не прокормить семью, что не он такую систему выдумал.
Не надо думать, что нынешние церковные деятели очень уж рады, когда рядом с ними встают покрасоваться чиновники со свечками: наверняка испытывают брезгливость (помнят, как еще недавно эти чиновники измывались над верой, а прощенья ведь ни один не попросил), радуются, что Господь привел их в архиереи, а не в начальники департамента. Так и древний фарисей, заметив при входе в синагогу мытаря, внутренне передернулся и, пройдя вперед, вспомнил его в молитве: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков ... как этот мытарь!» Что он именно прошёл вперед, уверенно, как нынче духовенство уверенно идёт в алтарь, зная, что за ним никто не последует, ясно, потому что Господь Иисус сказал, описывая мизансцену, что мытарь стоял «вдали».
Только, когда мы самоуверенно идем впереди другого, мы всегда забываем, что на затылке глаз нет, что человек, которого мы обогнали, может измениться. Мытарь-то, может, входил в храм нагло, но увидев набожность фарисея, смешался, смутился, что-то в нём дрогнуло, совесть заговорила, и он вдруг почувствовал, что с Бога-то налог не сдерешь, что Творец не с ним и его законами, а с теми, кого он обирал. «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» — только и смог произнести мытарь.
Фарисей, видимо, оказался для него живым укором, полезным укором; только вот сам фарисей, говорит Христос, был менее «оправдан». Не вообще проклят, не отвергнут за проблеск гордыни, а менее оправдан, унижен в самом простом смысле слова, как унижает себя всякий, унижающий другого. Церковь запрещает поститься целую неделю после воскресенья мытаря и фарисея, чтобы мы, берясь за вилку, вспоминали, что не стоит колоть другим глаза.
Далее
VI век. Мытарь и фарисей. Мозаика. Равенна.