Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

IIV ВЕК: БЫТЬ БОГОМ ИЛИ БЫТЬ КАМНЕМ? МОЖЕТ ЛИ ХРИСТИАНИН РАДОВАТЬСЯ?

См. Евагрий Понтийский. Апатия.

Вопрос кажется смешным — а что ж счастью, грустить? Для человека, ориентирующегося на Библию, вдвойне смешно — уж в Библии радость — идеал, хотя радостного в ней мало. В Евангелии - «радуйтесь и веселитесь», да ещё по самой малоприличной причине, потому что разбогатели, хотя бы и «на небесах».

Радость, однако, для солидного человека подозрительное состояние. Ребячье. Вроде танца (или секса; впрочем, танец и есть одна из сексуальнейших ласк, почему ксенофобия часто возмущается тем, что «чужаки» позволяют себе танцевать на канонической территории ксенофоба). Оптимизм не лучше пессимизма, а смысл - в трезвости, бесстрастности.

Одна из первых жертв этих споров - Евагрий Понтийский. Жизненный путь немножко похож на свящ. Серафима Роуза, очень популярного в годы превращения марксистской идеологии в православную. Потом расцвели собственные роузы, а всё же первый был наособицу, потому что - по-американски персоналистичен, а не по-русски коллективистичен. Роуз был студентом, увлёкся восточными религиями, что было в середине ХХ века нормой, буддистом побыл, но стал православным, причём именно русским, до культа царя-страстотерпца включительно. Люто ненавидел "сергианство" - казённое кремлёвское православие, стал монахом-отшельником и в 48 лет запостился до смерти. Такой вот ровесник отца Александра Меня, вполне ему перпендикулярный...

Евагрий Понтийский тоже умер от чрезмерного поста, прожив чуть более полувека. Родился он около 345 года в понтийском городе Ибора (север Малой Азии, Каппадокия), был сыном хорепископа или что то же, "периодевта" - "объездчика", отвечавшего сразу за несколько приходов. Семья была не богатая, но достаточно зажиточная, чтобы Евагрия отправили учиться в Неокесарию. Талантливый человек - в 15 лет на него обратил внимание епископ Василий Великий и заметил, что юноше-то можно больше и не учиться. Евагрий стал помогать Василию в работе над "Добротолюбием" - хрестоматией из текстов великого Оригена.

В 379 году Василий умер, и Евагрий отправился в Константинополь в качестве помощника другого великого епископа и богослова - Григория Назианзина. Вместе с наставником он сражался с теми, кого считал еретиком, на Вселенском соборе - и теоретически они победили, а практически Григория выслали из столицы, на его место посадили человека менее яркого и более удобного. Покинул Константинополь и Евагрий, но по совершенно другой причине - роман с женой одного аристократа. Более того, аристократ был из родной Каппадокии, так что и туда Евагрию было возвращаться не с руки, и он отправился в Иерусалим.

9 апреля 383 года, на Пасху, он вновь принёс монашеские обеты и отправился в Египет. Тут он сперва пожил в Нитрии, где полсотни монахов жили бок о бок под руководством совета из восьми священников - "старцев" во главе с "аввой". Через полтора года Евагрий перешёл в Келью, где монахи жили в большей изоляции друг от друга и собирались вместе редко. Теоретически учителем Евагрия стал Макарий Великий, практически виделись они в основном по воскресеньям. Кельи в Келье располагались так, чтобы монахи не слышали молитв соседа, а молились, распевая псалмы, так что иным приходилось до церкви идти пять-шесть километров.

Очень скоро Евагрий сам прославился как учитель. Собственно, он - единственный из монахов египетских пустынь, оставивший подробные тексты, по которым можно судить о том, чем это монашество было. Двое из учеников Евагрия стали историками египетского монашества - Иоанн-Кассиан из Марселя прославился на Западе, Палладий - на Востоке.

Иоанн Лествичник, другой знаменитый учитель аскетики, живший через три века после Евагрия, обвинял того в ригоризме - мол, слишком строго призывает поститься. Формально это неверно, в своих сочинениях Евагрий несколько раз призывает не переусердствовать в посте и, если надо, есть дважды в день. На практике он не ел ничего варёного, не ел овощей, фруктов, винограда, о мясе и речи не было, понятно. В общем, до диеты Иоанна Предтечи рукой подать. Так ведь Евагрий ещё и спал часа три, а чтобы не заснуть, молился и читал Библию - это вам не в компьютер пялиться. В общем, когда руководители Кельи спохватились, было поздно.

Конечно, сходство с Роузом скорее в резкости жизненного стиля, чем в содержании. В конце концов, может, всё выдумали - причём, из лучших чувств - про чрезмерное рвение Евагрия? Ох уж эти "лучшие чувства"... Например, древний биограф утверждает, что у Евагрия был слуга, которому была доверена казна его господина, двести золотых, чтобы он выдавал деньги тем, кто к Евагрию приходит за советом. Теоретически, вполне возможно. Взять св. Амвросия Оптинского. К нему тысячи людей приходили за советом, кто-то давал денег, а кому-то нуждающемуся он эти деньги раздавал. Только в случае с Евагрием это не очень вероятно: уж очень он протестовал против наличия у монаха каких-либо денег вообще, не говоря уже о слугах, и издевался над монахом, который воображает, как начнёт творить чудеса, как станут к нему приходить с приношениями "как из Египта, так и из зарубежных краев, привлекаемые его славой".

Самое знаменитое в текстах Евагрия - цитата со ссылкой на "святого учителя", видимо, Макария Великого. Сегодня эту мысль обычно воспроизводят как "нужно молиться так, словно ты вечером умрёшь, а работать так, словно ты не умрёшь никогда". В оригинале и в архаичном переводе:

"Монах так должен быть настроен в себе, как бы завтра имел он умереть, и так опять поступать с телом своим, как бы имел жить многие лета. Ибо то, говорит, пресекает помыслы уныния и делает монаха ревностнейшим, а это здравым хранит тело и заставляет наблюдать всегда равное воздержание".

Именно Евагрий первым предложил выделить из множества грехов главные - и его классификация, претерпев некоторые изменения, и сегодня известны каждому как "семь смертных грехов". Тем не менее, вряд ли нужно выставлять Евагрия и прочих святых отцов-пустынников знатоками психологии, перед которыми якобы ничто и Фрейд, и Франкл. Например, Евагрий советовал побеждать одно искушение другим:

"Демон тщеславия противоположен демону блуда, и чтоб они оба вместе и напали на душу, есть дело несбыточное, ибо один из них обещает почести, а другой повергает в бесчестие".

Приступит к монаху желание сблудить - пусть побеждает его тщеславием, говоря себе, что блудника не выберут настоятелем. Приступит к монаху желание быть настоятелем - пусть скажет себе, что настоятель у всех на виду и сблудить не имеет никакой возможности, зачем это надо!

Остроумно, но неверно. Оба желания - два лица одного демона по имени, к примеру, Либидонна. В обоих случаях речь идёт о жажде власти, даже изнасилования, самоутверждения.

Разумеется, совет Евагрия может помочь, - шутка лечит не тем, что говорит правду, а тем, что разоблачает неправду, в данном случае - неправду всякого стремления подмять под себя кого-нибудь, хоть одну личность, хоть целый монастырь.

Остроумие, кстати, само по себе - лекарство, а этим редким сочетанием юмора и разума Евагрий обладал. Он, может, и не сочинил шутку про монаха, который продал Евангелие, но он записал и выделил парадоксальное в этом поступке: человек продал книгу, которая предписывает всё продать. Такая вот апория Евагрия.

Сочинения Евагрия пользовались популярностью именно потому, что он нащупал какую-то золотую середину между распутством "всё можно!" и беспутством "ничего нельзя!" Учил же он, что всё можно ослабить - кроме молитвы, потому что в Библии есть заповедь "непрестанно молись", но нет "непрестанно работай", "непрестанно бди", "непрестанно постись".

Британский историк Огастин Кесиди выделил как особо оригинальную черту Евагрия его отношение к радости. Разбирая вопрос о сновидениях, Евагрий предложил очень простой критерий отличить, когда приснившееся от демона, а когда нет:

"Сновидение Ангельское веселит сердце, а демонское возмущает его".

Содержание сна неважно - можно увидеть и любимого родственника, который будет умолять о помощи. Важно, с каким чувством просыпаешься: "Ангельские сны даруют душе ясный покой, неизреченную радость, лишают ее в течение дня страстных помыслов, [приносят] чистую молитву ... и открывают Премудрость Господню".

"Такая позитивная оценка эмоций показывает, что существует огромное различие между апатейей, которой учит Евагрий и которую я перевожу как "невозмутимость" и апатией или бесчувственностью. На этом стоит остановиться хотя бы кратко, потому что уже около 415 года блаженный Иероним в письме Ктесифону (133) возражал против апатейи, говоря, что такое качество присуще либо Богу, либо камням. Никогда не использовал этот термин Кассиан [Римлянин], хотя он пометил, что на латыни термин означает "быть свободным от всякого волнения". Это подозрительное отношение к термину "апатейя" в западной традиции дошло до наших дней, так что современный читатель иногда испытывает смутное беспокойство, читая Евагрия" (Кесиди, 2003, с. 90).

Не только в христианской традиции, в любой культуре язык ненависти ставит капкан: если человек радуется - он чрезмерно радуется, он впадает в искушение экстаза (для квази-православных таков "католический экстаз" у барочных статуй), если человек не радуется - он бесчувственное полено, великий инквизитор. Западные люди, если склонны к паранойе, подозревают в людях восточных (в том числе, в русских) варваров и тогда, когда те смеются "слишком громко", и тогда, когда те не смеются, "угрюмы", "затаили агрессию". Либо ты окаменел, либо ты возомнил себя Богом. Искажение неизбежное, если судят не себя, а другого. А себя полезно судить - в смысле, знать, и тут Евагрий Понтийский может быть так же полезен, как психотерапевт, а иногда даже полезнее.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова