Рим. 14, 9 «Итак будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию».
По проповеди 2077, 1 марта 2014.
См. мир.
Можно ли противопоставлять убеждения, принципиальность и – мир? Можно ли воевать ради принципов? Ответ Павла простой: можно и нужно поступаться принципами. Именно принципами, а не секундициями и не терциями.
Это очень понятно. Ведь мы имеем убеждения не для того, чтобы иметь убеждения, а чтобы жить с людьми в мире. Так получается потому, что мы начинаем искать истину (а убеждения – это убеждённость в истине), чтобы жить с людьми в мире. Мы исходим из того, что истина человечна.
Проблема в том, что сам Павел не всегда был принципиально беспринципным. Точнее, свою милосердную беспринципность он возвёл в такой принцип, что изрядно из-за него воевал, отстаивал даже необходимость поступиться обрезанием, ссорился из-за этого с апостолом Петром. А ведь ссора была ровно из-за того, что Пётр повёл себя беспринципно ради мира – сепаратного мира с теми, кто не желал поступаться принципами.
У принципиальности свой резон: беспринципность может превратить мир с одними в войну с другими. Человечество не едино, принимая хотя бы сторону слабых, мы участвуем в разделении, а не уничтожаем его. Такова государственная религия, когда ради спасения слабейших (прежде всего, детей) религию начинают в обязательном порядке вколачивать в детей и в подобных им взрослых. Государство даёт бой непримиримым фанатикам, и вот уже иудеи или старообрядцы загнаны в гетто, а если слишком агрессивны – то есть, свободны – могут и в могилу загнать, бывало, бывало… Царство кесаря это не царство сатаны, это царство слабых, объединившихся ради победы над сильными. Ну и допобедились до того, что сами стали – ну, не сильными, но насильниками. Не государство определяет, какими будут люди, а люди – государство всего лишь линза, собирающая в обжигающий пучок жажду жить в обезопасенном мире.
Выход в другом. Не делать идола из человека – в том числе, из слабого человека. Мы добьёмся единства с другим только, когда начнём искать единства с Богом. Путь к ближнему лежит через Дальнего, путь к единству с миллиардами – через единство с Единственным Единым. Ищете всех – потеряете даже себя, ищите Одного – найдёте всех. К миру и взаимному назиданию служит Бог, «Кто», а не «что».
Слишком часто наши уступки служат не миру, а нашим представлениям о мире – представлениям людей боязливых и эгоистических. Мы выдаём за мир идол мира, иллюзию мира, под которой – наше самоутверждение. Победа над этим псевдо-миром, над пацифизмом сатаны – не в рассудительности, не в сердечности, не в соборности, а только, исключительно – в исполнении первой заповеди, в обращении к Богу и в получении мира от Бога. Он – Миротворец, Он буквально творит мир из ничего.
То, что апостол Павел не просто и не только склочник с двойными стандартами – это Божья заслуга. Это и есть боговдохновенность. Не принципы или беспринципность, а только Бог помогает – когда просим и когда не просим. Но лучше бы – просить, иначе помощь эту мы переживём как драму, и хорошо, если переживём так, а не хуже. Помощь эта всегда приходит через отношения с другими людьми, через наше приятие того, что в самом гнусном, оболваненном, испорченном человеке есть образ Божий, который так же нельзя испортить, как Бога. Предсказать, как поможет Бог, невозможно, выработать принципы для Бога – кощунство, остаётся одно – причём очень сладкое и вкусное – жить с ним, прощать с Ним, любить с Ним, чего бы нам это ни стоило.
*
"Не судите, да не судимы будете". В послании к Римлянам об этом говорится намного глубже (вообще гипотеза, что послания много раньше Четвероевангелия никак не дискредитирует Четвероевангелия – долины тоже раньше горных вершин… - чтобы подняться на гору, надо пройти через то, что не гора). Причина проста: христианин иногда может и должен сказать то, что Господь Иисус ещё не мог сказать. Не судите, потому что Христос воскресе! – вот что говорится в Рим.
"Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми. А ты что осуждаешь брата твоего? Все мы предстанем на суд Христов. Ибо написано: живу Я, говорит Господь, предо Мною преклонится всякое колено" (Рим, 14, 9-11).
До жути мощное, телесное ощущение, что Воскресший – воскрес. Да, тут и ветхозаветно-исконное "Бог жив!", но возведённое в куб воскресения. Бог умер, воскрес и жив! Человек, видя перед собой надгробную плиту, постарается на неё не наступать, обойти. Христос воскрес – если веруешь, обходи некоторые психологические плитки.
Вчера один мой друг, профессиональный певец, так пояснил это место: на репетиции хора он, конечно, слышит все ошибки коллег, но молчит. Он ещё имеет и специальность хормейстера, и абсолютный слух у него, но – молчит. Потому что замечания может и должен делать только хормейстер.
«Не судите», как и всякое слово Евангелия, нельзя верно понять, если забыть о том, что «вера» - всего лишь псевдоним молитвы. Нет «верующих», есть «молящиеся». Можно спорить о том, жива ли вера без дел, но если верующий не молится, то тут и спорить не о чем – это не верующий, а самое большее – богослов. Когда апостол Павел кричит единоверцу: «Не осуждай того, кто ест свинину, ведь Христос воскрес!» - он кричит это тому, с кем молился и хочет молиться в будущем.
Вся проповедь Христа обращена к тем, с кем Христос молится. Поэтому Иисус не обращался к язычникам. Но ведь Иисус – осуждал? Христиане – осуждали и осуждают? Тот же апостол Павел – осуждал фанатиков обрезания? Да, потому что с этими уже было не до молитвы. Иисуса выгоняли из синагоги, Павла выгоняли из синагоги. Не убивали, нет! Всего лишь «передали в руки светских властей», говоря языком Торквемады.
Евангелие как проповедь совершенно бессмысленно. Оно не проповедь, а тест. Благодать схожа с квантовым переходом, вроде карася в порося. Либо ты внутри Евангелия с другими, кто внутри Евангелия, ты молишься с ними, и тогда про «подставь щёку», «не противься злому», «не приговаривай никого к смерти» - а именно это означает «не судите» - просты и понятны как вдох-выдох. Либо ты вне Евангелия. Это и есть рай и ад.
Простое понимание этого таково, что своих не осуждай, не открывай наготы отца своего, а с неверными собаками – ну, как с собаками. Простому пониманию противостоит простое непонимание. Непонятно, кто свой, а кто чужой и как вообще может быть разделение, если Бог хочет спасти всех, умер и воскрес за всех. Непонятно, как можно не открывать наготы отца своего – если отец свой, христианин, то он не валяется пьяным в стельку со спущенными штанами и трусами. Из церковной избы нельзя выносить сора, потому что где Церковь, там нет сора, где сор, там не Церковь. Ну а если в состоянии молитвы – а Церковь, повторимся, это союз молящихся, ансамбль песни и немножечко пляски – то, конечно, какие-то там замечания вполне возможны и необходимы, но они не проблема, потому что все свои. А если замечания вызывают сопротивление, то это уже не Церковь, не молитвенный хор ста сорока четырёх тысяч праведников (кстати, где праведницы? на кухне?), а всего лишь религиозная организация, неправомерно использующая название «Церковь». Церковь там, где Савонаролу не сжигают, а публикуют и разговаривают с ним, и надо помнить, что Савонарола был далеко не реформатором, а даже очень наоборот, очень реакционный тип. Но сжигать-то зачем? Не сжигайте, да не сожжены будете. А «говорите, чтобы и другие заговорили», «слушайте, да выслушаны будете», - это нормально.
Понимание Христа есть непонимание всего остального. Нет, какие-то мелочи понятны – просфор должно быть пять, крестимся справа налево (непонятно, какие тут мог быть споры). Понятно, что нельзя делать замечание человеку, идущему в пропасть. Классический вредный вопрос ребёнка в воскресной школе. Классичен и ответ: ну, идёт человек в пропасть – так ведь Христос воскрес? Подхватит и понесёт! Если же человек на твоё замечание разозлится (а он обязательно разозлится, просто так в пропасть никто не идёт), никакой Христос не поможет. Непонятно главное: зачем Христос, если и без Христа люди отлично справляются? Проблема не в том, можно ли критиковать верующего политика, проблема в том, почему неверующих политиков часто критиковать не за что.
Христос жив – что ж теперь, и чаю не пить? И политиков не критиковать? Дверь в квартиру не запирать, зубы не чистить (микробы обидятся)? Да критикуйте на здоровье, только молитесь! Собственно, главный вопрос не «могу ли я критиковать», а есть вопрос «могут ли критиковать меня и морих» - ответ же вполне ясен. Я могу критиковать, если мне удаётся совмещать молитву и критиканство, а другой может меня критиковать всегда, везде, ныне, и присно. К себе, только к себе могу я обращать поучения про то, что критика не должна мешать молитве, что только молитва – нормально, только критика – буза и смерть. Другим же я должен говорить: критикуйте на здоровье! Меня не убудет, я же со Христом! А если во мне что-то, что в Христа не влезает, то грех это не откритиковать.
Христос воскрес – и другой может воскреснуть. Вот с оглядкой на это и критикуй. Сегодня он не член Церкви, а завтра, в раю, он окажется членом Церкви. А может и не в раю, а раньше, нынче вечером. Критикуй так, чтобы и в этом случае, встретив его в храме, мог спокойно с ним молиться бок о бок. Ну, конечно, если он в храм забежал помолиться о благорастворении в газовых камерах, тогда лучше этот храм обойти. Как, собственно, и поступал апостол Павел, из каких-то синагог изгнанный, а в какие-то и сам отказавшийся ходить. Господь Иисус Христос так же поступал, даже грозился Храм разрушить – и Храм разрушен. Такая вот божественная критика.
Если не осуждать, то как жить, - это вопрос не к христианам, а ко Христу. Это очень хороший вопрос для начала молитвы. При слове «молитва», конечно, большинство людей, обсуждающих христианскую этику, куда-то исчезает, но Христос-то не исчезает. Кем был Иисус – сложный вопрос, но что Он молился и других просил молиться – не вопрос. Мы лжехристиане, когда молимся, чтобы иметь право судить, или осуждаем, чтобы иметь право молиться. Мы христиане, когда молимся, не имея на это право, когда должны бы по грехам и недостоинству молчать в тряпочку, а мы всё же дёргаем Бога и спрашиваем – а как с этим? а как это? Ах, сперва давай просто помолчим, успокоимся, побудем вместе? Ну хорошо, я Тебя не осуждаю за такое предложение, но Ты всё же помни, что, кроме Твоей вечной жизни есть ещё и эта, невечная до жути, и хорошо бы, чтобы в ней тоже всё было хорошо…
