Богочеловеческая комедия
926 год: аутист в аутичном обществе или история Герибальда из Санкт-Галлена
Главная проблема истории ровно та же, что у любого человека. «Шёл в комнату, попал в другую». В детстве человек думает, что ему взрослому будет очень важно знать одно – но задолго до взрослости становится важным совсем другое. Геродот считал очень важной борьбу за независимость. История есть ответ на вопрос, который устаревает в момент ответа.
Современному человеку в прошлом интересно то же, что интересно в настоящем. Например, а вот каково было в прошлом аутистам? Им сейчас-то трудно (точнее, их родителям), а тысячу лет назад? Теоретически можно предположить, что проблемы не было, потому что дети, которых сегодня на польском именуют «нуждающиеся в особой заботе» умирали раньше, чем начинали ходить. Близость к природе, увы, не для всех и не всегда такое уж благо.
Распознать аутиста среди героев древних историй довольно трудно. Диагнозы заочно не ставят, а то бы всех этих Александров Македонских с их стульями до Наполеона включительно следовало бы распределить по палатам. Почему здоровые люди иногда оказываются под пятой идиотов – отдельный вопрос, но факт несомненен.
Тем не менее, иногда диагноз ставили уже современники. В начале Х столетия в монастыре Санкт-Галлен был монах Герибальд, которого хронист обозначил так: «Весьма простодушный и чудаковатый брат, чьи слова и поступки часто подвергались осмеянию. ... Невероятно глуп».
Обозначив Герибальда «простаком», летописец добавил: «однако, хорошего происхождения». Очевидно, родители сделали в монастырь взнос, достаточный для того, чтобы монахи заботились о несчастном.
Хронист – Эккехард – отличался литературным талантом, Герибальд вышел у него как живой. В 926 году на монастырь напали венгры. Монахи бежали в крепость, а Герибальд остался, заявив: «Никуда не побегу, потому что кастелян не выдал мне ещё на этот год ремней для башмаков». Его пытались увести силой, он упёрся или, как сформулировал Эккехард, обладавший изрядным чувством юмора: «Бесстрашно он ждал нашествия венгров, праздно прохаживаясь взад и вперёд». Это - сцена первая, вводная.
Смех смехом, а венгры убили одну отшельницу во время этого набега, которая предсказала их набег, а сама осталась в своём затворе. Обнаружив в огромной опустевшей обители одного-единственного монаха, они стали его допрашивать, но быстро поняли, с кем имеют дело и «оставили его в покое». Что, признаем, хорошо их рекомендует.
Сцена вторая. Не обнаружив сокровищ, венгры «стали выпытывать у дурака, где спрятаны местные сокровища». Герибальд показал им кладовую, из которой всё было эвакуировано. Бедолаге «пригрозили оплеухой», но всё же не ударили – что, опять же, очень хорошо их рекомендует.
Сцена третья. Венгры собрались вокруг двух огромных бочек с монастырским вином и собрались их раскупорить. Герибальд «по-домашнему» удивился: «Что же должны мы пить, когда вы уйдёте отсюда?»
Летописец, безусловно, при этом не присутствовал, его рассказ не вымысел, но домысел. Он мог бы вообще не упоминать этого эпизода, а описал и добавил, что венгры решили «не прикасаться к бочонкам их дурака». Бесстрашный дурак спасает монастырское имущество, вырастая чуть ли не в хитроумного Одиссея, сказочного плута.
Сцена заключительная: Герибальда один доброхот всё же уводит из монастыря в горы, чтобы пересидеть венгров. Когда те уходят, а «дурак» ещё на горе, настоятель приказывает искать тело Герибальда, чтобы похоронить. Тела не находят (искали-то в монастыре). Настоятель сокрушается, что Герибальд попал в рабство. Однако, повествователь тут же врезает комическую концовку: да, аббат сокрушается, но ещё более радуется, «что враги, большие охотники до вина, оставили без внимания бочонки с вином». «И возблагодарил Бога».
Именно это - апофеоз повествования, хотя ясно, что был ещё эпизод, когда Герибальд вернулся в монастырь.
Настоятель вызывает у хрониста искреннее уважение, а Герибальд – жалость, однако зарывать в землю талант юмориста он вовсе не собирается и соединяет уважение и жалость со смехом. Смех очень лёгкий и очень добрый, совсем как у Джерома или Вудхауза. Юмор, взявшийся разом за два самых трудных материала: неизлечимая болезнь и смертельная угроза. Болезнь остаётся неизлеченной, угроза остаётся угрозой, но из источника тоски и ужаса они становятся источником примирения и облегчения. Значит, радость возможна, а именно об этом - главный вопрос, который задают истории люди любых поколений.
