Илия Чавчавадзе (27.10.1837, Кварели, Кахетия — 30.8.1907). Сын князя Григола Чавчавадзе, Илия получил отличное домашнее образование, рано осиротел, учился на юридическом факультете Петербургском университета.
Чавчавадзе дружил с Чернышевским, был влюблён в сестру Чайковского Софью, участвовал в студенческих бунтах, за что был отчислен с четвёртого курса и выслан на родину. В Петербурге Чавчавадзе написал свои лучшие стихотворения, а в Грузии возглавил литературное движение, выступавших против «косных», «реакционных» писателей. Начал издавать журнал, но вскоре кончились деньги.
В повести 1861 г. Чавчавадзе, юноша 24 лет, спрашивал себя, сможет ли озарить Грузию «павшую духом, надеждой на воскресение» и саркастически изобразил русского невежду и невежу, который мерял просвещение в генералах: узнав, что в Грузии целых два десятка генералов, удивился: «Цивилизация у вас основательная. ... Двадцать настоящих генералов! Честь и слава Руси православной! Куда ни ступит — всюду утверждает цивилизацию».
Россия изображена не только дурой, которой чужды европейские идеалы просвещения, она изображена с горечью. Повесть начинается с изображения российской повозки, невероятно тряской и неуклюжей. Француз смеётся над этим сооружением — недалеко на нём уедешь! Чавчавадзе сердится на француза: сооружение безумное, но ведь доехали на нём русские завоеватели и до Тбилиси, и до иных мест весьма отдалённых от Москвы; Париж от русских освободился, а Тбилиси-то нет.
В 1864 г. Чавчавадзе участвовал в крестьянской реформе в Кутаисской губернии, был мировым посредником, а потом мировым судьёй в Душетском уезде Тифлисской губернии. Женился на Ольге Гурамишвили. С 1874 года до кончины возглавлял Тифлисский банк.
Чавчавадзе прославился не столько как собственно литератор, сколько как создатель новой грузинской литературы, став своего рода грузинским Пушкиным (жена Грибоедова была княжной Чавчавадзе, дочерью деда Илии). Только, в отличие от Пушкина, Чавчавадзе был ещё и активным политическим деятелем, создал «Общество по распространению грамотности среди грузин», открывавшее школы. Сбор фольклора, организация музея, театра, — Чавчавадзе стал лидером национального возрождения Грузии, а после загадочной гибели — и символом этого возрождения.
Чавчавадзе вместе с женой был убит во время загородной поездки, — возможно, грабителями, возможно, — революционерами. Богачом он не был, оба имения были заложены, жил на небольшую пенсию, назначенную банком.
Чавчавадзе был далёк от того идеала святости, который характер для русского православия и подразумевает тотальную набожность в средневековом стиле. Однако, Грузия крещена немножко ранее России и, подобно Италии, Греции, Армении и другим древнейшим «христианским странам», не слишком кичится верой.
Чавчавадзе, однако, настоящий европейский либерал: будучи членом Государственного Совета Российской империи, он выступал против смертной казни — в разгар революции, когда бунтовщиков вешали, словно пельмени кушали. Христианство было для него прежде всего основой национальности, но национальность не была для него, в отличие от доминирующего в России духа, чем-то агрессивным.
«Христианство, кроме христианской веры, обозначало у нас всю грузинскую землю, это было признаком принадлежности к грузинскому народу, — писал он в 1888 г. — Наше духовенство хорошо понимало, что Отечество и нация в соединении, в слиянии с вероисповеданием являются непобедимым мечом и неотразимым щитом. ... Христианской верой мы сохранили нашу землю, наш язык, нашу самобытность, наше национальное лицо».
Меч имеется в виду, к счастью, не тот, что украшает эмблему российской Лубянки. Христианские образы он использовал для прославления Грузии, не наоборот:
«Христос распялся ради нас, и мы распялись ради Него. Этой маленькой Грузии раскрыли грудь и на ней, как на скале, возвели храм христианству. Строительным камнем кости свои клали и раствором — кровь свою, и врата адские не сокрушили его».
Его мировоззрение вполне светское, филантропически-просветительское, но это лишь показывает, что никакой несовместимости с христианством ни у просвещения, ни у филантропии нет. Светскость и либерализм не отменяют веры в Христа, а помогают ей выйти из клетки власти. Смог же Чавчавадзе написать настоящую молитву о любви к врагам (даю своё переложение в прозе):
«Я стою на коленях, Отец наш Небесный, не прося ни богатства, ни славы. Пусть молитва моя будет без смутных сомнений, чтобы душа засияла как небо, чтобы сердце загорелось любовью к врагам любовью, и если это сердце пронзят, дай мне молиться небесным плачем: «Ты прости их, Господь, они не понимают, что делают».
Канон. Синодом Грузинской церкви в 1987 г. После канонизации памятник Чавчавадзе украсили нимбом (вместо лаврового венка). Память 20 июля/2 августа.