Буриданов осёл среди двух равных охапок сена — теория свободы.
Два осла вокруг одной охапки сена — практика свободы.
Свобода это когда впереди больше, чем позади.
Нет никакой «свободы кулака», которая-де заканчивается там, где начинается лицо другого или кулак другого. Кулак — проявление несвободы, желающей уничтожения свободы.
Моя свобода не заканчивается там, где начинается свобода другого. Свобода безначальна и бесконечна. Встретив чужую свободу, моя свобода радуется: свободы стало больше. Свободы соединяются, не сливаясь, и нераздельно помогают освобождению мира от бездушия и смерти.
Трамп говорил о патриотизме. Гитлер говорил о мире, Ленин о коммунизме, Гитлер о мире, Робеспьер о свободе, Торквемада о Боге, Каин о братолюбии. Соус — первое прибежище людоеда.
Свобода есть терпеливое отношение к чужой свободе и нетерпимое отношение к чужому рабству.
Армия вся – одна большая ахиллесова пята любой страны. Людей учат убивать не по своей воле, а по чужой, и достаточно заменить кукловода, и армия переходит к кукловоду. Бывает, что генералы становится правительством, но это же просто смена фигур, а схема остаётся прежней, только в роли кукловода марионетка покрупнее. Доротея превращается в Пигмалиона, тень в хозяина.
Дом свободы надо строить на качестве, а не на количестве!
Почему государство может и должно обеспечивать людей хлебом во время голода, но не может и не должно обеспечивать духовным хлебом? Ответ: потому дух свободен, а желудок нет. Человек не выбирает, будет ли он питать тело органикой или неорганикой, а чем питать дух — выбирает. «Духовная смерть», в отличие от физической — это метафора, никто никак не может доказать, что питание сатанизмом ведёт к духовной смерти, а православием — наоборот. Поэтому государство не имеет права вмешиваться в духовную жизнь. Отсюда и концепция свободы совести, собраний, печати. А свободы питания не существует, питаться должны все, но не все должны собираться, молиться, писать и читать, а кто и что хочет. Насколько речь идёт не о детях.
Человек — воплощённая свобода, двуногая и с аппендиксом.
Путь к свободе не через безопасность (это ложный путь), а шагнуть к свободе, ликвидировав и музей безопасности, и академию безопасности, и службу безопасности. Без них будет намного безопаснее.
Кощеево царство не там, где Кощей правит, а там, где все жители — Кощеи. Смерть Кощея — в яйцах его подданных.
«Это стокгольмский синдром» — любимое оправдание негодяев.
Свобода приходит нагая, а уходит голая.
Культурный человек признает, что людоед — носитель культуры, пусть своеобразной. Людоед же считает лишь свой образ жизни — культурой, а того, кто не ест людей, полагает существом бескультурным и бесчеловечным.
Рабство — это успокоившаяся свобода.
Некоторые политики — герои сразу двух сказок Андерсена. Тень голого короля. Их избиратели — матрасы под солдатом на горошине.
Конформизм не в том, что тысяча слепых соберутся и прокричат, что Солнце квадратное, а в том, что один зрячий скажет: «Солнце квадратное, раз тысяча слепых так думают».
Ложь — булыжник номенклатуры.
Творчество — одежда свободы.
Идти на поводу у порока легче, чем у добродетели, потому что добродетель никого на поводок не сажает вообще.
Самооборона, насилие, агрессия, война, — всё это разные формы перехода внутренней несвободы во внешнюю.
Плоха танковая гусеница, которая не мечтает стать бабочкой!
Никакого рабства в крови не бывает. Бывают свободные люди в свободной стране, несвободные люди в несвободной стране, несвободные люди в свободной стране и свободные люди в несвободной стране. Пропорции свободы и несвободные разные и в людях, и в странах, но контрольный пакет всегда либо за свободой, либо за несвободой. Несвобода есть железный занавес, свобода есть бархатный занавес. Железный занавес куется посторонним, бархатный занавес ткётся каждым самостоятельно из жгучей крапивы. Различие определяется опытным путём: свобода общается, несвобода не общается или имитирует общение.
Да здравствуют разрешённая свобода, доказанная вера и Квадратный Колобок!
Свободейство. Свободеяния. Свободеи исповедуют свободеизм и не приемлют свободачества, свободоблудизма и свободоложства, но терпят служебное свободство и свободство декоративное. Любимая наливка свободеев: горькая свобоводка, настоенная на незавишнях.
Возлагать на государство заботу о нравственности, вере (и о многом другом, но об этом — точно), — всё равно что выпекать хлеб в сталеплавильной печи.
Простить можно лишь того, кто может умереть, поэтому государство прощению не подлежит.
Свобода не предмет для игры, она не для того, чтобы почёсывать промеж лопаток. Свобода рождается не в игре (хотя свобода рождает игру), свобода рождается в верности и творчестве.
Человек купил компьютер, распаковал, включил, сел. Открыл программу для сочинения текстов. Сидит.
Каждый день подходит и сидит пару часов.
По выходным сидит 8, а иногда и 10 часов.
Часто жалуется знакомым, что ничего не написалось.
— А ты что писал?
— В смысле? — удивляется человек. — Я сижу, усердно сижу.
Таковы и многие оппозиционные движения современности. Только там ещё уповают на то, что сидят перед компьютером не поодиночке, а коллективно. Соборно не ударяют по клавишам.
Это, кстати, лучше чем ломать компьютер и топором бить по головам окружающих. Но всё равно пустота.
И в религии такое бывает, и в науке, и даже в бизнесе. А уж в интимной жизни...
Самые людоедские предложения в отношении арабов, которые топчут «нашу израильскую землю» — от уроженцев какой-нибудь Урюпинска, которые умудрились совершить алию. Самые поносные оскорбления в адрес «латиносов», которые пытаются проникнуть в США, не брезгуя самыми «подлыми» способами — от, представьте себе, уроженцев того же Урюпинска, которым посчастливилось прорваться не в Израиль, а в США. Если урюпчанин осел в Париже, то обличает «грязных вонючих алжирцев». Если же урюпчанин не смог вырваться из Урюпинска, он обличает и арабов, и евреев, и американцев, и москвичей, и всех-всех-всех...
Доброе слово и призыв защитить чужую жизнь могут больше доброго слова и угрозе вашей жизни. На призыве «любой ценой спасти жизнь человека» основаны и борьба с абортами, и войны Кремля, и бомбёжка Хиросимы и Нагасаки, и украинские спецоперации. Цигель-цигель, дети гибнут, не до подробностей, надо запретить, посадить, разбомбить, разбираться будем после запрета, ареста, бомбёжки! Антихрист будет торопить спасти жизнь ребёнка и всего человечества. Ад — это состояние человека, осознавшего, что он согрешил напрасно и ничьей жизни не спас, а своей повредил.
Я за свободную покупку оружия, безо всяких справок и ограничений. Убивает не оружие, а люди, которые его употребляют. Я за свободную покупку наркотиков. Убивают не наркотики, а люди, которые их употребляют.
Я против изготовления оружия и наркотиков. Не изготавливать и не продавать. Не запрещать — просто каждый не изготавливает и не продаёт. Смотреть на тех, кто изготавливает, продаёт или покупает оружие и/или наркотики так, чтобы они поперхнулись и бросили это занятие.
Это вполне реально — ведь воспитываем же мы детей так, что те ходят на двух ногах, а не на четырёх.
Пока же мы воспитываем детей так, чтобы они были всегда готовы к самообороне вплоть до атомной бомбёжки.
Свобода любой страны, любого человека только начинается с их освобождения от угнетения, а становится совершенной, когда свободными становятся все вокруг.
Миллионы людей кричат: «Не критикуй! Не называй подлецов подлецами! Будь добрее! Не раскачивай лодку! Не гони волну!»
Миллионы людей кричат: «Мы бедные и несчастные! Нас обдирают как липку! Пошлите денег, армию и волшебников, чтобы мы зажили хорошо!!!»
И вы знаете? Это одни и те же миллионы!
На реках Вавилонских тамо седоходом, и плакахом, на вербиях посреде их повесихом органы безопасности наши.
Рабство — свобода, которую забыли помыть.
На свободе слова отыгрываются те, кто боятся вступить в бой с настоящими противниками, начиная со своих начальников, лидеров, чиновников.
Лозунг гомофобии: «Лучше двуполая ненависть, чем однополая любовь!»
Изнутри человека распирает его свобода, а свобода других давит на человека снаружи. Свободен тот, кто не позволяет себе воспарить, не позволяет себя задавить, а вдыхает и выдыхает свободу, как вдыхает и выдыхает воздух.
Обезьяна стала человеком, потому что отложила палку в сторону.
Первый признак антисемита не фраза «у меня есть друзья евреи». Кое-где еврейский вопрос решили так основательно, что ни одного еврея не осталось. Первый признак антисемита — скороговорка «авотевреи...». Как первый признак исламофоба — скороговорка «авотарабы...». Авотоыжие. Авотмарсиане. Авотбабы. Авотмытари. Авотфарисеи. Авотприезжие. Авотонизм.
Драма свободы — не в соперничестве моей свободы с чужой свободой, а в соперничестве моей свободы с моей же любовью. Свобода и любовь равно ускользают от определения, но у них есть важная общая черта: непреодолимость. Если уж человек полюбил, если уж человек захотел быть свободным, то он переживает это и как открытие самой сути себя, и как нечто, обрушивающееся на «я» извне подобно грозе. Человек несвободен быть свободным.
Дружить с евреями и бороться с антисемитизмом — такие же разноуровневые занятия как питьё коньяка и мытьё посуды.
Свобода процентов не приносит. Можно накопить деньги, нельзя накопить свободу. Материальный ресурс долговечнее духовного, но и не так важен для собственно человеческого в человеке. Поэтому было бы расизмом и/или цинизмом думать, что Англия свободная страна, потому что там 800 лет ухаживают за свободой как за газоном, а Россия обречена на рабство. В любой момент и Англия может стать Северной Кореей, и Россия может стать демократической страной. Молекулы воды не могут вдруг устремиться в одном направлении и вылететь из стакана, а люди не молекулы - могут. Была бы идея, было бы желание. Отрицать возможность свободы означает оправдывать прежде всего не чужое рабство, а своё - а иногда своё рабовладельчество, что просто подло.
На поле насилия умные, добрые и честные всегда проигрывают глупым, злым и бесчестным. Не надо даже и начинать состязание. Давайте играть на поле ненасилия, добра, мира. Не танки, а голосования. Не баррикады, а пикеты. Не зажигательные коктейли, а программы и пропаганда
Свобода с точки зрения зла есть тюрьма.
Всякий закон dura, но не всякая дура — закон.
Агрессия и насилие это одно и то же. «Агрессия» — это насилие, которое нам не нравится.
Нет греха безответственности. Есть лишь грех безвопросности. Безответственность есть преимущественно грех начальников, которые руководят, не задавая вопросов.
Между политикой и политизированностью разница такая же, как между бегущим тараканом и тараканом, который лежит на спине и беспомощно шевелит лапками.
Любой флаг — фиговый листок на каком-то грехе.
Свобода и вседозволенность это как женщина днём и женщина ночью.
Политикан пытается манипулировать большинством, политик создаёт большинство. Я — политик, поскольку пытаюсь словами объединить людей вокруг идеалов мира и свободы. Пока большинство — в России — за войну и холопство, только с честным дележом. Свобода и мир кажутся невероятными? А мне идеалы войны и холопства представляются невероятно подлыми. Подлее же всего — когда меня убеждают, что все разговоры о мире это военная хитрость, все разговоры о свободе — брехня рабовладельцев.
Права человека — гарнир к мясу, а мясо — это свобода.
Для тех, у кого времени больше, чем свободы — «жизни мышья беготня». Для тех, у кого свободы больше, чем времени — «крысиные гонки», rat race. Кто любит людей, обвиняет время, кто не любит людей, обвиняет людей.
Пастор Нимеллер сокрушался: «Когда пришли за коммунистами в 1934 году, я молчал».
Пастор Нимеллер не сокрушался: «Когда пришли за Гитлером в 1923 году, я молчал».
А стоило бы.
Мыслят все, но образованный человек мыслит не механически. Иначе любой мошенник, назвавшись коммунистом, съест.
Конформизм — это мирное несуществование.
Когда я слышу «я израильтянин и никому не позволю критиковать мою страну!» — «я украинец и не позволю русскому критиковать мою страну!» — я представляю себе, что сказали бы эти же персонажи, если бы я закричал «я русский и никому не позволю критиковать мою страну». «Странные люди» — это люди, которые уверены, что человечество делится на страны. Переезжая из одной страны в другую, они механически меняют свою лояльность, взгляды, приоритеты. Происходит чудо превращения воды в воду и кваса в коку, сала в мацу и ваты в вату.
Правило Буратино: надо смотреть дальше своего носа!
Принцип Буратино противоположен морали готтентота («хорошо, когда я украду корову, плохо, когда у меня украдут корову»). Хорошо, когда защищают меня, плохо, когда защищают моего врага. Хорошо, когда защищают евреев, плохо, когда защищают арабов. Хорошо, когда защищают арабов, плохо, когда защищают евреев. Защищать надо всех – для этого нужно защищать принципы, право, идеи, а не использовать их для защиты только себя.
Государство должно быть сильным. Троллейбус должен быть бронированным.
В человеке сияет звёздное небо свободы и любви, но многие люди считают, что это всего лишь планетарий, в котором точки света проецируются извне. Звезды определяют обстоятельства, планетарий определяется обстоятельствами. Человек, который отказывается от свободы или отрицает её в других, подобен астроному, который заявляет, что звёзды — лишь электрические фонарики.
Свобода не в том, чтобы иметь гвоздь или пилу, а в том, чтобы иметь доску, знание о том, что из доски можно сделать, и вдохновение сделать из доски то, что неизвестно можно ли сделать.
Армия асексуальна. Пуля пола не имеет. Армия делает из мальчика не мужчину, а солдато. И из женщины армия делает солдато. Продажность есть самооскопление, а солдат — это ведь от слова «солид», сольди. Нанятая сила.
Свобода невозможна без вседозволенности как хлеб невозможен без муки. «Государство», «закон», «дисциплина», «порядок», «насилие» для выпечки свободы необходимы, как для хлеба необходимы извёстка, галька, змеиный яд, казни египетские и неегипетские.
Политика суживает свою свободу так, чтобы дать место свободе другого. Любовь расширяет свою свободу так, чтобы она включала свободу другого.
Милитаризм не хочет войны, милитаризм хочет победы.
Я не антифашист, я больше: я — еврей.
«О чём молчите вы?» Если мужчина не говорит женщине, что он её любит, они вряд ли поженятся. Мало молчать, не выступать за войну. «Распни Его» кричали немногие, большинство молчало и говорило о коррупции верхов, о ценах на еду, о росте квартплаты.
Прорехи в свободе — от вертикали власти.
«Преступный приказ» — «чёрная чернота».
Политический идеал: пить, как при диктатуре, а закусывать, как при демократии.
Политика есть искусство возможного.
Политиканство есть ремесло называния возможного — невозможным, а невозможного — возможным.
Не критиковать власть можно лишь тогда, когда её можно критиковать.
Архаика относится ко взрослым как к детям. Современность там, где к детям относятся как к взрослым.
Жизнь есть выбор между конкурентом и контролёром, между свободой и рабовладельцем, и множество людей выбирают контролёра. Пусть я буду рабом, лишь бы ближний не был свободен!
Когда лижут власть, стирается язык.
У каждой медали две стороны.
У айсберга, который таранит «Титаник», только одна сторона — вершина зла.
У палки, которой бьют человека, только одна сторона — конец добру.
У трупа нет ни одной стороны. Нельзя, стоя над убитым, говорить, что у всякой медали две стороны. Нет правды убийцы, есть только правда убитого.
Поэтому недопустимы смертная казнь и война.
Может, где в америках или европах равнодушно относиться к возможности своей преждевременной смерти — патология, а у нас норма — зову-я-смерть-уж-видеть-невтерпёж. Мне и крематорий — эвакуация, и ад — приобретение.
Мещанин ищет такой смысл жизни, который бы оправдал его бегство от жизни.
Демократия не всегда там, где голосуют, и никогда там, где голосят.
Свободный человек есть человек, умеющий жить со свободными людьми, даже если они — рабовладельцы. Чувствовать себя свободным в окружении рабов нетрудно и рабу.
Некрасивая свобода красивее красивого рабства.
За всеобщее избирательное право, за всеобщую бесплатную медицину, за всеобщее бесплатное образование до высшего включительно (чур без троек, смотрите у меня, кадавры)!
Рабство — не бойкот свободы. Рабы не развлекаются садомазо, они в кандалах просто живут.
Золотой середины между свободой и подчинением так же не бывает, как золотой середины между шампанским и ананасами. Зато бывает Игорь Северянин: «Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском, удивительно вкусно, искристо, остро!»
Голый король — смешон, голый портной — забавен. Монархия комична, демократия — весела.
Я антикоммунист, потому что я коммунионист и коммуникационист.
Царство Кесаря одним куском — деспотия, порезанное на кусочки — демократия.
Кредо деспотизма: «Несуществование закона не освобождает от ответственности за его нарушение».
Алхимики пытались получить из свинца золото. Милитаристы пытаются получить из свинца мир.
Эйзенштейна спросили: «Ваша воинская специальность?» — «Вероятно, движущаяся мишень».
Мир настанет, когда все поймут, что других воинских специальностей не существует.
Судьи и палачи обманывают себя, если думают, что смерть — их орудие. Они — её инструменты.
Есть рынок, но изредка бывают и блошиные рынки. Есть капитализм, но изредка бывает блошиный капитализм.
Охранниками не рождаются, в охранники вырождаются. Но самый ужасный охранник безобиднее самого милого охранителя.
Свобода противоположна не рабству, а ненависти.
В метро вдруг неверно прочёл надпись: «Для экстренной связи с меньшинством».
Вот и всё объяснение того, что такое демократия и чем она отличается от произвола толпы.
Что такое социализм? Солидарность и соревнование людей друг с другом. Что такое капитализм? Конкуренция богачей друг с другом и солидарность богачей против всех остальных людей, которым приходится с трудом добиваться любых уступок. Что такое национал-социализм? Солидарность богачей с антисемитами. Фанатизм — солидарность инквизиторов. Тоталитаризм — солидарность силовиков, антисемитов, богачей и инквизиторов.
Патриотизм изобрёл Прокруст. Любовь к своей стране всегда заканчивается ненавистью к своему народу, который вечно не дотягивает до требуемого идеала.
Либертарианское присловье «не распоряжайтесь чужими деньгами» напоминает мне анекдот — как учёный предложил Творцу соревнование. Творец согласился. Учёный берёт пробирку, наливает в неё воду... Творец его останавливает: «Э нет, давайте каждый будет пользоваться тем, что лично создал!» Как не платить налог на всеобщую медицину — так «это мои личные деньги!» А как получить дотацию из казны на поддержание обанкротившегося банка — «моё предприятие системообразующее!» Первый и последний последовательный либертарианин помер с голоду пару миллионов лет назад, на заре превращения приматов в людей, и с тех пор человечество держится только тем, что за любым одиночкой — предпринимателем, учёным, художником — стоят века совместных усилий и бескорыстной взаимоподдержки миллиардов людей.
Свобода невозможна без вседозволенности как хлеб невозможен без муки.
Всегда есть место, где свободнее, чем то, в котором я, но не всегда нужно в это место перемещаться. Колумб в наши дни стремился бы не в Америку.
Война есть состояние перманентного предательства человечности.
Часто говорят, что Освенцим и ГУЛаг учат, что Бога нет — так это вздор. Освенцим и ГУЛаг учат, что выбор есть. Хоть у тебя дети кровью харкают, хоть помрёшь с голодухи без работы, — всё равно не сметь наниматься вести концлагерную бухгалтерию, не говоря о прочем!
Милитарист и миротворец исповедуют один принцип: «Не стреляй вторым!»
Только милитарист стреляет первым, а миротворец не стреляет никогда.
Надо раскачивать лодку, если в ней плывут людоеды.
Ну, чтоб каждая звезда на американском флаге была вифлеемской!
Капитализм лучше коммунизма, потому что у коммунизма нет пороков, а у капитализма есть. В коммунизме умерли и добро, и зло, в капитализме добро и зло расцветают пышным цветом.
Свободолюбие есть готовность пожертвовать своей свободой ради чужой. Деспотизм жертвует чужой свободой ради своей. Холопство жертвует своей свободой ради своей безопасности.
Можно выстроить диаграмму — в каких странах какой жесткости наказания за антисемитизм и пропаганду нацизма. Закономерность очевидна: чем более страна виновата в антисемитизме и нацизме, тем более там жесткие за них наказания. Германия, Россия, Франция… В Америке свобода слова близка к абсолютной — потому что в Америке не были у власти Гитлер и Петэн, Ленин и Путин.
Только связь не та, что для борьбы с пережитками несвободы нужно ограничивать свободу. Ограничение свободы и есть пережиток несвободы!
Все животные равны, но некоторые животные животнее других.
Может ли образованный и мыслящий человек поддерживать деспотизм? Нет. Если человек поддерживает деспотизм, то он недостаточно образован и мыслит неряшливо.
Может ли нравственный, порядочный, приличный человек поддерживать деспотизм? Да. Деспотизм благородно берёт на себя совершение геноцидов, ведение войн, разорение людей, освобождая большинство подданных от этического выбора. От счетоводов Освенцима и Магадана как раз и требовалось быть честными, нравственными, приличными, порядочными. А уж у заключённых вообще была полная свобода совершенствоваться, молиться и дружить.
Слишком часто каются в том, что были плохими начальниками, а каяться-то надо в том. что вообще был начальником, а не слугой или другом.
Есть рынок, но изредка бывают и блошиные рынки. Есть капитализм, но изредка бывает блошиный капитализм.
Бомж и богач... Бомж меньше вредит обществу и природе, чем богач. Не бомжи устроили глобальное потепление. Богачи борются с профсоюзами, якобы во имя свободы народа пользоваться плодами конкуренции, но сами богачи образуют мощнейший профсоюз. Иногда облекающийся во внешние формы, чаще обходящийся без этого. Сами богачи редко снисходят до оправдания богатства и связанных с ним несправедливостей и насилия. Это обычно делают как раз не богачи, а люди, мечтающие о богатстве и силе — от высоколобых интеллектуалов до несчастных полубезграмотных работяг. Богач в президентах — всего лишь коллективный выдох этих бедолаг, материализовавшаяся их мечта. Нищие деньгами оказываются в одном профсоюзе с богачами, профсоюз не нищих духом.
Немцы воевали за расширение lebensraum, жизненного пространства, русские — за расширение пространства безжизненного.
Кто объясняет, что вскоре всю работу будут делать роботы, а потому правильно американцы не пускают мигрантов - им же работы не будет, а кормить их придётся? Это объясняет русский армянин, эмигрировавший в Израиль (впрочем, брак он регистрировал на Маврикии, поскольку к религии испытывает нормальное для полуобразованного человека презрение). И по профессии он, естественно, адвокат. Он понимает, что с точки зрения Илона Маска адвокат - это самая легко компьютеризируемая профессия? Засунул в компьютер все законы - и вперед, ни судей, ни прокуроров, ни адвокатов. Или он думает только про пылесосы?
Когда нет свободы слова, это ведь не означает, что нет свободы слов. Можно лишить людей свободной прессы (и лишили), можно накинуть удавку на интернет и радио (накинули). Можно даже заставить людей врать на собраниях, хотя до этого пока не дошло. Но и в самые жуткие годы никто не мог заставить и не заставлял лаять друг на друга. Могут посадить ни за что, но не посадят за то, что ты говоришь вежливо, не хамишь. Если ты не разделяешь идеологии диктатуры, это лучше скрывать, чтобы не лишиться работы или пенсии (мало ли что!). Но нельзя скрывать, что ты человек добрый — а кто не добрый? Ну, в глубине-то души? Вот из глубины души — и на волю. Это ничего не гарантирует, кроме воли — того чудного состояния, когда при полном отсутствии свободы появляется человечность, не ищущая оправданий, а живущая правдой, не прибегающая к насилию, а бегущая туда, где требуется сила любви.
Свобода моих объятий заканчивается там, где другой не желает обниматься.
Большинство — это повзрослевшее меньшинство.
Свобода — когда ты всем благодарен.
Раб никому не благодарен и всем должен.
Бог абсолютно свободен, потому что Бог всем благодарен.
Всякая душа властям предержащим да повинуется.
А тело — это отдельная история.
(Навеял Борис Херсонский своим «Всякая власть от Бога, чтобы нам было, кому быть в оппозиции»).
Не всякая власть есть убийство, но всякое убийство есть власть, и в слоновой башне нельзя прятаться от этого, можно только прятать того, кого пытаются убить.
Империя зла, полюбишь и козла.
Правда без свободы — всадник без лошади.
Свобода не нуждается в армии, свобода нуждается в свободе от армии.
Свобода — это великая симфония, исполняемая всем человечеством, и свобода есть музыка, производимая не механически, от свернутой в пружину вертикали власти, а идущая изнутри каждого живого человека.
Свободный мир называется свободным не потому, что свободен, а потому что стремится к свободе.