26.2.1990. Беседа со Светланой Петровной Мордовиной, вдовой Станиславского. Ближайший друг С. - теперь эколог, программист и при этом очень крупный. Они с ним учили японский по учебнику для военных, но попалась лишь 1я часть, и учение оборвалось. Учили, чтобы не служить, иметь независимость. Тогда японистов было очень мало, ценились - работа дома. Наше поколение прагматично, в отличие от Станиславского, в смысле овобожденности от власти тоталитаризма. Щедрость: все написать старался с кем-нибудь: отсюда совместные публикации с Морозовым - обсуждались в курилке ГПИБ. Станиславский описал состав сборника, где встретил Повесть. Морозов вспомнил, что недавно описывал текст - Станиславский его сразу силком послал смотреть. Или: крохотный материал Лукичева к Шульгину, но Лукичев еще и технически помогал готовить статью (сверял тексты). Другая сторона: не таил своих открытий о казаках, а направо-лево о них говорил, убеждал. Убедил-таки Корецкого (но не Назарова!). Убедил Скрынникова, который не считает нужным на него ссылаться. Бабьи склоки на кафедре МГИАИ и елание вернуть ей былую высоту. Простоволосова собирала материал, Стниславский лежал уже, диктовал и обработка в основном его. Он нашел список 1570 г. (?) - тоже всюду говорил о нем, и его без всяких ссылок напечатал Альшиц.
29.7.1990. Беседа с ней же. Не знала, что А.Л. в детстве был бит (дрался) за еврейство. Узнала от его сестры Инны. После истории с картами (во время практики студенческой) все от него отвернулись. Любил кино, но слишком переживал, особенно плохие сцены (насилие, грусть), недосматривал до конца. Нежность. Чуть повышенный ее голос уже считал слишком бурным. О Шульгине приписал к статье еще и Корецкого, хотя тот вовсе ничего не делал (лишь устроил), а потом не снял его фамилию, т.к. Корецкий умер ("неделикатно"). Занимаясь историей кафедры, "открыл" Андреева. Студентом допоздна сидел в ОР ГБЛ, где рабтала С.П.М. - уходили вместе, не запирать же его. К дневнику литератора за 1990 г. |