Она была разнообразна и таковой остаётся. Она всюду, где верующие сопротивляются тоталитаризму, а тоталитаризм всюду, где посягают на свободу верить или не верить. Это сопротивление, резистанс — уж не знаю, почему у французов «пис де резистанс», «кусок сопротивления», обозначает еду для гурманов. Сегодня катакомбная Церковь в России это мусульмане, последователи Нурси, и Свидетели Иеговы. Но они же в США — не катакомбная Церковь. Сопротивление есть явление реактивное. Поэтому многие люди попросту выдумывают, что их гонят — фашисты, белые супрематисты, да просто антиглобалисты. Им нравится быть гонимыми, они как бы сопротивляются как бы гонениям и за этим как бы сопротивлением позволяют себе всякую умственную грязь.
Катакомбная Церковь выродилась не в крестьянах, которые отказывались получать паспорта. Она выродилась в знающих дюжину языков богословах, которые умудрились изобразить «сергианство» догматической ересью и развили собственные утончённые теологические конструкции. Причём часто эти богословы отлично знают историю религии, понимают, как условны все догматы, но у них как у некоторых верующих учёных — водонепроницаемая перегородка между знанием и верой, очень глупое, патологическое состояние. Нужно и можно говорить о нравственном вырождении у людей, которые никаким гонениям не подвергаются, а то и многие годы были в «сергианстве», а позволяют себе посмертно объявлять язычниками верующих, погибших в концлагерях, за недостаточно героическое поведение.
Ужасно не то, что «катакомбная Церковь» часто была подпольным вариантом той же «госрелигии» со всеми её предрассудками: обрядоверием, антисемитизмом, ксенофобией. Ужасно то, что часто она была никакой вообще. Вот Сергей Дурылин — он продолжал быть священником или всё-таки стал исключительно театроведом? Его брак был фиктивный или как? Ужасно то, что это не имеет значения. Чёрная кошка в тёмной комнате должна мяукать, а Дурылин не мяукал! В его театроведческих работах нет ни отзвука его веры (если таковая осталась). Ну вот Каледа литургию безо всякого карантина служил в полной самоизоляции, боялся кого-либо позвать, даже верующего. Не мяукал! А когда пришла свобода, стал заведовать в МП катехизацией, но говорить о Христе не умел, атрофировались связки! И оказался неотличим от тех казённых чудотворцев, которые, по выражению Бердяева, превращают хлеба в камни, вроде и говорят о Христе, но как Гундяев и Алфеев — после их проповедей хочет почистить зубы и выматериться, чтобы вернуться к Богу.