Богочеловеческая комедия
См. Христос глазами писателей.
Воннегут был председателем Гуманистического общества США после Азимова, первое заседание, где был председателем, начал с напоминания об Азимове слова «Айзек теперь на небесах», чем вызвал у собравшихся приступ истерического хохота. Ну, штамп.
Воннегут определял гуманизм не как неверие, а как исполнение заповедей Христа без веры в Христа. Если заповеди хороши, какая разница, Бог Иисус или нет. Он обличал царство кесаря – в его сешеашном варианте – в неприятии Христа: ведь в судах висят Синайские заповеди. А ты попробуй посуди, если у тебя над головой начертано «Блаженны милостивые» или «Не судите, да не судимы будете». (Один мой знакомый американец ушёл из судей, когда ощутил, что разводить людей противоречит Евангелию).
Конечно, во всём этом буквализме Воннегут проявляется не как литератор, а как довольно узколобый протестант, подменяющий Бога словом Божиим. Как один из его героев (не вымышленных героев, а герой Воннегута – реальный человек, лидер рабочего движения), который на вопрос судьи: «Послушайте, вы же заканчивали Гарвард, как и я, скажите – вне рамок судебного процесса, как человек – почему вы бросили карьеру и занялись рабочим вопросом?» – ответил: «Из-за Нагорной проповеди, сэр».
Так ведь противники Воннегута, все эти паразиты – не на рабочих паразитирующие, на капитализме – тоже ведь узколобые и подменяющие. Быть узколобым не греховно, главное знать, что ты узколобый, и если ты семи пядей во лбу, так ты седмижды семижды раз узколобый, так что надо быть особо толерантным, политкорректным и терпимым, чтобы хоть как-то свою узколобость подрессорить.
Воннегут потому Воннегут, что у него есть и восьмая пядь. Когда он предлагает в качестве идеала дядю, который любил, сидя на веранде в качалке погожим летним днём с друзьями приподнять бокал и сказать: «Разве это не счастье?» Ничуть не хуже златоустовского «Слава Богу за всё!» Златоуст, умирая, благодарил за всё не потому, что был мазохист, а потому что умел благодарить, фиксировать счастье, когда был на свободе и счастлив. Поэтому и на литургии – благодарил. А кто шесть дней ходит и ворчит, что всё плохо, а на седьмой идёт благодарить за Христа, тот хорошо, если мазохист, но обычно садист.
Воннегут потому Воннегут, что открыл новое заболевание: самаритянотрофия. Когда в человеке атрофируется милосердный самаритянин. (В русском переводе «самаротрофия», что нехорошо, потому что действие притчи происходит не между Иерусалимом и Самарой). Поясняет он образом: нормальный человек – море. Самаритянотрофия превращает человека в аккуратный, стерильный, безопасный бассейнчик, выложенный кафелем, подогреваемый, наполненный лазурной водой. Из моря жизнь вышла на сушу, из бассейна богача на сушу выходит только сам богач или богачка – милые, вежливые, воспитанные и абсолютно бессердечные.
Воннегут потому Воннегут, что мимоходом даёт сюжет романа – да что романа, сюжет альтернативной Библии, сюжет новой хронологии: а что было бы, если бы Христа не распяли, а приговорили к пожизненному… Вот Он сидит… проходят века… Он не стареет… Надзиратели сменяются – вместо иудеев римляне, потом ромеи, арабы, британцы… Легко возразить: «Что тут фантастического? Так оно и есть!» Ну да, Христос в пожизненном заключении, причём именно в душе верующего в Христа, но живущего по антихристу страха, насилия, гнилости…
Воннегут потому Воннегут, что защищает бедных не от бедности. В этом отношении он такой же плохой защитник бедняков как Иисус с его «блаженны нищие». Быть бедным – полбеды, а беда – быть ненужным. Буржуй смотрит на бедняка как на что-то ненужное, и все на него так смотрят, вот в чём кошмар бедности – той, которая отнюдь не блаженна. Теоретически, конечно, никто не нужен. Американский богач так же бессмысленен и беспощаден как русский бунт. Даже святой не нужен. Если Бога нет.
Особо рекомендую роман "Храни вас Господь, мистер Розуотер!" Кстати, любопытный пример того, что такое обращение. Если пишется письмо человеку, то "Храни Вас Господь" – все слова с большой буквы. Если эти же слова вложены в уста литературного героя, то "вас" надо писать с маленькой буквы. Уважение возможно только в личном обращении, а в тексте, который адресован всем (и, соответственно, никому) проявления уважительности неуместны. Ворчание русских православных 1970-х годов на то, что "Бог" и "Господь" пишется с маленькой буквы вполне предвозвещало наше последующее агрессивное поведение после обретения свободы. Мы уважали букву, а не Бога, – получили свободу, стали насаждать не Бога, а буквы.
* * *
Воннегут не очень внимательно читал Евангелие, иначе бы не сказал: "Даже Иисус, если бы Его не распяли, вынужден был бы повторяться". Иисус и так повторялся - чего, кстати, не могу вообразить литературоведы средней руки, которые в основном занимаются "изучением" Евангелия.
Нет, про литературную критику эти горе-филологи все знают, их беда в том, что они не успели узнать жизнь. Школа, университет, слушание лекций, чтение лекций... Очень ограниченный жизненный опыт, в основном, из третьих рук. Поэтому у них самые причудливые представления о том, что мог, а что не мог сказать Иисус.
Воннегут, напротив, приемами не владеет, зато живой. Вот из его проповеди, прочитанной в соборе Св. Иоанна Богослова в Нью-Йорке.
Кстати, дико звучит для русского уха - "прочитанная проповедь". Как "пробарабаненный вальс". Проповедь говорить надо! Может, это самое страшное последствие Реформации - которая, впрочем, сама лишь следствие, а не причина превращения христианства в разновидность академической дисциплины. На первое место вышла не способность сказать проповедь, а исполнительность и умение соблюдать приличия - что с проповеданием плохо совместимо. Господь Иисус Христос не был исполнительным и не умел соблюдать приличия. А когда на первом месте форма, чтобы никакой Лютер не мог придраться, то и приходится проповеди писать. Хороший такой крепкий средний уровень. Отсекаем некомпетентных и сверхкомпетентных - и становится обычным тупым предприятием типа "тропический загар за минуту". Спрос пока есть.
Воннегута извиняет то, что он все-таки не проповедовал, а выступал в неповторимо американском жанре эстрадного эссе.
"Вообразите, что мы по глупости своей решили избавиться от своего ядерного оружия, от любимого наркотика нашего, а враг тут как тут, и мигом распнет нас, только и всего. ... И вот если всех нас на крест, на крест, и гвозди в ноги забивают да в ладони, не охватит ли нас желание, чтобы бомбы наши водородные оказались в готовности, чтобы с жизнью уж повсюду на земле покончить?
Из седой древности сохранился всего один пример Распятого, который, надо думать, не хуже нас с русскими мог бы положить конец жизни раз и навсегда. Но Он предпочел терпеть Свои муки. И только просил:
"Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят".
Ему было ужасно плохо, но Он решил, что жизни нужно продолжаться, а решил бы иначе, мы бы тут с вами не сидели, правда ведь?
Но Он - случай особый. И нельзя же, в самом деле, требовать, чтобы Иисус стал для нам примером, когда мы, смертные, решаем, сколько можно вытерпеть страдания и боли, прежде чем возжелать конца всему миру. Я не думаю, чтобы нас на самом деле кто-то норовил распять. Ни у одного из наших сегодняшних потенциальных противников просто не наберется столько
плотников, куда там".
Насчет плотников Воннегут заблуждается, а вот насчет нежелания распинать - нет. Даже российский милитаризм не хочет никого распинать, разве что по пьяной лавочке забудет, кто на глобусе паразит, а кто дело делает. На деле, правда, от российского "не хотим войны" гибнет куда больше, чем от американского ковбойства-жандармства. Милитаризм разных стилей бывает, как в самбо - стиль "пьяная обезьяна", когда мастер вроде бы шатается и ничего не соображает, а через три минуты враги вокруг мертвые лежат.
Вера есть опыт вечности. На главный вопрос обиженного человека она отвечает: "Вечно". (Вопрос этот: "Сколько ж можно терпеть?!"). Собственно, терпение - даже если оно длится секунду - и есть вочеловечившаяся вечность. А решимость убить, отомстить, защититься, защитить - соответственно, есть убийство вечности и торжество смерти, а вовсе не жизни, которую якобы защищают.
* * *
В начале XXI века никого не шокирует Иисус чернокожий, Иисус узкоглазый. Собственно, когда протестанты или католики вешают у себя в храме репродукцию Владимирской, они именно приветствуют экзотику - Мария в виде гречанки (ну не еврейки же! что, вы думали Владимирскую писали во Владимире с какой-нибудь боярыни?). Полувеком ранее Воннегут попал под обстрел христианских фундаменталистов за фантастический рассказ, в котором путешественники во времени обнаруживали, что Иисус ростом метр с кепкой. Ну да, Иисус - голубоглазый рослый блондин-куклусклановец с выбритыми подмышками и челюстью, на которую можно ставить стакан кофе. Иисус - коротышка - фи!
Выбритые подмышки - реальный казус, над которым издевается Воннегут. Именно с ними изображал Христа актер Чарлтон Хестон. Это не предел - в голливудской эпопее императрица Феодора крупным планом демонстрировала публике прививку от оспы. А ведь пластырь налепить и замазать - минутное дело.
Между прочим, если стоишь внизу или сидишь, не видишь, какого роста Учитель. Особенно, если Он распят.
Христианину приятно видеть у Воннегута непоследовательность. С одной стороны, Воннегут провозглашает пессимизм христианским чувством. В положительном смысле, то есть, хорошим, разумным, человечным чувством. Он похож на Салтыкова-Щедрина трезвостью:
"Послушайте-ка, те люди, которым вы так сострадаете, что у вас сердце обливается кровью, большей частью действительно народ тупой и озлобленный".
Казалось бы, это - мизантропия, но нет, Воннегут вовремя притормаживает:
"Пессимизм, с каким Олгрен воспринимал
столь многое в нашей земной юдоли, был христианским чувством. Подобно Христу, каким Его показывает Библия, он был зачарован судьбами людей, попавших в безнадежное положение, не мог оторваться от их созерцания, а вот их будущее не внушало ему особых надежд, если вспомнить, во что они превратились и что собой представляет Цезарь и все остальные".
Тем не менее, Воннегут возмущается словами "Реквиема" - зачем так унижаться перед Богом? Зачем бояться Бога?
Казалось бы - если человек тупой и озлобленный, так только покаяние его и сделает острым и добрым. Воннегут же не хочет покаяния и не слишком доверяет ему при встрече. Не потому, что Воннегут не верит в искренность кающегося. Он людей-то любит, и его пессимизм - пессимизм любящего, куда драгоценнее умильности бессердечного ханжи или дешёвого оптимиста. Просто Воннегут, не имеющий опыта соприкосновения с Богом, полагающий Бога лишь мыльным пузырём, пытается защитить этот мыльный пузырь. Не надо оскорблять Бога - Бог хороший, Ему не нужны наши извинения, Он и так всех простит. Бог в такой защите не нуждается. Кто соприкоснулся с Богом, тот знает, что встать на колени не означает унизить Бога или себя. Ну перед любимой можно ведь на колено встать! Это романтично, а не оскорбительно.
Христос, действительно, не обманывался в людях. Христос не обманывается и в христианах. "Народ тупой и озлобленный". Порождения ехиднины. Грех, как и бедность, никого не делает лучше. Крещение - как смочить гранит водой: засияет внутренний узор, просияет суть, а потом вода высыхнет и опять невзрачная галька. Но память-то о сиянии есть, а памятью человек отличается от камня, и это всё меняет.
Христос не обманывался, поэтому и сделал то, что Воннегуту или любому другому человеку делать уже не надо - сделанное Иисус действительно раз и навсегда, как открывание консервной банки. Ад взрезан. "Пленил еси ад, не искусився от него" - "открыл консервную банку, порезавшись, но не протухнув, умерев, но не став консервом, вознесся, но не заносся". Теперь и у тупых есть шанс - а кто не тупой!
Воннегута многим тяжело читать. Возможно, Воннегута всем тяжело читать. Лёгкое чтиво читать легче. Зато к Воннегуту, а к лёгкому чтиву приложимы слова Спасителя: "Возьми крест". Не тяжело нести только выдуманный крест.
