БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
О КНИГЕ АНДРЕЯ СОЛДАТОВА О ЛУБЯНКЕ
См. Лубянка.
Андрей Солдатов выдаёт себя за объективного аналитика Лубянки. Однако, в апреле 2002 года он опубликовал статью о том, как Ватикан ведёт шпионаж в России. Статья содержала все бредовые клеветы, сочинённые на Лубянке с 1920-годов, чем оправдывала высылку из России католических священников, произведённую в это время чекистами.
В 2011 году Солдатов (в соавторстве с Ириной Бороган) издал книгу «Новое дворянство. Очерки истории ФСБ» (М.: United Press, 2011). Книга сперва вышла в Нью-Йорке под названием «Новое дворянство: реставрация российского государства спецслужб и продолжение традиций КГБ».
Английский оборот «security state» отличается от оборота «полицейское государство» («police state»). Это не всегда понимают даже русские либералы, говорящие о том, что Путин создал «полицейское государство». Полицейское государство основано на праве. В нём произвол власти ограничен законом. Таковы были и Пруссия, и романовская Россия.
Любопытно, что в русском варианте название книги было столь смягчено.
Ничего нового для русского читателя книга не содержит. Авторы часто упоминают свои близкие контакты с чекистами, которые, разумеется, все остаются неизвестными. Авторы всегда рядом с представителями Лубянки. Тем не менее, они пытаются изобразить себя не только «объективными», но даже в какой-то степени «оппозиционными» людьми. Вот их приглашают в журналистский пул, которому Лубянка даёт информацию, а они гордо отказываются.
Ещё одно методологическое замечание. Является ли Лубянка тем институтом, который подлежит изучению или она — институт, который подлежит сопротивлению вплоть до разрушения? Применим Гитлер-тест: как бы отнеслись к немецкому журналисту, который «объективно анализирует» деятельность гестапо, опираясь на анонимные источники в этой организации?
Андрей Солдатов откровенно и безусловно — один из тех многочисленных русских интеллектуалов, которые не являются оппозицией режиму, не считают, что политический режим России чем-то принципиальным отличается в худшую сторону от политических режимов других стран. Эти люди на митинги не выходят, не диссидентствуют. Напротив, им важно убедить себя и других в том, что налицо «отдельные недостатки», пусть даже очень крупные, но всё же — никоим образом не сопоставимые с тем, что было до перестройки.
Круг таких интеллектуалов — и не прямо служащих Кремлю, и не находящихся к нему оппозиции — очень широк, намного более многочисленный, чем круг оппозиционеров. Его символом могут служить такие печатные органы как «Новая газета» и «Московские новости» 1990-х годов, радио «Эхо Москвы», электронное издание «Ежедневный журнал». Они могут очень резко критиковать власть, но в решающие моменты и в решающих вопросах принимают её сторону.
Исходные тезисы Солдатов формулирует в первых же строках. Лубянка в 1990-е годы были в кризисе, только Путин вновь сделал её «главной спецслужбой России». «При Путине бывшие и действующие агенты спецслужб заняли места в бизнесе и правительственных структурах» (11). Последнее утверждение и фактически неверно. Забавно, что Солдатов сам описывает, как в 1990-е годы чекисты «занимали места в бизнесе и правительственных структурах». (Разумеется, от автора книги следовало бы ожидать использования таких основательных исследований русской номенклатуры как книги О.Крыштановской. Нет, не использованы. В этом смысле книга является сборников очерков газетного — по степени легковесности - характера).
В полном согласии с путинской пропагандой Солдатов рисует 1990-е годы лихими для Лубянки: лучшие люди ушли за длинным рублём, оставшиеся «работали» «в беспрецендентно сложной ситуации» войны в Чечне, терроризма и т. п. На Лубянке в 1990-е царила коррупцией, «масштабы которой были невероятны для советских времен» (12).
Все эти утверждения не основаны на фактах и противоречат даже тем фактам, которые излагает Солдатов. Во-первых, «уход за длинным рублём» - это ложь, призванная скрыть иное явление: под видом реформ в России изначально создавался не «бандитский капитализм» (ещё одна пропагандистская ложь, созданная Лубянкой), а именно «лубянский капитализм». Путин ушёл в петербургскую мэрию за длинным рублём? Рубль, конечно, он там имел не короткий, но всё же главной целью было совсем иное — политическая власть, и не лично Путина власть, а Лубянки. Во-вторых, о какой «работе» чекистов в связи с Чечнёй идёт речь? Этого, между прочим, Солдатов в своей книге не показывает, равно как и «антитеррористической» деятельности чекистов. Реальность — в другом: Лубянка использовала методы провокации, которые порождали проблемы.
Здесь нужно отметить, что важной частью мифа о Лубянке как «нормальном» институте является жонглирование её разнообразными названиями. «ФСБ», «МГБ» и т. д. Сами сотрудники Лубянки, напротив, имеют очень чёткую традицию причисления себя именно к ВЧК, их субкультура — та же, что у Берии и Ежова.
Главный тезис Солдатов очень удобен для Лубянки: «Не следует думать, что все этих изменения означали возрождение советского КГБ. … Комитет госбезопаности был подотчетен политической структуре: все его управления, отделы и подразделения контролировались КПСС» (12).
Этот тезис Солдатов повторяет многократно, но он основан на совершенном незнании специфики функционировали советской системы. «Партийный контроль» - фикция. Реальная жизнь советской номенклатуры строилась на совершенно других основаниях. Шла борьба различных хозяйственных, региональных, ведомственных кланов. Реальная высшая власть была в руках не у ЦК КПСС, и вообще не у отдельного ведомства, а у нескольких человек — власть номенклатуры была классической олигархией (и в этом смысле лубянский миф о евреях-олигархах - классическое «держи вора!»). Именно это — самый страшный «секрет Москвы», многократно раскрытый многими историками, который Лубянка, однако, надеется всё же подменить своим мифом о «качественно новом этапе» своей истории. Никакое не гестапо, а всего лишь, говоря словами Солдатова, «беспощадные «мухабараты» - спецслужбы в арабских странах Ближнего Востока» (13).
«За десять лет ФСБ так и не стала проводником законности, а России еще очень далеко до подлинной демократии» (13). Мягко сказано и, опять же, не проходит проверки Гитлер-тестом.
«В условиях хаоса, последовавшего за развалом Советского Союза, Ельцин побоялся полностью распустить КГБ» (20). Замечательная ошибка! Во-первых, Ельцин решил сохранить КГБ за четыре месяца до того, как распалась Российская империя. Во-вторых, примечательно, что Солдатов разделяет с Лубянкой миф о том, что СССР «развалился» - идея, что угнетённые народы вернули себе независимость, ему чужда. В-третьих, миф о «хаосе» - классический пропагандистский миф. Собственно, это главный миф большевизма, они им оправдывали и революцию, и красный террор. Царизм-де вверх Россию в хаос... Троцкисты грозили ввергнуть Россию в хаос... Нацизм грозит ввергнуть мир в хаос... Диссиденты... Чеченцы... И каждый раз Лубянка творит из хаоса порядок, безопасность, мир.
Солдатов выделяет три пункта, по которым КГБ отличается от современной Лубянки: «Вспомним о тотальной поднадзорности населения Советского Союза, преследовании диссидентов, впечатляющих убийствах за границей». Из двух явлений три — печальная реальность современной России. О «впечатляющих убийствах за границей» Солдатов пишет и сам. Это не его заслуга — убийства были раскрыты полицией тех стран, где они совершались. «Преследование диссидентов» - об этом Солдатов в своей книге не пишет ни слова, а ведь реальность 1990-2000-х годов наполнена этими преследованиями. Да, преследуют не всех политических оппозиционеров в равной степени, но количество репрессированных — убитых, посаженных в тюрьму, сосланных - больше, чем в 1970-е годы. Да, на свободе больше врагов власти, чем было в 1970-е годы. Отчасти, наверное, это потому, что власть сейчас предпочитает не перегибать палку, но отчасти и потому, что люди стали смелее, взрослее, умнее. Да, современная русская номенклатура не решается на такие чистки, как ранее, но дело не в её доброй воле и не в том, что она занята казнокрадством и бизнесом, а в том, что Россия включена в экономический и политический контекст, в котором номенклатура не может вести себя с прежним бесстыдством.
Коррупция чекистов — не новое явление. Сам Солдатов описывает коррупцию брежневского времени, 1990-х годов. Он, правда, мягче к 2000-м годам, заявляя, что тут не столько коррупция, сколько классовое расслоение, нарастание неравенство между высшими чекистскими чинами и остальными. Что ж, расслоение среди коррупционеров не отменяет коррупцию. В других секторах российского общества расслоение так же произошло, а в среднем самый «несчастный» сотрудник Лубянки получает неизмеримо больше тех, кого он контролирует.
Что до «тотальной поднадзорности», то здесь налицо подтасовка фактов. Тоталитаризм хотел следить за всеми, но называется он так не потому, что смог осуществить это хотение, а потому что хотел. Хочет ли современный Кремль тотальной поднадзорности? Да, конечно. Насколько эта подназорность осуществлена — предмет для исследования, но Солдатов таким исследованием заниматься не желает и с результатами чужих трудов знакомиться не желает.
Вообще, поразительно как о многом Солдатов и Бороган не пишут — не пишут, можно сказать, демонстративно. Они словно не читали о сотнях случаев провокаций Лубянки в адрес политической оппозиции, о масштабных спецоперациях против неугодных власти религиозных движений. Тут не найти упоминаний о травле — и убийствах — российских журналистов. Ни слова о роли Лубянки в фашизации страны. Зато нашлось место для главы о каких-то гебистских подземельях в Москве, основанной целиком на слухах и написанной вполне в духе «жёлтой прессы».
Верно то, что цензурные и репрессивные механизмы в путинской России действуют не так, как в России брежневской, но они действуют, и приводит их в действие именно Лубянка.
В целом книга производит впечатление многослойного пирога, и по стилю, и по концепциям. Во многих местах просвечивает позиция верного пропагандиста Лубянки, которая прикрыта умеренной критикой. На с. 34 Солдатов упоминает высылку из России католических священников, только вот не упоминает, что лично поучаствовал в антикатолической кампании. Одна цитата из его текста 2002 года:
«Деятельность Ватикана, направленная на усиление его влияния в России, хорошо спланирована. Я писал о том, что, хотя Ватикан едва ли не единственное государство, которое отрицает существование собственных спецслужб, в распоряжении Папы есть структуры, которые занимаются как сбором информации, так и проведением, выражаясь языком спецслужб, активных мероприятий - то есть влияют на ситуацию внутри страны. Эти структуры были созданы не вчера, а ещё в 20-х годах прошлого века, когда католикам показалось, что у них появился шанс заменить при советской власти православную церковь».
Прошло 19 лет, и вот уже Солдатов полукритикует ФСБ и Московскую Патриархию: «В 2002 году ФСБ выдворила из России пятерых католических священников, обвинив некоторых из них в шпионаже. Церковь в ответ благословляла спецслужбы на борьбу с врагами государства» (С. 34).
Налицо базовая двумысленность текста. С одной стороны, Солдатов критикует Лубянку за ложные обвинения в адрес учёных, с другой — предполагает, что обвинения были всё же правильными, только Лубянка по разным соображениям не могла передать в суд подлинные доказательства (90).
Создаётся ощущение, что книга в целом — ещё одна пропагандистская операция чекистов по коррекции западного общественного мнения. За последние годы на Запад выехал не один десяток людей, которые работали на Лубянке или были с нею связаны, а затем «поссорились», «разочаровались», «стали бороться за правду». Запад обычно предоставляет таким людям убежище, они начинают консультировать политиков и журналистов, только вот консультации эти оказываются выгодными всё той же Лубянке. Это такая специфическая разновидность контр-пропаганды, ей много тысяч лет: заслать врагу своего лучшего друга, публично с ним поссорившись, даже приказав его избить, чтобы враг верил — друг стал врагом, друг озлобился и может ему, врагу, сильно помочь...
Солдатов пишет о том, что именно «силовики» - включая Лубянку — спровоцировали этническую чистку в Северной Осетии. Однако, при этом он поддерживает о том, что «ингуши напали на осетин». О том, какова роль Лубянки в натравливании друг на друга абхазов и грузин, в организации нападения на Грузию, - ни слова. Начало агрессии против Чечни объясняется удивительно: видите ли, в ноябре 1994 года «руководители самопровозглашенной Ичкерии стали настойчиво требовать предоставления Чечне независимости от России» (23). Не Россия стала восстанавливать империю, а чеченцы вдруг зачем-то стали требовать независимости, которую уже взяли задолго до милостивого разрешения Ельцина на это.
Может быть, самое важное место в книге, ради которого она вся написана, - фраза: «На вопрос о роли ФСБ в этой истории с учениями или готовившимся взрывом до сих пор нет однозначного ответа. Авторы этой книги полагают, что в Рязани на самом деле проводились учения» (124). Лучшая контрпропаганда — «пилюля»: взять банальное кремлёвское «отрицалово» и покрыть толстым слоем как бы критики в адрес Лубянки. Аналогичным образом обелена власть и за трагедии на Дубровке и в Беслане — мол, всего лишь проявили халатность. На Дубровке не позаботились о медицинской помощи заложникам, в Беслане «не смогли организовать нормальный периметр безопасности вокруг захваченной школы» (172). «Не организовали периметр» - это всё-таки далеко то, что «президент приказал начать штурм, не заботясь о жизни детей». Не было никакого нападения России на Грузию — был «военный конфликт между Грузией и Южной Осетией» (242). Вот ради таких фразочек можно и коррупцию генералов поругать, и про подземные ходы рассказать.
Тем не менее, Солдатов вовсе не обязательно является штатным помощником Лубянки. Беда в том, что на одного оплачиваемого агента Лубянки приходится десяток бесплатных энтузиастов, чья деятельность Лубянке выгодна. На принадлежность к штатным сотрудникам органов указывает разве что поразительная поверхность «исследований» Солдатова, которая «уравновешивается» напыщенностью, высокопарностью стиля. Когда чекисты пускают Солдатова посмотреть Лефортовскую тюрьму, он так описывает свой визит, будто идёт на смертную казнь. Впрочем, высокопарность и легковесность — не монополия чекистов.
