Вот странно: я довольно спокойно отношусь к судьбе России. Да, фашиствующий режим, да, пакистанизация... Ну, Церковь на месте КПСС... Но распада страны я не жду (скорее, новых завоеваний... трепещи, Кишинёв!)... Да хоть бы чего и отпало - невелика беда! Ну, отпадёт Сибирь или Кенигсберг - лишь бы в ванной кран не отпал...
А вот о. Петр Мещеринов паникует:
"Очевидно, что нам предстоит распад страны. Кавказ и Дальний Восток, Калининград, а может быть и национальные республики, рано или поздно отпадут от России. ... Но ориентация России на Китай и Азию под антиевропейское улюлюканье народа - выход из парадигмы христианской цивилизации ... Если говорить о внутренней политике, то очевидно нас ждут социальные потрясения. Самым же страшным их результатом будет вот что: как ни пакостна современная власть, но в результате озлобления народа к власти придёт полный отстой - фашистско-националистический "Шариков". Так что будущее России трагично".
Хм! Что за нервнозность? Во-первых, Россия никогда в парадигме христ. цивилизации не была, во-вторых, никогда вообще не было христианской цивилизации и быть не может.
И еще нервное: "Нынешнее русское православие как Церковь Христова - дутая величина". Да ни Боже ж мой же ж! Чур меня! Страшен сон, да милостив Бог! Не хуже и не лучше чем в иные времена! При преп. Сергии было не лучше, не лучше... А уж в 1556-1622 (время, которое я знаю наизусть) куда поганее. И - ничего, была Церковь, была. И будет, и есть! Но, конечно, если завернуться в старое вонючее грязное одеяло, выбирать между Алфеевым и Капалиным, забыв, что есть нормальный просторный мир... мироощущение того-с... ухудшается...
При этом я как раз более нервен конкретно. Я не скажу как Мещеринов : "Бог с ней, с Россией. В конце концов, мне до неё (как, впрочем, и до всех других стран) особого дела нет - ведь у меня, как у христианина, Вид на Жительство в Небесном Царстве".
Во-первых, никакого "вида на жительство". Уподоблять крещение прописке - не очень удачно... Во-вторых, небо небом, а страдать не хочется ни в коей мере, и я предпочитаю трудиться, чтобы Россия была богатой и свободной.
Думаю, нервозность о. Петра - от неполной искренности. Потому что те, кого он восхваляет и с кем пребывает - вл. Иларион Алфеев, патр. Кирилл - сами-то того-с... Сталина, может, ругают, а сталинские дела-то делают... Не только сон разума порождает чудовищ, но и попытка усидеть на двух господах... И вот эта двусмысленность ввергает о. Петра в тремор... Ну, будем надеяться, пройдёт...
*
Свящ. Пётр Мещеринов в интервью журналу «Русская жизнь» (№14, ноябрь 2007) показывает, что даже внутри тоталитарной структуры достаточно велико пространство манёвра. Он достаточно резко критикует диктатуру светскую («В России строится неофеодальное общество»), только не называет фамилии и приписывает всё зло не лично диктатору или номенклатуре, представителем которой диктатор является, а народу («Эти восторги ткачихи или прачки на съезде заставляют подозревать, что у людей отшибло мозги»). Виноват оказывается холоп, даже не псарь и, тем более, не царь. Хотя «восторги ткачихи» лишь ответная реакция на диктатуру, защитная реакция.
Сам Мещеринов тоже умеет «восторгаться»: он считает учреждение патриаршества великим событием (хотя логичнее это событие интерпретировать как церковный патернализм, жажду «фюрера», «отца»), он не критикует современную церковную власть.
Точнее, его позиция парадоксальна.
С одной стороны, он признает, что «и сейчас наблюдается» «сергианство» как сервилизм, «подчинение Церкви светским властям. Безусловное одобрение всех политических решений, даже если эти решения и далеки от Евангелия» (87).
С другой стороны, Мещеринов одобряет отказ от созыва Поместного собора: «Архиереи, как правило, люди более церковные, образованные и вменяемые». Образованность русских архиереев – вопрос спорный. «Церковность» - параметр, который нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. А вот «вменяемость» не есть ли тот же сервилизм, только иначе названный?
При этом в качестве «преемника духа Собора» Мещеринов называет как раз мирянина – Солженицына. Кстати, мало чем отличающегося от К.Душенова и иже с ним, разве что более литературно одарённого, искуснее выстраивающем отношения с властью, так что получается у него и выкупаться и не замочиться, но не менее державника, не менее антисемита, не менее антизападника.
Главная проблема Мещеринова в том же сервилизме, который у него проявляется как попытка заключить компромисс с церковной властью: он её не критикует, она предоставляет ему «крышу», то, что о. Иннокентий Павлов назвал «франчайзингом» в церковной сфере: храм, признание действительности таинств, престиж «традиционной конфессии».
Позиция двусмысленная, отсюда и некоторый пессимизм Мещеринова.
О прошлом он говорит обречённо: «Когда наступило время тотальной коммерции, основанной прежде всего на презрении к праву, к личности, Церковь не нашла в себе сил, чтобы деятельности противостоять этому».
Настоящее оказывается весьма сомнительным: «Оттого и ростки внутрицерковной демократии с трудом пробиваются». Это уже, скорее, новояз или даже эзопов язык. Написано: «Ростки демократии с трудом пробиваются». Следует читать: «Демократия в Московской Патриархии выкорчёвывается в зародыше».
Будущее оказывается чем-то вроде тех гор, за которыми Хрущёв различал коммунизм: «Надо, чтобы вызрели новые ресурсы, появились новые люди». Новые люди и ресурсы появлялись за последние десятилетия многократно, и – многократно же, систематически, тщательно – отлучались, запрещались в служении, в лучшем случае отправлялись предаваться капуанской неге в Капуе, Милане, Цюрихе. Многим новым людям уже по 70-80 лет. Мещеринов о них не упоминает, ведь в доме палача о повешенных не говорят, а он – в этом доме, хоть и не палач. А нет упоминания – нет человека. Только абстрактная надежда. Выходит призыв: «Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили». Надежда на то, что рано или поздно количество перерастёт в качество. Правда, количество черносотенцев и обрядоверов тоже нарастает, причём опережающими темпами – в 2007 году в Русской Церкви меньше демократов, чем в 1997 году, хотя и тогда было мало.
«Творческий процесс развивается только в условиях демократии», - говорит о. Пётр. К счастью, творчество и демократия никак не связаны. Демократия благоприятна для экономики, но творчество совершается в любых обстоятельствах. Не надо бояться рабства и диктатуры. Надо бояться лукавства, трусоватости, лени. Очень часто надо промолчать, чтобы не обмануть, - потому что репортаж с петлёй на шее может быть правдив (возможно, только такие репортажи и правдивы), но интервью с петлёй на шее могут соблазнить и заставить человека думать, что выбор совершается между морем и болотом, а твёрдой почвы вовсе не существует.
Налицо деформация либерализма. Она не обязательна. Либерализм может существовать на службе деспотизма и не деформироваться, при условии, что либерал - исихаст или, иначе говоря, держит свой либерализм при себе. Таких либералов, возможно, внутри Московской Патриархии много. Таким затаившимся либералом был о.А.Мень. Он определил для себя иерархию ценностей и либерализм поставил на нижнее место. Если бы система его не приняла или вышвырнула, он бы изменил сценарий. Мещеринов пытается в том же сценарии - священник на службе казёнщины - и остаться либералом, и быть публичным. Но в несвободной системе публичность требует жертв, и ещё хорошо, если эта жертва - не посторонний человек.
