Иезекииль (VI век до р.Х.). Когда Иезекиилю было 25 лет, его родина, которую он сызмальства считал данной Богом навсегда, была завоевана, священная её столица разрушена, народ переселен за сотни вёрст в страну завоевателей. Вообще во всякой массовой депортации такого рода есть нечто парадоксальное: стоит ли завоевывать чужую землю, чтобы отдавать свою собственную землю для проживания завоеванных. Какой-то очень странный и неравноценный обмен, ведь завоевываешь чужую, неприветливую, а тюрьму для завоеванных устраиваешь на своей, родненькой, пусть и потощее, а всё же кровной. Умом завоеватели этого не чувствуют, но в подвалах души что-то у них всё-таки шевелится, и поэтому большинство депортированных народов в конечном счёте возвращались обратно. Предстояло возвращение и евреям, но, конечно, когда многотысячная толпа брела на чужбину, предвидеть этого никто не мог. Иезекииль встречал изгнанников уже в Вавилоне: он попал в плен вместе с царём Иоакимом за пять лет до падения Иерусалима. К этому времени он уже был пророком: более половины сохранвшихся от него текстов составляют видения, предсказывающие грядущее несчастье, наказание от Бога за измену Израиля завету, а впрочем, наказания и окружавшим Израиль народам за их вероломство. Если бы Иезекииль был лжепророком, то есть, если бы он больше любил правду, нежели людей, он бы встречал соплеменников со злорадством: “Я же говорил...”, он бы извёл их попрёками и нравоучениями. Но после несчастья Бог послал совсем другую весть, облечённую в удивительные образы, и Иезекииль её передал точно: надежда есть, храм Господень будет восстановлен, Дух Божий даст новую жизнь костям, валяющимся на поле без погребения (понятно, что все слушатели думали о костях близких, белеющих в недосягаемой Палестине) (37, 1-14). Пророчество обрушилось на Иезекииля мгновенно, началось с видения Славы Божией, увенчанной словно престолом из драгоценного камня, на котором было “как бы подобие человека ... и сияние вокруг него в каком виде бывает радуга на облаках” (1, 27). Казалось бы, весь религиозный опыт Израиля должен был истребить в мозгу Иезекииля саму мысль о том, что в Боге можно разглядеть “подобие человека” — но откровение Бога оказалось сильнее традиции и стало одним из первых намёков на воплощение Сына Божия. Завершающие главы его книги описывают Храм после восстановления. Может быть, сам Иезекииль не подозревал, насколько он угадал будущее. Если бы он лишь предсказал возвращение в Иерусалим и восстановление храма, вряд ли его бы по сей день читали миллионы людей в мире с таким же упоением, как читают газеты. Храм уже давно опять разрушен, евреи уже давно опять рассеяны по миру и собираются теперь безо всякой мистики, совершенно земным, кропотливым трудом. Но видение Иезекииля изначально рисовали нечто большее: не просто храм, а храм, из которого течёт невероятный поток: “У потока по берегам его ... будут расти всякие деревья, доставляющие пищу; листья их не будут увядать, и плоды на них не будут истощаться; каждый месяц будут созревать новые, потому что вода для них течёт из святилища; плоды их будут употребляемы в пищу, а листья на врачевание” (47, 12). Такого не было после восстановления храма Соломона, но такое есть после Христа, когда Дух Божий изливается в Церкви и всякий может утолить жажду, вкусить плодов Христа, исцелиться верой. Образы Воскресения, образы чего-то невероятно превосходящего и то, что было в пору расцвета Иерусалима при Соломоне, одолевали Иезекииля и именно они сделали его пророком на все времена, сделали историческую трагедию еврейского народа символом трагедии, покаяния и воскресения всякой человеческой души. По преданию, Иезекииль был казнён по приказу одного из еврейских князей, сохранявших и в эмиграции свою власть: его привязали к диким коням и разорвали на части за то, что он призывал этого князя к покаянию и обращению к Богу. Память 21 июля/3 августа. |
