ВЕЖЛИВОСТЬВежливость есть предок воспитанности как астрология предок астрономии. Вежливость - от слова "ведать", "знать", но вежливость есть порождение эпохи, когда предполагалось, что знание определённых истин и правил передается не воспитанием, а кровью. Вежливый, "вежественный" человек есть человек благородный - он таким родился. Для подобной психологии самый вежливый крестьянин - хам, просто по своему социальному положению. А хамоватый аристократ - вежлив уже по одному тому, что он аристократ. Буржуазность хоронит такое представление. Буржуа воспитывает своего ребёнка, воспитывает самого себя, не рассчитывая на магическое действие голубой крови. Буржуа издевается над аристократом-хамом, называя его хамом. Буржуа создаёт литературу психологизма, исследующую парадокс между призванием и реальностью, между наследственным величием и реальным ничтожеством личности. Аристократ по привычке обвиняет буржуа в хамоватости. Но это обычный эгоизм: "вежливость" тут оказывается очень и очень ограниченной, межсословной. Человек вежлив лишь к тому, кто соблюдает социальный договор, и до тех пор, пока соблюдает. Если крестьянин восстанет или заведёт своё дело, его уничтожат весьма невежливо. Это не означает, невежливость - всегда признак высокого порыва к свободе или хотя бы к богатству. Очень часто это, наоборот, признак рабовладельческой или рабской психологии. В современном общество (в том числе, российском) никто не смеет сказать, что он невежлив невольно, что он "не в курсе" правил вежливости. Просто человек отыгрывается на слабейших. А вот этого уже аристократ себе не позволит - он убьёт восставшего, но не убьёт связанного. Революция не была победой хама - она была победой революционера. Хам приходит (не всегда, кстати) после революционера, хам хочет не рискуя - победить, он стяжает "дешевую благодать", благодать без усилия и риска. * * Советская жизнь породила множество искажений в психологии, включая психологию образованных людей. Например, появился миф о том, что хорошо образованный человек не матерится, хотя знает мат намного лучше человека необразованного. Среди баек образованного сословия рассказ о некоем интеллектуале (академике, профессоре, поэте), который в критических обстоятельствах неожиданно для окружавших его матерщинников выругался неким "большим петровским загибом" или как-то ещё витиевато, долго, искусно. Чем спас себе жизнь (или кому-то рядом) либо, как минимум, заслужил чрезвычайное уважение. Это именно "зэковская байка" со всеми её характерными признаками, прежде всего - компенсацией униженности и бессильности через фантасмагорию, гиперболу. Ясно, что настоящий интеллигент или хотя бы интеллектуал не матерится не потому, что не хочет, а потому, что не умел никогда или разучился. А не умел и не умеет, потому что не испытывает в этом необходимости. Он может инкрустировать мат в художественное произведение, но не в жизнь. Поэтому в реальной жизни плебеи опасаются вовсе не скрытого фантастического умения интеллигента выматериться. Они страшно бояться того, что не поймут, когда их действительно оскорбят неким "утончённым образом". А бояться ведь не следует - интеллигентный человек не будет никого вообще оскорблять, как утончённо, так и не утончённо. Есть другая байка, вызревшая в условиях относительной свободы: якобы образованные люди до 1917 года никому не говорили и не писали "уважаемый". Так могли обратиться к дворнику, но к остальным обращались "глубокоуважаемый". Рассказывают, что директор Эрмитажа - вполне советский чиновник "с претензией" - не подписывает писем, в которых обращение начинается со слова "уважаемый". Логика подсказывает, что именно это байка, сочинённая людьми, которые пытаются имитировать хороший тон, не понимая его сути. Ведь подлинно воспитанный человек не будет демонстрировать дворнику, что считает его ниже себя. Простейшая проверка подтверждает эту гипотезу. Том писем Лескова. Письма самым разным людям, в том числе, случайным знакомым, в т.ч., и идейным противникам (Суворину, к тому времени). Ни разу вообще Лесков не употребляет "глубокоуважаемый". Только "уважаемый". Близкому другу (Шубинскому) - "любезный" (а ведь это тоже у Зощенко - великого бытописателя советской эпохи - обращение к нижестоящему, как и "уважаемый"!). Так же близким - "драгоценный", "друг мой". И.С.Аксакову иронически - как другу - "досточтимый". К Суворину в момент отдаления - "достоуважаемый", явно иронически. В момент сближения - "дорогой коллега" (Чехов всегда адресовался к врачам - "товарищ"). Но три четверти обращений - именно "уважаемый". 70 том Толстого. Случайным адресатам - "милостивый государь", "милостивая государыня". "Многоуважаемый" - только двум корреспондентам, обоим с просьбами о помощи (не себе, разумеется). Один - граф Олсуфьев, другой - богач Солдатенков. Первый том писем Чехова. "Многоуважаемый" - лишь в обращении к Лейкину (постоянно). При этом Лейкин стоит выше Чехова как главный редактор журнала, где тот начинает литературную карьеру. Во всех остальных случаях - "уважаемый". Через несколько месяцев и Лейкину Чехов пишет "уважаемый". Правда, о дамах и дамам, даже чрезвычайно близким знакомым, Чехов пишет исключительно "многоуважаемая". В письме Л.Трефолеву 1886 года Чехов обращается к адресату "уважаемый" и, что любопытно, объясняет: "Не пишу "милостивый государь", потому что после Вашего милого письма считаю наше знакомство установившимся". Таким образом, "многоуважаемый" отсутствует вообще как допустимое или желательное обращение к мужчине, зато является устоявшимся и единственным обращением к женщине. * Вежливость - замечательный пример апории, неразрешимого противоречия, иррационального, заложенного в самом понятии человеческого. Человек есть существо словесное - то есть, человек должен иметь другого человека, который бы его слушал, человек должен уметь говорить, и человек должен уметь слушать другого. Но что сперва - говорить или слушать? Мышление или речь? Яйцо или курица? Человек знает себя лишь негативно. Да и не себя даже, а ближнего. На другом прекрасно видно, где человеческое искажено, где оно, может, даже ещё не начиналось. Вот человек стучится в квартиру и просит: "Ты же христианин! Пусти меня пожить!! Я с родителями поссорился, не могу больше с ними под одной крышей!!! И детей моих и жену мою, конечно, тоже приюти, ради Христа! Мы, правда, незнакомы, и я тебе пока не скажу, кто я и как меня зовут, чтобы ты не мог мне зла какого сделать, но ведь ты же добрый человек, ты мне доверяешь". Конечно, в реальной жизни такое случается редко. Хотя случается - таков был большевизм, вваливающийся в чужую квартиру с голодными детишками, с самыми лучшими намерениями, а также с ружьём. В виртуальной жизни такое происходит намного чаще. Никто не посмеет и не сможет ввалиться в храм в чёрной маске, окликнуть священника: "Эй, я тут, поздравляю, иди ко мне и расскажи что-нибудь из святых отцов, но сперва послушай и научись, как я о Боге могу классно рассказать!" В интернете такое сплошь и рядом. Однако, не интернет виноват. В храм, конечно, в чёрной маске не вваливаются, но к Богу с зашторенной душой - вполне. Собственно, так называемая теодицея - требование к Богу, что Он объяснил, почему терпит зло, почему нам плохо, если Он может всё сделать хорошо - тоже немножечко невежливо, мягко говоря. Бог Себя открыл человечеству. Унизился до того, что стал человеком, именем обзавёлся, имя это не скрывает. Был распят. Ты от распятого Иисуса требуешь объяснений насчёт зла? У тебя к Богу претензии? А ты себя Богу открыл? Ах, ты хочешь сперва, чтобы Бог тебе всё объяснил, утешил, все твои грехи загодя признал второстепенными и результатом того, что вокруг все сволочи? Ну-ну... Вежливость есть согласие пропустить другого там, где другой не имеет права проходить первым. Вежливость есть согласие назвать себя, представиться, если другой представился. Не скрываться под маской, если другой - без маски. Конечно, есть ещё доброта - согласие быть без маски на маскараде, быть добрым среди злых. Но вежливый человек может быть добрым, может не быть добрым, однако в любом случае, он никогда не будет требовать доброты от другого. Вежливость исправляет слабое место золотого правила этики. Ведь человек может сказать: "А я согласен, чтобы меня унижали, поэтому я буду унижать других!" "Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели". Все сволочи - и я сволочь, а принцип "не делай другому того, чего не желаешь, чтобы делали тебе" вполне соблюдён. Бейте меня! Стреляйте в меня! А что я надел бронежилёт и каску, отбежал и залёг в окоп - это моё дело, можете так же поступить, пока я перезаряжаю ружье. Хам говорит: "Не нужно мне этих телячьих нежностей! Что там представляться, манерничать. Хамите мне, я не возражаю, и я отвечу тем же!" Конечно, бывают хамы в кубе, которые требуют, чтобы другие были вежливы, а хамство делают своей монополией, но таких людей всё-таки немного, живут они безрадостно и недолго, потому что неизбежно опускаются в социальную трещину, где грызутся с подобными себе. Отвечать на вежливость вежливостью, отвечать на слово словом, отвечать Творцу творчеством, Источнику жизни - жизнью, - всё это не так трудно, как кажется. Уныние говорит: "Я слабый, я пить хочу, я есть хочу, я усталый... Дайте отдохнуть, вы же добрые! Учите меня, я ничего не умею!! Вдохновляйте меня, я опустошён!!!" Да ничего подобного! Всё есть внутри у каждого - и способность говорить, и сострадание, и творчество. Всё это, наверное, завалено мусором, может, и асфальтом закатано, а поверх ещё всякие церберы сидят, - так ведь это сам человек этих церберов выдумал и себе в душу посадил, сам этот асфальт и мусор натаскал, сам и выкинуть должен и может. Может! Можем мы услышать другого, только в ушах надо поковырять - да в своих, не у другого! А начинать иногда приходится с такой малости - не требовать любви, а предлагать вежливость и воспитанность, не кричать Богу и людям: "Эй ты, смотри, какой я умный и замечательный!!" - а быть умным и замечательным, а значит, не кричать, а говорить. * Вежливость - точность свободных людей. Очень примечательный текст: «Понятие «вежливость» - это выдумка человеческая, ибо вежливость - это извращенная и суррогатная форма форма истинно милосердного и истинно доброго отношения между людьми в Иисусе Христе и в Святом Божьем Духе. Иисус Христос никогда и никому не «выкал». То «выкание», на котором ты так сильно настаиваешь, во-первых, свидетельствует о твоей необрезанной гордости и о твоем явном превозношении, что проистекает от плоти и от дьявола, и, во-вторых, явным образом свидетельствует о твоем религиозно-авторитарном воспитании и о твоем религиозно-авторитарном мышлении. До тебя никак не доходит антиавторитарная истина Иисуса Христа, гласящая: «всякий, возвышающий сам себя, унижен будет; а унижающий себя, возвышен будет».Иисус никогда никому не выкал. Никогда не писал писем. Не смотрел телевизора. Идея «подражания Христу» легко превращается в симпатическую магию, попытку управлять миром и собой, воспроизводя внешние признаки Христа. «Подражание Христу» естественно, поскольку в природе человека подражать другому (впрочем, через подражание учатся друг у друга и человекообразные обезьяны). Апостол Павел первым посоветовал подражать Иисусу, словно «одеваясь» в Него. Однако, одеваться надо именно «во Христа», а не в одежды, в которые одевался Христос. Иногда это означает довольно неожиданные для неверующего действия: например, святой Димитрий Ростовский подражал позе распятого Иисуса – сам-то Иисус никогда не изображал из себя распятого, Он пал жертвой распятия. Однако, нет ничего смешнее юноши, который подражает внешности Иисуса – тем более, что о внешности этой ничего абсолютно неизвестно, так в результате получается подражание то ли средневековым иконам, то ли (в лучшем случае) автопортрету Альбрехта Дюрера. Иногда подражать Иисусу означает делать то, что Иисус никогда не делал, например – юродствовать, или уходить в монастырь, или брать обет молчания. Иисус, разумеется, никому не выкал, ибо обычай обращаться к уважаемому человеку во множественном числе появился на Западе лишь после того, как в начале IV столетия Римскую империю возглавил союз четырёх правителей, а в России – в конце XVII века, когда на троне оказались сразу двое сыновей царя Алексея Михайловича (трон двойной, находится в Оружейной палате). Как это часто бывает, то, что было изобретено для царей, спустилось в массы. Само слово «господин» стало обозначать любого человека, и это прекрасно. Иисус сказал: «кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 12), однако, Он не сказал: «Кто унижает другого, тот возвысится». Унижает другого всякий, кто не соблюдает правил вежливости, с которыми встретился, родившись в мир, приехав в новую страну или обратившись к человеку другой культуры. Вежливость была и в обществе, в котором жил Иисус, но там это была вежливость сословного общества. Каждый «ведал» («вежливость» именно от слова «знать»), как обращаться к человеку определённого положения. Раба окликали, и это был результат знания. Императору кланялись. В России и других странах к востоку от свободы господствует именно вежливость гоголевских героев: с человеком, «имеющим» сто душ здороваются не так вежливо, как с человеком, «имеющим» тысячу душ. А уж душе, которая никого не «имеет», можно и «тыкать». Вежливость свободного общества сформировалась в XVI-XIX века. Буржуа вежливее аристократа, который «тыкает» и царю, и лакею, - ведь лакей не ответит аристократу «ты». Кто каждому говорит «вы», тот себя унижает, адресуясь к другому как к лорду, а себя ставя в позицию слуги. Это своеобразное юродство демократии, её щепетильность. Самое поразительное в «выкании» - его распространение на собственных детей. В пределе, «выкают» всем (в английском языке «ты» осталось лишь в пьесах Шекспира). Россия в ХХ веке испытала великое рабство. Рабство пришло под маской свободы. Рабство всем «тыкало». Но это было «тыкание» разбойника, «тыкание» деспота, «тыканье» глумящееся и унижающее. Постепенно, однако, начальство вернулось к «выканью», но только публично. Наедине, в учреждении, в заключении, по-прежнему сильный «тыкал» слабому. «Ты» стало своеобразным (наряду с матерщиной) тестом на лояльность. В ряды номенклатуры принимались те, кто был согласен, чтобы ему «тыкали» и в ответ отвечал: «Вы правы, дорогой Леонид Ильич». Вот тогда «тыканье» старшим стало в какой-то момент тестом на свободу: на семинарах учёных, да и в семьях говорили «ты» тем, кто был старше на десятки лет. Однако, из «ты» вышел неплохой тест на рабство, но очень плохой – на свободолюбие. Оказалось, что недостаточно «тыкать» старшим, чтобы стать свободным. Так Россия получила урок, который Западная Европа изучала на два века ранее: вежливости мало не бывает. Человек слишком сложное существо, и слишком легко ему сделать больно, его обидеть. Люди равны не в любви, люди равны в уязвимости. Попытка здесь и сейчас изобразить из себя ангела чревата бесовщиной, тем более – попытка принудить другого быть ангелом. Физиологически у каждого человека есть потребность в личном пространстве, неприкосновенном для другого (это примерно полметра), и «вы» останавливает нас у границы этого пространства. Конечно, «вы» - всего лишь формальность, почему можно, как в английском языке, говорить «вы» даже тому, кого любишь страстно. Но ведь и сам человек создан – технически – как форма, удерживающая воду в определённых рамках. ВОСПИТАННОСТЬВоспитанность иногда увязывают с открытостью и толерантностью, они иногда соединяются, но связь здесь случайная. Можно воспитывать в закрытости и нетерпимости. Торквемада был воспитанный человек, но не открытый. Воспитанный человек может быть рабом кастовости, предрассудков религиозных или антирелигиозных. Воспитанный самурай зарежет человека точно так же, как невоспитанный бандит с большой дороги, только с большими церемониями. Тем не менее, воспитанный ханжа лучше невоспитанного (не так больно и не так обидно), а воспитанный святой - лучше невоспитанного святого. Да и может ли быть невоспитанный святой? Вряд ли - ведь воспитание в заповедях Божиих это тоже воспитание. Конечно, соблюдение определённых правил поведения (можно и так определить воспитанность, хотя это не самый важный её признак) не делает человека святым - так ведь и соблюдение заповедей ещё не делает святым, о чём непрестанно напоминают все борцы с ханжеством, от пророков и апостола Павла до самого Творца и Спасителя. Чем и спекулируют невоспитанные люди - и напрасно. Воспитанность не обязательно соединена с образованностью (и наоборот), во всяком случае в обществе, где образование оторвано от семьи, где этика приватизирована. В таком обществе и вежливость оторвана от воспитанности - то есть, воспитанный человек всегда будет вежлив, но вежливый человек не обязательно воспитан, он, возможно, просто сам научился тому, чему других учат. Ведь воспитание - не противоестественная процедура (обычно). Если не учить человека ходить, он не будет ходить (чему свидетельство многочисленные "маугли") - тем не менее, ходить для человека вовсе не противоестественно. И как даже "маугли" может всё-таки начать ходить, так и человек, растущий в самой дикой обстановке, может стать вежливым просто потому, что он - разумное существо. Пастух, который говорил коню "Вы", объясняя это тем, что работает с ним не каждый день, а следовательно, не может претендовать на близкое знакомство, не воспитан, он - разумен. В России в основном приходится сражаться с невоспитанностью: защищать право человека называться так, как ему угодно, отрицать хамство, утверждать обязанность в отношениях с другим перекладывать вежливости, проявлять свои добрые чувства как угодно, но не дешёвой фамильярностью. Войну с невоспитанностью выиграть вполне можно. Однако, это не последний бой. В России множество воспитанных людей: обычно это те, кому по роду деятельности приходится усваивать западные манеры. Какой-нибудь функционер западной церковной или светской организации всегда будет крайне вежлив, назовёт священника и негосударственной церкви - священником. Назовёт. Но позовёт на экуменическую молитву - лишь представителя номенклатурной религии. Сам придёт - лишь туда, где "протестировано Кремлём". Так что воспитанность есть желательное, но не достаточное условие для общения, а в иных ситуациях то, воспитан или невоспитан человек, может и потерять значение. Хамы этим пользуются для оправдания хамства, но это оправдание не хамства, а любви. Разница очевидна лишь любящим. СДЕРЖАННОСТЬСтили общения так же вторичны по отношению к представлению общающихся о мире как любая форма вторична по отношению к любому содержанию (за исключением некоторых направлений в искусстве, где форма и объявлена содержанием). Горячность и сдержанность, даже в крайних формах хамства и презрения не так важны, как изначальная, "экзистенциальная" в самом точном смысле слова позиция говорящего. Человек может быть спокоен, потому что не видит в собеседнике долгосрочного партнёра. Таков великий инквизитор, который убеждён, что собеседник обречён на адские муки, а потом любой разговор с ним имеет очень локальное значение. При такой позиции не нужна ненависть, невозможна злоба. Сатанински вежлив тот, кто не раскачивает лодку из-за уверенности, что все, кто не нужен в лодке, уже за бортом. Настоящая вежливость - неважно, горячая, тёплая или прохладная - возможна человека, который либо не верует в ад и рай вовсе и целиком замкнут в наличном, в пространстве биологического существования. Она возможна и у того, кто настолько уверен в вечности своих отношений с ближним, что не боится ни за него, ни за себя. Раскачивать лодку имеет право лишь тот, кто готов сам пойти по воде и повести за собою другого. А если речь идёт о чужой горячности, то здесь презумпция невиновности означает, что другой раскачивает лодку, потому что тонет и в отчаянии хватается за борт. Сдержанность тоже может быть следствием и свободы, и рабства, и уверенности в себе, и неуверенности, ставшей второй природой. Медленно и сосредоточенно движется первосвященник, несущий святыню, но медленно и сосредоточенно движется и раб, выносящий из спальни первосвященника ночной горшок. А уж сколько людей медленно и сосредоточенно движутся, потому что исполняют диковинный танец на проволоке, натянутой перед тем, кого они избрали себе в повелители. Они сдержанны из страха проиграть. Это сдержанность коллективизма, а не единства духа, и чем более деспотично общество, тем больше в нём такой сдержанности. Хорошо ещё, если она распространяется и на слабейших, но чаще она - лишь по отношению к сильным. Это сдержанность человека, превращающегося в статую. ЦЕРЕМОННОСТЬЦеремонность нужна не для того, чтобы усадить себе другого на шею, а именно для того, что не дать себя поработить. Церемонии вырабатываются на дурные случаи, а не на добрые. Надо быть вежливым, чтобы всегда иметь возможность расстаться с человеком. Вообще-то это страшно - расстаться, порвать. Ад есть одиночество; не туда ли иду я и отправляю другого? Поэтому и нужна надежда, вера. Не среди сверстников, так среди внуков, не среди внуков, так среди правнуков, - найдутся единомышленники. Тратить себя на переубеждение врага, на обхаживание его - бесполезно. Дружба как и любовь - с первого взгляда. В конце концов, враг твой может измениться (хотелось бы, и дай Бог), но это не означает, что, изменившись, он обязательно должен примириться с тобой. Ты - покойник для него, а он найдет и не хуже тебя в той же части спектра. Церемонность нужна, чтобы иметь возможность расстаться, а вот чтобы сохранить возможность для примирения нужна ли она? Если есть чин анафемы, то возможен ли чин примирения? Конечно, нет. Чины такие писались и исполнялись людьми, но все это были миражи, бред власти. Если человек взваливает на себя место в иерархии, ему приходится и отлучать по чину, и мириться по чину, ведь он уже не человек, а лишь шестереночка в социальном механизме. В частной жизни каждый волен быть ригористом или тряпкой, но редко кто живет имеет смелость жить действительно частной жизнью, оправдывая высшими соображениями и свое суровость, и свою милость. Конечно, отвергнуть другого - кошмар. Но и задерживаться на кошмарности этого кошмара не стоит. В конце концов, главная проблема не в том, прощать или нет, а в том, просить прощения или нет. Того же жди и от другого: кого действительно надо простить, тот найдет в себе силы добиваться примирения (не всегда - прощения!). Человек прорвется к тебе бесцеремонно, найдет возможность, и ты сам преодолеешь любые барьеры и пусть коряво, но покаетесь оба, примиритесь (примирение есть обоюдное покаяние, то есть, в сущности, покаяние с нулевой суммой, почему имеющие власть ненавидят примирение и предпочитают подсчитывать, кто же виноват больше - тем более, что тут правила сложения определяет тот, кто сильнее). Впрочем, лучше не питаться иллюзий: любовь к врагу есть любовь издалека, любовь безответная и безнадежная. В мире сем. Потому последний суд и страшен, что мир опустится на людей как грозовое облако, и кто будет не готов умереть от удара молнии, перестав быть врагом для ближних, тот не воскреснет в рай. Когда же и здесь происходит примирение, тогда уже совершилось Второе Пришествие, Страшный Суд и победа над сатаной. Только во избежание соблазнов это обычно происходит невидимо для всех. |
