Богочеловеческая комедия
ЗАЧЕМ Я ПИШУ
Должен с огорчением обозначить отдельный тип своего читателя. Этот читатель не испытывает нужды в личном контакте. Более того, он избегает частной переписки и публично пишет мне о том, что лучше обсуждать не публично. Этот читатель считает себя моим поклонником – трезвым поклонником, хорошо видящим мои недостатки, но всё же именно ценителем. Этот читатель скуп, мягко говоря, на похвалы. Он сообщает, что читает меня регулярно, и считает это своё регулярное чтение максимальной похвалой. Время от времени такой читатель указывает мне на мои недостатки.
Указания обычно такие, что я прихожу попросту в изумление – человек, с моей точки зрения, придерживается позиций, очень далёких от моих. Я могу спорить о том, была ли оптимальной позиция Саакашвили в 2008 году (мне кажется, что его позиция не имела ни малейшего значения, Путин хотел его свергнуть и точка), но мне не о чем спорить с грузинофобами, шовинистами или просто сторонниками сильной руки, вне зависимости от оттенков.
Несколько раз читатели такого типа устраивали мне публичный разнос и полагали, что тем самым укрепляют наши отношения. Я пожимал плечами и делал ручкой – пожимал плечами, потому что с моей точки зрения и отношений-то никаких не было. Отношения, знаете ли, это… От-но-шения! Это вам не постинг черкнуть!!
Читатели такого типа любят меня обвинять в готтентотской морали – как же, я ведь сам о многих отзываюсь зло и презло, а критики не терплю.
На что я сурово ответствую: во-первых, если я о ком-то зло отзываюсь, то я уж точно не претендую на общение с этим человеком. Кураева или Дворкина я на свою программу не приглашу просто потому, что считаю предоставление им микрофона нарушением этики (я не делю этику на профессиональную и дилетантскую, и поэтому не одобряю "разоблачительных" интервью с, например, Кадыровым; обычно такие разоблачения заканчиваются тем, что Кадыровы-Жириновские-Кураевы вытесняют с публичной сцены порядочных людей и концентрируют на себе общее внимание). Да, я защищаю право художникова делать карикатуру на Мухаммеда, но я не подразумеваю, что этот художник должен рассчитывать на дружбу поклонников Мухаммеда, если таковые имеются (я надеюсь, мусульмане поклоняются не Мухаммеду, а Милосердному Творцу).
Во-вторых, у меня как самовозрастающего козла есть одно козлиное же свойство – я не меняюсь. Я сейчас такой же злой, недобрый и агрессивный, каким я был при Ельцине, Брежневе, да и при Хрущёве. Меня не удивляет, что меня не любят, меня удивляет, когда мне объявляют, что более не любят меня, ибо я злой – хотя я был точно такой же злой, когда меня, якобы, сильно возлюбили.
Скажу ещё резче: к счастью, в моей жизни не было таких трагедий, как в жизни о.Александра Меня, от которого уходили очень приблизившиеся было ученики (есть его мемуар, где он рассказывает с огромной грустью о подобном разрыве с некоторым ещё живыми людьми). Вот такие "дистанционные почитатели" от меня уходят, это да. Я не могу очень переживать по этому поводу – я физиологически устроен так, что остро переживаю, когда конфликт разворачивается с телесно и эмоционально близким человеком, а близость – не материальное явление, она не дается, её нужно вырастить. "Пуд соли съесть".
Бывают случаи "на грани" – в основном, с женщинами; за десять лет священства такое было трижды, когда появлялись женщины, желавшие иметь меня внуком, сыном или подчинённым, и с большим возмущением "рвали" со мною, когда это не удавалось.
Я, по совести, не считал это "разрывом", потому что не может быть разрыва там, где не было ничего сшито, а была только попытка манипуляции. Мне кажется, что именно попытка манипулятивных отношений объединяет эти сценарии со сценарием "мы верили вам так, товарищ Сталин, как может быть, не верили себе". Причём, "может быть" тут обязательно – человек же не хочет выглядить идиотом, марионеткой. Его "восторг" перед моими текстами изначально ненатуральный. К сталинизму, кстати, это тоже относится – любой сталинист где-то всё-таки имел в душе сомнение, обязательно имел, поэтому "а нас оболванили" – самообман.
К огромному счастью, абсолютное большинство моих связей – нормальные. Далеко не всегда такие глубокие и сердечные, как следовало бы (я человек, полный неврозов и страхов, а потому медленно выращиваю отношения, которые другие выращивают быстро), но всё же лишённые привкуса манипулятивности.
Коль скоро речь зашла о манипулятивности – этой самой утонченной разновидности ненависти и насилия – скажу ещё о двух явлениях. Я постоянно получаю просьбы дать оценку тому или другому явлению, и под этими просьбами обычно надежда, что моя оценка изменит положение дел. Два разных импульса питают такую надежду. Одна – вера в авторитет, другая прямо противоположная – вера в истину. Кто-то полагает, что я такой авторитет для православных, что скажу не поклоняться Матронушке – и никто не будет поклоняться. Кто-то полагает, что истина так ярка и самоочевидна, что даже если я эту истину озвучу (что нельзя поклоняться Матронушке), то люди, поклонявшиеся от неведения, сразу треснут себя по лбу и скажут: "А я и не знал! Верно, нельзя поклоняться Матронушке!!!"
Оба импульса неверные. Я не авторитет именно для тех, против кого хотелось бы мой авторитет использовать. Я авторитет для тех, кто заведомо сторонится авторитетности. Ситуация по определению такова – я авторитет лишь настолько и потому, что и сам проповедую борьбу с авторитаризмом до авторитетности включительно.
Просветить же светом знания я никого не могу по той простой причине, что знание – не свет и не вносит в жизнь ясности, как это делает зажжённая свеча.
Знание – воздух, и одним воздухом дышат и людоеды, и гуманисты. Знание, конечно, сила и власть, но вовсе не потому, что достаточно дать человеку точную информацию, чтобы человек пришёл в чувство и перестал быть ксенофобом, обрядовером и фанатиком. Знание – сила и власть, потому что помогает тому, кто знанием обладает, помогает не паниковать, терпеть, смиряться.
Знание по определению включает в себя и знание о том, что корень всех зол отнюдь не малая просвещённость, а ссохшаяся душа и мумифицированное сердце. Поэтому я, знающий, терпелив – можно быстро воскресить умершего, но с заблудшим быстро – не выйдет. Эка невидаль – умершего Лазаря из пещеры вызвать! Вот пещера, вот в ней Лазарь! А ежели Лазарь во дворце на троне сидит живым трупом или полковником на Лубянке – даже Господь Иисус Христос ничего быстро не сделает. Мёртвые не сопротивляются воскрешению, духовно мёртвые – сопротивляются; они, собственно, и Христа распяли.
За просьбами "авторитетно просветить, а то тут совсем сдурели" обычно ведь неосознанная мысль "все сдурели, а времени уже нет". Быстрее! Цигель-цигель-аллилуйя! Не двум-трём людям, а семи миллиардам или по крайнем мере семидесяти миллионам русских бух – и по всем телеканалам слово пастыря. Вон, отец Александр Мень в "Прожекторе перестройки"… в доме культуры… миллионам! Ну да, миллионам – а результат? Нулевой! Даже малость в отрицательной сфере, потому что теперь под именем Меня такие гадости делаются иногда, что просто ой, а уж пошлости просто вёдрами таскать можно. Нет уж, телеэкран… Был такой анекдот брежневских времён: "Теперь продовольственные заказы будут принимать по телефону, а выполнять по телевизору". Пусть идут перелесками стадионы многотысячные и телеканалы многомиллионные… Двое, трое, а где четверо – уже, может, и перебор. Вон, Средние века – уж такой эксперимент по принудительному оптовому вразумлению целых стран. Вот уж большевизм так большевизм – главное всех сразу по башке, а детали потом. Нет уж, тише едешь – дальше будешь, как говорила ослица Валааму.
