Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Роберт Бэрон, Дебора Ричардсон

АГРЕССИЯ

 

Номер страницы предшествует тексту на ней

К оглавлению

 

6 ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ АГРЕССИИ: ЛИЧНОСТЬ, УСТАНОВКИ И ГЕНДЕР

Поведение, как считает большинство социальных психологов, является совместной функцией отдельной личности и ее окружения. Иными словами, поведение индивида в обществе определяется воздействием ситуации, в которой он оказывается, а также теми качествами, эмоциями и склонностями, которые он проявляет в этой ситуации. Это определение кажется вполне логичным и к тому же имеет многочисленные эмпирические подтверждения (Burger, 1990). Неудивительно поэтому, что оно широко используется в методических разработках, касающихся природы агрессии. Большинство современных теорий, затрагивающих проблему агрессивного поведения, допускают, что оно определяется внешними факторами, имеющими отношение к ситуации или к окружающей обстановке, когнитивными переменными и системами, а также внутренними факторами, отражающими характерные чертыи склонности конкретного агрессора (Bandura, 1986; Berkowitz, 1989; Zillmann, 1988).

Принимая во внимание все вышесказанное, некоторые читатели наверняка зададутся следующим вопросом: что же нового появилось за последние годы в изучении природы агрессии и в том числе влияния на ее развитие личностного фактора? В предыдущих главах, обращаясь, главным образом, к социальным, ситуационным и средовым предпосылкам агрессии, а также говоря о впечатлениях раннего детства, способствовавших ее развитию, мы практически не уделили внимания возможному влиянию индивидуальных особенностей личности на развитие, форму и направление открытой (наблюдаемой) агрессии. Это отнюдь не означает, что мы проигнорировали это обстоятельство. Напротив, мы тщательно все взвесили и решили приступить к рассмотрению индивидуальных детерминант агрессии только после освещения других тем. Такое решение было предопределено двумя основными факторами.

Во-первых, как отмечалось в первой главе, Фрейд, Лоренц и некоторые другие известные психологи, разрабатывая теории агрессии, основной акцент, как правило, делали на важности индивидуальных, или внутренних, детерминант агрессивного поведения. В своих поисках корней агрессивности они ограничились рамками личностной динамики, психопатологии и биологии индивидов, уделяя значительно меньше внимания внешним факторам, способствующим развитию агрессивного поведения. В результате общепринятым стало придавать чрезмерное значение внутренним факторам, недооценивая при этом роль социальных, средовых, когни-тийных и ситуационных переменных, которые мы и решили рассмотреть сначала, для того чтобы покончить с этим широко распространенным недоразумением.

Во-вторых, наше решение начать с описания социальных и внешних детерминант агрессии отражает сложившийся за последние годы порядок освещения этой темы в научной литературе.

189

Таким образом, мы хотели бы убедить читателей в том, что избранная нами последовательность изложения материала не означает отсутствия с нашей стороны интереса к индивидуальным детерминантам агрессии. Напротив, мы полагаем, что личностные особенности играют ключевую роль в развитии агрессивности, и это подтверждается на практике нашими многочисленными исследованиями (Baron, Richardson, Vandenberg & Humphries, 1986).

Поэтому настала пора нажать на тормоза, если так можно выразиться, и сконцентрировать внимание на чертах характера и душевных качествах отдельных личностей, то есть на том, что мы часто обозначали термином индивидуальные детерминанты агрессии. Под этим термином мы подразумевали предпосылки для возникновения и развития агрессии, сосредоточенные в основном в устойчивых чертах характера и наклонностях потенциальных агрессоров. Термин ^устойчивый» в данном случае является ключевым, поскольку, по сравнению с уже рассмотренными нами типами относительно кратковременных эмоциональных и аффективных реакций, индивидуальные детерминанты агрессии имеют более постоянный характер. Таким образом, они в определенном смысле могут переноситься индивидами из ситуации в ситуацию и воздействовать на их поведение в самом разнообразном контексте.

Учитывая возросший в последние годы среди социальных психологов интерес к проблеме личности, неудивительно, что в качестве возможных индивидуальных детерминант агрессии было предложено множество самых разнообразных факторов. Причем большинство из них можно отнести к нескольким основным категориям, три из которых будут рассмотрены в пределах данной главы. Во-первых, мы поговорим о роли различных личностных черт в развитии агрессии. Несложные наблюдения наводят на мысль о том, что определенные индивиды обладают склонностями и характерными чертами, предрасполагающими их к агрессивным выпадам против окружающих. В пользу такого предположения свидетельствует растущее из года в год количество данных (Russell, 1989).

Во-вторых, мы рассмотрим влияние на возникновение агрессии нескольких типов установок и внутренних стандартов. Уже на протяжении нескольких лет считается, что в основе многих актов агрессии лежит предрассудок. В действительности так оно и есть, но проявляется это не столь однозначно и прямолинейно, как может подсказывать здравый смысл. В любом случае, предрассудки и прочие устойчивые установки нередко играют существенную роль в определении того, будут ли некоторые конкретные лица проявлять агрессию против других, а также в установлении целей, которые они изберут при подобных проявлениях.

В-третьих, мы рассмотрим факты, имеющие отношение к гендерным различиям в агрессии. Действительно ли мужчины проявляют более высокие уровни агрессии, чем женщины? И если это так, то почему? Эти вопросы вызывают все больший интерес в последние годы (Eagly & Wood, 1991), и мы непременно рассмотрим данные, имеющие к ним отношение.

Еще один вопрос, который мог бы быть включен в эту главу — биологические и генетические детерминанты агрессии, — будет рассматриваться тем не менее в седьмой главе. В настоящее время наблюдается такой большой прогресс в понимании биологических и генетических причин возникновения агрессии, что для полного рассмотрения этой заслуживающей внимания информации потребуется отдельная глава.

190

ЛИЧНОСТЬ И АГРЕССИЯ: ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА, ИМЕЮЩИЕ ОТНОШЕНИЕ К НАСИЛИЮ

Обусловлено ли личностными характеристиками то, что одни люди имеют склонность к совершению актов агрессии, а другие — нет? Простые наблюдения приводят к заключению, что да, обусловлено. Большинство из нас могут вспомнить среди своих знакомых лиц, которые из-за необычно высоких или низких «точек кипения», резкого или мягкого стиля поведения и других факторов казались особенно склонными или же, напротив, не склонными к агрессивным действиям (см. рис. 6. 1). Короче говоря, черты характера, похоже, играют важную роль в определении вероятности того, станут ли определенные лица агрессорами или жертвами.


Какие же характеристики являются ключевыми? Какие черты и склонности дают нам возможность говорить о предрасположенности личности к совершению или не совершению агрессивных поступков? Информация, которую мы могли бы получить, важна по нескольким причинам. Во-первых, знание того, какие черты характера ассоциируются с высоким или низким уровнем агрессии, может способствовать пониманию агрессивного поведения в целом и содействовать созданию всеобъемлющих и точных теорий человеческой агрессии. Во-вторых, информация о чертах человеческого характера, обусловливающих склонность к агрессии, может иметь большое практическое значение для прогнозирования тенденций к прямой агрессии и выработки мер по предотвращению или контролю агрессии. В связи с этим интерес к определению личностных характеристик, имеющих отношение к агрессии, значительно возрос за последние годы (Blass, 1991; Bushman & Geen, 1990; Geen, 1991). Исследования по этой проблеме привели к многочисленным вызывающим интерес вспышкам озарения относительно черт характера «горячих», склонных к агрессии личностей. Однако, прежде чем обратиться к этим данным, остановимся вкратце на более существенном вопросе — действительно ли личностные черты настолько устойчивы, что можно оправдать усилия, затраченные на их определение и изучение?

191

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЛИЧНОСТНЫЕ ЧЕРТЫ УСТОЙЧИВЫ?

В повседневной жизни мы опираемся на мнение, что черты характера — это единственная реальность, считая, что на поведение людей не влияют ни время, ни обстоятельства. Как это ни удивительно, но некоторые исследователи подвергают сомнению подобные предположения. Они утверждают, что человеческие существа на самом деле едва ли склонны вести себя, думать или чувствовать в одной и той же манере независимо от течения времени или различных ситуаций (Mischel, 1977, 1985), и заявляют, что реакции людей в значительной степени обусловлены текущими ситуациями и с очевидностью меняются в ответ на перемену во внешних условиях. Эти исследователи также считают, что мы воспринимаем поведение других как величину постоянную, что не всегда соответствует действительности (Reeder, Fletcher & Furman, 1989), главным образом потому, что это облегчает задачу понимания людей и прогнозирования их будущих поступков. Как только мы приписываем другим людям определенные черты, мы можем на этом основании прогнозировать их будущее поведение.

В то же время другие исследователи утверждают, что поведение людей на самом деле остается достаточно неизменным на протяжении длительного времени и не зависит от обстоятельств (Byrne & Schulte, 1990). Несмотря на то что они не отрицают важную роль ситуационных факторов в формировании человеческого поведения, они настаивают на том, что люди действительно обладают специфическими чертами, информация о которых может быть полезна для понимания и прогнозирования их поступков. В качестве подтверждения подобных заявлений они ссылаются на исследования, свидетельствующие о том, что люди проявляют поразительную последовательность во многих аспектах поведения даже после сравнительно длительных временных интервалов (Moskowitz, 1982). Такое постоянство, конечно, характерно не для всех черт характера. Но почти каждый, похоже, склонен к одной и той же модели поведения, для актуализации которой необходимы определенные черты и, по крайней мере, определенная ситуация (Ваumeister & Tice, 1988; Tice, 1989).

Несмотря на то что этот спор до сих пор продолжается, все большее число данных свидетельствует о том, что черты характера, обусловливающие склонность к агрессии, сами по себе являются достаточно устойчивыми. Например, Олвейс (Olweus, 1979) в литературном обозрении, посвященном этой теме, отмечает, что данные, собранные в различное время, в течение нескольких месяцев или на протяжении многих лет, подтверждают это предположение. Подобным же образом результат впечатляющего исследования, с выборкой, состоявшей из более чем 1700 мужчин и женщин, дали возможность Бота и Мелзу (Botha & Mels, 1990) сделать вывод, что высокий уровень агрессии, демонстрируемый в определенных ситуациях южноафриканскими детьми, остается столь же высоким и пять лет спустя. Вместе взятые, эти и прочие данные свидетельствуют о том, что индивидуальные различия в склонности выбирать в качестве модели поведения агрессию

192

действительно довольно устойчивы. Были также получены данные о том, что определенные характеристики имеют прямое отношение к агрессии. Эти черты к тому же сохраняют свою силу и по истечении длительных периодов времени и влияют на поведение в самых разнообразных обстоятельствах (Scheier, Buss & Buss, 1978). Принимая во внимание все эти результаты, кажется вполне разумным попытаться определить специфические личностные характеристики, связанные с проявлением агрессии. Многие исследователи взяли на вооружение подобный подход. Основные результаты их исследований суммированы ниже.

По существу, подобные исследования проводились с целью выяснить два главных вопроса. Во-первых, немало усилий было затрачено на определение характеристик, дающих возможность говорить о предрасположенности нормальных людей к агрессии. В этих исследованиях речь шла именно о тех, кто не имеет никаких признаков психопатологии и проявляет агрессию в тех же обстоятельствах, что и многие люди. Во-вторых, значительное внимание было уделено определению характеристик насильников — лиц, для которых проявление крайней агрессивности настолько привычно, что большинство наблюдателей посчитало бы подобное поведение противоречащим представлению о нормальном социальном поведении. У таких индивидов, похоже, имеются психологические проблемы, что предрасполагает их к необычайно высокому и опасному уровню агрессии. Поскольку именно на их совести лежит ответственность за совершение большей части насильственных действий, попытки понять таких людей и выяснить корни их агрессивности кажутся вполне оправданными.


ЛИЧНОСТНЫЕ ЧЕРТЫ, ИМЕЮЩИЕ ОТНОШЕНИЕ К АГРЕССИВНОСТИ У НОРМАЛЬНЫХ ИНДИВИДОВ

Хотя «здравый смысл» предполагает наличие прочной прямой связи между различными чертами личности и агрессией, на самом деле такую взаимосвязь зачастую очень трудно продемонстрировать (Dengerink, 1976; Larsen, Coleman, Forbes & Johnson, 1972). Во-первых, во многих случаях ситуационные факторы тех типов, что рассматривались в предшествующих главах, оказывают на агрессию большее воздействие, нежели различные черты личности. Другими словами, индивиды действительно различаются по своей склонности к агрессии, но эти различия подавляются мощными ситуационными переменными. К примеру, почти все индивиды, даже «горячие головы», необычайно склонные к агрессии, могут воздержаться от подобного поведения в присутствии полиции. Напротив, почти все, даже те, чей характер почти никогда не давал возможность приобрести опыт агрессивных действий, могут вести себя именно так, если, проходя службу в армии, получают соответствующий приказ от командира. Это важное обстоятельство, к которому мы будем возвращаться в этой главе не раз.

Во-вторых, показать связь между специфическими личностными чертами и агрессией трудно потому, что критерии определения этих черт не удовлетворяют желаемым требованиям надежности или валидности. До известной степени такие способы не в состоянии оценить не только интересующие нас, но и другие черты личности. В исследовательский процесс поэтому вкрадывается ошибка. Благодаря такому оценочному «шуму» нелегко разглядеть связь между исследуемыми чертами личности и ее агрессией.

193

По этим и другим причинам в эмпирическом исследовании зачастую трудно установить наличие взаимосвязи между личностными чертами и агрессией. Однако, несмотря на все эти проблемы, было выявлено определенное число характеристик, имеющих отношение к агрессии. Некоторые из них мы и рассмотрим ниже.

Тревога и агрессия: страх социального неодобрения

Часто считается, что страх — особенно страх наказания — может способствовать подавлению агрессии. Например, в своей знаменитой монографии Доллард и его коллеги (Dollard, Doob, Mowrer & Sears, 1939) заявили: «Сила подавления любого акта агрессии напрямую зависит от степени наказания, ожидаемого в случае совершения подобного акта». Двадцать лет спустя Берковитц (Berkowitz, 1962) заметил, что «склонность к агрессии у индивида напрямую связана с ожидаемым им наказанием или неодобрением за агрессию».

Если, как это утверждается в эмпирическом исследовании Бандуры (Bandura, 1986), страх или тревога сдерживают агрессию, вполне разумно предположить, что люди, склонные к подобным реакциям — наиболее остро чувствующие опасность, — зачастую проявляют меньшую агрессивность: иначе говоря, индивиды с высоким уровнем тревожности имеют тенденцию ожидать наказания или, по крайней мере, социального неодобрения за свое участие в выступлениях против других. Данные, подтверждающие эту гипотезу, были получены в результате нескольких исследований.

В одном из первых экспериментов, связанных с данной тематикой, Денгеринк (Dengerink, 1971) попросил 500 студентов-выпускников заполнить личностный опросник, предназначенный для измерения уровня тревожности (шкала тревожности Ликкена (Lykken's Anxiety Scale; Lykken, 1957). Для дальнейшего исследования были отобраны по двадцать человек из сорока, получившие наибольшее и наименьшее количество баллов по этой шкале. Они участвовали в стандартном исследовании времени реакции по Тэйлору (см. главу 2), во время которого над ними издевался, все более и более входя в раж, мифический оппонент. В соответствии с соображениями, изложенными выше, предполагалось, что испытуемые с высоким уровнем тревожности будут демонстрировать более низкий уровень агрессии, нежели испытуемые с низким уровнем тревожности. Как видно из рис. 6. 2, этот прогноз отчасти подтвердился. На протяжении почти всего исследования испытуемые с высоким уровнем тревожности выбирали для своего оппонента менее мощные разряды электрического тока, чем лица с низким уровнем тревожности.

Однако из рис. 6. 2 также видно, что это различие имело тенденцию с течением времени сходить на нет, полностью исчезая на финальных этапах эксперимента. Следовательно, когда провокация постоянно усиливается, то даже индивиды с высоким уровнем тревожности постепенно начинают встречать агрессию контрагрессией.


Последний вывод подчеркивает важность того факта, о котором мы упоминали ранее и с которым неоднократно встретимся еще в контексте данной проблемы: во многих случаях ситуационные факторы, похоже, способны затмевать даже яркие индивидуальные наклонности. В результате, при определенных условиях, даже самые кроткие, самые мягкие в обычной жизни лица проявляют агрессивность, а самые враждебно настроенные, самые вспыльчивые — воздерживаются от нее.

194

В то время как результаты исследования Денгеринка (Dengerink, 1971) кажутся вполне убедительными, они оставляют без ответа по крайней мере один важный вопрос: что сдерживает агрессию — общая диспозиционная тревожность или ситуативная, напрямую связанная с возможными событиями и их последствиями? Похоже, на снижение уровня агрессии влияет не генерализованная, или несвязанная, тревога или тревога, вызванная не имеющими никакого отношения к делу мотивами (например, чьей-то внешностью или некомпетентностью), а тревожность, возникшая из-за возможности быть наказанным или получить неодобрение со стороны общества. Вопросы подобного типа часто возникают в связи с тем, что в своем исследовании Денгеринк использовал личностную шкалу, которую считал скорее способом оценки страха социального неодобрения, нежели генерализированной тревоги. Высокие баллы по этой шкале набрали лица, сообщившие о предпочтении физического дискомфорта над социальным неодобрением. Учитывая это обстоятельство, вполне возможно рассматривать результаты, полученные в исследовании Денгеринка, скорее, как выражение взаимосвязи между страхом получить социальное неодобрение и агрессией, а не как взаимосвязь между диспозиционной тревожностью и подобным поведением.

195

Факты, относящиеся к этой проблеме, были собраны в нескольких последующих исследованиях. Дорски и Тэйлор (Dorsky & Taylor, 1972) пришли к выводу, что мужчины, набравшие наибольшее или же наименьшее количество баллов по шкале генерализированной тревоги (шкала проявления тревожности Тэйлора), демонстрируют одинаковый уровень агрессии. Эти выводы наводят на мысль, что склонность к генерализированной, или несвязанной, тревоге не имеет тесной связи с агрессией. В качестве положительного момента следует отметить несколько исследований, сообщающих о том, что индивиды, отличающиеся друг от друга в своем стремлении к социальному одобрению (по оценкам шкалы социальной желательности Марлоу-Кроуна), действительно отличаются друг от друга в своих нападках на других (Conn & Crowne, 1964; Fishman, 1965; Taylor, 1970). Например, в ходе исследования Тэйлора (Taylor, 1971) было обнаружено, что люди, сильно жаждущие социального одобрения, демонстрируют более низкие уровни агрессии по отношению к оппоненту во время выполнения процедуры Тейлора на реакции, по сравнению с теми, кого не волнуют вопросы социального одобрения. Поскольку лица, заинтересованные в социальном одобрении, неравнодушны к суждениям и критике со стороны других, подобные находки свидетельствуют о том, что тревога именно этого типа, а не генерализированная тревога как черта личности, тесно связана с агрессией.

Следует обратить внимание на одну особенность результатов исследования Тэйлора. В то время как лица с высокой потребностью в социальном одобрении изначально проявляют более слабую агрессивность по отношению к своим оппонентам, нежели лица, не обеспокоенные оценкой своих действий со стороны других, эта разница постепенно исчезает, по мере того как участники обеих групп продолжают подвергаться все усиливающемуся провоцированию со стороны оппонентов. Эти результаты полностью соответствуют полученным Денгеринком, вновь наводя на мысль, что даже сильные индивидуальные наклонности можно преодолеть или замаскировать мощными ситуационными силами.

Вместе взятые, результаты, полученные Денгеринком, Дорски, Тэйлором и другими, показывают, что тревога — особенно обеспокоенность социальным неодобрением — действительно имеет прямое отношение к агрессии. Очевидно, тревога о том, что скажут другие, может послужить сильным сдерживающим фактором агрессии, по крайней мере, в обстановке, когда сильные ситуационные факторы не в состоянии помешать подобной сдержанности.

Предвзятая атрибуция враждебности: приписывание дурных намерений другим

В главе 4 мы отмечали, что атрибуции относительно намерения других зачастую играют важную роль в агрессии. Когда люди считают, что непонятные действия других вызваны дурными намерениями, они скорее всего отплатят им тем же, в отличие от ситуаций, когда они прекрасно понимают, что эти действия вызваны совершенно иными мотивами (Baumeister, Stillwell & Wotman, 1991; Johnson & Rule, 1986). Подобные случаи вызывают интерес к следующей личностной характеристике, которая может играть важную роль в агрессии, — тенденции приписывать враждебные намерения другим, даже если таких намерений нет и в помине. Эта тенденция известна как предвзятая атрибуция враждебности. Ее влияние на поведение изучалось во многих работах последнего времени (Dodge, Pettit, McClaskey & Brown, 1986; Sancilio, Plumert, & Hartup, 1989).

Наиболее убедительные результаты возможного воздействия этого фактора были получены Доджем и его коллегами (Dodge, 1980; Dodge & Somberg, 1987).

196

А Додж и Куайе (Dodge & Coie, 1987) в целой серии работ рассмотрели возможность того, что индивидуальные различия в предвзятой атрибуции влияют на возникновение или силу реактивной агрессии — агрессии в ответ на предшествующую провокацию, но отнюдь не на проактивную агрессию, возникающую при отсутствии провокации. На начальном этапе исследования мальчикам, разделенным учителями на три группы — группа «демонстрирующие реактивную агрессию», группа «демонстрирующие проактивную агрессию» и группа «практически не демонстрирующие агрессию», были показаны видеофильмы, в сюжетах которых присутствовал акт провокации одного ребенка по отношению к другому (например, кинозарисовка о мальчике, разрушающем домик из кубиков, построенный другим мальчиком). Подлинные намерения провоцирующего, скрытые за внешними действиями, систематически менялись, так что сторонние взрослые наблюдатели могли интерпретировать их то как явно враждебные, то как просоциальные (желание оказать помощь). Иногда истинную суть намерения не удавалось трактовать однозначно. Испытуемых затем просили объяснить, каковы были намерения актера в каждом отдельном случае. Как и ожидалось, именно члены группы с высокой реактивной агрессией воспринимали двусмысленные намерения актера как враждебные.

В ходе дальнейшего исследования Додж и Куайе (Dodge & Coie, 1987) проверяли на практике гипотезу, согласно которой предвзятая атрибуция враждебности напрямую связана с высоким уровнем сверхреактивной агрессии — тенденцией реагировать мощным ответным «ударом» даже на самую слабую провокацию. Для этого исследователями была разработана следующая процедура: на первом этапе оценивали склонность испытуемых к ошибочному приписыванию другим враждебных намерений, на втором — наблюдали за их поведением во время игры с другими детьми. Полученные результаты подкрепили главный прогноз: чем более высокий балл по шкале предвзятая атрибуция враждебности набирали участники эксперимента, тем с большей вероятностью демонстрировали они склонность к проявлению сверхреактивной агрессии.

Объектом данного исследования были исключительно дети, но уже дальнейшие эксперименты разрабатывались среди испытуемых-подростков и взрослых. Например, в своем исследовании Додж, Прайс, Бахоровски и Ньюман (Dodge, Price, Bachorowski & Newman, 1990) изучали взаимосвязь склонности к предвзятой атрибуции враждебности и агрессии в группе мальчиков-подростков, отсиживающих срок в тюрьме для несовершеннолетних. Они были осуждены за самые разнообразные насильственные действия, включая убийства, нападения с целью изнасилования, похищение детей и вооруженное нападение с целью грабежа. Исследователи предположили, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности у этих испытуемых будет коррелировать с количеством совершенных ими преступлений и баллом, выставленным обученными наблюдателями, по показателю склонность к реактивной агрессии (агрессия в ответ на провокацию). Была также выдвинута гипотеза, что при отсутствии предшествующей провокации между склонностью к предвзятой атрибуции враждебности и баллом, выставленным наблюдателями, по показателю проактивная агрессия (агрессивное поведение, осуществляемое с целью доминировать над другими или управлять ими) взаимосвязь установлена не будет. Также предположили, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности будет связана с показателем, оценивающим, в какой степени поведение испытуемого можно рассматривать как психопатоло-

197

гию — как поведенческое расстройство по типу низкой социализации, характеризующееся склонностью к физическому насилию и отсутствием социальных и эмоциональных связей человека с другими членами общества. Однако склонность к предвзятой атрибуции враждебности не будет коррелировать с другой формой психопатологии — с расстройством поведения по типу сверхсоциализации. (При этом расстройстве люди ведут себя агрессивно на фоне положительных эмоциональных связей с другими.)

Как и в предшествующем исследовании, инструментом для оценки склонности испытуемых к предвзятой атрибуции враждебности была демонстрация киносюжетов, суть которых сводилась к следующему: человек, движимый определенными намерениями (враждебными, просоциальными или неоднозначными), совершает некое внешнее действие, направленное на другого. После просмотра каждой записи участники эксперимента определяли, намеревался ли актер совершить враждебный акт, либо он стремился принести пользу, либо его намерения были неоднозначны, либо все произошло случайно. О степени склонности к предвзятой атрибуции враждебности испытуемых можно было судить по частоте приписывания ими враждебных намерений людям в ситуациях, когда большинство наблюдателей посчитало бы, что таких намерений не было.

Полученные результаты подтвердили все основные предположения. Склонность к предвзятой атрибуции враждебности имеет отношение к реактивной, а не к проактивной агрессии и напрямую связана с расстройством поведения именно по типу низкой социализации. Кроме того, чем выше у испытуемых склонность к предвзятой атрибуции враждебности, тем больше насильственных преступлений против других лиц они совершили. Данные о склонности к предвзятой атрибуции враждебности у испытуемых с низкосоциализированным поведением, со сверхсоциализированным поведением и с нормальным поведением представлены на рис. 6. 3. Мы видим, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности у лиц с диагнозом «низкосоциализированное поведение» была вдвое выше, нежели у лиц без психопатологий.

Результаты, полученные Доджем и многими другими исследователями, показывают, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности является важной личностной характеристикой, имеющей прямое отношение к агрессии. Было обнаружено, что она связана с проявлением агрессии как у детей, так и у взрослых; как у лиц, страдающих от психологических расстройств, так и у вполне здоровых людей. Короче говоря, склонность приписывать недоброжелательность и дурные намерения другим лицам, даже если этого на самом деле нет, является важной чертой, которая может привести индивидов к более частым, чем обычно, агрессивным столкновениям с другими.


Раздражительность и эмоциональная чувствительность: бурная реакция на провокацию

Простое наблюдение показывает, что некоторые люди «заводятся с пол-оборота» — они с необычайной злостью и агрессией отвечают даже на самые слабые провокации. А можно ли измерить индивидуальные различия для этого случая? Несколько исследований, проведенных Капрарой и его коллегами (Сарrаrа, 1983; Саргага & Renzi, 1981), показали, что от индивидуальных различий действительно зависят сила и вероятность проявления агрессии. Капрара разработал опросник

198

для оценки двух личностных характеристик, имеющих отношение к рассматриваемой проблеме и варьирующих от индивида к индивиду. Одна из этих черт — раздражительность (устойчивая тенденция обижаться даже на минимальную провокацию), другая — эмоциональная чувствительность (устойчивая тенденция, свойственная некоторым индивидам, ощущать себя некомпетентными и испытывать дистресс в ответ на самые умеренные фрустрации [Сарrаrа, 1983]). Вопросы, использованные для оценки обеих черт личности, изложены в табл. 6. 1.

Предположение о роли обеих упомянутых характеристик в открытой агрессии нашло свое подтверждение в исследованиях Капрары, Ренци, Алчини, Д'Империо и Траваглиа (Сарrаrа, Renzi, Alcini, D'Imperio & Travaglia, 1983). Эти исследователи либо хвалили испытуемых, в числе которых были люди и с низким, и с высоким уровнем раздражительности и эмоциональной чувствительности (например, им говорили: «В целом вы неплохо справились со своей задачей»), либо ругали (им говорили: «Вы выполнили свое задание хуже, чем можно было ожидать»). После установления обратной связи — положительной или отрицательной — испытуемые получали возможность с помощью электрического разряда продемонстрировать свою агрессию по отношению к другому человеку (который на самом деле был помощником экспериментатора). Каждый раз, когда ассистент совершал ошибку при выполнении задания по определению экстрасенсорной перцепции (так оно называлось в инструкции), испытуемые должны были сами назначить мощность электрического разряда. В течение эксперимента помощник делал 15 ошибок, давая испытуемым, таким образом, возможность не раз проявить свою агрессивность.

199

Результаты показали, что оба личностных фактора имеют отношение к агрессии. Что касается раздражительности — действительно, и мужчины и женщины, склонные к ней, выбирали для наказания помощника экспериментатора более мощные разряды электрического тока, нежели лица с низким уровнем раздражительности, но только в тех случаях, когда их перед этим провоцировали (см. рис. 6. 4). В отношении эмоциональной чувствительности полученные данные отличались меньшей ясностью, однако тоже наводили на мысль, что этот фактор имеет отношение к открытой агрессии. И на этот раз лица мужского и женского пола с высоким уровнем эмоциональной чувствительности наносили помощнику более сильные удары, нежели лица с низким уровнем данной характеристики. Однако взаимодействие между провокацией и эмоциональной чувствительностью для представителей обоих полов было незначительным.

Все эти результаты наводят на мысль, что раздражительность, в отличие от эмоциональной чувствительности, может быть более тесно связана с агрессией, в особенности если ей предшествовала провокация. Учитывая, что чувство некомпетентности или дистресс могут быть связаны с депрессией, подобные результаты не вызывают удивления. Немало данных свидетельствует о том, что люди в состоянии депрессии склонны обвинять самих себя и относить отрицательные результаты на свой счет (Baumeister, 1990). Вполне возможно, что в результате они зачастую будут менее склонны отвечать агрессивно на провокации других. Дальнейшие исследования могут без особого труда проверить подобную возможность путем исследования взаимосвязи эмоциональной чувствительности и депрессии, а также путем прямого сравнения реакции лиц в состоянии депрессии и в нормальном состоянии на слабые и сильные провокации. Насколько нам известно, исследования подобного типа до сих пор еще не проводились.


Локус контроля: восприятие личного контроля и агрессия

Вряд ли можно сомневаться в том, что основная масса людей мечтает быть хозяевами собственной судьбы. Большинство из них желают контролировать и события, с ними происходящие, и их последствия. В основном именно из-за этого желания люди склонны считать неприятными и не оправдавшими надежд те ситуации, в которых они не могут повлиять на исход. Более того, неоднократное воспроизведение подобных ситуаций может оказывать долговременное, пагубное воздействие

200

на лиц, в них участвующих. Если создать условия, при которых люди не будут ощущать взаимосвязь между своим поведением и его результатами, они могут почувствовать себя бессильными и будут страдать от снижения мотивации и уменьшения количества действий. В дополнение к этому, они могут впасть в депрессию, со всеми вытекающими отрицательными последствиями (Abramson, Seligman & Teasdale, 1978; Alloy, Abramson, Metalsky & Hartlage, 1988).

Поскольку жизненный опыт у каждого человека свой, то индивиды резко отличаются друг от друга верой в свои способности влиять на последствия собственных действий. На одном полюсе находится группа людей, которых принято называть интерналами, то есть теми, кто считает себя способным без особого труда повлиять на исход событий в самых разнообразных ситуациях. На другом полюсе находятся индивиды, обычно называемые экстерналами, то есть людьми, считающими, что они бессильны повлиять на ход закрученных вокруг них событий. На первый взгляд может показаться, что такие убеждения никак не связаны с царством агрессии, хотя есть, по крайней мере, одна система доказательств, согласно которой они тоже вносят свой вклад в проявления агрессии. Вполне возможно, что интерналы рассматривают агрессию просто как еще один способ воздействия на ход своей жизни, например, как на средство достижения желаемых целей, смягчения отвратительного поведения со стороны других и, возможно даже, как на

201

довольно радикальный способ манипуляции. Короче говоря, они могут рассматривать агрессию как одну из форм инструментального поведения, которой они могут воспользоваться для осуществления контроля за своим образом жизни. (Вдобавок ко всему, такие лица, конечно, могут проявлять агрессивность чисто импульсивно в ответ на разные неприятные события [Berkowitz, 1989].)

Экстерналы же, напротив, из-за своего в основном, фаталистского взгляда на жизнь могут считать, что от агрессии мало толку. Поэтому они вряд ли будут прибегать к ней, за исключением ситуаций, в которых провокация по отношению к ним постоянна и невыносима. Суммируя сказанное, интерналы могут прибегать как к инструментальной, так и к враждебной агрессии, в то время как экстерналы, как правило, прибегают только к последней (Buss, 1961; Feshbach, 1970). О точности подобных предположений свидетельствуют данные, полученные Денгеринком и его коллегами (Dengerink, O'Leary & Kasner, 1975).

В ходе их эксперимента у 210 студентов старших курсов измерялся по шкале локуса контроля Роттера (Rotter, 1966) уровень уверенности в своей способности нести ответственность за собственную судьбу. Из них для дальнейшего исследования были отобраны 30 человек, набравших наибольшее количество баллов (экстерналы), и 30, набравших наименьшее количество баллов (интерналы). Затем испытуемые из обеих групп выполняли задание на определение времени реакции по системе Тэйлора, различались лишь экспериментальные условия. В одном случае (условие: возрастающая интенсивность воздействия) напарник испытуемых, начиная с разрядов электрического тока слабой мощности, постепенно, по ходу эксперимента, увеличивал ее. В другом (условие: снижающаяся интенсивность воздействия) он начинал с разрядов электрического тока высокой мощности, постепенно уменьшая ее. В третьем же случае (условие: неизменная интенсивность) мощность электрических разрядов оставалась умеренной на протяжении всего эксперимента.

На основе логических размышлений, подобных приведенным выше, Денгеринк и его коллеги предположили, что интерналы довольно просто отреагируют на подобное изменение поведения со стороны своего партнера. Это означает, что интерналы, испытывающие все более мощные разряды электрического тока, будут становиться все агрессивнее; получающие все менее мощные разряды будут уменьшать силу своего противодействия, а те, кому предназначались разряды электрического тока одной и той же мощности, будут отплачивать постоянным уровнем агрессии. В отношении же экстерналов было выдвинуто предположение, что их реакции, напротив, будут меньше зависеть от условий эксперимента. Вероятно, причина этого кроется в убежденности экстерналов в том, что своими действиями они не смогут повлиять на поведение своего партнера и, следовательно, на мощность предназначенных для них электрических разрядов. Более того, предсказывалось, что по мере ужесточения провокации (условие возрастающей интенсивности) они, в отличие от интерналов, будут реагировать менее бурно.

Как видно из рис. 6. 5, эти прогнозы подтвердились. Поведение интерналов в ответ на действия партнера изменялось в большей степени, чем поведение экстерналов. Возможно, наибольший интерес представляет тот факт, что уровень агрессии у экстерналов, в отличие от интерналов, изменился не слишком сильно, даже при условии все возрастающей интенсивности. Короче, они казались более готовыми «подставить другую щеку» в ответ на грубое обращение со стороны своего оппонента. Такое поведение выглядит вполне логичным на фоне фаталистского, довольно пессимистичного отношения, по многим жизненным ситуациям усвоенного экстерналами.

202

Дополнительным подтверждением важности роли локуса контроля для характера агрессивного поведения явился недавний анализ ситуации послушания по Милграму, выполненный Блассом (Blass, 1991). Исследователь предположил, что личностные факторы играют важную роль в такой ситуации, несмотря на то что социальные психологи нередко используют описание этого эксперимента в качестве хрестоматийного примера мощного воздействия ситуационных сил на поведение индивида. Часть своей работы Бласc посвятил изучению более ранних исследований на предмет взаимосвязи типа локуса контроля и послушания. В одном из таких исследований (Holland, 1967) для испытуемых были разработаны три экспериментальные процедуры. Одна из них была точным повторением порядка действий оригинального эксперимента Милграма (когда испытуемые наказывали невинных жертв разрядами электрического тока все возрастающей мощности). Вторая процедура состояла в том, что испытуемых просили попытаться определить, в чем суть эксперимента; в третьем случае им сказали, что жертва на самом

203

деле получает разряды значительно меньшей мощности, чем показывают приборы, но попросили держать этот факт в секрете от второго участника эксперимента. Результаты показали, что люди беспрерывно подчинялись инструкциям во всех случаях. Этот факт был истолкован Холландом (Holland, 1967) как доказательство того, что испытуемые, несмотря на обман, осознали суть исследования Милграма (то есть они поняли, что цель эксперимента — исследование природы послушания и что жертва на самом деле не испытает никакой боли).

Следующий шаг этого исследования заключался в заполнении участниками эксперимента опросника со шкалами «интернальность — экстернальность». Введя в свой актив новые данные, Бласc заново проанализировал эксперимент в целом, чтобы можно было получить представление о поведении интерналов и экстерна-лов в каждой из трех экспериментальных процедур. Анализ показал, что испытуемые прекращали следовать инструкциям во втором случае (когда просили догадаться, в чем сущность эксперимента), и снижение уровня послушания в основном произошло среди интерналов; экстерналы же продолжали беспрекословно следовать указаниям. Поскольку оригинальный эксперимент Милграма подразумевал действия, направленные на причинение вреда другой личности, эти результаты вновь наводили на мысль о том, что параметры локуса контроля имеют отношение к открытой агрессии. В частности, можно сказать, что они согласуются с результатами, о которых сообщал Денгеринк, предположивший, что интерналы в своем поведении более чувствительны к внешним посылам к агрессии, поскольку сосредоточены на инструментальной ценности подобного поведения и его возможных последствий. Короче говоря, уверенность индивидов в своей способности влиять на собственную судьбу может быть дополнительным личностным фактором, имеющим отношение к агрессии во многих ситуациях.

Модель поведения лиц, предрасположенных к коронарным заболеваниям, и агрессия: почему «А» в типе «А» может означать агрессию?

В последние годы много внимания уделялось изучению модели поведения, характерной для лиц с предрасположенностью к коронарным заболеваниям, или говоря кратко — модели типа «Л» (Glass, 1977; Strube, 1989). Одна из главных причин такого интереса заключается в следующем: лица, чье поведение соответствует данной модели, вдвое чаще других страдают от болезней сердечно-сосудистой системы (Engebretson, Matthews, & Scheier, 1989). Согласно утверждениям исследователей, разработавших эту модель (Rosenman & Friedman, 1974), лица типа «А», в отличие от индивидов, чье поведение не соответствует данной модели (так называемый тип «Б»), характеризуются тремя основными чертами.

Во-первых, они напористы и склонны к соперничеству, стремятся одержать победу и готовы приложить значительные усилия, чтобы превзойти других. Во-вторых, они всегда спешат и проявляют сильное нетерпение, когда другие лица или рамки ситуации сдерживают их. И последней, наиболее интересующей нас чертой является то, что лица типа «А» демонстрируют высокий уровень враждебности и открытой агрессии.

То, что первые две характеристики присущи людям типа «А», подтверждено большим количеством исследований (Contrada, 1989), немало данных свидетельствует и в пользу третьей, то есть люди типа «А» действительно более раздражительны и агрессивны, чем люди типа «Б». Более того, похоже, что именно последняя из упомянутых черта ответственна за склонность этих людей к заболеваниям сердечно-сосудистой системы.

Первый эксперимент по демонстрации положительной корреляции между поведением типа «А» и агрессией был осуществлен Карвером и Глассом (Carver & Glass, 1978). В этом исследовании помощник экспериментатора либо мешал испытуемым (уже идентифицированным по типу «А» или типу «Б») разгадывать сложную головоломку и насмехался над их умственными способностями, чем доводил их до белого каления, либо не обращал на них никакого внимания. Далее все участники эксперимента получали возможность ответить на провокации ассистента разрядами электротока по стандартной системе учитель—ученик по Бассу (Buss, 1961). Было выдвинуто предположение, что из лиц, спровоцированных помощником экспериментатора, испытуемые типа «А» проявят более сильную прямую агрессию против него, нежели лица типа «Б». А среди участников разного типа, но не подвергшихся провокации, подобного различия не ожидалось. Результаты подтвердили эти прогнозы. Таким образом, оказалось, что тип «А» более агрессивен, чем тип «Б», но только в случае провоцирования со стороны других.

Другие исследования, разрабатывающие эту же тему, подтвердили полученный ранее результат (Baron, Russell & Arms, 1985). Более того, на основании новых данных оказалось возможным сделать вывод, что тип «А» отличается от типа «Б», главным образом, когда речь идет о враждебной, а не инструментальной агрессии. Рассмотрим,к примеру, исследование Штрубе и его коллег (Strube, Turner, Cerro, Stevens & Hinchey, 1984), в котором для мужчин-испытуемых, идентифицированных по типам «А» и «Б», либо создавали ситуацию фрустрации (мешали найти ответ к трудной головоломке, на решение которой давалось ограниченное количество времени), либо нет. На следующем этапе эксперимента им предоставляли возможность награждать или штрафовать другого человека (помощника экспериментатора). Вознаграждение давалось, если помощник находил правильный ответ, решая учебную задачу, штраф же накладывался в случае совершения им ошибок. Половине участников внушили мысль о том, что их партнеру хорошо известно, насколько велики вознаграждение и штраф. Это было условие полной обратной связи. Другой половине сообщили, что этот человек знает, насколько велико вознаграждение, ноне получает никакой информации относительно размеров штрафа. Это было условие частичной обратной связи. Штрубе и его коллеги предположили, что, если при последнем условии испытуемые решат наложить на помощника большой штраф, это будет демонстрацией враждебном агрессии; в конце концов, раз ему неизвестны размеры «выписанных» штрафов, то нельзя выяснить, какая сумма может способствовать улучшению его работы. Таким образом, если испытуемые будут назначать большие штрафы, это будет указывать на их желание причинить вред учащемуся. Напротив, если участники эксперимента решат прибегнуть к большим штрафам при условии полной обратной связи, эту форму агрессии скорее всего можно будет обозначить как инструментальную. В данном случае увеличение размеров штрафа будет указывать на желание испытуемых помочь учащемуся лучше выполнить задание. Исследователи предположили, что люди типа «А» в большинстве своем будут склоны к враждебной агрессии, а люди типа «Б» — нет. Эта гипотеза получила подтверждение. В условиях частичной обратной связи фрустрированные на первом этапе испытуемые типа «А» налагали штрафы более высоких размеров, чем испытуемые типа «Б». Однако при отсутствии фрустрации поведение людей в обеих группах не отличалось.

205

Очередные данные, полученные Штрубе и коллегами (Strube & others, 1984), расширили перечень доказательств положительной корреляции между поведением типа «А» и агрессией. Например, обнаружилось, что лица типа «А» в большей степени склонны плохо обращаться с детьми. И действительно, 75% женщин, проходящих курс лечения в связи с тем, что они истязали собственных детей, относятся к типу «А». Напротив, в контрольной группе ненасильников только 50% лиц были отнесены к типу «А». Такие результаты говорят о том, что склонность лиц типа «А» к враждебной агрессии нельзя сбрасывать со счетов в реальной жизни.

В отличие от лиц типа «Б», лица типа «А» более склонны к межличностным конфликтам. В исследовании, участниками которого были менеджеры среднего звена в одной большой организации, Бэрон (Baron, 1989) просил участников заполнить стандартный опросник, используемый для классификации индивидов по типу «А» и типу «Б» (опросник активности Дженкинса), а также сообщить о том, как часто им приходилось быть втянутыми в конфликт в своих трудовых коллективах. На основании полученных данных выяснилось, что лица типа «А» значительно чаще оказывались участниками межличностного конфликта. Кроме того, сотрудниками, не участвовавшими в опросе, был составлен рейтинг частоты возникновения конфликтов в каждом трудовом коллективе. В результате оказалось, что лица типа «А» действительно чаще вступают в конфликт с другими, способствуя возникновению стычек на рабочем месте.

Наконец, последние из полученных данные наводят на мысль о том, что причиной высокого уровня агрессии у лиц типа «А» могут быть гормоны. В исследовании Бермана, Гладью и Тэйлора (Berman, Gladue & Taylor, 1993) во время выполнения заданий на время реакции по системе Тэйлора мужчин (принадлежащих к типу «А» и типу «Б») провоцировал незнакомец. До начала эксперимента у испытуемых был определен уровень тестостерона. Результаты показали, что во время эксперимента лица типа «А» с высоким уровнем тестостерона отвечали на возрастающую провокацию более высоким уровнем агрессии, нежели тип «А» с низким уровнем тестостерона (см. рис. 6. 6). Что же касается типа «Б», то участники эксперимента с высоким и низким уровнем тестостерона, напротив, не отличались друг от друга по уровню агрессии. Кроме того, лица типа «А» с высоким уровнем тестостерона выбирали самые мощные разряды электрического тока. Все эти данные наводят на мысль, что индивидуальные различия — как на уровне демонстрируемого поведения, так и на уровне физиологических процессов — могут влиять на агрессию. Более того, они показывают, что мужчины типа «А» с высоким уровнем тестостерона особенно склонны отвечать на провокацию насилием.

В итоге лица типа «А», вследствие их личностных характеристик, представляют угрозу не только для собственного здоровья и благополучия. Напротив, из-за своей повышенной склонности отвечать силой на провокацию и вступать в агрессивные взаимоотношения они могут также угрожать здоровью и безопасности других людей. В целом модель поведения по типу «А» представляет опасность в разнообразных отношениях и как таковая является аспектом личности, заслуживающим особого внимания.

Чувство стыда и агрессия: от самонеприятия к враждебности и гневу

Представьте себе, что вы обещали другу оказать небольшую любезность. По прошествии времени вы понимаете, что не в состоянии это сделать, потому что «любезность» требует от вас слишком многих усилий. Как бы вы себя почувствовали?

206

Большинство людей в такой ситуации испытало бы определенное чувство вины, сожаление или угрызения совести за то, что не смогли сдержать слова. Другие, однако, способны испытывать даже более сильное чувство, обозначаемое словом стыд. Они стали бы резко критиковать себя и говорить, к примеру: «Почему я так глуп?» или же «Почему я такой ленивый?» И чувство вины, и чувство стыда — негативные чувства, правда, чувство стыда несколько глубже, поскольку подразумевает отрицательную оценку своего собственного «Я», а не является просто отражением каких-то специфических действий (Tangney, 1990).

Существует ли какая-нибудь взаимосвязь между тенденциями испытывать стыд и отвечать агрессией? Непрекращающаяся лавина данных дает положительный ответ. Оказывается, что люди, испытывая чувство стыда, зачастую также ощущают гнев и враждебность: они злятся на самих себя, что своим поведением заставили себя усомниться в собственной ценности. Такие чувства затем переадресовываются тем, по чьей вине возник стыд; в конце концов, именно они выражают недовольство, заставляя человека чувствовать себя глубоко униженным. Поскольку стыд — это сильная эмоция, то негативные чувства, порождаемые ею, зачастую бывают глубокими, неадекватными событию, вызвавшему их. Лица, испытывающие чувство стыда, прекрасно это понимают, что еще больше усиливает их гнев и упреки в адрес тех людей, по вине которых они вынуждены испытывать неприятные чувства. Приведенные соображения наводят на мысль, что лица, склонные испытывать чувство стыда, могут быть также склонными к агрессии.

207

Конкретные данные о существовании связи между склонностью к стыду и агрессией были получены в некоторых исследованиях (Harder & Lewis, 1986; Tangney, 1990). В самом, наверное, ярком на нынешний день исследовании Тангни, Вагнера, Флетчера и Грамзоу (Tangney, Wagner, Fletcher & Gramzow, 1992) попросили участников эксперимента заполнить опросники — для определения их склонности испытывать чувство вины или стыда в широком диапазоне ситуаций; склонности испытывать гнев или раздражение и склонности реагировать различными формами агрессивного поведения. Результаты не вызывали сомнений: чувство стыда действительно напрямую связано с гневом и агрессией. Другими словами, чем чаще люди испытывают чувство стыда в процессе взаимодействия с другими, тем выше их склонность к гневу и агрессивному реагированию. Интересно, что между склонностью чувствовать вину и гневом или агрессией положительной корреляции не наблюдалось. Поскольку и вина и стыд приводят в действие механизм «негативные реакции — "плохое" поведение», можно предположить, что связь между стыдом и агрессией может напрямую зависеть от степени неодобрения своего собственного «Я». Другими словами, именно тенденция стыдливых людей бить по своему собственному «Я» лежит в основе их высокой склонности к агрессии. Каковы бы, однако, ни были настоящие источники взаимосвязи между стыдом и агрессией, ясно, что тенденция испытывать стыд потенциально опасна не только для лиц, переживающих подобные эмоции, но и для окружающих.

Личность и «нормальная агрессия»: некоторые заключительные соображения

Перечень личностных черт или диспозиций, детерминирующих возникновение, интенсивность и направленность агрессии, ни в коем случае не исчерпывается рассмотренными выше. Важно учитывать то, что были обнаружены и другие черты характера, связываемые с агрессией. В качестве примеров в этот список следовало бы включить авторитаризм (Blass, 1991; Elms & Milgram, 1966), зависимость от поля или поленезависимость (Dengerink et al., 1975), враждебность или саму агрессивность (Wilkins, Scharff, & Sclottmann, 1974). Однако вместо рассмотрения этих характеристик мы закончим данный раздел обращением к двум проблемам: относительной важности личности и ситуационных детерминантов агрессии и изменяемости личностных характеристик, имеющих отношение к агрессии.

Задаваясь вопросом о том, на каких ступеньках лестницы, ведущей к агрессии, находятся ситуационные и личностные переменные, следует заметить, что большинство социальных психологов отдают пальму первенства ситуационным факторам, то есть подчеркивают роль социальных, ситуационных и средовых факторов, как это было представлено в первых главах данной книги. Утверждается, что только при отсутствии этих факторов или при их минимальном влиянии на передний план действительно выходят личностные переменные (Larsen, Coleman, Forbes & Johnson, 1972).

В целом мы согласны с этим заключением, но мы видим, что появляются все новые данные, свидетельствующие, пожалуй, о некоторой шаткости приведенного выше предположения. Поскольку наши знания о личности растут, становится все более очевидным, что личностные характеристики зачастую могут играть важ-

208

ную роль в формировании наблюдаемого поведения (Clarke & Hoyle, 1988). Более того, многие исследователи сообщают о том, что подобные факторы часто играют роль посредника по отношению к ситуационным факторам: иными словами, определенная ситуация может по-разному интерпретироваться лицами с различными чертами характера, и в результате реакция на ситуацию может оказаться диаметрально противоположной (Buss & Cantor, 1989). Таким образом, вопрос «что важнее» — личностные или ситуационные детерминанты поведения — становится совершенно неуместным. Более важной нам видится задача объединения этих двух групп факторов, для того чтобы расширить наши знания и возможность прогнозирования различных сторон поведения.

Мы согласны также с предположениями Бласса (Blass, 1991) и других, которые отмечают, что личностные факторы начинают играть ведущую роль в ситуациях, смоделированных самими людьми, нежели в ситуациях, им навязанных, а также если самосознание человека не «замутнено», в отличие от случаев, когда оно заблокировано или «задавлено» ситуацией (например, событием или задачей, требующей от человека полной отдачи в процессе переработки информации). В целом мы считаем, что личностные факторы действительно играют важную роль во многих моделях поведения, в число которых входит и агрессия.

А теперь перейдем ко второму вопросу — к изменяемости личностных черт. У нас сложилось впечатление, что для многих термин личность ассоциируется, кроме всего прочего, с понятиями неизменность, отсутствие альтернативы и неизбежность. Другими словами, многие люди считают, часто безоговорочно, что личностные черты, раз сформировавшись, не изменяются, да и, возможно, не могут изменяться. На самом же деле подобные предположения совершенно неверны. Вопреки общепринятому представлению, люди все-таки меняются на протяжении жизни, и такие перемены включают изменения в личностных характеристиках, хотя они могут оставаться стабильными в течение длительного времени. Но в нашем контексте стабильный отнюдь не означает неизменный: все большее число данных свидетельствует о том, что рассмотренные в этой главе характеристики — модель поведения по типу «А», тревога, локус контроля — все они могут меняться по мере приобретения нового опыта или после прохождения тренинга, специально разработанного для их изменения. Этот факт имеет важное значение для предупреждения и контроля человеческой агрессии — проблемы, к которой мы обратимся в главе 9. К тому же он свидетельствует о возможности изменения таких наклонностей, а также черт, лежащих в их основе, то есть факт, что определенные черты имеют отношение к агрессии, не может сам по себе быть причиной для пессимизма. Напротив, перемены возможны, и это обстоятельство позволяет нам закончить данный раздел ободряющими словами, которые впервые мы высказали в главе 1: агрессия определенно не является неизбежным и неминуемым результатом человеческой природы.

209

НАСИЛЬНИКИ: АБСОЛЮТНО НЕ КОНТРОЛИРУЮЩИЕ И ЧРЕЗМЕРНО КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ

До сих пор предметом нашего внимания были личностные характеристики «нормальных» агрессоров — индивидов, не имеющих признаков психопатологии и демонстрирующих агрессию в таких ситуациях и при таких условиях, когда многие другие лица тоже вели бы себя подобным образом. Ну а теперь мы рассмотрим две другие группы, вернее, их немногочисленных представителей, на чью долю приходится основной процент действий, классифицируемых как агрессивные, и на чьей совести лежит ответственность за совершение зверских актов насилия, сообщения о которых так часто встречаются на страницах газет. Первая группа известна под названием абсолютно не контролирующих себя агрессоров, мы уже упоминали их в разделе о враждебной атрибутивной предвзятости. Как вы, наверное, помните, Додж с коллегами (Dodge & others, 1990) в качестве объекта исследования выбрали группу не контролирующих себя агрессоров — лиц, заключенных в тюрьму за совершение преступлений с применением насилия.

Представители второй группы, известные под названием чрезмерно контролирующих себя агрессоров, в некотором отношении даже более опасны. Они редко прибегают к агрессии, но, если до этого в конце концов доходит дело, их поступки носят крайний характер. Яростью своих атак они с лихвой компенсируют их немногочисленность.

Деление на абсолютно не контролирующих и чрезмерно контролирующих себя агрессоров впервые предложил Мегарджи (Megargee, 1966, 1971). Основанием к этому послужил тот факт, что в процессе разработки классификации агрессоров, при их «ближайшем рассмотрении» было обнаружено, что среди них преобладают лица либо с необычайно «шаткими», либо с чрезмерно «прочными» внутренними барьерами, сдерживающими агрессию. Впрочем, эта терминология с того времени широко использовалась многими исследователями в самом разнообразном контексте (Russell, 1989; Subotnik, 1989). Таким образом, подобное деление может быть полезным с точки зрения понимания различных аспектов агрессии.

АБСОЛЮТНО НЕ КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ: ОТСУТСТВИЕ СДЕРЖИВАЮЩИХ НАЧАЛ

Точ (Toch, 1969, 1975, 1980), исследователь, в течение нескольких лет занимавшийся изучением поведения вспыльчивых людей, называет не контролирующих себя агрессоров насильниками. Его работы показывают, что эти лица, несмотря на сравнительную немногочисленность, несут ответственность за необычайно высокий процент случаев с применением насилия. В арсенале научных методов Точа был один весьма необычный и провокационный способ, которым исследователь время от времени пользовался: он обучал заключенных и условно освобожденных интервьюировать насильников. Его доводы в пользу подобной методологии были неоспоримы. Во-первых, он хотел наладить контакт между испытуемыми и их интервьюерами, поскольку в роли последних зачастую выступают опытные профессионалы, говорящие, в буквальном смысле этого слова, совершенно на другом языке. Во-вторых, он хотел получить максимум информации от испытуемого. Другими словами, Точ был уверен, что насильники будут более искренними и откровенными, беседуя с равными себе.

Каждое интервью записывалось на пленку, а затем прослушивалось и тщательно анализировалось исследовательскими группами, состоявшими как из профессионалов, так и из непрофессионалов. В ходе дискуссии группы пытались составить для каждого случая насилия своеобразное резюме, включающее информацию

210

по следующим пунктам: 1) первопричины каждого столкновения с применением насилия (то есть события, приведшие к нему); 2) основные цели и ценностная ориентация субъекта; 3) любое сходство между двумя первыми положениями и информацией, почерпнутой из других интервью. Главная цель заключалась в том, чтобы выделить основные положения, которые смогли бы указать на базовые личностные характеристики лиц, склонных к насилию.

Проанализировав результаты, полученные с помощью своей хитроумной методики, Точ пришел к заключению, что насильников (не контролирующих себя агрессоров) можно разделить на несколько типов. Основанием классификации послужили причины, побуждающие насильников выбирать в качестве модели поведения агрессию. Окончательный вариант типологии представлен в табл. 6. 2, таким образом мы можем сделать вывод, что насильники прибегают к агрессии по самым разнообразным причинам. Одни из них руководствуются социальными целями и мотивами (например, поддержание и упрочение своего имиджа в обществе, навязывание групповых норм), в то время как другие стремятся эксплуатировать других и насаждать свою власть (запугивание, эксплуатация). Наконец, если вспомнить исследования по изучению предвзятой атрибуции враждебности, некоторые неконтролирующие себя лица ведут себя агрессивно из-за убеждения, что «за ними охотятся», а также из-за страха, что сами станут жертвами, если не нанесут удара первыми.

АБСОЛЮТНО НЕ КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ: НЕКОТОРЫЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Исследование Точа, которое позволило сделать видимым восприятие и мотивы насильников, содержит несколько важных рекомендаций относительно того, как вести себя с такими людьми. Во-первых, поскольку агрессивные наклонности та-

211

ких лиц, похоже, являются порождением различных источников, маловероятно, что какая-нибудь одна процедура или методика окажется успешной в изменении поведения всех абсолютно не контролирующих себя агрессоров. Напротив, потребуются скорее всего самые разнообразные методы в работе с каждой отдельной подгруппой.

Во-вторых, исследование Точа наводит на мысль, что, видимо, не удастся «перековать» склонных к насилию лиц с помощью таких широко распространенных средств, как увеличение срока наказания за агрессивное поведение, усиление полицейских сил или же ограничение продажи опасного оружия. Дело в том, что такие лица считают агрессию вполне приемлемой и используют ее как средство достижения целей, глубоко укоренившихся в их личностной структуре. С позиции теории научения и социально-когнитивной теории (Bandura, 1986), агрессия как модель поведения чрезвычайно устраивает таких лиц, и поэтому вряд ли они с готовностью и легкостью откажутся от тенденции отвечать ударом на удар. Следовательно, ключом к изменению поведения таких лиц может стать психотерапия, направленная на повышение уверенности в себе, на выработку более зрелого взгляда на жизнь и отношения с другими, а также имеющая возможность научить их необходимым социальным навыкам. По словам Точа, такие изменения медленно, но верно приведут к искоренению многих из факторов, предрасполагающих несдержанных лиц к опасным выпадам против других. Таким образом, программы, направленные на осуществление этих целей, должны стремиться, в первую очередь, к уменьшению насильственных наклонностей абсолютно не контролирующих себя агрессоров.

ЧРЕЗМЕРНО КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ: КОГДА ЧРЕЗМЕРНАЯ СДЕРЖАННОСТЬ СТАНОВИТСЯ ОПАСНОЙ

¦ «Служащий убил в ресторане шесть человек. Затем направил оружие на себя»
¦ «Жена подожгла мужа и наблюдает, как он погибает в огне»
¦ «Мужчина сбросил с шестого этажа своего пасынка»
¦ «Мальчик убил отца, мать и двух сестер»
¦ «Мужчина трактором переехал свою бывшую любовницу»

Заголовки, подобные приведенным, с пугающей частотой появляются на страницах наших газет. Обычно мы с огромным недоумением реагируем на такие события. Как, удивляемся мы, кто-то смог совершить подобные преступления? Какие полоумные или озверевшие чудовища ответственны за эти акты насилия? Вплоть до недавнего времени наиболее распространенный ответ на подобные вопросы подразумевал отсутствие обыкновенных внутренних сдерживающих начал. Считалось, что лица, совершившие подобные поступки, просто не в состоянии, в отличие от других людей, контролировать и сдерживать себя от совершения опасных актов агрессии. Короче говоря, таких людей воспринимали как не контролирующих себя агрессоров.

212

Как это ни странно, но при внимательном анализе черт характера у лиц, прибегающих к крайним формам насилия, вырисовывается совершенно другая картина: эти шокирующие преступления совершили отнюдь не те, за кем тянется длинный хвост кровавых преступлений. Напротив, очень часто преступниками оказываются пассивные, мягкие по характеру люди. Они совсем не импульсивны и их трудно спровоцировать. Они кажутся терпеливыми, способными выносить страдания на протяжении длительного времени, умеющими себя сдерживать. Нижеприведенная история служит ярким примером того, что обычно происходит с такими людьми (Schultz, 1960):

Джим однажды пришел домой раньше времени и застал свою жену в постели с соседом. Он не знал, что делать. Просто закрыл дверь, вернулся к работе в поле и заплакал. По его словам, он мог бы «что-нибудь» сделать, так как в соседней со спальней комнате хранилось заряженное ружье. Позднее Джим никогда не напоминал жене о неверности, и она, видя отсутствие практически всякого сопротивления, осмелела. Любовник начал оставаться не только на ужин, но иногда и на ночь. Джим не возражал и даже давал в долг любовнику своей жены деньги, семена, фермерское оборудование... В конце концов, по прошествии трех лет, любовник приехал на ферму Джима на грузовике, загрузил его домашним скарбом, скотом и, посадив туда жену Джима и четырех его детей, уехал. Джим, хотя и поразился отсутствию жены и детей, не только ничего не предпринял для их возвращения, но и ни разу не подошел к любовнику своей жены.

Конечно, очень трудно представить более яркий пример сдерживания перед лицом все повторяющихся провокаций. Несмотря на наглые действия жены и ее любовника, Джим оказался не в состоянии в течение трех лет выразить в какой-нибудь форме свой протест. Только позднее, вновь женившись и обнаружив, что и вторая жена ему неверна, он наконец взорвался и с необычайной жестокостью убил ее вместе с любовником.

Проанализировав несколько подобных случаев, Мегарджи (Megargee, 1966, 1971) пришел к заключению, что виновные в совершении поступков с применением крайних форм насилия являются на самом деле лицами упомянутого выше типа. Он обозначил их термином чрезмерно контролирующие себя агрессоры — лица, обладающие мощными сдерживающими силами, препятствующими совершению агрессивных действий. Исходя из этого факта, Мегарджи выдвинул также предположение, что такие люди из-за прочных внутренних сдерживающих начал обычно редко реагируют на провокацию, предпочитая прятать свой гнев под мнимым безразличием. С течением времени, однако, если провокации не прекращаются, даже их чрезмерное терпение лопается. И тогда эти, казалось бы, покорные люди неожиданно прибегают к насилию, что застает их жертву совершенно врасплох. После «выброса» агрессии они опять возвращаются к своему прежнему состоянию пассивности, и их снова воспринимают как совершенно неспособных на дикие поступки, не говоря уже о крайних формах проявления агрессии.

Чтобы доказать жизнеспособность подобных предположений, Мегарджи (Megargee, 1966) провел полевые исследования двух групп мальчиков — несовершеннолетних преступников — в возрасте от 11 до 17 лет. Лица, отнесенные к первой группе (и получившие название «крайне агрессивные») были лишены свободы за совершение чрезвычайно жестоких актов насилия (например, убийство своих родителей, жестокое избиение других), в то время как лица из второй группы (получившие название «умеренно агрессивные») были задержаны за совершение более умеренных актов агрессии (например, драку, использование оружия, не относящегося к категории смертельного, такого, например, как палка). Мегарджи предположил, что многие из входящих в группу крайне агрессивных

213

при ближайшем рассмотрении окажутся чрезвычайно сдерживающими себя агрессорами. Напротив, ни один из индивидов из категории умеренно агрессивных не попадет под это определение. Другими словами, как бы это ни казалось парадоксальным, испытуемые группы крайне агрессивных на самом деле будут демонстрировать агрессию более низкого уровня и до, и после заключения, чем лица из группы умеренно агрессивных. Полученные результаты подтвердили этот прогноз. В процентном отношении в группе «крайне агрессивных» (78%), по сравнению с группой «умеренно агрессивных» (29%), было больше лиц, впервые совершивших преступление и не имевших до этого неприятностей с законом. Более того, оценивая поведение своих подопечных, их воспитатели отмечали, что заключенные, входившие в группу «крайне агрессивных», оказались более склонными к сотрудничеству, послушными и приятными, чем испытуемые из группы «умеренно — агрессивных».

Очередным подтверждением гипотезы, что лица, совершившие тяжкие преступления, зачастую относятся к категории чрезмерно контролирующих себя агрессоров, являются результаты экспериментов, во время которых группы заключенных, осужденных за правонарушения различной степени тяжести, должны были заполнить опросник, измеряющий склонность к чрезмерному контролю агрессии (шкала чрезмерно контролируемой враждебности [Megargee, Cook & Mendelson, 1967]). Как и предполагалось, осужденные за совершение тяжких преступлений набрали по этой шкале больше баллов, чем осужденные за совершение преступлений средней степени тяжести, а последние — больше тех, кто попал в тюрьму за ненасильственные преступления (см. рис. 6. 7).

Если валидность шкалы «склонность к чрезвычайному контролю враждебности» будет подтверждена дальнейшими исследованиями, она станет очень полезной для выявления лиц, чьи сдерживающие силы делают их чрезмерно — и неожиданно — опасными для других.

Чрезмерно контролирующие себя агрессоры, абсолютно не контролирующие себя агрессоры и агрессия по отношению к женщинам: близкий враг вновь наносит удар

Насилие, как это ни удивительно, нередкое явление в отношениях между родственниками, родителями и детьми, братьями и сестрами, мужьями и женами (Straus, Gelles & Steinmetz, 1980). Если говорить о насилии в супружеских парах, то женщины значительно чаще становятся жертвами физических оскорблений со стороны мужчин; действительно, десятки тысяч жен ежегодно подвергаются истязаниям со стороны своих мужей в одних только Соединенных Штатах. Какой тип мужчин прибегает к физическому насилию над своими женами? Какие характеристики, свойственные этим индивидам, попирают мощные сдерживающие начала, удерживающие большинство представителей мужского пола от причинения женщинам физического вреда? В исследованиях по этой теме в качестве базового понятия часто использовалась система Мегарджи (Megargee, 1971) — разделение испытуемых на чрезмерно контролирующих и абсолютно не контролирующих себя агрессоров. Результаты оказались поистине потрясающими.

214

На первый взгляд может показаться, что бьющие своих жен мужчины в большинстве своем абсолютно не контролирующие себя агрессоры — лица с необычайно слабыми сдерживающими началами против использования физического насилия. Фактически же оказывается, что они могут быть как чрезвычайно контролирующими себя агрессорами, так и наоборот. Исследование, разработанное и проведенное Суботник (Subotnik, 1989) прекрасно иллюстрирует это положение.

Вместе со своими коллегами она опрашивала людей, искавших помощи у представителей организации «Проект по борьбе с истязаниями в семьях» (Domestic Abuse Project). Опросы показали, что часть мужчин, избивающих своих жен, можно классифицировать как абсолютно не контролирующих себя агрессоров, так как они применяют насилие и по отношению к другим лицам и совсем не испытывают чувства вины за свое поведение дома. Напротив, других можно было классифицировать как чрезмерно сдерживающих себя агрессоров — они не применяли насилия по отношению к другим лицам, сообщали, что подобные инциденты случались с ними только после принятия алкоголя, и отмечали, что испытывают чувство вины после «вспышек агрессии».

На основе предварительных данных своего эксперимента, а также результатов, полученных в ходе проведенных ранее исследований по теме «абсолютно не контролирующие и чрезмерно контролирующие себя агрессоры», Суботник выявила несколько гипотез о возможных различиях между этими двумя группами истязателей жен. В частности, она сформулировала предположение, что чрезмерно контролирующие себя агрессоры будут с неодобрением относиться к агрессии и что

215

для них будет характерен сравнительно низкий уровень импульсивности. Абсолютно не контролирующие себя агрессоры, напротив, будут в большинстве своем относиться к агрессии положительно и демонстрировать сравнительно высокий уровень импульсивности. Сравнение поведения «истязателей жен» по обеим группам подтвердило эти прогнозы. Кроме того, Суботник (Subotnik, 1989) обнаружила, что совсем не контролирующие себя «истязатели жен» оказались в целом более агрессивными и чувствовали себя более бессильными, чем чрезмерно контролирующие себя агрессоры.

Полученные Суботник результаты наводят на мысль о том, что мужчины, прибегающие к насилию по отношению к своим женам, не обладают единой структурой личностных черт. Напротив, аналогичное поведение может быть отмечено у лиц, структуры личности которых совершенно противоположны. Абсолютно не контролирующие себя агрессоры, похоже, нападают на своих жен в ответ на сравнительно слабую провокацию, в то время как чрезмерно контролирующие себя агрессоры применяют физическое насилие по отношению к своим женам, потому что слишком долго держали себя в руках и ничем не выдавали своего беспокойства о волнующей их проблеме, пока не поняли, что, как выразился один из испытуемых, их «загнали в угол».

Чтобы «истязатели своих жен» отказались от применения насилия в семейных отношениях, необходимо, по словам Субботник, подобрать для каждой группы собственные методы психологического воздействия. Абсолютно не контролирующих себя агрессоров следует учить противостоять фрустрации, верить в собственные силы; чрезмерно контролирующих себя агрессоров следует учить распознавать первые признаки появляющегося раздражения и выражать его в приемлемых формах. Обращая внимание на необходимость использования различных методов психологического воздействия на этих лиц, стоит заметить, что разделение агрессоров по принципу наличия-отсутствия контроля их за своими действиями может помочь в решении этой важной общественной проблемы.

УСТАНОВКИ, СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ И АГРЕССИЯ

Представьте себе, что в один прекрасный день вас по какой-то причине выводят из себя два совершенно разных человека — один из них вам нравится, а другой — нет. Будет ли ваша реакция на действия этих людей одинаковой? Вполне разумно предположить, что нет. Скорее всего, вы с большей агрессивностью ответите человеку, который вам не нравится, а не наоборот. Более того, можно предположить, что подобная закономерность в вашем поведении будет повторяться от ситуации к ситуации независимо от ее «фона». Если не принимать во внимание определенные обстоятельства, вы наверняка будете более снисходительны и сдержанны, когда вас будет раздражать друг, нежели человек, который вам не нравится.

Ну а теперь обратимся к другому примеру. На этот раз именно вы раздражаете двух совершенно незнакомых вам людей. Один из них — глубоко религиозный человек, протестующий против всякого насилия. Другой — профессиональный солдат, который буквально ждет не дождется очередной возможности повоевать. Не кажется ли вам, что эти лица по-разному отреагируют на ваши провокации? И вновь напрашивается утвердительный ответ: в то время как религиозный человек

216

наверняка «подставит другую щеку» и проигнорирует ваши действия, солдат скорее всего рассердится и как-нибудь ответит. Более того, подобные противоположные реакции, вероятно, окажутся видными на фоне разнообразных ситуаций. Если не принимать во внимание специфические особенности ситуации, религиозный человек воздержится от агрессии, в то время как солдат может быстро актуализировать именно эту модель поведения.

Все подобные примеры страдают от чрезмерного упрощения. Множество факторов, а не только упомянутые нами, наверняка влияют на действия вовлеченных в ситуацию лиц. Тем не менее они оба иллюстрируют важное положение относительно агрессии: во многих случаях на ее возникновение сильное влияние оказывают установки задействованных в ситуации лиц, как агрессоров, так и тех, чье поведение спровоцировало агрессию. Термин «установка» используется социальными психологами для обозначения мысленных представлений человека о различных характеристиках социального или физического мира — представлений, наложенных в результате жизненного опыта, которые, раз возникнув, очень сильно влияют на его поведение (Pratkanis, Breckler & Greenwald, 1989). Обычно считается, что установки имеют три четких компонента: оценочный (нашу любовь или ненависть к объектам); компонент веры (мы уверены, что объекты являются именно тем, что мы о них думаем) и поведенческий (готовность действовать определенным образом по отношению к объектам). Кроме того, наши установки довольно устойчивы по природе. За исключением сильных потрясений, заставляющих нас пересмотреть свою систему ценностей, установки, которых мы придерживаемся сегодня, скорее всего будут такими же и завтра. Если принимать во внимание все эти факты, становится ясно, что до определенного момента разнообразные установки имеют отношение к агрессии и могут оказывать сильное воздействие на подобное поведение.

Поскольку у нас имеются установки относительно совершенно различных аспектов социального и физического мира, многие из них, что вполне понятно, вносят свою лепту и в агрессивное поведение. Большинство исследователей, однако, сконцентрировали свое внимание на одном специфическом типе установок — на предрассудках. Предрассудок — это негативная установка по отношению к членам определенных социальных групп, основанная, главным образом, на их принадлежности к этой группе (Rogers, 1983). Итак, давайте рассмотрим роль предрассудка.

ПРЕДРАССУДОК И МЕЖРАСОВАЯ АГРЕССИЯ

Простые наблюдения говорят о том, что расовые предрассудки являются причиной проявления многочисленных актов агрессии. Столкновения между представителями разных рас происходят с высокой частотой в разных странах. Такие происшествия наводят на мысль о том, что лица с сильными расовыми предрассудками более других склонны становиться участниками актов межрасовой агрессии, и, как отмечалось нами в главе 5, результаты нескольких лабораторных исследований подтверждают наличие связи между расовыми установками и агрессией (Genthner, Shuntich & Bunting, 1975). Как показали эти исследования, белые американцы с сильными расовыми предрассудками демонстрировали более высокий уровень агрессии по отношению к белым и чернокожим жертвам, нежели индиви-

217

ды с не столь сильными предрассудками. В другом исследовании (Wilson & Rogers, 1975), где испытуемыми были люди с черной кожей, так же получили подобные результаты. Лица с сильными предрассудками оказались более агрессивными по отношению к своим жертвам — как белым, так и чернокожим.

Эти результаты, однако, не означают, что для исследователей не составляет труда вычленить расовые предрассудки как компонент открытого проявления агрессии. Но многие факторы, влияющие на агрессию, например страх отмщения или условие полной анонимности (см. главу 5), могут помочь нам выяснить, какое место в агрессивном поведении занимают расовые предрассудки (Baron, 1979; Donnerstein & others, 1972; Rogers, 1983). Поскольку мы уже рассматривали свидетельства, подтверждающие силу этих факторов, не будем к ним возвращаться. Скажем лишь, что, судя по беспорядкам, расовые и прочие формы предрассудков не проявляют даже признаков исчезновения с мировой общественной арены; некоторые же данные свидетельствуют о том, что в последние десятилетия подобные установки стали сильнее в умах многих жителей Соединенных Штатов и многих других стран (Dovidio & Gaertner, 1986). Таким образом, вполне разумно заключить, что предрассудок остается важным компонентом установки на агрессию в самых разнообразных условиях.

АГРЕССИЯ ПО ОТНОШЕНИЮ К «ЧУЖАКАМ»: РОЛЬ ВООБРАЖАЕМОГО КОНФЛИКТА

Исследования по межрасовой агрессии наводят на мысль о том, что этот предрассудок — разновидность негативной установки — играет важную роль по крайней мере в некоторых формах насилия. Однако были получены данные, свидетельствующие о том, что агрессия против «чужаков» (то есть против тех, кто не принадлежит к вашей собственной группе) может, кроме всего прочего, иметь своим источником воображаемый конфликт с этой группой (Brown, 1984). Влияние этого фактора на агрессию, возможно, лучше всего проиллюстрирует детально разработанное и аккуратно выполненное исследование Шварца и его коллег (Schwartz & Struch, 1990; Struch & Schwarz, 1989).

Исследователи выдвинули следующее предположение: чтобы индивиды проявили агрессию по отношению к «чужакам», необходимо наличие мотива. Наиболее важным мотивом для подобного поведения является воображаемый конфликт интересов, как предположили Штрух и Шварц (Struch & Schwartz, 1989). Вероятно, индивиды — стоит им осознать наличие подобного конфликта — начинают дегуманизировать членов чужой группы: находить в них только недостатки и рассматривать как людей, недостойных уважения и добра. Кроме того, воображаемый конфликт интересов заставляет людей думать, что в их группе совершенно другие ценности, нежели в «чужой»; что существует прочная, непреодолимая граница между ними и другими — вот эти факторы и способствуют возникновению усиливающейся агрессии против членов чужой группы.

Чтобы проверить правильность этих предположений, Штрух и Шварц (Struch & Schwartz, 1989) изучили установки и убеждения неортодоксальных евреев, проживающих в Иерусалиме, по отношению к ультраортодоксальным евреям, недавно поселившимся с ними по соседству. Испытуемые заполняли опросники, которые ставили своей целью определить: 1) наличие у них воображаемого конфликта с

218

«чужаками»; 2) факт дегуманизации членов «чужой» группы; 3) наличие воображаемых различий с ними; 4) непреодолимость границ между их группой и «чужаками». Также их просили отметить случаи агрессивных действий против этих лиц, таких как бойкотирование магазинов, владельцами которых являются «чужаки», включение радио на полную громкость с целью навредить ультраортодоксальным соседям.

Полученные результаты показали, что воображаемый конфликт интересов действительно напрямую связан с агрессией по отношению к этим лицам. Кроме того, три переменные, упомянутые выше (дегуманизация, воображаемое несовпадение ценностей и воображаемая непреодолимость межгрупповых границ), также имели отношение к агрессии. Таким образом, они по существу являются связующим звеном между воображаемым конфликтом интересов и агрессивным поведением (см. рис. 6. 8).


Результаты, полученные Штрухом и Шварцем (Struch & Schwartz, 1989), показывают, что агрессия по отношению к чужакам не обязательно должна являться непосредственным порождением установок по отношению к этим лицам. Напротив, межгрупповая агрессия может иногда быть результатом воображаемого конфликта интересов или же негативных установок и воззрений (например, стремления дегуманизировать «чужаков»), которые порождают подобные конфликты. В таких случаях предубежденность к чужим может являться скорее очередной «копией» в процессе, нежели основной причиной его порождения.

СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ И АГРЕССИЯ: ЭФФЕКТ ОТ ОБРАЩЕНИЯ К ВНУТРЕННЕМУ МИРУ

Является ли агрессия приемлемой или неприемлемой формой поведения? Разные люди по-разному ответят на этот вопрос. На одном полюсе находятся лица, которые считают, что агрессия аморальна, и крайне не одобряют ее проявления ни при каких обстоятельствах. Такие люди, к примеру, выступают против смертной казни даже для самых жестоких убийц. На другом полюсе находятся лица, считающие агрессию вполне приемлемой, даже желательной формой социального поведения. К примеру, абсолютно не контролирующие себя агрессоры обычно положительно отзываются о возможном использования агрессии в отношениях с другими лица-

219

ми. Мнение большинства людей, конечно, оказывается где-то между этими двумя крайними точками и сводится к тому, что при одних условиях агрессия вполне приемлема, а при других — нет. Вполне разумно предположить, что определенные взгляды на агрессию сильно влияют на желание индивидов выбирать эту модель поведения. И поскольку воззрения людей не меняются от ситуации к ситуации, их тоже можно рассматривать в качестве важной индивидуальной детерминантой агрессии.

Однако нельзя сказать, что подобные ценности или критерии влияют на открытую агрессию исключительно, что называется, «по определению». Для того чтобы такого рода взаимодействие осуществилось, ценности и стандарты должны быть очевидными для действующих в ситуации лиц, то есть эти индивиды должны обратить на них внимание. Оставаясь в тени, эти характеристики фактически не будут влиять на возникновение и протекание агрессии, и агрессивное поведение будет иметь, главным образом, импульсивную природу (Berkowitz, 1989). Каким же образом наши ценности или внутренние критерии становятся очевидными? Вероятно, ответ на этот вопрос можно найти среди огромного количества исследований по проблеме самоосознания, или самосознания (Carver & Scheier, 1981; Scheier & Carver, 1988). Самоосознание — помещение собственной персоны в объектив своего внимания — имеет две основные формы. Первая, известная также под названием общественное самосознание, позволяет рассмотреть себя как социальный объект — взглянуть на себя глазами других. Другая форма представляет собою обращение к внутренним стандартам человека, к его ценностям и установкам. Она известна как личностное самосознание (Scheier, Buss & Buss, 1978). Несмотря на то что оба типа самоосознания могут положительно коррелировать с агрессией, очевидно, что личностное самосознание в большей степени годится для установления перечня внутренних ценностей, имеющих отношение к агрессивному поведению. Ниже мы опишем, как личностное самосознание может оказать влияние на агрессию.

Индивиды с высоким самосознанием сравнивают свои внутренние стандарты и ценности со своим поведением. Если разногласий нет, человек реагирует позитивно—в конце концов, человек считает себя счастливым тогда, когда его поступки не противоречат его взглядам на мир! Напротив, если человек замечает расхождение между своим поведением и внутренними стандартами, он стремится изменить поведение, чтобы его действия соответствовали его внутренним взглядам.

Экстраполируя подобные предположения на случаи проявления агрессии, можно прогнозировать, что конечные действия индивида с высоким уровнем самосознания будут зависеть, и довольно сильно, от их системы ценностей и внутренних стандартов относительно поведения. Если выбор агрессии в качестве средства достижения цели одобряют, а саму агрессию рассматривают как приемлемую форму поведения, высокое самосознание может привести к усилению внешних проявлений подобного поведения, поскольку индивиды стремятся привести свои поступки в соответствие со взглядами, которых придерживаются. Напротив, если агрессия считается неприемлемой, индивид с высоким самосознанием будет склонен к уменьшению интенсивности подобных действий (см. рис. 6.9 — суммарное отражение подобных предположений).

220


Как отмечалось в главе 5, подобные предположения проверялись различными исследователями (Carver, 1974, 1975; Scheier, Buss & Buss, 1978; Scheier, Fenugstein & Buss, 1974). Во всех разработанных ими экспериментах испытуемых с помощью простого, но остроумного метода заставляли перейти на более высокий уровень самоосознания: они видели свое отражение в зеркале, висевшем рядом с экспериментальной аппаратурой. (Одно из исследований подчеркивает, что наблюдение за своим отражением в зеркале переводит процесс самоосознания на более глубинные уровни почти у всех людей [Wicklund, 1975].) Результаты всех этих исследований подтвердили прогнозы, сделанные на основе анализа самоосознания. Например, как уже упоминалось в предыдущей главе, высокий уровень самоосознания усиливает агрессию со стороны индивидов, благосклонно относящихся к использованию физических наказаний (одобряющие насилие индивиды), но уменьшает агрессию со стороны лиц, считающих физическое наказание неприемлемым (отрицающие насилие индивиды [Carver, 1975]).

В целом имеющиеся данные наводят на мысль о том, что ценности и внутренние стандарты, имеющие отношение к агрессии, зачастую могут влиять на актуализацию подобного поведения. Более того, оказывается, что такое воздействие скорее всего будет иметь место в том случае, когда индивиды реально считаются со своими ценностями — при условии наличия высокого уровня самоосознания. Похоже, наше обращение к собственному внутреннему миру не только учащает случаи внезапного прозрения и улучшает самопонимание — в некоторых случаях оно может повлиять на природу наших взаимоотношений с другими.

ГЕНДЕР И АГРЕССИЯ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ И В ЭТОМ ОТЛИЧАЮТСЯ ДРУГ ОТ ДРУГА? И ЕСЛИ ЭТО ТАК, ТО ПОЧЕМУ?

Существуют ли различия между мужчиной и женщиной как потенциальными субъектами и объектами агрессивного поведения? И здравый смысл, и обыкновенное наблюдение показывают, что некоторая разница, безусловно, имеется. Во-первых, принято считать, что мужчины более агрессивны, чем женщины, и более склонны в своих взаимоотношениях с другими выбирать в качестве модели поведении агрессию, особенно физическую. Во-вторых, как отмечалось в главе 4, широко распространено мнение, что, при всех равных условиях, мужчины чаще выступают в качестве мишени агрессии, нежели женщины.

221

Эти различия обычно относят на счет генетических или социальных факторов. С одной стороны, утверждается, что мужчины уже на генетическом уровне запрограммированы на большую склонность к агрессии, чем женщины. С другой стороны, во многих культурах считается, что представители мужского пола не только являются, но и должны быть грубее, самоувереннее и агрессивнее женщин.

Несмотря на то что утверждения о существовании важных различий между мужчинами и женщинами относительно агрессии, похоже, согласуются с наблюдениями, сделанными в повседневной жизни, мы уже не раз отмечали на страницах данной книги, что здравый смысл зачастую является ненадежным средством для точного познания природы агрессии. Таким образом, прежде чем делать какие-либо заключения, следует рассмотреть эмпирические данные, подтверждающие или не подтверждающие их правоту. Многочисленные данные действительно говорят о том, что между мужчинами и женщинами как группами существует различие относительно агрессии (Eagly & Steffen, 1986). Однако природа этих различий не столь примитивна, как предполагает здравый смысл, а причины их возникновения куда сложнее, чем предполагает общепринятая точка зрения (Eagly & Wood, 1991).

ГЕНДЕР И АГРЕССИЯ: МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ КАК АГРЕССОРЫ

И результаты скрупулезной обработки данных, полученных в исследованиях индивидов (Gentry, 1970; Harris, 1974b, 1992; Lagerspetz, Bjorkvist & Peitonen, 1988), и данные мета-анализа, сделанного на основе этих работ (Eagly & Steffen, 1986), позволяют сделать следующее заключение: мужчины действительно более склонны прибегать к открытой физической агрессии. Как велика эта разница? Это, похоже, зависит от целого ряда переменных (Eagly & Wood, 1991). Например, гендерные различия в агрессии наиболее заметны в физических формах агрессии, а также в ситуациях, когда к агрессии вынуждены обратиться (например, из-за исполнения определенной социальной роли), в отличие от ситуаций, когда к ней прибегают без всякого принуждения. В-третьих, склонность мужчин демонстрировать более высокие уровни агрессии более очевидна после сильной провокации, нежели при ее отсутствии.

Мужчины и женщины также отличаются своими установками относительно агрессии. Мужчины, как правило, в меньшей степени испытывают чувство вины и тревоги. Напротив, женщины более обеспокоены тем, чем агрессия может обернуться для них самих, — например, возможностью получить отпор со стороны жертвы. Свежие данные свидетельствуют о том, что и мужчины и женщины придерживаются противоположных социальных представлений — противоположных моделей и теорий о функциях — об агрессии (Campbell, Muncer & Gorman, 1993). Более того, женщины рассматривают агрессию как экспрессию — как средство выражения гнева и снятия стресса путем высвобождения агрессивной энергии. Мужчины же, напротив, относятся к агрессии как к инструменту, считая ее моделью поведения, к которому прибегают для получения разнообразного социального и материального вознаграждения.

222

Дополнительные данные, касающиеся гендерных различий в агрессии, свидетельствуют о том, что мужчины более склонны прибегать к прямым формам агрессии, а женщины предпочитают пользоваться косвенными действиями, которые наносят вред противнику окольным путем. Например, Лагерспетц и его коллеги (Lagerspetz & others, 1988; Bjorkvist, Lagerspetz & Kaukiainen, 1992) опрашивали мальчиков и девочек в возрасте от 8 до 15 лет, как ведут себя школьники из их класса, когда сердятся. Полученные результаты показали, что мальчики прибегают к прямым формам агрессии, включающим такие действия, как погоня за противником, подножки, пинки, толчки, дразнилки, значительно чаще девочек. Зато девочкам более свойствены косвенные формы агрессии, например, наговор на противника за его спиной, бойкотирование обидчика, разрыв дружеских отношений, демонстрация обиды.

Таким образом, мужчины и женщины действительно отличаются друг от друга относительно агрессии, причем мужчины, как правило, более склонны к подобному поведению, нежели женщины. Однако величина разрыва сильно колеблется в зависимости от обстановки и других факторов, а также от формы агрессии.

ГЕНДЕР И АГРЕССИЯ: МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ КАК ОБЪЕКТЫ АГРЕССИИ

Несмотря на то что различия в агрессивном поведении в целом между мужчинами и женщинами окончательно не выяснены, мы неплохо осведомлены в вопросе, какова вероятность представителей обоего пола оказаться объектами агрессии. Как уже отмечалось в главе 4, большинство лабораторных исследований, в которых в качестве манипулируемой переменной выступал пол, подтвердили широко распространенную точку зрения, что мужчины чаще становятся объектом физической агрессии (Frodi, Macauly & Thome, 1977). Аналогичные данные были получены в результате огромного числа исследований, разработчики которых использовали разнообразные методики и способы оценки агрессии и подбирали в качестве испытуемых людей с самыми разными характеристиками (Buss, 1966b; Baron & Bell, 1973; Kaleta & Buss, 1973). Более того, статистические данные показывают, что убийства значительно чаще являются причиной смерти среди молодых мужчин, чем женщин. В целом же женщины реже выступают в качестве мишени определенных форм агрессии, нежели мужчины.

Однако из этого «правила» имеются свои исключения. Как уже отмечалось ранее в этой главе, женщины значительно чаще становятся жертвами супружеского насилия и сексуальной агрессии. Поскольку причиной изнасилований является скорее агрессия (например, крайняя форма неприязни по отношению к женщинам; Groth, 1979; Malamut, 1986), нежели сексуальные мотивы, становится ясно, что в этом смысле женщины скорее станут объектами насилия, нежели мужчины. Наконец, как отмечалось в главе 4, женщины легко могут стать объектом агрессии со стороны мужчин, если представляют для них определенную угрозу: в подобных случаях нежелание мужчин не прибегать к насилию против женщин, похоже, резко уменьшается (Richardson et al., 1985). Если не принимать в расчет эти исключения, имеющиеся данные, однако, свидетельствуют о том, что женщины в целом значительно реже бывают объектом агрессии.

223

ПЕРВОПРИЧИНА ГЕНДЕРНЫХ РАЗЛИЧИЙ В АГРЕССИИ: ГЕНЕТИКА ИЛИ СОЦИАЛЬНЫЕ РОЛИ?

То обстоятельство, что гендерные различия влияют на становление, протекание и демонстрацию агрессии, было убедительно доказано на примере исследований индивидов, а также анализом имеющейся литературы (Eagly & Steffen, 1986; Eagly & Wood, 1991). Первопричина этих различий, однако, так и осталась невыясненной. Многие биологи, занимающиеся изучением социального поведения, придерживаются мнения, что гендерные различия в агрессии обусловлены в основном генетическими факторами. Согласно этой точке зрения, для мужчин характерен более высокий уровень физической агрессии, потому что в прошлом подобное поведение давало им возможность передавать свои гены следующему поколению. Они утверждают, что агрессия помогала нашим предкам, ищущим самку для спаривания, побеждать соперников и тем самым увеличивала их возможность «увековечить» свои гены в будущих поколениях. Результатом такого естественного отбора, связанного с воспроизводством, явилось то, что нынешние мужчины более склонны к физической агрессии, а также к демонстрации физиологической адаптации и механизмов, связанных с подобным поведением (см. главу 7, где рассматриваются физиологические механизмы, имеющие отношение к агрессии).

Такие предположения, безусловно, нельзя проверить с помощью прямого эмпирического исследования. Однако кое-какие данные могут быть интерпретированы как подтверждение предположения, что гендерные различия в агрессии порождаются, по крайней мере отчасти, генетическими факторами. Например, Садалла, Кенрик и Вершур (Sadalla, Kenrick & Vershure, 1987) пришли к выводу, что женщины, в отличие от мужчин, считают склонность к доминированию у своего возможного супруга весьма привлекательной чертой. Такие данные свидетельствуют о том, что напористое или агрессивное поведение может действительно помогать мужчинам передавать свои гены последующему поколению — главная проблема, согласно доктрине биологов, изучающих социальное поведение. И вновь, однако, нет возможности напрямую проверить потенциальный вклад генетических факторов в гендерные различия в агрессии. Таким образом, роль этих факторов по-прежнему интересует нас, но остается недоступной возможностью для проверки.

В другом объяснении гендерных различий в агрессии делается акцент на влияние социальных и культурных факторов. Было предложено много различных вариантов этого объяснения, но, наверное, большинство фактов подтверждает гипотезу интерпретации социальной роли, предложенную Игли и ее коллегами (Eagly, 1987; Eagly & Wood, 1991). Согласно этой теории, гендерные различия в агрессии порождаются, главным образом, противоположностью гендерных ролей, то есть представлениями о том, каким, в пределах данной культуры, должно быть поведение представителей различных полов. У многих народов считается, что женщины, в отличие от мужчин, более общественные создания — для них должно быть характерно дружелюбие, беспокойство за других, эмоциональная экспрессивность. От мужчин же, напротив, ожидается демонстрация силы — независимости, уверенности в себе, хозяйственности. Согласно теории социальных ролей, гендерные различия в агрессии порождаются в основном тем обстоятельством, что в большинстве культур считается, что мужчины в широком диапазоне ситуаций должны вести себя более агрессивно, нежели женщины.

224

Эта теория нашла свое подтверждение в самых разнообразных работах (Eag1у, 1987). Пожалуй, самое убедительное из них было получено в мета-аналитическом исследовании, в ходе которого испытуемых просили проранжировать описания специфического агрессивного поведения, изучавшегося в различных работах по агрессии (Eagly & Steffen, 1986). Испытуемые оценивали степень пагубности этих поступков, чувство тревоги или вины, которое они бы ощутили, действуя подобным образом, а также отвечали на вопрос, почему средний человек выбирает агрессию в качестве модели поведения. Полученные результаты показали, во-первых, что женщины в большей степени воспринимают эти поступки как пагубные и порождающие чувство вины или тревоги. Во-вторых, представители обоих полов подчеркнули, что мужчины более склонны прибегать к подобным действиям, нежели женщины. Эти данные свидетельствуют о том, что гендерные роли, предписывающие различные уровни агрессии для мужчин и женщин, действительно в какой-то степени опосредуют гендерные различия. Но возможно, самое главное то, что разница в оценках, выставленных испытуемыми мужского и женского пола, полностью коррелирует с реальными гендерными различиями в агрессии наблюдаемых в рассматривавшихся исследованиях. Иными словами, чем больше мужчины и женщины отличались друг от друга в своем восприятии различных видов поведения, которые они оценивали, тем сильнее проявлялась склонность мужчин демонстрировать более высокие уровни агрессии.

Результаты этого исследования, как, впрочем, и многих других, свидетельствуют о том, что гендерные различия в агрессии, подобно гендерным различиям во многих других видах поведения, порождаются, хотя бы отчасти, противоположностью гендерных ролей и стереотипами, имеющими место во многих культурах. Однако следует отметить, что некоторые данные наводят на мысль, что именно биологические или генетические факторы обусловливают большую склонность мужчин прибегать к многочисленным формам агрессии. Возможно, наиболее убедительным свидетельством в этом отношении является демонстрация наличия связи между уровнем тестостерона (мужской половой гормон) и проявлениями агрессивного характера. Несколько различных работ показывают, что более высокие концентрации тестостерона ассоциируются с более высокими уровнями агрессии мужчин (Berman, Gladue & Taylor, 1993; Olweus, 1986). Кроме того, оказывается, что гендерные различия в агрессии в равной степени имеют значение и для лиц с гомосексуальной и гетеросексуальной ориентацией (Gladue, 1991). Если социальные факторы и гендерные роли играют основную роль в гендерных различиях в агрессии, можно ожидать, что подобные различия будут в большей степени проявляться среди гетеросексуалов. Тот же факт, что на самом деле это не так, говорит о том, что биологические факторы действительно могут играть определенную роль в порождении гендерных различий в агрессии.

Но, пожалуйста, обратите внимание на следующее: это ни в коем случае не означает, что мужчины обязаны демонстрировать более высокие уровни агрессии, нежели женщины. Напротив, как мы отметим в главе 9, агрессию всвозможных форм можно предотвратить или, по крайней мере, уменьшить с помощью соответствующих методик. Таким образом, нет причин полагать, что биологически обусловленные агрессивные наклонности мужчин обязательно должны превращаться в открытые проявления насилия. Биология отнюдь не судьба, поэтому неправильно и неверно воспринимать мужчин как лиц, вынужденных вести себя агрессивно по причинам, лежащим вне их контроля. Это положение также справедливо по отношению ко многим формам социального поведения.

225


РЕЗЮМЕ

Во многих случаях мощными детерминантами агрессии могут являться некоторые устойчивые характеристики потенциальных агрессоров — те личностные черты, индивидуальные установки и склонности, которые остаются неизменными вне зависимости от ситуации. Что касается агрессии «нормальных» (то есть не страдающих явной психопатологией) личностей, то в качестве аффектирующих агрессивное поведение психологических характеристик обычно рассматриваются такие личностные черты, как боязнь общественного неодобрения, раздражительность, тенденция усматривать враждебность в чужих действиях (предвзятость атрибуций враждебности), убежденность индивидуума в том, что он в любой ситуации остается хозяином своей судьбы (локус контроля), модель поведения типа «А» и склонность испытывать чувство стыда, а не вины во многих ситуациях.

Важную категорию агрессоров составляют экстремисты, то есть мужчины и женщины, проявляющие агрессию либо крайне часто, либо в крайних формах. Экстремисты отчетливо подразделяются на две группы, к первой из которых относятся лица со сниженным, а ко второй — с повышенным самоконтролем. У агрессоров первого типа внутренние сдерживающие механизмы развиты весьма слабо, и поэтому агрессоры со сниженным самоконтролем прибегают к насилию чрезвычайно часто. Агрессоры второго типа, напротив, обладают необычайно развитыми внутренними сдерживающими механизмами и способны воздерживаться от агрессивных проявлений даже в случае чрезвычайно мощной провокации. Когда же ресурс внутренних ингибиторов иссякает, агрессия, проявляемая лицами с повышенным самоконтролем, может принимать крайние, а порой даже фатальные формы.

Поведенческие реакции идивидуума зависят также от его установок и внутренних стандартов. К числу наиболее важных установок, аффектирующих агрессивное поведение, относятся различные формы предрассудков. Например, расовые предрассудки являются одним из важнейших источников межрасовой агрессии: так, лица питающие сильное предубеждение против представителей другой расы, ведут себя гораздо более агрессивно с вызывающими у них неприязнь «чужаками», нежели с членами собственной группы. За последние годы расовые установки как белых, так и черных американцев претерпели достаточно серьезные изменения. С одной стороны, это привело к снижению уровня агрессии, проявляемой белым населением Америки по отношению к черному меньшинству, а с другой, к тому, что в некоторых случаях черные стали вести себя по отношению к белым более агрессивно, чем прежде. Однако в ситуации стресса или повышенного эмоционального возбуждения обе группы могут возвращаться к своим более ранним установкам относительно межрасовой агрессии. Это явление получило название регрессивного расизма.

226

Одна и та же поведенческая реакция разными индивидами может восприниматься и как недопустимо агрессивная и как нормальная — все зависит от системы норм и ценностей конкретного индивида. Такого рода внутренние стандарты наиболее ярко проявляются, а значит, и оказывают наиболее сильное влияние на поведение в ситуации повышенного личностного самоосознания. Повышение степени личностного самоосознания подталкивает индивида к агрессии, если он считает подобное поведение допустимым, и наоборот, удерживает его от совершения агрессивных действий, если он относится к такому поведению как к недопустимому.

Исследования показали, что если сравнивать мужчин и женщин, то первые демонстрируют более высокие уровни прямой, а последние — непрямой, то есть не выраженной в физических действиях агрессии. Кроме того, мужчины чаще, чем женщины, выступают в качестве объекта физического нападения, в то время как женщины чаще становятся жертвами сексуальных домогательств и грубости в супружеских отношениях. Гендерные различия в агрессии иногда объясняются влиянием генетических или биологических факторов. Действительно, существуют определенные данные, свидетельствующие о том, что влияние этих факторов как детерминант агрессии весьма значительно, однако ясно, что уже само по себе противопоставление гендерных ролей (то есть представление о том, что мужчины «круче»), является очень важным фактором. Кроме того, даже если гендерные различия, проявляющиеся в агрессии, действительно в какой-то степени порождаются именно биологическими факторами, это отнюдь не означает, что мужчины неизбежно должны будут демонстрировать более высокий уровень агрессивности, нежели женщины. Напротив, агрессия во всех своих формах может быть предотвращена или редуцирована с помощью соответствующих средств.


7 БИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ АГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА

В этой главе мы рассмотрим основные биологические процессы, способствующие возникновению человеческой агрессии. Хотя до сих пор на страницах этой книги всячески подчеркивалось значение социальных детерминант агрессивного поведения человека, мы чувствуем, что необходимо признать и влияние биологии.

Вместо того чтобы утверждать, что природа (то есть биологические процессы) или же воспитание (то есть научение, влияние среды) несут ответственность за агрессивное поведение, мы займем позицию, согласно которой ни один из этих факторов в полной мере не ответствен за человеческую агрессию. Хотя в основе проявления агрессии, безусловно, лежат биологические процессы, они находятся в зависимости от социальных и средовых процессов и тесно взаимодействуют с ними.

Наш обзор суммирует все, что известно на сегодняшний день о биологических механизмах, относящихся к агрессии человека. Хотя существует обширная литература, рассматривающая психологические процессы, связанные с агрессией у животных, мы ограничим наши исследования только процессами, связанными с агрессией у людей.

Биологические и психологические процессы, лежащие в основе агрессивного поведения, могут оказывать свое влияние на индивида еще до момента его рождения. Поэтому мы обратимся как к литературе о наследуемости агрессивных качеств, так и к исследованиям о связи с агрессией половых хромосом и половых гормонов. Затем, рассмотрев строение мозга и процессы, протекающие в симпатической нервной системе и определяющие развитие агрессии, мы выясним, каким образом нервные структуры и механизмы нервной деятельности обусловливают проявления агрессии.

РОЛЬ НАСЛЕДСТВЕННОГО ФАКТОРА В ФОРМИРОВАНИИ АГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА

Одним из способов подтверждения биологической основы поведения человека является доказательство того, что люди, обладающие аналогичными биологическими характеристиками, ведут себя сходным образом. То есть, если люди, имеющие одинаковые гены, проявляют и одинаковые особенности в поведении, можно считать подобное поведение наследственным. Более того, любая характерная черта, имеющая наследственный характер, наиболее ярко будет проявляться у ближайших родственников: например, у близнецов будут более схожие наследственные характеристики, нежели у двоюродных братьев и сестер. Подобным же образом однозиготные близнецы (из одной яйцеклетки) должны быть более похожи друг на друга, нежели двухзиготные (из разных яйцеклеток).

228

Чтобы определить степень наследуемости такого качества, как склонность к агрессии, было разработано несколько исследовательских программ. Некоторые ученые изучали степень сходного проявления агрессии в ее различных аспектах у однозиготных и двухзиготных близнецов. В то время как одни исследователи практически не обнаружили никаких признаков наследуемости агрессивных качеств (Carmelli, Rosenman, & Swan, 1988; Carmelli, Swan, & Rosenman, 1990; Mednick, Brennan, & Kandel, 1988; Plomin, Foch & Rowe, 1981), другие пришли к заключению, что гены играют гораздо более важную роль в формировании агрессивного поведения, нежели окружающая обстановка (Ghodsian-Carpey, 1987; Rushton, 1988; Rushton, Fulker, Neale, Nias & Eysenck, 1986).

Хотя многие исследователи для определения степени наследуемости каких-либо конкретных качеств часто сравнивают два типа близнецов, этот подход к изучению биологических основ агрессии имеет серьезные недостатки. Например, схожие на биологическом уровне однозиготные близнецы могут иметь и сходные условия жизни (Hoffman, 1991). То есть если двое людей имеют практически идентичную внешность (как в случае с однозиготными близнецами), то и люди к ним скорее всего будут относиться в значительной степени одинаково. К двухзи-готным близнецам, не обязательно похожим друг на друга, а в некоторых случаях и разнополым, скорее всего и родители, и чужие люди будут относиться по-разному.

Медник и его коллеги (Mednick, Gabrielli & Hutchings, 1983, 1987; Van Dusen, Mednick, Gabrielli & Hutchings, 1983), пытаясь решить эту проблему, изучали степень наследуемости детьми черт своих биологических и приемных родителей. Если приемный ребенок больше похож на своих биологических родителей, то мы имеем дело с проявлением биологических детерминант. Большее же сходство между ребенком и его приемными родителями является свидетельством влияния окружающей среды (например, научения). Эти исследователи изучили в датских судебных архивах судебные дела всех тех нарушителей закона, кто был в детстве усыновлен чужими людьми в период между 1924 и 1947 годами.

Кроме того, они рассмотрели судебные дела как биологических, так и приемных родителей. По словам исследователей, «если у значительного числа осужденных приемных детей осуждены и биологические родители... то это свидетельствует о влиянии генотипа на формирование преступного поведения» (Mednick et al., 1987). Данные этого исследования суммированы в табл. 7. 1. Мальчики, имеющие осужденных биологических отцов, скорее всего сами будут осуждены за нарушение закона.


Подобные факты, кажется, свидетельствуют о том, что склонность к агрессивному поведению передается по наследству. Однако исследователи пришли к выводу, что преступления, совершаемые приемными детьми, по своему типу отличаются от преступлений, совершенных их биологическими родителями. «Это означает, что биологическая предрасположенность, унаследованная приемными детьми, являясь общей по своей природе, в то же время лишь частично определяет степень наследуемости такими детьми агрессивных качеств» (Mednick et al., 1987). Однако обратите внимание: дела осужденных женщин слишком редко попадали в поле зрения исследователей, что не позволило им прийти к однозначному заключению о прямой зависимости судимости детей от судимости их родителей.

229

Наследуемость склонности к совершению преступлений отнюдь не означает безусловной наследуемости склонности к агрессии: лица, поведение которых изучалось во всех этих исследованиях, зачастую совершали ненасильственные преступления. Фактически Медник и его коллеги пришли к заключению, что наследуется, как правило, склонность к совершению преступлений против собственности, а не против личности. Другие исследователи подчеркивают, что необходимо учитывать это обстоятельство при изучении роли наследственного фактора в формировании агрессивного поведения (Cloninger & Gottesman, 1987). Возможно, наследуется даже не склонность к агрессии как таковая, а какая-то характерная черта (например, импульсивность или стремление к лидерству), увеличивающая возможность проявления агрессии (Barratt & Patton, 1983; Mednick et al., 1987). Мы более подробно остановимся на этом предположении, когда будем рассматривать зависимость формирования агрессивного поведения от гормонального статуса организма.

В целом полученные данные ясно свидетельствуют о наследуемости склонности к криминальному поведению. Похоже, склонность мальчиков к совершению преступлений напрямую связана с судимостью их биологических родителей. Однако следует также отметить, что существенная роль биологического фактора в формировании агрессивного поведения отнюдь не исключает влияния ,на это формирование факторов окружающей среды (Williams, 1988). Например, данные, приведенные в табл. 7. 1, свидетельствуют о том, что скорее всего к совершению преступлений будут склонны те мальчики, биологические и приемные родители которых были осуждены за совершение противоправных действий.

Мойер (Моуег, 1981) приводит примеры некоторых ситуаций, которые могут способствовать развитию у индивида склонности к хроническому агрессивному поведению. Наследственность может детерминировать тот личностный порог, за которым начинается активация специфических нейрогуморальных реакций, связанных с агрессивным поведением. Зато окружающая среда может обусловливать пределы, внутри которых человек проявляет агрессию. Мойер приходит к заключению, что

«...человек, унаследовавший причинно-следственную цепочку "низкий порог возбудимости нервной системы — агрессивные реакции", в депривационной, фрустрационной и стрессовой ситуации будет склонен к проявлению гнева и враждебности. С другой стороны, если этот же человек будет окружен любовью и в значительной степени защищен от жестокости и насилия, а также не будет часто провоцироваться на агрессию, он вряд ли будет склонен к агрессивному поведению».

930

АНОМАЛИИ, ВЫЗВАННЫЕ ПОЛОВЫМИ ХРОМОСОМАМИ

Обычно клетки человеческого тела содержат 46 хромосом, две из которых -хромосомы X и Y — играют основную роль в формировании пола. Точнее говоря, у мужчин одна хромосома X и одна хромосома Y, поэтому их обозначают XY; женщины же имеют две хромосомы X, обозначаемые XX. Отмечая существенность значения половых различий в агрессивном поведении, некоторые исследователи предположили, что эти различия могут быть связаны с особенностями хромосомных наборов мужчин и женщин (Jarvik, Klodin & Matsuyama, 1973; Meyer-Bahlburg, 1981b). Если бы ученым удалось найти достоверные подтверждения существования связи между хромосомным набором и склонности к агрессии, тогда нам стала бы вполне понятна природа различий в проявлениях агрессивности. Существуют два варианта гипотезы о влиянии хромосом на половые различия в агрессивном поведении: 1) гипотеза лишней Y-хромосомы утверждает, что наличие «лишней» Y-хромосомы у мужчин может привести к более выраженному проявлению агрессивности в поведении; 2) гипотеза лишней Х-хромосомы настаивает на том, что наличие «лишней» Х-хромосомы у женщин приводит к сравнительно менее выраженному проявлению той же агрессивности. Как заявляет Мейер-Бальбург (Meyer-Bahlburg, 1981b), «чем больше в генотипе Х-материала, тем слабее развивается агрессия, чем больше Y-материала, тем сильнее проявляется агрессия».

ГИПОТЕЗА Y-ХРОМОСОМЫ

Исследователи изучали гипотезу влияния половых хромосом на агрессию путем рассмотрения личностных характеристик и криминальных досье лиц с хромосомными аномалиями (то есть лиц, у которых Х- и Y-хромосом меньше или больше, чем полагается). Наиболее часто изучалась хромосомная аномалия XYY. Джякобс, Брайтон и Мервилль (Jacobs, Brunton & Merville, 1965) одними из первых заметили, что необычный набор хромосом наиболее характерен не для основное массы населения, а для лиц, находящихся в тюремном заключении. Более того, они дали описание синдрома XYY, который характеризуется проявлением чрезмерной агрессии, внезапных вспышек насилия, а также задержками в умственном развитии. Хотя результаты последующих работ не во всем совпадали (Jacobs, Price, Richmond & Ratcliff, 1971), большинство из них подтвердили выводы первоначального исследования о том, что хромосомный тип XYY среди преступников встречается значительно чаще, чем среди идивидуумов, представляющих другие группы населения. И действительно, если среди новорожденных и взрослых представителей мужского пола эта аномалия встречается приблизительно один раз на 1 тысячу, то среди заключенных она проявляется в 15 раз чаще (Jarvik et al., 1973).

В то время как результаты упомянутых выше исследований вызвали всеобщий интерес и привлекли внимание средств массовой информации, некоторые ученые встретили их скептически. Во-первых, погрешности, обнаруженные при выявлении связи между хромосомным типом XYY и повышенной агрессией, свидетельствуют о том, что не стоит использовать полученные данные безоговорочно. Например, было замечено, что многие из подобных исследований учитывают данные только одного или, быть может, нескольких дел, зачастую не имея необходимых в

231

подобных случаях контрольных групп (Witkin, Mednick, Schulsinger, Bakkestrom, Christiansen, Goodenough, Hirschhorn, Lundsteen, Owen, Phillip, Rubin & Stocking, 1976). Во-вторых, большинство преступлений с применением насилия совершены людьми с нормальным набором хромосом — XY. Таким образом, наличие лишней Y-хромосомы отнюдь не является необходимым условием для совершения насильственных действий. В-третьих, более внимательное изучение заключенных с хромосомным набором XYY показало, что большинство из них были арестованы не за преступления с применением насилия, а за менее тяжкие преступления, такие как воровство или кража со взломом (Price & Whatmore, 1967). Наконец, Бандура (Bandura, 1973) заметил, что большая, по сравнению с лицами XY, склонность лиц XYY к насилию скорее всего имеет социальную, а не физическую основу. Например, будучи физически более развитыми по сравнению со своими ровесниками, такие лица могут подружиться с людьми старшего возраста и таким образом на ранней стадии своего развития подпасть под влияние преступных, склонных к насилию, типов. Кроме того, имея высокий рост, они зачастую получают преимущество при своих агрессивных выпадах против окружающих и поэтому быстро усваивают агрессивную манеру поведения.

Уиткин с коллегами (Witkin & others, 1976) для выяснения роли лишней Y-хромосомы в формировании агрессивного поведения исследовали всех мужчин, родившихся в Копенгагене с 1944 по 1948 год. Поскольку предшествующие работы показали, что лица с хромосомным набором XYY имеют рост выше среднего, Уиткин и коллеги сконцентрировали внимание на самых рослых представителях этой группы, составивших 16% всех отобранных мужчин. Затем исследовательская группа попыталась выяснить хромосомный тип каждого из этих 4591 человека. В результате удалось исследовать 91% (4139 человек) всех этих лиц, из которых, как выяснилось, 12 человек имели хромосомный набор XYY, 4111 — XY и 16 — XXY. Кроме того, из достаточно большого количества судебных протоколов были получены сведения о росте, умственных способностях, социально-экономическом статусе преступников, а также о характере совершенных ими в прошлом преступлений. Это исследование показало, что только 9,3% лиц с хромосомным набором XY ранее уже совершили одно или несколько преступлений, в то время как среди лиц с XYY-хромосомами число их достигало 41,7%.

В другом исследовании, посвященном изучению поведения лиц с аномальными Y-хромосомами, имеющими удлиненное плечо, была подвергнута проверке гипотеза о преимущественном влиянии на формирование агрессивного поведения Y-хромосомы. Если эта гипотеза верна, следовало ожидать выраженных проявлений агрессии у лиц с лишним Y-материалом. Полученные данные, однако, оказались противоречивыми. В то время как в одних работах делается вывод о том, что Y-хромосомы у преступников длиннее, чем у обычных людей, в других отмечается отсутствие достоверных подтверждений данной гипотезы (Meyer-Bahlburg, 1981 b). Имеются данные о существовании зависимости уровня агрессии от длины Y-xpo-мосом. Например, при наличии дополнительного Y-материала наблюдается более высокий уровень агрессии. Признавая, что подобные данные нельзя считать окончательными, Мейер-Бальбург (Meyer-Bahlburg, 1981b) предположил, что влияние аномальной Y-хромосомы, имеющей удлиненное плечо, аналогично влиянию лишней Y-хромосомы.

232

Было предложено несколько вариантов объяснения зависимости высокого уровня преступности от наличия дополнительного Y-материала. Наиболее интересным нам представляется следующее объяснение: лица XYY просто более агрессивны, чем лица XY. Если дело именно в этом, то преступники с хромосомным набором XYY будут значительно чаще совершать преступления с применением насилия, нежели преступники с хромосомами XY. Уиткин с коллегами (Witkin & others, 1976) не обнаружили существенной разницы в преступлениях у осужденных лиц с хромосомными наборами XY и XYY: лица с хромосомами XYY явно не более склонны к совершению преступлений с применением насилия, чем лица с хромосомами XY. И действительно, из изученных лиц только один человек из двенадцати" с хромосомами XYY был арестован за подобное поведение.

Уиткин с коллегами (Witkin & others, 1976) выдвинули также гипотезу, согласно которой лица с хромосомами XYY считаются более социально опасными в связи с тем, что они обычно имеют рост значительно выше среднего, и поэтому их подозревают, арестовывают и осуждают чаще, чем людей среднего и низкого роста. В ходе исследования эта гипотеза не подтвердилась. Несмотря на то что лица с XYY-хромосомами имеют несколько больший рост, чем лица с хромосомами XY, разница в росте не является определяющим признаком при делении людей на потенциальных преступников и не преступников. Фактически преступники все же оказались менее рослыми, чем их более законопослушные сверстники.

Наиболее популярным является утверждение, что лица с XYY-хромосомами менее интеллектуально развиты, чем лица с XY-хромосомами, и поэтому их легче поймать с поличным, арестовать и затем отдать под суд. Исследование Уиткина и других выявило, что во время проведения стандартных тестов на определение уровня умственного развития лица с XYY-хромосомами показали более низкие результаты, чем лица с хромосомами XY. В контрольной группе, состоящей из лиц с хромосомами XY, у преступников был выявлен значительно более низкий уровень интеллектуального развития, чем у законопослушных граждан. Таким образом, Уиткин и другие пришли к заключению, что именно недостаточное умственное развитие, а не врожденная склонность к насилию является причиной того, что лица с XYY-хромосомами преобладают среди осужденных преступников. И действительно, лица с XYY-хромосомами склонны к совершению преступлений в той же мере, что и лица с хромосомами XY, они лишь чаще попадаются на месте преступления и подвергаются наказанию.

ГИПОТЕЗА Х-ХРОМОСОМЫ

Некоторые женщины, которых обозначают ХО, рождаются только с одной X-хромосомой, а другие — обозначаемые XXX — с лишней Х-хромосомой. Согласно гипотезе Х-хромосомы, женщины с хромосомами ХО будут более агрессивны, нежели с хромосомами XX, а женщины с хромосомами XXX будут наименее агрессивными. Изучив работы, в которых рассматривается криминальное и агрессивное поведение женщин с упомянутыми хромосомными аномалиями, Мейер-Бальбург (Meyer-Bahlburg, 1981b) пришел к заключению, что, вопреки гипотезе Х-хромосомы, у женщин только с одной Х-хромосомой отмечается сравнительно низкий уровень агрессии. Но с другой стороны, и это подтверждает гипотезу X-хромосомы, причины пребывания женщин с ХХХ-хромосомами в исправительных учреждениях не имеют никакого отношения к агрессивности.

233

Другим способом подтверждения гипотезы Х-хромосомы является сравнение поведения мужчин с хромосомами XXY- и XY-хромосомами. Гипотеза оказалась бы верна, если бы были получены данные, свидетельствующие о том, что мужчины с хромосомами XXY менее агрессивны, чем мужчины с хромосомами XY. Этой проблеме посвящено сравнительно небольшое количество исследований, но имеющиеся данные говорят о том, что существенного различия в агрессивном поведении мужчин с XXY- и XY-хромосомами не наблюдается. Так нее как и в случае с мужчинами с XYY-хромосомами, для лиц с хромосомами XXY характерен низкий уровень умственного развития, чем можно объяснить сравнительно высокую степень вероятности попадания мужчин с подобной хромосомной аномалией в исправительные учреждения (Theilgaard, 1981).

Тейлгаард (Theilgaard, 1981) опубликовал результаты психологического тестирования и опросов лиц, поведение и генотип которых изучались Уиткином и другими (Witkin et al., 1976). Несмотря на то что в результате тестирования с использованием проективных методик и методик самоанализа выяснилось, что фактически нет никаких различий в агрессивном поведении мужчин с XYY- и XY-хромосомами, имеются некоторые данные, свидетельствующие о проявлении сравнительно более низкого уровня агрессии у мужчин с XXY-хромосомами. Результаты проективных тестов говорят о более высоком уровне покорности и менее выраженных проявлениях агрессивности у этих мужчин по сравнению с мужчинами с XY- или с XYY-хромосомами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хотя некоторые факты довольно убедительно подтверждают существование связи между склонностью к агрессии и набором половых хромосом (например, различия в проявлениях агрессивности у мужчин и женщин; высокий процент содержания в исправительных учреждениях лиц с аномалиями половых хромосом), существует сравнительно мало данных, свидетельствующих о том, что половые хромосомы играют решающую роль в формировании агрессивного поведения. Выявленная исследованиями связь некоторых хромосомных аномалий с агрессивным поведением является отражением скорее недостаточного умственного развития, нежели врожденной склонности к совершению преступлений с применением насилия.


ГОРМОНЫ И АГРЕССИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Устойчивость половых различий в проявлениях агрессивности, независимо от национальности и культуры, навела на мысль о гормональных влияниях на формирование агрессивного поведения. Поскольку содержание тестостерона в крови у мужчин более чем в десять раз выше, чем у женщин, исследователи сосредоточили внимание на роли андрогенов в формировании агрессивного поведения. Поскольку тестостерон влияет на формирование других признаков маскулинности (например, на появление вторичных половых признаков, таких как понижение голоса и появление волос на теле), вполне возможно, что он способствует и развитию сравнительно высокого уровня агрессии у мужчин. Согласно этой гипотезе, тестостерон должен иметь прямое отношение к повышенной агрессивности.

234

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

К этой проблеме обращались представители самых разнообразных областей науки (в частности, психологии, медицины), используя при этом различные методы исследования. Независимо от подходов исследователей и их принадлежности к той или иной научной сфере, результаты были во многом сходны, но малоубедительны. Несмотря на уверенность некоторых исследователей в существовании связи между тестостероном и агрессией и манипулирование показателем уровня этого гормона в качестве косвенного способа измерения степени агрессивности (Julian & McHenrу, 1989), большинство ученых считают лишь предположительным существование зависимости степени агрессивности от уровня андрогенов. Это означает, что указанная зависимость сравнительно слаба, а исследования имеют методологические недостатки, что не позволяет сделать однозначные заключения.

Половые гормоны могут влиять прежде всего на формирование гендерных различий в период внутриутробного развития, то есть гормоны, вырабатываемые в половых железах плода под воздействием сигналов, поступающих из формирующихся нейрогуморальных центров головного мозга, могут создать различия, которые позднее найдут отражение в поведении (Hamburg & Van Lawick-Goodall, 1978). Однако литература по перинатальным гормонам говорит о сравнительно слабом их влиянии (Hines, 1982; Meyer-Bahlburg & Ehrhardt, 1982). Тем не менее имеются данные, свидетельствующие о том, что дети, подвергавшиеся воздействию андрогенных веществ в перинатальный период, более агрессивны, чем дети, не испытавшие такого воздействия. Рейниш (Reinisch, 1981) попросила детей, подвергавшихся воздействию андрогенных веществ в перинатальный период, и их сибсов, не испытавших такого воздействия, представить себе, как они стали бы себя вести в возможных межличностных конфликтах. Она пришла к выводу, что мальчики и девочки, подвергавшиеся воздействию андрогенов в дородовый период, в отличие от их родных братьев и сестер, не испытавших такого воздействия, при разрешении подобных конфликтов более склонны к агрессивным выпадам с применением физической силы.

В большинстве работ, посвященных проблеме влияния гормонов на формирование агрессивного поведения, приводились результаты измерения тюсягнатального содержания тестостерона у взрослых мужчин. Для подобных исследований характерны три специфических подхода. Первый, подразумевающий изучение различий между насильниками и преступниками, не прибегающими к насилию, дал разноречивые результаты. Хотя некоторые исследователи не обнаружили у мужчин, осужденных за совершение насильственных преступлений, и у мужчин, осужденных за насильственные правонарушения, никаких различий на гормональном уровне (Bain, Langevin, Dickey & Ben-Aron, 1987; Bradford & McLean, 1984; Matthews, 1979; Rada, Kellner & Winslow, 1976), другие обратили внимание на существенно различный уровень тестостерона у насильников и преступников, не прибегающих к насилию (Dabbs, Frady, Сагг & Besch, 1987; Dabbs, Ruback, Frady, Hopper & Sgoutas, 1988; Ehrenkranz, Bliss & Sheard, 1974; Kreuz & Rose, 1972). К примеру, Даббс с коллегами (Dabbs & others, 1987) обнаружили, что уровень тестостерона у мужчин, осужденных за совершение насильственных преступлений, выше, чем у мужчин, осужденных за ненасильственные правонарушения. Однако, проводя подобные исследования среди заключенных женщин, Даббс с коллегами (Dabbs & others, 1988) пришли к выводу, что необходимо более четко

235

дифференцировать совершенные ими насильственные преступления. Рассматривая отдельно случаи, когда женщины вынуждены были прибегнуть к насилию в качестве средства самозащиты (например, убийство супруга), и случаи, когда они не подвергались провокации, исследователи обнаружили, что у женщин, совершивших неспровоцированные преступления с применением насилия, регистрируются более высокие уровни тестостерона, чем у женщин, осужденных за кражу или преступления с применением насилия при самообороне. Поскольку другие данные измерения уровня агрессии в этом исследовании не показали наличия существенной связи с тестостероном, исследователи предостерегают от обобщения полученных ими результатов.

Другие исследователи задались вопросом о влиянии гормонов на агрессию, пытаясь установить взаимосвязь между агрессивным поведением и уровнем тестостерона у законопослушных граждан. В этих работах вновь были выявлены значительные противоречия. Например, несмотря на то что Монти, Браун и Кор-риво (Monti, Brown, & Corriveau, 1977) с помощью теста на определение степени агрессивности Басса-Дарки (Buss-Durkee Hostility Inventory, 1957) заключили, что агрессивное поведение не связано с уровнем тестостерона, Кристиансен и Кнуссман (Christiansen and Knussman, 1987) сочли, что уровень андрогенов имеет самое прямое отношение к шкале измерений степени выраженности спонтанной агрессии и стремления к доминированию. Расхождения проявляются даже внутри самих исследований: Перски, Смит и Базу (Persky, Smith & Basu, 1971) пришли к выводу, что выраженная связь между уровнем тестостерона и степенью агрессивности проявляется у молодых мужчин в возрасте 17 — 28 лет, но не старше 31 — 66 лет.

Даббс и Моррис (Dabbs & Morris, 1990) просмотрели личные дела 4 тысяч ветеранов войны в поисках фактов, подтверждающих наличие связи между уровнем тестостерона и склонностью к антиобщественному поведению. Они выделили 10% лиц с самым высоким содержанием тестостерона, сравнили их с лицами, имевшими низкое содержание тестостерона, и пришли к выводу, что первые имели больше неприятностей с властями и товарищами по службе, чаще пускали в ход кулаки, попадали в «истории» во время самоволок и употребляли наркотики, нежели их сверстники с более низким содержанием тестостерона. Подобные эффекты наиболее выражены у лиц, принадлежащих к низшим слоям общества. Исследователи подчеркнули, что проделанная ими работа подтверждает наличие связи между уровнем тестостерона и склонностью к антиобщественному поведению.

Олуэйз (Olweus, 1983) отметил существование значительной корреляции между уровнем тестостерона и степенью выраженности физической и вербальной агрессии (с учетом собственной оценки людьми своего поведения). Он обратил внимание на то, что наибольшие корреляции существуют в тех случаях, когда определяется степень выраженности ответа на провокацию или терпения в ситуации фрустрации. В более поздней работе Олуэйз (Olweus, 1987) предложил схему взаимосвязи тестостерона с агрессией (см. рис. 7. 1). Эта схема демонстрирует разницу в воздействии тестостерона в случаях спровоцированной и неспровоцированной угрозой агрессии. Олуэйз считает, что спровоцированная агрессия напрямую связана с уровнем тестостерона. Это означает, что люди, имеющие более высокое содержание тестостерона, будут отвечать на провокации более агрессивно. Исследователь полагает, что помимо прямой существует также косвенная связь между уровнем тестостерона и неспровоцированной агрессией, а именно, что высокое содержание тестостерона в крови обычно сочетается с пониженной способностью переносить фрустрацию; человек, не способный переносить фрустрацию, может ответить агрессией, даже когда он не является объектом провокации.


Третий подход к вопросу о взаимосвязи уровня тестостерона и агрессивности состоит в изучении воздействия различных методов лечения (например, медикаментозного или хирургического), способствующих повышению либо понижению уровня этого гормона. Например, если наличие тестостерона действительно способствует формированию агрессивного поведения, то удаление яичек или применение антиандрогенных препаратов приведет к снижению уровня циркулирующих в крови андрогенов и, следовательно, к уменьшению степени выраженности агрессии. Шеард (Sheard, 1979), однако, замечает, что кастрация не является эффективным средством снижения агрессивности, и, хотя антиандрогенные препараты уменьшают степень выраженности половой агрессии, нельзя однозначно утверждать, вызван ли этот эффект ослаблением сексуальной мотивации или же нейтрализацией агрессивных наклонностей. Подобным же образом и О'Кэррол с Бэнкрофтом (O'Carrol & Bancroft, 1985) не обнаружили заметных изменений в уровне агрессии чрезмерно агрессивных мужчин после курса терапии тестостероном.

Таким образом, рассмотренные нами методы исследований позволили выявить четкую связь между уровнем тестостерона и агрессивностью. Хотя фактов, свидетельствующих в пользу основного предположения (о влиянии гендерных различий) вполне достаточно, прямых данных, подтверждающих гипотезу о влиянии гормонов на формирование агрессивного поведения, практически нет, чему существует несколько объяснений.


237


ОБЪЯСНЕНИЯ

Во-первых, связь между уровнем гормонов и агрессивностью может быть не обязательно прямой, то есть тестостерон может влиять на другие индивидуальные факторы, что, в свою очередь, способствует формированию агрессивного поведения; связь между уровнем гормонов и агрессивностью может осуществляться и косвенным путем через какие-либо личностные или поведенческие характеристики. Поскольку такую косвенную связь сравнительно трудно выявить, результаты исследований, ставящих своей целью выявление прямых взаимосвязей, будут казаться неубедительными. На рис. 7. 2 продемонстрировано различие пря мой и косвенной связи между уровнем гормонов и склонностью к агрессии. На самом же деле данные о наличии связи между андрогенами и агрессивным поведением достаточно убедительны. Например, многие исследователи обратили внимание на то, что тестостерон имеет отношение к личностным и поведенческим характеристикам, таким как стремление к эпатажу, доминированию или самовыражению (Christiansen & Knussman, 1987; Daitzman & Zuckerman, 1980; Ehrenkranz, Bliss & Sheard, 1974; Meyer-Bahlburg, 1981a; Schalling, 1987). Это означает, что агрессия может быть результатом стремления личности к эпатажу или к самовыражению.


Шеллинг (Schalling, 1987) предложила для оценки поведения несовершеннолетних преступников мужского пола целую серию личностных шкал и несколько аналитических опросников для определения уровня агрессивности. Она сообщает, что высокий уровень тестостерона в большинстве случаев сочетается с выраженными проявлениями вербальной агрессии, предпочтением таких видов спорта, как бокс и борьба, с общительностью, экстраверсией и нонконформизмом. Она пришла к выводу, что несовершеннолетний преступник, у которого высокий уровень тестостерона в крови, — это общительный, напористый и самоуверенный молодой человек, чья высокая способность постоять за себя и нежелание придерживаться привычных правил поведения, так же как и высокий авторитет среди сверстников, могут хотя бы отчасти являться причиной его агрессивного поведения.

238

Высокий уровень тестостерона, таким образом, может быть прямо связан с личностными характеристиками, что находит свое выражение не столько в неспровоцированной агрессии, сколько в агрессивном ответе на провокацию. Даббс с коллегами (Dabbs & others, 1987) сформулировали это так:

«Похоже, существует какой-то общий, малоизученный на сегодняшний день эффект, пока еще не получивший названия, который заключается в воздействии тестостерона как на поведение животных, так и на поведение достаточно разнородных групп человеческих существ. Этот эффект проявляется в усилении таких свойств личности, как сопротивляемость, импульсивность и авантюризм. У людей подобные характеристики могут стать движущей силой самых разнообразных поступков, общественно приемлемых или неприемлемых, в зависимости от направленности действий, предпринятых индивидом» (Dabbs, Frady, Can & Besch, 1987).

Другая проблема заключается в том, что причина связи между содержанием гормонов и склонностью к агрессии не особенно ясна. Есть данные, подтверждающие, что такая связь может быть двухсторонней. Это означает, что участие в агрессивных действиях может вести к усилению секреции тестостерона, который, в свою очередь, может сделать более выраженным проявления агрессии. Двухсторонний характер связи между уровнем андрогенов и агрессивностью со всей очевидностью проявляется у приматов (Bernstein, Rose, Gordon & Grady, 1979). Некоторые факты наводят на размышления, что подобный характер взаимосвязи свойствен и для человека (Salvador, Simon, Suay & Llorens, 1987; Schalling, 1987). Например, Элиас (Elias, 1981) сообщает, что у борцов, победивших в соревнованиях, содержание тестостерона в крови было значительно выше, чем у проигравших.

Мазур и Лэмб (Mazur & Lamb, 1980) исследовали целую серию вопросов, затрагивающих влияние тестостерона на агрессивное поведение. Рассматривая существующую между уровнем тестостерона и поведением связь, которая может иметь отношение к агрессии, они предположили, что поведение может воздействовать на секрецию гормонов, а не гормоны — на поведение. Исследователи также рассматривали другую переменную — настроение, — связывающую поведение и гормоны. В первой работе Мазур и Лэмб сравнивали настроение теннисистов, победивших и проигравших, с их уровнем тестостерона. Ученые обнаружили, что у игроков, одержавших явную победу, улучшение настроения сопровождалось повышением уровня тестостерона. При случайной победе подобного подъема настроения, а также повышения уровня тестостерона не наблюдалось. У проигравших настроение падало, а уровень тестостерона понижался.

Во второй работе исследователи рассмотрели влияние выигрыша в лотерею (определяемого удачей, а не усилием) на настроение и уровень тестостерона теннисистов, победивших в игре или проигравших. Они предположили, что победа, одержанная без больших усилий, не вызовет такого подъема настроения и повышения уровня тестостерона, как в случае преодоления значительных трудностей, который рассматривался в первой работе. Как и прогнозировалось, выигрыш в лотерею не привел к значительному повышению уровня тестостерона. Однако у победителей, которые постоянно находились в хорошем настроении, определялись более высокие уровни тестостерона, что явилось еще одним доказательством существования связи между настроением и уровнем тестостерона.

В последней своей работе Мазур и Лэмб (Mazur & Lamb, 1980) изучили влияние успеха человека в обществе на настроение и содержание тестостерона. Они измерили уровень тестостерона пяти студентов-медиков и оценили их настроение до и после церемонии в честь окончания университета. Наибольший подъем на-

239

строения наблюдался у этих студентов на следующий день после церемонии, так же как и самый высокий уровень тестостерона. Таким образом, исследователи обнаружили косвенную связь между содержанием тестостерона и общественным положением индивида — успех человека в обществе, сопровождаемый улучшением настроения, ведет к повышению уровня тестостерона.

И наконец, как и предполагали Даббс и Моррис (Dabbs & Morris, 1990), влияние гормонов на формирование агрессивного поведения, если такое влияние вообще существует, сравнительно незначительно. Некоторые исследователи подчеркивают, что, вероятно, социальные факторы (в частности, рассматривавшиеся в главе 4) оказывают более прямое и мощное воздействие на формирование агрессивного поведения (Kreuz & Rose, 1972; Meyer-Balhburg, 1981a; Meyer-Balhburg &Ehrhardt, 1982).

Скорее всего, считают Кройц и Роуз (Kreuz & Rose, 1972), наиболее важным является взаимодействие социальных и биологических факторов. Убедившись в существовании взаимосвязи между содержанием тестостерона и агрессивностью на примере заключенных, они пришли к выводу, что влияние половых гормонов проявляется только в том случае, если на антиобщественное поведение индивида влияют также и социальные факторы (например, семейные традиции и т. д.). Подобным же образом Бернштейн и его коллеги утверждают:

"С помощью гормонов можно непосредственно воздействовать на склонность индивида к определенным типам поведения, только если не учитывать зависимость индивида от его социального опыта. В действительности же влияние социальных факторов помогает преодолеть отрицательное влияние гормонов, и индивид продолжает сохранять постоянную социальную активность, даже при явном гормональном дисбалансе. ... У животных с относительно развитой корой головного мозга зависимость от гормональной регуляции поведения проявляется слабее. Непредсказуемость поступков индивида определяется не только особенностями его гормонального фона, но и тем социальным давлением, которое могут оказывать на поведение индивида другие личности" (Bernstein, Gordon & Rose, 1983).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, характер взаимосвязи между уровнем гормонов и агрессивностью до сих пор остается довольно неясным. Хотя уровень тестостерона может играть определенную роль в формировании агрессивного поведения и до известной степени быть ответственным за гендерные различия в агрессии, гораздо более важную роль здесь могут играть другие факторы. Тем не менее мы хотим сделать некоторые предварительные выводы относительно возможно существующей связи между агрессией и поведением. Во-первых, тестостерон способен прямо воздействовать на характеристики, которые затем могут приводить или же не приводить к агрессивному поведению, Во-вторых, существует достаточное количество фактов, свидетельствующих о том, что усиление агрессивности способствует повышению уровня тестостерона (точно так же, как повышение уровня тестостерона ведет к усилению агрессивности). И, подводя итог, скажем, что как и большинство биологических факторов, рассмотренных в данной главе, гормоны не действуют независимо от социального контекста, который оказывает значительное влияние на проявление агрессивности, так что скорее всего гормоны, для того чтобы повлиять на степень агрессии, должны вступить во взаимодействие с социальными факторами.


ЦЕНТРАЛЬНАЯ НЕРВНАЯ СИСТЕМА

В этом разделе мы обратимся к исследованиям, связанным с двумя основными образованиями головного мозга, играющими важную роль в формировании агрессивного поведения — с лимбической системой, состоящей из разнообразных структур, функция которых заключается в контролировании основных влечений и эмоций, и корой головного мозга, ответственной за целый комплекс когнитивных функций, которые имеют существенное значение в процессах научения, выработки суждений и принятия решения.

ЛИМБИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

Посредством лимбической системы осуществляется связь между воздействием сенсорных раздражителей и эмоциональной реакцией. Большинство наших эмоций задействуют лимбическую систему. Этот отдел головного мозга рассматривается как система, потому что состоит из нескольких взаимосвязанных структур (например, миндалевидное тело, или амигдала, гипоталамус). Эти структуры напрямую связаны как с вышележащими, так и с нижележащими уровнями центральной нервной системы. Например, амигдала и гипоталамус посылают информацию непосредственно к лобной доле неокортекса — отдела мозга, отвечающего за поддержание на высоком уровне когнитивных функций.

В качестве доказательства существования связи между функционированием лимбической системы и агрессивным поведением рассмотрим результаты двух исследований (Eichelman, 1983). Согласно результатам первого, удаление амигдалы у больных, страдающих эпилепсией, может привести к уменьшению количества сильных приступов. Хотя некоторые исследователи считают, что подобное оперативное вмешательство может вызвать значительное улучшение состояния у пациентов (Hitchcock, 1979), другие полагают, что улучшение в этих случаях носит кратковременный характер, а кроме того, нет теоретического обоснования необходимости такого хирургического вмешательства (Carroll & O'Callagan, 1981; O'Callagan & Carroll, 1987).

Другие факты дали исследования нейромедиаторов, циркулирующих в лимбической системе и влияющих на формирование агрессивного поведениея. Эти вещества представляют особый интерес, потому что отвечают за обмен информацией между корой головного мозга и различными лимбическими структурами. Например, при низком уровне нейромедиаторов, связанных с подавлением агрессии, информация о существовании подобного сдерживания не доходит до коры головного мозга, повышая тем самым вероятность проявления агрессии (Brown, Ballanger, Minichiello, & Goodwin, 1979; Brown, Ebert, Goyer, Jimerson, Klein, Bunney & Goodwin, 1982). Коккаро (Coccaro, 1989) заметил, что ослабление функции этих нейромедиаторов «делает аффектированную личность неспособной адекватно реагировать на воздействие неприятных раздражителей».

241

КОРА ГОЛОВНОГО МОЗГА

Отметив, что человеческий мозг имеет больший объем коры, чем мозг животных, Марк и Эрвин (Mark & Ervin, 1970) отмечают:

«Насилие... до сих пор присутствует в обширном репертуаре человеческого поведения; однако неокортекс и находящиеся с ним во взаимодействии системы преобразовали древние примитивные инстинкты самосохранения в модели разрушения, намного более сложные и поддающиеся контролю, чем у прочих видов животных».

Корковые области головного мозга связаны с социальным научением, прогнозированием последствий и выбором реакции (Weiger & Bear, 1988). Лобная доля неокортекса — структура головного мозга, ответственная за прием и интерпретацию внешней сенсорной информации. Связь лобной доли с лимбической системой дает ей дополнительную информацию о состоянии других систем головного мозга.

Вполне возможно, что повреждения лобной доли коры головного мозга «приводят к усилению реакции человека на мгновенные воздействия окружающей среды; обыкновенные раздражители вызывают агрессивные реакции, которые обычно блокируются целой серией рефлекторных или осмыслительных процессов» (Weiger & Bear, 1988). Лица, не имеющие повреждений лобной доли неокортекса, способны адекватно (то есть с учетом времени, места, а также в соответствии со стратегией) реагировать на провокацию. Однако лица, имеющие подобные повреждения, скорее всего будут реагировать на провокацию импульсивно и агрессивно, а также будут проявлять раздражительность и дурное настроение (Heinrichs, 1989; Silver & Yudofsy, 1987).

Достаточное количество фактов, свидетельствующих о существовании связи лобной доли с агрессивным поведением, получено в результате исследований, в ходе которых рассматривались косвенные показатели дисфункции или повреждения головного мозга. Это означает, что некоторые ученые, занимавшиеся поисками повреждений головного мозга, исследуют не столько его структуру, сколько состояние его функций, нарушение которых может быть связано с определенным типом повреждения ткани мозга. Нейропсихологический метод диагностики включает в себя целый набор тестов, позволяющих определить степень выраженности когнитивных функций, связанных с лобной долей коры головного мозга. Например, затруднения, связанные с запоминанием, познавательным процессом или с двигательными реакциями, могут быть показателями дисфункции коры. Если лица с подобной дисфункцией проявляют также ненормальную агрессивность, то это вполне убедительно подтверждает существование связи между нарушениями функции коры и формированием агрессивного поведения.

Криницки (Krynicki, 1978) обратил внимание на наличие признаков дисфункции левого полушария у лиц с органическими заболеваниями мозга и у людей, склонных к агрессии, что наводит на мысль о существовании связи между этой дисфункцией и агрессивностью поведения. Аллен, Колсон и Койн (Allen, Colson & Coyne, 1988) обнаружили, что у лиц, имеющих, согласно результатам нейропсихо-логических исследований, органические повреждения мозга, существуют проблемы, связанные с контролированием агрессивности. Брайэн, Скотт, Голден и Тори (Bryant, Scott, Golden & Tori, 1984) сообщают, что заключенные, у которых диаг-нозировались повреждения мозга, были более склонны к совершению преступлений с применением насилия, нежели те, у кого таких повреждений не было.

242

Спелласи (Spellacy, 1977, 1978) провел два нейропсихологических исследования с целью выявления связи между возникновением импульсов к совершению насилия и нарушениями функций коры головного мозга. В одной из этих работ Спелласи (Spellacy, 1978) отмечает, что если у лиц, склонных к насилию, недостаточный контроль импульсивности объясняется дисфункцией мозга, то у этих лиц определяются довольно плохие показатели в тестах, предназначенных для оценки когнитивных, моторных и перцептивных способностей. Он также предположил, что использование таких параметров функции мозга позволяет лучше, чем использование параметров личности, прогнозировать проявления насилия (например, опросник MMPI, общие показатели личностных характеристик). При определении степени функциональной активности коры головного мозга у сорока преступников, применивших насилие, и у сорока преступников, не склонных к насилию, исследователь рассматривал показатели интеллекта, языковых способностей, слухового восприятия, памяти и визуальной организации. При этом он обнаружил, что преступники, не склонные к насилию, показывают относительно хорошие результаты при оценке когнитивных, языковых, перцептивных и психомоторных способностей, что подтверждает наличие нарушенной функции мозга у субъектов, склонных к насилию.

Используя позитронную эмиссионную томографию (ПЭТ) — метод, позволяющий получить изображение функционально активных структур головного мозга, — Волков и Танкреди (Volkow & Tancredi, 1987) изучили характеристики мозговой деятельности четырех индивидов, склонных в прошлом к чрезвычайно буйному поведению. Хотя каких-то специфических изъянов обнаружено не было, ПЭТ показала «значительные нарушения церебральной функции». Подобно Спелласи (Spellacy, 1978), эти исследователи воздержались от утверждения о существовании жесткой взаимосвязи между повреждениями головного мозга и агрессивным поведением:

«Важно подчеркнуть, что мы не считаем причиной буйного поведения, характерного для этих случаев, только аномалии мозга. Скорее всего церебральная дисфункция способствовала возникновению вспышек насилия. В целом же агрессивное поведение, характерное для пациентов, видимо, является репрезентацией комплексного взаимодействия различных отделов нервной системы, нейромедиаторов, гормонов, внешних раздражителей и усвоенных реакций» (Volkow & Tancredi, 1987).

Горенштейн (Gorenstein, 1990) воспользовался луриевской теорией дефицита префронтальных отделов лобных долей мозга для объяснения преступности несовершеннолетних с позиции нейропсихологии. Во-первых, он обратил внимание на сходство антисоциального поведения малолетних преступников с поведением лабораторных животных с повреждениями лимбической системы и лобной части коры головного мозга. Он также изучил работы по нейропсихологическому функционированию малолетних преступников. Теория дефицита префронтальных отделов лобных долей головного мозга утверждает, что повреждение префронталь-ной коры вызывает у индивида какой-то внутренний процесс, благодаря которому человек «становится необычайно слабым и поэтому чрезмерно подверженным разрушительным воздействиям» (Gorenstein, 1990). Таким образом, дело не в лобной доле коры, являющейся субстратом контролирования планов и намерений, а в том, что человек с повреждением префронтальной коры будет склонен к привычным или стереотипным реакциям. Вполне возможно, что подобные повреждения коры у антисоциальных личностей объясняют их равнодушие к возможному наказанию, а также отсутствие у них желания и способности его предотвратить.

243


ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ГОЛОВНОГО МОЗГА И ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ

Зильманн (Zillmann, 1988) в обзоре научных исследований, касающихся взаимозависимости познавательного процесса и процесса возбуждения, утверждает:

«Нет сомнения в том, что тенденция с чрезвычайным возбуждением реагировать на угрозу была и остается наиболее приемлемой для большинства видов. Повышенная бдительность и готовность прибегнуть к силе необходимы для того, чтобы иметь шанс победить в сражении или спастись бегством. Однако целесообразность реакции подобного типа у современного человека вызывает весьма серьезные сомнения. Зачастую то, что раньше было выгодным, ныне становится бесполезным. "Эмоциональная" реакция на что-либо, угрожающее здоровью, существующей власти, общественному положению или чувству собственного достоинства, может не только быть бессмысленной, но и вести к обратным результатам».

Большую часть времени сильно развитая лобная доля коры головного мозга, позволяющая осуществлять планирование на высоком уровне и подавляющая агрессивность, удерживает нас от «чрезмерной» реакции на провокации. Однако повреждение головного мозга или ее дисфункция могут вывести из строя механизмы контроля возникновения агрессии. Марк и Эрвин (Mark & Ervin, 1970) предположили, что такие механизмы выходят из строя при повреждении лимбической системы или при нарушении передачи сигнала со стороны коры головного мозга. Они считают, что подобные сигналы являются продуктами научения — «процесса, определяющего развитие структуры мозга после рождения и закладывающего в мозг опыт прошлого (включая культурные и семейные модели поведения)». Ученые полагают, например, что у некоторых лиц научение может привести к более часто повторяющемуся и интенсивному восприятию мозгом угроз, а это способствует тому, что лимбическая система быстрее и чаще приводится в действие.

Несмотря на то что эта глава посвящена биологическим основам человеческого агрессивного поведения, мы вновь вынуждены вспомнить о социальном контексте, в котором действуют эти факторы. Ведь действительно, многие социологи подчеркивают, что лучший способ понять поведение любого человека — это рассматривать его поведение с позиции взаимосвязи биологических процессов и научения (Hinton, 1981; Karli, 1983; Lewis & Pincus, 1989; Lewis, Shanok, Grant & Ritvo, 1983; Mednick et al., 1988; Valzelli, 1981). К примеру, Льюис и др. (Lewis & others, 1983) исследовали факторы, имеющие отношение к представляющим опасность для жизни окружающих случаям проявления насилия у детей. Они пришли к выводу, что причинами подобного поведения являются как средовые, так и биологические детерминанты. В ходе одного из своих последних исследований они обнаружили, что, хотя нарушение центральной нервной системы (ЦНС) является одним из биологических факторов, возможность прогнозировать поведение, опасное для жизни, становится более реальной, если принимать во внимание такие средовые переменные, как насильственные действия со стороны отца по отношению к матери или прохождение матерью курса лечения в психиатрической клинике. Так же, как наша центральная нервная система влияет на наше поведение, наш опыт влияет на наш мозг.

244

ВОЗБУЖДЕНИЕ И АГРЕССИЯ

Агрессивное поведение человека связано с активизацией симпатической нервной системы — того компонента вегетативной нервной системы, который побуждает нас «вступать в сражение или спасаться бегством». Основной механизм этой системы заключается в том, что ситуация, представляющая угрозу для нашей безопасности, вызывает самые разнообразные соматические реакции (например, расширение зрачков, повышение артериального давления, учащение пульса и усиление потоотделения), которые помогают нам встретить надвигающуюся опасность во всеоружии или убежать от нее.

Несколько официально признанных теорий агрессии (Berkowitz, 1981, 1988; Zillmann, 1988) и некоторые иные объяснения влияния прочих переменных (например, шума), основываются на мнении, что агрессия и возбуждение тесно связаны. Наиболее общепринятая версия этой точки зрения гласит, что возбуждение повышает вероятность развития агрессивности. Несмотря на то что большинство ученых не игнорируют факт влияния ситуационного возбуждения, некоторые исследователи целью своих научных изысканий ставят изучение влияния личностных особенностей на возбудимость и физиологическую реактивность. Другие же считают, что и агрессия, в свою очередь, влияет на возбуждение. Например, согласно теории катарсиса, люди после вспышки агрессивности, являющейся реакцией на чьи-либо нападки, ощущают спад напряжения (то есть снижение уровня возбуждения).

ВЛИЯНИЕ ВОЗБУЖДЕНИЯ НА АГРЕССИЮ

Рассмотрим конкретный пример. Допустим, вы увлекаетесь бегом трусцой. Во время одной из утренних пробежек вы останавливаетесь поболтать с соседом. Однако он, встав утром «не с той ноги», отвечает вам очень грубо, фактически оскорбляет вас. Согласно нашим представлениям о наличии связи между возбуждением и агрессивным поведением, следует ожидать, что вы, пробежав несколько кругов и повысив тем самым уровень своего физиологического возбуждения, ответите этому человеку со значительно большей агрессивностью, чем это было бы при других обстоятельствах. Повышенная возбудимость, источником которой может быть различная деятельность в условиях конкуренции (Christy, Gelfand & Hartmann, 1971), интенсивные занятия спортом (Zillmann, Katcher & Milavsky, 1972), шум (Donnerstein & Wilson, 1976; Konecni, 1975b) и использование стимуляторов (Ferguson, Rule & Lindsay, 1982; O'Neal & Kaufman, 1972), может способствовать актуализации агрессии, по крайней мере, при определенных условиях.

В процессе разработки и обоснования своей теории влияния возбуждения на формирование агрессивного поведения Зильманн с коллегами провели ряд исследований, результаты которых могли бы пролить свет на характер взаимосвязи между агрессией и физиологическим возбуждением (Zillmann, 1988). Например, в эксперименте Зильманна, Катчера и Милавски (Zillmann, Katcher & Milavsky, 1972) некоторых испытуемых до начала выполнения заданий провоцировал мужчина — помощник экспериментатора. Чтобы уровень физиологического возбуждения испытуемых разнился между собой, часть из них в течение двух с

245

половиной минут заставляли делать физические упражнения, требующие усилий; оставшиеся испытуемые занимались менее трудоемкой моторной деятельностью. Затем участникам эксперимента предлагалось наказать помощника экспериментатора, провоцировавшего их, ударами электрического тока. Физическая нагрузка (то есть повышенное возбуждение) способствовала возникновению агрессии у испытуемых, сильно фрустрированных помощником экспериментатора, и совершенно не действовала на тех, кто не испытал на себе никаких провокаций. Эти результаты дали бы основание Зильманну и его коллегам утверждать, что после занятий бегом ваша агрессивная реакция в ответ на грубость соседа будет гораздо более вероятна. Исследователи сказали бы, что источником своего «вздрюченного» состояния (сформировавшегося у вас под влиянием остаточного от бега возбуждения), вы, вероятно, посчитаете поведение оскорбившего вас соседа и поэтому отреагируете на его грубость более агрессивно, чем при отсутствии подобного возбуждения. Но представим себе, что вы объясняете сильное сердцебиение и учащенное дыхание своим плохим физическим состоянием; будете ли вы столь же агрессивны, реагируя на грубость соседа, в этом случае?

Целая серия сложных, но весьма оригинальных опытов, проведенных Зиль-манном и коллегами (Zillman & Bryant, 1974; Zillman, Johnson & Day, 1974), наводит на мысль, что высокий уровень возбуждения способствует появлению агрессии в последующем поведении в тех случаях, когда испытуемые неправильно интерпретируют или определяют источник чувств, подобных гневу. Но, каким бы сильным ни было возбуждение, оно не в состоянии спровоцировать агрессию в тех случаях, когда субъекты правильно определяют истинную причину своих эмоций. Зильманн, Джонсон и Дэй (Zillmann, Johnson & Day, 1975) провели эксперимент, в котором испытуемые мужчины, предварительно разделенные на три группы по уровню физической подготовки, получали возможность наказать помощника экспериментатора. В первом варианте эксперимента провокация отсутствовала полностью, в то время как во втором помощник экспериментатора выводил испытуемых из себя оскорбительными, насмешливыми замечаниями в их адрес. Возможность отомстить была предоставлена участникам эксперимента лишь какое-то время спустя после провокации. В одном случае участников просили сначала спокойно посидеть в течение шести минут, затем полторы минуты они выполняли физические упражнения — крутили педали велотренажера, и только потом им давали возможность отреагировать на действия помощника экспериментатора. Исследователи предположили, что, если возможность отомстить будет предоставлена сразу же после выполнения физических упражнений, испытуемые посчитают испытываемое ими возбуждение — независимо от его подлинной природы (насмешек помощника экспериментатора или занятий спортом) — результатом физической нагрузки и в итоге не прореагируют столь агрессивно, как при отсутствии физической нагрузки. Во втором варианте испытуемые сначала выполняли физические упражнения, потом отдыхали и только затем получали возможность отомстить помощнику экспериментатора за его оскорбительные действия. Исследователи предположили, что шестиминутный перерыв между окончанием физической деятельности и актом мести приведет к тому, что участники эксперимента не свяжут испытываемое ими возбуждение с предшествующей физической активностью, а посчитают его гневом, вызванным действиями помощника экспериментатора, и по этой причине ответят агрессивно.

246

Как видно из рис. 7.3, прогноз исследователей в точности совпал с диаграммой полученных результатов: среди всех участников эксперимента, если не принимать во внимание наиболее физически подготовленных, усиление агрессии наблюдалось только в той группе, в которой физическая нагрузка предшествовала ответному удару с разрывом в несколько минут. (Отсутствие подобной реакции у группы хорошо подготовленных в физическом отношении лиц также прогнозировалось и объясняется тем, что физиологическое возбуждение таких людей после упражнений падает настолько быстро, что в сущности у них просто не остается возбуждения, которое можно было бы отнести к гневу.)


Неправильная интерпретация может также привести к ослаблению агрессивного поведения. Юнгер и Дуб (Younger & Doob, 1978) давали испытуемым таблетки плацебо (безвредные таблетки), убеждая одних участников эксперимента в том, что в результате принятия таблеток они почувствуют возбуждение, а других

247

в том, что таблетка даст им чувство успокоения и расслабленности. Позднее половина испытуемых подвергалась провоцированию со стороны помощника экспериментатора; другая половина этого не испытывала. Как показано на рис. 7. 4, испытуемые, уверенные в том, что таблетки вызовут возбуждение, отвечали на провокации с меньшей агрессивностью, нежели те, кто ожидал расслабления. Похоже, что ожидавшие возбуждения не имели необходимости думать о поведении помощника экспериментатора, чтобы понять причину своего возбуждения. В то же время лица, убежденные в успокоительном действии таблеток, последующее возбуждение могли связать только с провокационным поведением помощника экспериментатора и реагировали в соответствии с этим. Таким образом, спровоцированные субъекты, считавшие источником своего возбуждения таблетку, отвечали не с большей агрессивностью, чем неспровоцированные лица, и со значительно меньшей агрессивностью, чем те, кто не имел возможности отнести свое возбуждение к чему-нибудь иному.

248


Вместе с фактами, полученными в ходе других исследований (Brancombe, 1985; Geen, Rakovsky & Pigg, 1972; Rule & Nesdale, 1976a; Tannenbaum & Zillmann, 1975; Taylor, O'Neal, Langley & Butcher, 1991; Zillmann & Cantor, 1976), эти результаты наводят на мысль о том, что важнейшим фактором, определяющим, перейдет ли повышенное возбуждение в агрессию, является легкость, с которой индивиды могут запутаться в определении источника своих ощущений. Если не вызывает сомнений, что их реакции вызваны физической нагрузкой, лекарством, неприятным шумом и другими подобными источниками, не имеющими отношения к агрессии, тогда причина повышенного возбуждения будет определена правильно и не приведет к агрессивным выпадам против других. Если же источник подобных ощущений не так-то просто определить, возможно, из-за того, что уже прошло какое-то время после события, вызвавшего возбуждение, или из-за существования нескольких возможных источников, тогда люди могут быть «сбиты с толку», приписывая свои чувства гневу, досаде или раздражению. В таких случаях результатом может явиться агрессия.

Из результатов рассмотренных нами исследований становится очевидно, что физиологическое возбуждение может играть определенную роль в проявлении агрессивного поведения. Однако возбуждение имеет отношение не только к агрессии. Фактически физиологическое возбуждение как часть общей активации симпатической нервной системы может способствовать проявлению с наибольшей вероятностью любой доминантной реакции. Мы уже говорили о подобном предположении, рассматривая в главе 5 влияние шума на агрессию. И при этом отмечали, что воздействие громкого шума — и порожденного им высокого уровня возбуждения — способствует позднее проявлению агрессии, но только в том случае, если подобное поведение является отражением склонности доминировать (Donnerstein & Wilson, 1976; Konecni, 1975). Другие исследователи поддержали также утверждение, что возбуждение способствует вероятности проявления доминантной реакции, стремлению навязать свою волю. Например, О'Нил, Мак-Дональд, Хори и Мак-Клинтон (O'Neal, McDonald, Hori & McClinton, 1977) демонстрировали детям агрессивные и неагрессивные фильмы, а затем их втягивали в шумную или спокойную игру. Исследователи предположили, что дети, играющие в шумную игру, из-за активации симпатической нервной системы будут больше подражать поведению героев фильмов, независимо от того, какой фильм они смотрели, нежели дети, занятые спокойной игрой. В этом случае в качестве модели будет браться поведение на основе доминантной реакции, вызванной возбуждением. Как видно из рис. 7. 5, ожидания ученых оправдались. Дети, возбужденные интересной игрой, большую часть времени подражали поведению героев фильма, в отличие от детей, не испытывавших возбуждения. Таким образом, выходит, что возбуждение просто увеличивает возможность проявления доминантных реакций. Ситуация и характеристики личности определяют природу такого ответа.


ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ К ВОЗБУДИМОСТИ, ИЛИ РЕАКТИВНОСТЬ

Несколько исследователей рассмотрели гипотезы, что агрессивные лица менее реактивны, чем неагрессивные, то есть характерные уровни возбуждения будут ниже для агрессивных, чем для неагрессивных индивидов. Поэтому они могут

249

испытывать меньше обеспокоенности при наличии угрозы и с большей легкостью подходить к ситуациям, которые у других вызывают опасения. В этом случае мы рассматриваем склонность к возбуждению в качестве личностного фактора, а не случайного условия, вызванного ситуацией.

Имеется немало данных, свидетельствующих о том, что для высокоагрессивных личностей не характерна типичная реакция на страх (Venables, 1987). Хинтон, О'Нил, Дишман и Вебстер (Hinton, O'Neill, Dishman & Webster, 1979) обнаружили (на основе кожно-гальванической реакции), что психопаты-насильники проявляют меньше преждевременной тревоги, чем нормальные субъекты. Выяснилось, что у агрессивных лиц уровень адреналина — вещества, имеющего отношение к возбуждению и тревоге, — сравнительно низок (Olweus, 1987; Woodman,

250


Hinton & O'Neill, 1978). Таким образом, агрессивные личности отличаются меньшей реактивностью и проявляют меньше обеспокоенности, чем нормальные люди. Вудман, Хинтон и О'Нил (Woodman, Hinton & O'Neill, 1978) сравнили выделения адреналина и норадреналина у пациентов тюремных больниц. Измерения этих секреций проводились у больных, находившихся в состоянии стресса. Выяснилось, что некоторые пациенты реагируют на стресс различными, с небольшими отклонениями, проявлениями признаков тревоги. Эти лица составили группу с пониженной реактивностью. Другие пациенты продемонстрировали высокий уровень физиологической реакции на стресс и составили группу с нормальной реактивностью. Исследователи также сообщают о том, что во время стресса у лиц с пониженной реактивностью значительно более низкие уровни адреналина и намного более высокие уровни норадреналина, чем у индивидов с нормальной реактивностью. Самым же интересным для целей нашего исследования является тот факт, что лица с пониженной реактивностью совершили против незнакомцев гораздо больше преступлений с применением насилия и преступлений со смертельным исходом, чем лица с нормальной реактивностью. Табл. 7. 2 на основе данных, полученных этими исследователями, показывает связь между насилием и физиологической реактивностью.

ВЛИЯНИЕ АГРЕССИИ НА ВОЗБУЖДЕНИЕ

Как уже упоминалось нами выше, связь между возбуждением и агрессией может быть двусторонней. Так же как возбуждениеспособствует проявлению агрессии, так и агрессия может повлиять на уровень физиологического возбуждения. К примеру, в соответствии с гипотезой катарсиса, агрессивное поведение должно не только снижать напряжение, но и уменьшать последующую агрессию. Хокансон и его коллеги провели обширную интересную программу исследований по оценке уменьшения напряжения с точки зрения гипотезы катарсиса (Hokanson, 1970). Первые этапы этой исследовательской программы показали, что агрессия ведет к понижению кровяного давления, типичному способу измерения активации симпатической системы (Hokanson & Shetler, 1961). Последующие этапы ставили своей целью определение возможных рамок этой связи, учитывая влияние типов агрессивного поведения, например, физического, вербального или воображаемого (Hokanson & Burgess, 1962a), статус экспериментатора (Hokanson & Burgess, 1962b) и возможность смещения аффекта (Hokanson, Burgess & Cohen, 1963).

251

Хокансони Бергесс (Hokanson & Burgess, 1962b) исследовали воздействие различных типов агрессии на артериальное давление и учащение пульса. Во время выполнения испытуемыми задания по счету экспериментаторы одних из них прерывали (состояние высокой фрустрации), а другим давали возможность довести счет до конца (состояние низкой фрустрации). Затем участники эксперимента имели возможность выразить агрессию физическим способом (путем нанесения удара электрическим током по экспериментатору), вербальным (давая оценку экспериментатору) или воображаемым (создавая воображаемую картину в соответствии с картой раздражителей ТАТ). Контрольная группа испытуемых не имела возможности выразить агрессию. Если гипотеза катарсиса верна, то лица, имеющие возможность выразить агрессию, должны проявлять одинаковые уровни физиологического возбуждения до фрустрации и после агрессии. Это означает, что повышение возбуждения, сопровождающее фрустрацию, должно сменяться нефрустра-ционными уровнями, когда субъекты имеют возможность выражать агрессию. Как видно из рис. 7.6, гипотеза катарсиса нашла свое отражение только у тех лиц, которые имели в своем распоряжение средства физического или вербального выражения агрессии. Субъекты, не имевшие возможности для выражения агрессии или выражавшие ее воображаемым путем, по окончании эксперимента имели более высокое артериальное давление, чем до фрустрации.


Результаты Хокансона и Бергесса совпадали с данными других исследований по теории катарсиса. Изучив целую серию работ, Хокансон (Hokanson, 1970) пришел к заключению, что, несмотря на наличие данных, свидетельствующих об уменьшении агрессии в специфических условиях, существуют определенные ситуации, когда агрессия не имеет ослабляющего эффекта — если агрессия воображаемая или если объект имеет высокое общественное положение.

Хокансон с коллегами решили затем выяснить, может ли неагрессивная реакция способствовать уменьшению напряжения (Hokanson & Edelman, 1966). Они провели эксперименты, во время которых испытуемые реагировали на межличностный конфликт агрессивно или по-дружески, и обнаружили, что мужчины при агрессивном реагировании быстрее приходили в себя в физиологическом плане, а у женщин возбуждение при дружеской реакции снижалось быстрее, чем при агрессивной. Более того, они продемонстрировали обязательное снижение возбуждения, независимо от того, какая реакция оказалась выгодной во время межличностной провокации (Hokanson, Williers & Koropsak, 1968). Давая объяснения результатам этих экспериментов языком теории научения, а не теории Фрейда, Хокансон (Hokanson, 1970) отмечает: «Результаты ясно показывают, что открытая агрессия отнюдь не означает неизбежного снижения физиологического напряжения или уменьшения последующей агрессии. Данные... наводят на мысль, что только в тех случаях, когда агрессия воспринимается как своеобразная форма инструментального поведения по отношению к конкретному объекту, она действительно сопровождается снижающими напряжение сопутствующими обстоятельствами» .

252


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Похоже, агрессия и возбуждение находятся в тесной взаимосвязи — при очень специфичных обстоятельствах. Возбуждение ведет к усилению агрессии, когда индивиды источником своего возбуждения считают провокации со стороны объекта и когда их доминантной, преобладающей реакцией на провокации является агрессия. Лица с повышенной реактивностью склонны прибегать к агрессии значительно чаще, нежели их менее возбуждающиеся собратья. Агрессия ведет к поникению возбуждения, когда индивиду становится известно, что агрессия является выгодной реакцией на провокацию. И вновь выходит, что природа доминантной реакции имеет важное значение, поскольку ведет к уменьшению напряжения во время межличностного провоцирования.

253

В целом, отношения между возбуждением и агрессией служат доказательством утверждения о наличии взаимодействия между научением и биологией в определении агрессивного поведения. Несмотря на то что возбуждение при определенных обстоятельствах может привести к агрессии, эти обстоятельства определяются опытом человека. Подобным же образом, хотя агрессия может привести к уменьшению физиологического возбуждения, эта связь зависит от опыта человека относительно соответствующих реакций на провокацию. Представление о наличии взаимосвязи между природой и воспитанием упоминалось в каждом разделе данной главы. Это означает, что биологические процессы, на которых кто-то может сфокусировать все свое внимание, несомненно, связаны с опытом и окружением в становлении агрессивного поведения.

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО БИОЛОГИЧЕСКИХ ОБЪЯСНЕНИЙ

Излишняя увлеченность биологическими детерминантами агрессивного поведения может объясняться желанием найти «легкий» способ решения проблемы человеческой агрессивности. В обзоре научно-исследовательской литературы о биологических подходах к вопросу контроля человеческой агрессии Брайен (Bryant, 1964) предостерегает против склонности переоценивать такие решения и указывает на связанные с этим три основные проблемы: 1) «искажение истины»; 2) «ложные ожидания»; 3) «опасения, которые нелегко преодолеть». Мы коснемся каждого из этих вопросов, подытоживая рассмотрение материала, затронутого в данной главе.


«ИСКАЖЕНИЕ ИСТИНЫ»

Как отмечалось нами в заключении чуть ли не каждого раздела этой главы, несмотря на наличие фактов, подтверждающих существование биологических основ агрессивного поведения, эти основы действуют только в контексте социального окружения, то есть мы только тогда разберемся в природе агрессивного поведения, когда будем учитывать как биологические, так и социальные факторы. Например, Хинтон (Hinton, 1981b) утверждает, что

«... назрела необходимость в проведении более комплексных исследований воспитания детей и влияния этого воспитания на гормоны, психофизиологические реакции и последующее поведение. Несмотря на то что генетические факторы имеют большое значение и могут в немалой степени сказываться во время первичного воспитания, осуществляемого родителями, обращение с детьми с самого раннего возраста (например, использование физического насилия или чрезмерная опека) играет важнейшую роль в становлении биологических факторов, имеющих отношение к тому типу преступного поведения, который они усваивают впоследствии, принимая при этом во внимание соответствующее окружение и обстоятельства их последующей жизни».

254

«Искажение истины» — это лишь вопрос о том, до какой степени тот или иной ученый или непрофессионал опирается только на биологические факторы при попытке понять природу человеческого агрессивного поведения. Хотя надежда найти такие легкие решения вызывает немалое искушение, полученные в результате научных исследований факты не дают оснований для подобного подхода.

«ЛОЖНЫЕ ОЖИДАНИЯ»

Как уже отмечалось ранее, увлеченность биологическими детерминантами объясняется надеждой на возможность создания более спокойного, менее насильственного мира. Но в основе всего лежит вопрос: является ли агрессия биологической или же социальной проблемой? Хотя можно признать, что биологические факторы лежат в основе некоторых видов преступной деятельности, трудно отнести все возрастающие уровни проявления насилия в городах к основополагающим биологическим процессам. Биологические механизмы действуют на уровне индивида; проблема же банд насильников затрагивает сложные социальные факторы. Ясно, что неуместно решать проблему насилия, осуществляемого преступными бандами, путем проведения трепанации черепа или лечения андрогенными препаратами молодых уголовников. Единственно возможным решением подобной проблемы является скорее социальный, нежели биологический подход.

«ОПАСЕНИЯ БИОЛОГИЧЕСКОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА»

Явная легкость биологического решения проблемы насилия вызывает опасения по этическим и политическим причинам. Если прибегать к биологическому вмешательству, то кто будет подвергаться подобному лечению и кто будет принимать решения? А не вызовет ли технологический процесс, облегчивший черепную хирургию и сделавший ее более точной, панику среди граждан, которые боятся быть отобранными для подобного «лечения»? Тем не менее мы не можем отрицать, что стремление и возможность использования биологических средств контроля за человеческим поведением затрагивает целый комплекс политических и этических проблем, к которым стоит обратиться до того, как подобное биологическое вмешательство станет свершившимся фактом.


РЕЗЮМЕ

В этой главе мы попытались уяснить себе, какое отношение к внешним проявлениям агрессии имеют различные биологические процессы и нейроструктуры. Мы ознакомились с фактами, свидетельствующими о наследуемости агрессии, и пришли к выводу, что, несмотря на то что в некоторых случаях, действительно, можно говорить о наследуемой склонности к криминальному поведению, это отнюдь нe означает, что агрессия как таковая просто передается из поколения в поколение. Половые гормоны; и особенно тестостерон, в какой-то степени, действительно, «замешаны» в преступлениях, связанных с применением насилия. Однако спе-

255

циальные исследования показали, что степень их влияния довольно ограниченна. Более того, есть все основания думать, что и механизм наследования предрасположенности к агрессии, и механизм влияния половых гормонов на степень агрессивности человеческого поведения могут иметь общую природу. То есть не исключено, что существуют некие биологически детерминированные личностные характеристики или диспозиции (например, потребность в повышенном уровне эмоциональной стимуляции, стремление к доминированию), которые и создают видимость существования тесной взаимосвязи между гормонами и агрессией или склонности к криминальному поведению как черты фамильного сходства. Хотя в свое время возможность существования связи между половыми хромосомами и агрессивным поведением была предметом бурных дискуссий, обзор литературы показывает, что если такая связь и существует, то она весьма слаба. Гораздо вероятней, что любая ассоциация между половыми хромосомами и агрессивным поведением при ближайшем рассмотрении может оказаться следствием недостаточного интеллектуального развития, которые нередко сопутствуют аномалиям половых хромосом.

Различные структуры нервной системы и протекающие в них процессы также оказывают серьезное влияние на человеческое поведение. Так, наши эмоциональные переживания органически взаимосвязаны с функционированием лимбиче-ской системы, и в особенности гипоталамуса и миндалевидного тела; лобные доли коры головного мозга, которые у человека отличаются обширностью и сложным устройством, отвечают за сложные когнитивные процессы, в частности за опознание той или иной ситуации как содержащей угрозу и за выбор реакции в ситуации, опознанной таким образом. В ведении симпатической нервной системы находится наша готовость «драться или удирать»: именно эта нейроструктура, по достижении организмом определенного уровня физиологического возбуждения, производит запуск механизма агрессивного реагирования. Впрочем, существуют данные, свидетельствующие о том, что реактивность симпатической нервной системы имеет индивидуальный характер, и потому в угрожающей ситуации одни лица испытывают большее, а другие меньшее возбуждение.

Иначе говоря, всегда нужно иметь в виду, что биологические процессы протекают в социальном контексте. То есть внешняя среда влияет на неврогенные связи, внутренние биологические процессы в значительной степени предопределяют характер наших реакций на средовые воздействия, и правильней было бы говорить не о решающем влиянии биологических либо, наоборот, социальных факторов как детерминант агрессии, а признать, что на агрессию действуют оба типа факторов и что биология и окружающая среда оказывают взаимное влияние друг на друга.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова