ПРЕДИСЛОВИЕ
"Хорошая книга" в обычном понимании - это хорошая выдумка. Так смотрят и хороший кинофильм, погружаясь в чужую - то есть, придуманную кем-то чужим - жизнь и затем выныривая в реальность. Из Евангелия нельзя "вынырнуть". Это не какое-то "подводное царство", которое создаёт, в некотором смысле, любой хороший литератор. Это - Небо, не дно. Евангелие же, хотя и "хорошая новость", но не "хорошее сочинение", не "хорошая книга", не "хорошая выдумка".
Евангелие (и вообще восточная литературная традиция, к сожалению, заглохшая в христианстве) похоже на "мыльные оперы", на бульварную литературу: оно обращается к желанию человека жить лучше, сравняться с тем, кто стоит выше по социальной лестнице. Отсюда эти призывы "быть хорошим купцом", притчи о царях и т.п. Так водитель троллейбуса смотрит, как живёт владелец кафе и мечтает, что его дети когда-нибудь будут владельцами кафе, будут одеваться лучше, ездить по всему свету (не на троллейбусе, конечно) и т.п. Есть во всём этом что-то очень трогательное, милое - именно когда Евангелие, а не сериалы, потому что ловят человека на маленькую слабость, на тщеславие, не чтобы обобрать, а чтобы вознести бесконечно высоко. А особенно трогательно, что о быте купцов или царей Иисус знал не больше, чем авторы дамских романов о дамах: так, издалека, больше дорисовывая в воображении.
*
"Радостная весть"... А что, собственно, радует "нормального человека"? Когда денег так много, что можно не работать, а вечно отдыхать. Возможно, когда денег именно так много, начнёшь работать - творить, вкладывать капитал и т.п., чтобы пляж на Багамах не наскучил, но всё-таки денег должно быть так много, чтобы не работать, давать работу другим и давать деньги другим, но чтобы денег было так много, что даже расставание с деньгами не беспокоило. Миру по нитке, а рубашка всё ж при себе.
Иисус прекрасно знает эту мечту и к ней обращается. Царство Небесное - это клад. Куча денег, два пуда золота. Всё, можно не работать. Есть люди, которые зарабатывают, а есть люди, которые получают - получают проценты с капитала, получают ренту с лишней квартиры (у демографического кризиса и ценового перекоса есть свои приятные стороны). "Нищие духом" - это рантье Божии, которые ни о чём не беспокоятся. Возможно, с точки зрения "мира сего", они психи, но Иисус вот так смотрит на это дело. Не договор с Богом, а "новый договор" - просто бери у Бога, всё, что нужно для счастья, и пользуйся. Веруй - и живи на проценты от веры. "Дела веры" - это не проценты, это так... брызги, пузырьки, побочное следствие, приятное для окружающих, а для верующего вообще незаметное. Проценты с веры - это само твоё существование. Сначала-то кажется наоборот: вот моя жизнь, моя вера, вот на неё кой-какие проценты набегают... Да нет - вот вера, вот моя жизнь, постоянно усыхающая, и вдруг начинает что-то происходить, что ты понимаешь - жизнь есть суета сует, финансовая пирамиды, попытки соскрести с других кой-какие единицы бытия, и попытки совершенно тщетные... А вот вера, которая вроде бы для твоей жизни, приложение, средство спасения - вот она-то и есть настоящая жизнь. "Небо на земле" - эка невидаль! Детский сад... Просто - небо! А земля - ну, что-то там на подошве тапочек... Христос - Спаситель? Ага, а жена - кухонно-постельный комбайн... Искать Христа - Спасителя, означает терять веру... Иисус - Сын Божий. Да, Он ещё и мой спаситель... Он ещё много чего... И всё это "много чего" - понятно и потому вызывает большие сомнения в самом Его существовании. Нет - вера в Иисуса есть вера в то, что Он именно - Сын Божий. Загадка, капитал, небо, свет, воздух, хлеб, - и мы со всего этого кормимся и живём, но ведь "всё это" не для нас, а мы - для Всего.
*
Язык Евангелия своеобразен. Ангелы с трубами, скрежет зубов, войны и падающие с неба звёзды. Своеобразие Евангелия есть проявление своеобразия человека. Попробуйте объяснить человеку, который по каким-то причинам не очень хорошо соображает, что Вы собираетесь к нему приехать через неделю. Этот человек не понимает слова "неделя". Может быть, он когда-то, лет шестьдесят назад, его знал, да забыл. Он пока ещё понимает слово "завтра". Если Вы будете произносить слово "неделя", он будет недоумённо переспрашивать: "Когда? Не понимаю! Что это значит? Ты завтра приедешь или нет?" Не будет ложью сказать такому человеку: "Я приеду завтра". У него слова "завтра" обозначает будущее в целом, "всё, что после сегодняшнего дня". Так и Евангелие. Огромную долю его составляют притчи и сравнения, - тоже не ложь, а поэзия. Есть в нём слова, которые нельзя не понимать буквально - например, запрет развода. Но есть в нём слова, которые и буквально нельзя понимать, и поэтически не стоит. Это слова, обращённые к склеротической, тупой части нашего существа, пытающиеся выразить нечто очень простое, но забытое нами, сведённое нами к простым противоположностям: сегодня/не сегодня, хорошо/плохо.
*
Один священник (из неофитов, кажется, русский православный священник, и священник верующий, не обрядовер) заметил как-то, что Евангелие для него стало конспектом: за каждым словом, за каждой фразой для него кроется множество толкований, богословских споров, особенно о Троице. Хочется надеяться, что такое состояние временное. Как "устная Тора" (которая на самом деле уже много веков не устная, а письменная) не должна погребать под собою Слово Божие, запечатлённое в Пятокнижии и Пророках, так никакое "золото святоотеческого богословия", а тем более, медная многопудья современных бесконечных экзерсисов на темы "ипостасности", не должно превращаться в нечто, для чего Евангелие - всего лишь комментарий, конспект, да хотя бы и скелет. Не паровоз для дыма, и даже дым не для паровоза, а просто дым есть дым. Будет электровоз - не будет и дыма. Беда, коли вместо живого Христа, которого верующему человеку несёт каждая строчка Евангелия, появляется какой-то клуб дыма с чертами туринской плащанице. Он может быть огромным, этот клуб дыма, в полнеба или даже в неба, но всё равно это всего лишь дым. Господи, помилуй нас!
РОМАНТИЧНО ЛИ ЕВАНГЕЛИЕ
Евангелие обладает всеми признаками «романтичности». «Романтичность» в изначальном смысле – «римскость», причём Рим с точки зрения человека, который вырвался на солнечный юг с твёрдым намерением насладиться всем тем, чего он лишён на родине.
У себя – жёсткий контроль близких и дальних, в Риме я одиночка в толпе, на меня никто не смотрит, я абсолютно свободен.
У себя – навсегда расписанный жёсткий порядок трудовых дней с не менее жёстким расписанием дней праздничных, когда все организованно и в соответствие с традицией устраивают веселье и беспорядок. В Риме – вольница, всё не просто перевёрнуто, а непредсказуемо.
У себя – любовь, имплантированная в быт, в Риме – лёгкая связь, ни к чему не обязывающая. В общем, «роман» - «римские каникулы».
У себя – тяжесть обязательств, жизнь как коридор с многочисленными свеже-зелёными дверьми, но за каждой дверью, как ты хорошо знаешь по опыту, либо грязный вонючий чулан, либо, что ещё хуже, стена. В Риме – не в реальном папском Риме XVI века, с кострами на Цветочной площади, а в Риме Романтическом – в Риме на каждом шагу происходят чудеса.
Романтическое восприятие Евангелие случалось и случается, однако оно молниеносно превращается в сусальность. Нет романтики в Евангелии, и вовсе не потому, что там казнят главного героя – романтика отлично умеет превращать даже собственную смерть в милое приключение.
Евангелие не романтично, потому что оно не о том, как вырваться из надоевшей родины в отпуск, а о том, как вернуться на родину. Это не швед про римские каникулы, это итальянец, работающий в Стокгольме, радуется возможности работать в родном Риме да ещё с вдвое большей зарплатой. Евангелие чудесно тем, что чудеса – не романтические, не подымающие за облака, а, напротив, опускающие на землю. Земля, правда, чудесная сама по себе – Божья земля, но это уже другой вопрос.
Здесь разница между революционной и вообще политической романтикой и христианским отношением к политике. Это не разница между пьяным и трезвым, это разница между «ром» и «рим», «О!» и «И». Романтик восклицает, христианин («римлянин») работает: «Иии раз… иии два…», «и это делаем, и это потихонечку…».
Романтик верует в то, что человек способен творить чудеса, христианин верует в то, что чудеса способен творить Бог. Разница, извините, дьявольская. Чтобы самому сотворить чудо, надо пыжиться, покупать алую ткань… и всё равно выйдёт пионерский галстук или другая подобная дрянь… А Бог творит чудеса, буквально поплёвывая (Ио. 9,6). Для романтика чудо – блёстка на серой ткани будней, для верующего будни – это Богом сотворённое время и пространство, это чудообразующая (чтобы не употреблять замыленных «чудная», «чудесная») ткань. Тут вопрос не в том, как чудо сотворить, а в том, как удержаться от чудотворчества и побыть просто человеком, каким Бог тебя сотворил – и вот это и будет самое надёжное чудо.
Романтик ужасается злу и в то же время считает его обречённым на гибель. Христианин считает, что ужасен, скорее, Бог – Его нужно бояться, перед Ним нужно трепетать, потому что Он необъясним и превосходит человеческие масштабы. Что до гибели, то зло, конечно, обречено, однако пока оно больше добра, и это естественно, учитывая усилия, которые вложены людьми в поддержание зла. Так что христианин больше думает о своей гибели, чтобы не была докукой людям, а была «мирной», ради мира и в мире, а ещё более – о том, что Христос погиб. Да, воскрес, конечно, но ведь сперва погиб, и воскресение не уничтожает Крест, а преображает.
Романтик жаждет чуда, потому что убеждён в бесполезности работы – верующий знает, что настоящая работа и есть чудо, и что Господь исцелял больных не для того, чтобы те отправлялись в турпоходы, а чтобы работали – кто политиком, кто крестьянином, кто руководителем тургрупп, но именно работали, а отдыхали, когда есть потребность и возможность, работали и отдыхали не ради счастья на чужбине, а ради соучастия в родной вечности Царства Божия.
*
Фредерик Бегбедер, сочинитель рекламных лозунгов и легковесных романов, сказал, что Евангелие стоило бы начать как роман о Джеймсе Бонде: "Здравствуйте. Меня зовут Христос. Иисус Христос" ("Я верую..., 168).
Благость благовестия именно в том, что Иисус спрашивает, как люди предпочитают Его называть, а не сует под нос людям паспорт о божественности. Джеймс Бонд имел лицензию на убийство людей, Иисус Христос - на воскресение людей.
Бегбедер хвалил Иисуса за яркие девизы: "Любите врагов", за "простой и мощный логотип" - крест. Вот и миллиард последователей. Однако, заметим, прибыль "корпорации Церкви" - если считать в процентах от затраченных усилий - меньше, чем у чистильщика обуви. Когда циник хвалит Бога, басня от смеха выворачивается изнанку: моська облаивает слона восторженно.
*
Я не могу согласиться с советом: если христианину тяжело читать Евангелие, пусть читает пересказы Евангелия. Если человеку тяжело читать Евангелие - пусть подождёт называть себя христианином. Можно прийти к Евангелию через Меня, но о вере можно говорить лишь после того, как само Евангелие "заговорит", "заиграет" для человека. Это - "минимум".
Чтобы расположить Евангелие на оси координат, где в точке А - собственная жизнь, а в точке Б - "Война и мир", нужно продлить саму линию к некоей точке А-штрих. Чтение Евангелие есть выныривание из собственной жизни как из романа, из чего-то сочинённого, в собственную жизнь как настоящую, реальную. "Всю ночь читал я Твой завет и как от обморока ожил" (Пастернак). Да, при этом оказывается, что "моя жизнь" - не вполне моя. "Моё" можно сказать лишь о чём-то не самом важном.
"Моё письмо" - да, это вполне моё и ничьё больше. "Мой грех" - увы, целиком и полностью, и всякие попытки представить мой грех не вполне моим лишь делают мой грех ещё больше моим (хотя, казалось бы, куда уж больше). "Моя жена" - уже "моя" лишь в очень поэтическом смысле, вообще же жена "моя" лишь в той степени, в какой я - "женин муж". И уж подавно "моя жизнь" (а жена, тоже ведь, если не "моя жизнь", то "жизнь моя") - "моя" лишь постольку, поскольку она мне вручена.
Если я жив сам по себе или в силу биологии, то "моя жизнь" - довольно куцее явление, столь мимолётное, что и упоминать о нём не стоит. Но если "моя жизнь" - это Божья вечность, упакованная в мой образ и подобие и вручённая мне навсегда, то дело другое. Евангелие и есть рассказ вовсе не о жизни Христа (о ней не сказано ничего, что было бы важно для биографии), а рассказ о "моей жизни", и чтение Евангелия есть выныривание из того сериала, которым является "текучка" повседневности, в "настоящую" мою жизнь.
Эти комментарии к Новому Завету организованы вокруг Евангелия от Матфея. Те эпизоды, которые есть у остальных евангелистов, я даю под текстами Мф. с указанием разночтений. Если эпизод есть только у Лк. и Мк., то отсылки даются от Мк. к тексту Лк.
Отсылки из параллельных мест выделены - цифра соответствующего стиха дана уменьшенным шрифтом.
Деление Евангелия на нумерованные кусочки - не столь просто, ведь в переводах на некоторые языки - например, французский или кхмерский - невозможно делить предложения так, как они делятся в латыни или на греческом.
Вообще уже иудеи делили ВЗ на части (“парашот”) - во всяком случае, такое деление зафиксировано в 5 в. после Р.Х. Может быть, Иисус в Мк 12, 26 имел в виду именно это деление - там, где в синодальном переводе дано "Бог при купине сказал" - в оригинале стоит: "Бог в повествовании о купине" или "в разделе о купине". В Ватиканском кодексе - греческий текст 4 в. - есть деление по смыслу. В Александринском кодексе 5 в. есть деление на “кефалайя” и “титлои”. В 6-7 вв. сложилась система деления на главы, видимо, в Северной Африке и Испании. В начале 11 в. была в Вульгате система деления на главы. Другая система - деление на “стихои” или “версы” (лат. “версус” - “ряд”) - деление на фиксированное число знаков в рукописной строке. К 10 в. в еврейском тексте установилось деление на “песуким”. Но все это были деления без нумерации. Деление на нумерованные главы вводит архиеп. Стефан Лэнгтон, в 1203-1207 гг.
Первое издание с нумерованными стихами - латинское 1509 г. Лефевра д’Этапля. В 1524 г. появляется первая еврейская Библия с делением на стихи, и итальянский доминиканец Санкт Паньини (1470-1541) переносит это деление в латинский текст и делит на стихи НЗ, помещая номера стихов на полях. Этот текст был издан в Лионе в 1528. Первое стандартное издание - Робер Этьен, 1551 (вскоре после своего переезда в Женеву). Это издание НЗ, и его же издание ВЗ, пронумерованное как и сегодня - 1555 г.
Не отражает ли нумерация стихов развитие мышления: цифра оказалась впереди слова, средством ориентации в слове? Не было ли это частью революции в психологии, совершавшейся в Европе в то время.
Здесь собраны тексты, написанные при самых разных обстоятельств. Много я писал для газет в первой половине 1990-х годов ("Куранты", "Свет Евангелия") - это в основном комментарии к воскресным чтениям. Есть тут и записи, делавшиеся в ходе участия в группах по чтению Евангелия. Но в основном это записи, сделанные прямо для интернета, поскольку с 2001 г. я делаю такие записи ежедневно. Со времени рукоположения в ноябре 2002 года я проповедую за каждой службой (только о Евангелии, не по темам посланий апостолов, не о святых или чем-то еще), и обычно записываю сказанное - конспективно, хотя мне кажется, что лучшая проповедь - та, которую нельзя записать. Старые записи часто редактирую.Указатель чужих комментариев (проповеди и пр.) к событиям евангельской истории.
Отзыв о статье Туваля об Иисусе, 2010.
*
Немецкие библеисты. "Ранняя христианская литература проявляет незначительный интерес к историческому образу Иисуса. Само собой разумеется, в четырёх Евангелиях он упомянут" ("Хроника христианства". С. 15).
Упомянут!!!! Это осёл в Евангелиях - упомянут, а Иисус...
Иисус на осле - чудо, ослы на Иисусе - норма...
Жена предложила переделать известную полвека назад песенку про макароны в: "Люблю я библеистов, Хоть говорят, они меня погубят...". Полить их дёгтем, посыпать перьями...
ПРЕДИСЛОВИЕ
Евангелие - не увлекательная книга. Увлечь может Тот, о Ком говорится в Евангелии и Кто говорит в Евангелии. Например, перед Вознесением Иисус сказал ученикам, что пошлет им "обетование Отца", облечет их "силою свыше" (Лк 24, 49). Апостолы не знали еще, что это за "обетование". Апостолы не пробовали еще "силы свыше". Апостолы тут же расстались с Иисусом. Тем не менее они "возвратились в Иерусалим с великою радостию" (Лк 24,52). Ясно, что их обрадовало то, кем и как было сказано, а не что.
Евангельское "что" без евангельского "кто" неинтересно. Первый раз я прочел Евангелие шестнадцать лет, когда книга эта была полузапрещенной; мне ее выдали "по знакомству" в библиотеке Института истории. Казалось бы, запретный плод должен быть сладок. Нет, Евангелие показалось скучным, и я запомнил только рассказ про то, как во время проповеди апостола Павла один слушатель заснул и вывалился в окно. Павел его воскресил, но всё же как забавно: сперва произнести такую скучную проповедь, что человек помирает, а потом его же и воскресить. Стоило ли проповедовать?
Однако, смерть от проповеди - один из редчайших видов смерти. Юноша умер бы и без проповеди Павла. Евангелие всё-таки помогает не умереть. Правда, Иоанн Златоуст свой комментарий на Евангелие от Матфея начинает заявлением как минимум занимательным, а как максимум - нахальным: "По-настоящему нам не следовало бы иметь и нужды в помощи Писания". Нормальный человек обходится без книжки. Правы те, кто отвергает Церковь, обряды, духовенство и т.п. и т.д. как неуместный в духовной жизни формализм. Ной и Авраам, Иов и Моисей, замечает Златоуст, беседовали с Богом напрямую.
Закавыка в том, что жизнь человека не слишком духовна. По Сеньке и шапка. Ангелы обходятся без кадил, Адам с Евой до грехопадения обходились без Библии. По нашей духовности - Евангелие, кадила, иконы. Конечно, плохо, что Библия есть результат грехопадения, но, с другой стороны, было бы хуже, если бы она была его причиной или хотя бы поводом. Такое случалось и случается: Библией оправдывают преступления вплоть до убийства человека. Это вызывает естественное желание засунуть Библию подальше. Но виновата не Библия, а те, кто использует Библию не по назначению, кто костылем пользуется не для ходьбы, а чтобы мешать ходьбе ближнего.
Тот же Златоуст утверждал, что Евангелие есть боевик (он формулировал эту мысль как-то иначе, но смысл тот - поверьте или перечитайте Златоуст). Все боевики воспроизводят евангельскую идею: добро сражается со злом и его побеждает. Но почему Евангелие не так интересно как боевики? Не вовсе неинтересно (кому-то и боевики скучны), а интересно иначе? Евангелие должно быть интересно до безумия, ведь оно есть мечта кинорежиссера, есть интерактивное кино, дающее зрителю (читателю) возможность участвовать в происходящем перед ним. Бог борется с дьяволом, а ты не просто смотришь, а участвуешь в этой борьбе, и от тебя зависит ее исход. Интересно?
Интересно-то интересно, да только в отличие от кино, Евангелие не по моему желанию запускается, и борьба идет всерьез, а не понарошку. Боевик хорошо на экране, а в жизни боевик в высшей степени неинтересен вплоть до омерзения. Интересно читать об Анне Карениной, но быть ее мужем неинтересно. Так и Евангелие: удивительно не то, что оно не очень интересно, удивительно то, что оно хоть сколько-нибудь интересно, хотя вовлекает нас в историю - священную, но все-таки историю. Может быть, увлекательно не Евангелие как текст, а Христос, Который одновременно и автор, и персонаж Евангелия. Он - увлекает, и как в Евангелии, так и в комментариях к Евангелию меня увлекает то, что напоминает прикосновение руки Христа к моему плечу - все неожиданное, то, до чего бы я сам никогда не додумался. Иногда это неожиданное приходит мне прямо в голову, чаще я его где-то прочитываю. Вот из таких неожиданностей я и составляю свои комментарии к Евангелию.
*
“Евангелие” — слово, образованное от двух греческих слов, которые и порознь часто звучат в русских словах. “Ев” — означает “благой” (и встречается в имени “Ев-доким”, в словах “Ев-харистия”). “Ангел” — “весть” (и слово “ангел” означает “вестник”). “Евангелие” — “Благовестие”.
Само слово “Евангелие” теперь имеет два смысла. Это и весть о том, что Иисус есть Христос, это и книги, рассказывающие о Христе. Поэтому одно из Евангелий начинается так: “От Марка святое благовествование. Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия”. “Евангелие от Марка”, “благовествование от Марка” — это книга, написанная Марком и повествующая о благой вести о Христа.
Сам евангелист (то есть, “благовестник”) Марк считал, что “началом благой вести об Иисусе Христе ... был Иоанн”, первым возвестивший людям о приходе в мир Спасителя. Но Иоанн лишь говорил, но не писал о Христе.
Евангелие как весть о Христе — одно, но Евангелий как книг, рассказывающих о Христе, невероятно много. В наши дни слово “Евангелие” означает не всякую книгу, в которой описывается жизнь Иисуса, а книги древние и особо авторитетные, из которых берут свои сведения авторы всех прочих биографий Христа. Таких Евангелий насчитывают четыре и называют их именами их авторов: Евангелие Матфея (или “Евангелие от Матфея”), Марка, Луки, Иоанна. Эти евангелия обычно и печатают вместе, но книга, где напечатаны четыре евангелия, всё же называется просто Евангелие (лишь на славянском используют выражение “Четвероевангелие”). Эти четыре Евангелия печатаются и в составе Библии, и отдельно.
Чем более знаменит человек, тем больше пишут о нём не только правды, но и вымысла. Христос — самая знаменитая личность во многих странах, и лгали ли о Нём много. Были люди, которые вообще отрицали Его существование и заявляли, что все рассказы о Христе — вымысел. Есть книги, в которых Христу приписываются чудеса и речи, не упоминаемые в Библии. Сочиняли рассказы о том, что Иисус вовсе не умер на кресте, но лишь потерял сознание, а потом выздоровел, покинул Палестину и умер в старости на чужбине — в Индии или даже в Японии (где по сей день показывают “могилу Христа”). Можно ли разобраться, где правда, а где вымысел?
Историки считают, что можно. На протяжении нескольких веков они изучали различные Евангелия, сравнивали их с другими документами, с древними летописями, с археологическими находками. Совершенно точно установлено, что Евангелия Матфея, Марка, Луки, Иоанна написаны в 1 веке нашей эры. Со 2 века на основе этих Евангелий стали сочинять другие, искажая или дополняя древнейшие рассказы о Христе. Тогда же были сочинены документы, приписывавшиеся знаменитым героям Евангелия — например, письма Понтия Пилата.
В древности обычно первые записи даже о самых великих императорах, мыслителях, учёных появлялись через много десятилетий, а иногда и через века после их смерти. Подлинные записи не сохранялись, до нас дошли лишь очень поздние копии, которые могут быть искажены. Христос — исключение. Первые записи о Нём, о Его жизни, были сделаны еще при жизни Его ближайших учеников и с их слов. В Египте при раскопках нашли отрывки из известных нам Евангелий, написанные уже во 2 веке, что подтверждает древность библейских повествований об Иисусе. Наука не отрицает достоверности евангельских рассказов о Христе. Как и богословы, учёные напоминают, что Евангелие не биография Иисуса, но проповедь о Нём, поэтому не надо искать в Евангелии биографической подробности и связности. Поэтому, к примеру, все четыре Евангелия почти ничего не рассказывают о первых тридцати годах жизни Иисуса и описывают лишь немногое из того, что Он делал и говорил на протяжении последних трёх лет Своей жизни. Евангелисты знали о сочинениях друг друга, но не пытались избежать разногласий, не добивались максимальной точности в исторических деталях.
Многие места Евангелия искажались при переводах, некоторым словам Иисуса придавался новый смысл. Однако, в Евангелии есть своеобразный “запас прочности”: искажения деталей не искажают смысла Благовестия в целом. Это возможно, во-первых, поскольку главное в Евангелии сказано по несколько раз, разными словами, с разных точек зрения, во-вторых, потому что люди способны не только к ошибкам, но и к их исправлению.
Абсолютно точно Евангелие в одном: в свидетельстве о личности Христа и Его Воскресении. Евангелисты прекрасно понимали, что Воскресение — чудо. Они подчеркивали, что никто не видел самого Воскресения, что с первого же дня, когда стало известно, что тело Иисуса исчезло из гробницы, появились люди, утверждавшие, что тело было украдено. Доверять Евангелию как рассказу о рождении, жизни, проповеди Христа — это решает наука, которая теперь существования Христа и высокой точности евангельских о Нём рассказов не отрицает. Чудесное в жизни Иисуса Евангелие называет чудом, чем-то, что выходит за пределы человеческих знаний, и не может быть ни подтверждено, ни отвергнуто наукой, во что можно лишь верить — или не верить.
*
Коммерция есть победа над крестьянской мудростью: "Овес к лошади не ходит". Рекламный агент помогает купцу приделать овсу ноги. Промышленный переворот начинался в мозгах не инженеров, а торговцев: производить больше товара потребовалось лишь после того, как появилось искусство навязывать больше покупок, чем потянет кошелек и вместит изба. С тех пор и доныне искусство продавать есть искусство убеждать. Верх этого искусства: убедить покупать то, без чего нельзя прожить, нельзя прожить настолько, что это и так есть. Продать эскимосу холодильник - примитив; продать ему льдину - вот высший пилотаж рекламы.
Однако все идеалы рекламы - плагиат. Реклама выше крестьянской мудрости потому, что подражает мудрости христианской. Первые рекламные агенты: апостолы Иисуса Христа. Коммивояжеры девятнадцатого века подражали ухваткам и напору своих современников - миссионеров. Бальзак прямо назвал рекламного агента - "неверующим священнослужителем" (СС, том 6, стр. 186). Большинство современных рекламных агентов в России подражает своим современникам - большинству православных священников: те и другие считают, что к ценностям должны приходить. Плохой священник считает достаточным восстановить храм; плохой рекламный агент считает достаточным указать адрес рекламируемой фирмы. Оба думают, что "хороший товар сам себя хвалит". Для верующего это особенно опасно. Ведь если человек не считает нужным восхвалять Бога перед людьми, вряд ли он станет славить Его и наедине. Плохой комми и плохой христианин сидят в своей самоуверенности как в луже; один ждет второго пришествия Спасителя, другой - пришествия покупателя. Оба дождутся Страшного Суда: один - духовного, другой - торгового.
Рекламные агенты нужны, потому что мы ленивы. Апостолы нужны, потому что мы трусливы. Бога нужно рекламировать, потому что Он - важнее всего на свете, потому без Него не прожить, и потому люди, оберегая свою свободу, сопротивляются Ему. Так эскимос-богоборец поклянется не прикасаться ко льду. Одному рыбаку-полинезийцу жрец запретил касаться воды: и если наша религия - религия слепоты и эгоизма, она удерживает нас от источника веры - Бога. Мы словно соревнуемся друг с другом: кто дольше и лучше проживет без Бога. Так дети соревнуются: кто дольше обойдется без воздуха; кто дольше не моргнет.
Даже те, кому не понятны слова "грех" и "Бог", подсознательно боится приближаться к Богу из-за своих грехов. Сознательно этот страх выражается по Фрейду - случайными, обманчивыми символами. Кто ссылается на сотрудничество иерархов с КГБ, кто - на нехватку времени, кто - на непонятный язык и заунывную музыку богослужения. Знайте: это все лишь предлоги, чтобы не ходить на Суд Божий. Знайте и другое - Бог не ждет Вас и не надеется, что Вы к Нему придете. Бог пришел к Вам - и был убит, и воскрес и сегодня Он рядом с Вами. Он простил собственную смерть - и победил ее. Он готов простить Ваши грехи - и победить Вашу смерть. Но без Вашего согласия Он не сделает ничего: настоящие ценности приходят к Вам, но Вам не навязываются. Бог даже не навязывает Своего Присутствия: Вы можете в упор не замечать Его. И первая степень Вашей свободы: поверить и осознать - Бог есть, Он жив, Он смотрит на Вас.
Люди долго рекламировали - восхваляли - Бога. Он и Царь, и Отец, и Воитель, и Судия. Много было сказано красивых и абсолютно правильных слов. Много было услышано Откровений Бога о Самом Себе, о спасении мира, о том, что это спасение осуществится не "вообще", а через Спасителя. Который, естественно, ожидался в виде Царя и Судьи, с огнем и мечом.
Но было в такой рекламе Бога лукавство: ибо Бог сравнивался с Богом. Потому что в древнем мире - а к сожалению, и в нынешнем - и отцы, и цари, и судьи, и генералы считались по чину полубогами. Или даже - в наиболее простодушных из лукавых культур - прямо богами. Отец - бог для своих детей, всемогущий и карающий, царь - отец народу, полководцы - отцы солдатам. Из безусловно верного утверждения: "Бог - начальник Жизни" (то есть, ее начало) делался вывод: "Всякий начальник - бог". Так к начальству и относились. И выражение "Бог - Царь" это "масло масляное", это сокращенная формула: "Бог есть Царь, а царь есть Бог". Так что сказано всего навсегда, что Бог есть Бог.
Бог не "явился", не "пришел" на Землю. Он на земле родился. Бог оказался не Царем, не Судией, не Взбранным Воеводою - а человеком по имени Иисус. За что его и распяли люди, о которых мягче всего можно сказать, что у них не хватило воображения. На самом деле, у них не хватило веры. Веры в Бога - в Его всемогущество, в то, что Его хватит на все, даже на то, чтобы стать человеком. А главное - веры в человека, в то, что стать человеком означает спасение.
Когда рекламируют автомобиль, не показывают обшарпанные чудища, укатанные жизнью - показывают блестящие образцы. Вы хотите рекламировать человека? Поглядите на Христа! Покажите Его!! Вот оно - спасение: не царем, не судьей, не генералом, а обычным человеком - лишенным каких-либо постов, званий и вообще всего лишенным, даже греха, так что обнажилось, что есть собственно человеческое в человеке - предпочел стать Творец мира. И с момент Его рождения в Вифлееме начинается новый отсчет времени: времени, отпущенного человеку, чтобы родиться в Боге.
Рекламщики иногда запускают рекламу в два этапа: сперва загадку (изображение бабочек с подписью "Из тени в свет перелетая"), потом разгадку - мол, несите деньги из тени матраса в свет нашего банка. Кстати, не самая действенная реклама: слишком многие люди не могут уловить связи между двумя лозунгами, особенно, если интервал великоват. Не так ли вышло и с Ветхим Заветом и Новым...
Музиль писал об эзотерической литературе, что это это "книги, где нельзя переставить ни одного слова, не нарушив тайного смысла, осторожное, внимательное взвешивание каждого слова в поисках его смысла и двоякого смысла".
Евангелие не только не таково, оно прямо противоположно. В нем все слова взвешены, найдены лёгкими и с лёгкостью распределены в замечательное словесное украшение на абсолютно несловесной реальности Воскресения.
ПРОТИВОРЕЧИЯ ЕВАНГЕЛИЙ
Для тех людей, которые жаждут найти в Евангелии смысл помимо прямого евангельского смысла любое противоречие, недомолвка, умолчание в Евангелии важны необычайно. Евангелие ничего не говорит о детстве Иисуса? Значит, именно в детстве разгадка - Иисус был в Индии (на Тибете, у ацтеков, в Эфиопии - выбор велик) и там научился чему-то очень важному, что передал лишь избранным. Евангелие ничего не говорит о том, чему учил Иисус между Воскресением и Вознесением? Значит, именно тогда Он и проповедовал самое важное!
Евангелие при этом оказывается ширмой, за которой скрываются живые люди: они высовывают руки с куклами, куклы что-то говорят, но главное-то, настоящее - это кукольники. Главное - не смотреть за спектаклем, а попытаться проникнуть за кулисы.
Какое же разочарование ждёт провинциала (опытый театрал будет избегать заглядывать за кулисы). Актёры окажутся людьми без каких-либо оригинальных не только убеждений, но даже и чувств, они окажутся куклами, а не кукловодами. Да и режиссёр, и автор пьесы, если случится вдруг с ними общаться - как же далеки они от того, через кого в мир пришёл яркий образ, чудный спектакль. "Пока не требует поэта...". К евангелистам это тоже относилось, конечно.
Многие из таких поклонников закулисья полагают, что важнее всех апостолов - Мария Магдалина, что важнее Нагорной Проповеди - то, что было сказано после Воскресения и не записано в канонических евангелиях. Такие люди либо сами выдумывают то, что "самое главное", либо ищут какие-то зацепочки в древних рукописях. И ещё хорошо, если человек выбирает действительно древнее и близкое к Иисусу Евангелие Фомы, а могут выбрать и какую-нибудь средневековую фальшивку - пусть на тысячу лет позже, зато "сохранило".
Такой метод подобен змее, пожирающей собственную голову (не хвост!), потому что он начинает с обращения к Иисусу как религиозному гению, доказательством гениальности которого служит Евангелие, а заканчивают утверждением, что Евангелие - ничто, Нагорная проповедь - прикрытие, "Отче наш" - банальность, а главное - именно то, о чем евангельский Иисус никогда не говорил, или то, что кое-как можно обосновать на толковании вырванных из контекста слов.
Самый яркий пример - якобы Иисус пришёл проповедовать переселение душ, но - как самое главное - Он это замаскировал и проявил только, когда сравнил Предтечу с пророком Илиёй. Пример намного более тонкий: якобы Иисус был сторонником некоего учения о многомерности мира, своеобразного гностицизма или каббалы, и под "Царством" имел в виду некую духовную реальность, открывающуюся посвящённым (см. материалы Александра Логинова, сайт www.arete.narod.ru, 2005). Высшее учение Иисуса оказывается в отрицании телесного воскресения. Так что самая главная тайна, которую таили верующие в воскресение - что воскресения не было и, главное, его и не нужно. Самое главное, самое засекреченное - что Иисус проповедовал отвержение "несовершенного Творца". Так что самая главное, что хотел сказать Иисус - Которого любят за то, что Он любил Творца, молился Творцу, проповедовал Творца - это то, что Творец плох и не следует Его любить и Ему молиться.
Если бы противники воскресения и единства Творца просто вышли бы и стали проповедовать свои взгляды - никто бы (почти) их и слушать не стал. Главное же - человек, робеющий перед авторитетом, не в силах просто встать и отвергуть Христа. Такой человек подымается и говорит, что главное в христианстве - это антихристианство. Использовать авторитет Христа, чтобы опровергнуть Христа, задействовать авторитет Евангелия, чтобы доказать неверность Евангелия, - не слишком прямой путь к Истине.
Противоречия евангелистов - это противоречия между разными людьми, у которых разная память, разные источники сведений. Иногда это противоречия в отдельно взятой голове, противоречия от желания сохранить любую деталь - и ту, в которой уверен, и ту, которая кажется сомнительной, и ту, которой сам был свидетелем, и ту, которую, кажется, слышал от другого. Желание естественное, когда речь идёт о деталях самого важного события в твоей жизни. Это рациональные противоречия, противоречия внутри определённого романа, это опечатки в книге.
Такие противоречия не портят Евангелия. Это не противоречия иррациональные, которые слишком часто в человеческом существе. Это не противоречия, вызванные трусостью (обычно неосознанной), незрелостью, замкнутостью и нежеланием выслушать другого. Роман с опечатками всё-таки роман, а вот сочинение, в котором безо всякой логики, хотя бы постмодернистской, перепутаны три романных сюжета, где пьеса переходит в набор нот, а те - в ресторанное меню, из которого делается увесистый социологический вывод, - вот такое сочинение есть противоречие капитальное. Хотя подкопаться под него трудно, ибо нельзя логически опровергнуть то, что основано на эмоции, а не на логике.
Можно признать, что евангелисты противоречат друг другу, что мы не знаем точно, как поступили мироносицы, рассказали они ученикам о Воскресении или постеснялись. Но никак нельзя признать, что из евангельских противоречий следует, будто Иисус не воскресал, умер и просил - умерший - передать ученикам, что Бога нет. Подлинно неверующий человек не основывает своё неверие на "противоречиях" Евангелия, как антисемит основывается не на том, что стоматолог картавит.
Бывают критики Евангелия, которые полагают, что древние евреи говорили на древнееврейском. Понять их можно, можно умилиться их детской наивности. Но, конечно, не стоит им доверять. Иисус благословил детей на рост, на прихождение к Нему, а не на то, чтобы законсервироваться и оставаться детьми. Детская наивность обычно жестока - в отличие от наивности взрослого человека, которая обычно результат достаточно сознательного выбора. Правда, поскольку сил у ребёнка немного, урон от его жестокости не велик. Можно потребовать от ребёнка, чтобы он помолчал, нельзя требовать от ребёнка, чтобы он прочел курс по истории Евангелия. От взрослого нельзя требовать молчания, но вот чтения - можно. Сил у взрослого побольше.
Если у взрослого человека недостаточно сил, чтобы почитать серьёзную книгу, то у него должно не хватать сил и на то, чтобы учить других. Но очень часто силы есть: проповедуют, поучают направо и налево, а как самому поучиться - так сразу силы куда-то пропадают. Многие люди отвергают Евангелия из-за противоречий в тексте, а на все призывы познакомиться с возможными объяснениями этих противоречий отвечают отказом: нет-де времени. Что ж, бывает недобросовестность и фанатизм в неверии, как бывают они и в вере. Спорить с атеистом, который не желает спорить, читать, слушать - бесполезно. К счастью, бывают вменяемые атеисты. К несчастью, они в меньшинстве - еще одно следствие грехопадения.
Четыре евангелиста - четыре разные начала. Евангелист Марк прямо обращается к этому слову, для него "начало" - это Иоанн. Для Луки - даже родители Иоанна. Впрочем, в культуре известнее (и выскочило за пределы христианства) слова четвертого евангелиста: "В начале было слово". Это и логичнее. Но варианты "синоптиков" не случайны, только логика другая. Иоанн смотрит снизу, они - сверху. Бог сам согласен считать, что начало - не в Нем. Начало - Предтеча, Адам, в общем - люди. Важно, что из этого начала ничего не следует в принудительном порядке. Предтеча не мог бы кого-либо уполномочить стать Христом. Христос мог и не придти (как может не приходить благодать к человеку, который уже начал её просить). Этим согласием считать Иоанна началом Мк отличен от Мф и Лк (и более похож на Ио), которые начинают с Рождества. Примечательно, однако, что Мф и Лк не называют то, что происходит до проповеди Иоанна началом Евангелия. Это родословие Иисуса, это детство Иисуса, но это ещё не Евангелие, хотя Иисус уже (всегда) был Сыном Божиим. Евангелие начинается и не тогда, когда Иисус выходит на проповедь. Евангелие начинается с Предтечи. Рождество и прочее, при всём их величии - не начало Евангелия. Как, впрочем, и Иоаннов пролог - "В начале было Слово". То "начало" - не Евангелия, а Творения.
До нашего обращения были наши усилия, наш поиск, и Господь считает их началом, не надо их презирать у себя (и других!). Однако подлинно началом наше усилие становится, когда оно сознаёт себя всего лишь началом - как Иоанн велик тем, что сознавал себя малым, всего лишь Предтечей. Спор о первичности нашего порыва к Богу или порыва благодати в нас разрешается взглядом на Иоанна: он - шафер, друг Жениха. Без Предтечи пришёл бы Иисус? Мы не знаем. Может быть. Но уж понятно, что на свадьбе шафер всё же не самое главное лицо, и что брак начинается с Жениха.
Немножко о названии. "Новый Завет" - это слова из Мф. 26, 28. Когда Иисус говорит о "новом завете", Он наверное вспоминал слова пророка Иеремии, описывающие светлое будущее: "Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет" (Иер. 31, 31).
Причем основной признак "нового завета" по Иеремии такой, что Церковь не очень под него подпадает: "И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: "познайте Господа", ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более" (31, 34).
Впрочем, христиане иногда уверяют, что учат не "брат брата", а "отец чада". Конечно, это лукавая уловка. Что ж, Царство Божие приблизилось, но еще не явлено во всей силе. Тем не менее, там, где люди перестают друг друга учить не от лени, презрения или равнодушия, а от мощи пребывания в Истине, там Царство Божие есть. "Новый Завет" - это не то, что до проповеди во всех концах земли, а то, что после.
К счастью, любой человек может в любое мгновение получить того Духа, Который освобождает от тьмы незнания - и уже не надо ни у кого учиться, и не можешь, и не хочешь никого учить, ибо один Дух Божий учит. Гордыня есть стремление поучать, заменяя собой Духа, ложное смирение - стремление поучаться, подменяя Духа человеком, убегание от ответственности.
Кстати, "от противного" Иеремия описывает новый завет как раз связи поколений: "В те дни уже не будут говорить: "отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина", но каждый будет умирать за свое собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет" (31, 29-30).
Именно поэтому Новый Завет - не учебник. Если нет Духа Святого, нет благодати, то Новый Завет ничему не научит, скорее сделает Христа противным. Можно и не читать Новый Завет - книгу, и у первых христиан книги-то не было. А Дух Божий был - и они были вполне в Новом Завете. Тем не менее, Новый Завет как книга появился не случайно, не от желания поучать. Это - знак Нового Завета как благодати, это напоминание себе о пережитом. Человек не может все время быть на высоте Духа Божия. И когда человек возвращается в быт, записанный опыт пребывания в Духе помогает не потерять веру, не забыть.
Золотоискатель, описанный Джек Лондоном, искал основную жилу, пробивая шурфы так, чтобы они образовывали две постепенно сходящиеся линии, наподобие летящей клиной птичьей стаи. Христианин, проверяя свою верность Христу, тоже прибегает к двум если не противоположным, то далеко отстоящим друг от друга критериям: сочтут ли его поступок добрым святые, предстоящие у престола Христа; сочтут ли его поступок разумным ученые, стоящие у лабораторного стола. Святые и ученые вовсе не вглядываются напряженно в мою жизнь, как и мне не следует вглядываться в чужую, у них есть свое дело, но вот отвлекшись от него, но не отвлекаясь от духа, в котором они работают, кивнут ли они одобрительно или удивленно поднимут брови?
Конечно, в Евангелии есть ошибки. Чепмен (D.Chapman, NTA, 40-181): в Мк Галилейское озеро оказалось среди Декаполиса, но это лишь показывает, что автор воспринимал мир по-крестьянски, очень эгоцентрично, пластично, без той аккуратной масштабированности, которая характерна для людей 20 века. Так ведь истинно Евангелие, а не евангелист. И большинство трудностей в вере именно от того, что путают одно с другим.
Переводы
Переводчики Евангелия постоянно сталкиваются с проблемой передачи имен собственных. Рейлинг (2000, c. 24) отмечает, что народ шипибо сперва записывал имена в соответствии с их звучанием на испанском, а потом, освободившись от власти колонизаторов, - стали писать имя "Иисуса" так, как было естественно произносить на родном языке. Напротив, арабы сперва писали имена так, как сами произносили - "Иса", а по мере расширения контактов с внешним миром стали писать "Иисус". Человек готов поступиться свободой, привычкой, да все пожертвует - но только свободно, а под давлением любой мусор спрессовывается крепче цемента - как было с почитанием имени "Исус" у старообрядцев.
Совместное изучение Евангелия
Начиная с 1985 года и до 2002 г. я провёл, кажется, шесть групп через обсуждение Евангелие от Марка. Попутно я делал заметки, на основе которых сделаны многие записи на этом сайте. Таков был обычай, установленный отцом Александром Менем: собираться в малые группы для совместного чтения Писания и молитвы. Исток этого обычая — практика католиков в Латинской Америке в 1960-е годы, о которой узнал о. Александр. Позднее, правда, выяснилось, что католическая практика сама заимствована у протестантов. Но тем лучше для протестантов, коли у них есть нечто, достойное заимствования и католиками, и православными.
Отец Александр Мень и некоторые из его учеников имели в виду, что подобные группы должны быть постоянными, что членство в одной из таких групп крайне желательно для нормальной духовной жизни. До предела этот принцип довёл один московский священник, который наименовал эти группы и их собрания “агапами” (ориентируясь на древнехристианский обычай, а не на современное значение этого слова во французском языке — “весёлая дружеская пирушка”) и сделав участие в какой-либо агапе просто обязательным, по крайней мере, в том отношении, что человек, отказывающийся от такового, будет чувствовать себя морально весьма неуютно, нарушителем неписаной традиции, подкреплённой авторитетом руководителя прихода и общецерковной традиции. Разумеется, никакая общецерковная традиция тут ни при чем, но так уж повелось в православной Церкви, что каждый священник свои придумки вынужден (чтобы не съели) выдавать за святоотеческое и апостольское установление, по возможности освящённое ещё и авторитетом Типикона, Стоглава, Собора 1917 года и мнениями мучеников, от большевиков пострадавших.
Я думаю, что практика “малых групп” должна заведомо объявляться вспомогательной и необязательной. Человек должен сохранять совершенную свободу выбора, то есть, не бояться, что отказ от участия в группе наносит ущерб его духовной жизни. Правда, такой отказ может нанести некоторый ущерб, но не невосполнимый и ужасный. Участие в группе кому-то, возможно, может быть противопоказано, хотя пока неясно, кому.
Свободное отношение к участию в группе подразумевает, что группа заранее объявляется собранной на строго определённый срок. Цель встреч — не организация общины или братства (таковая организация должна происходить на совершенно иных основаниях), но лишь помощь друг другу в возрастании во Христе. Чтение Библии ради лучшего понимания основанной на Библии веры. Это учебный курс.
Разумеется, как и всякий учебный курс, этот нуждается в лидере — который бы, во-первых, вдохновлял людей и умерял вдохновленных не теми духами, во-вторых, знал бы заранее, о чём пойдёт речь, знал бы Библию лучше прочих (что не означает блестящего знания).
По моему опыту, таким группам хорошо жить не более семи лет. Они могут просуществовать четыре года и исчерпать себя. Человек должен иметь возможность в любой момент покинуть группу (впрочем, он должен чувствовать, что может спокойно вернуться и после любого перерыва и будет принят без упрёков и нравоучений о верности). Такая группа есть, собственно, продолжении катехизации. Последовательность материала для занятий может быть следующая: Евангелие от Марка — Послание к Римлянам (или 1 Коринфянам) — Евангелие от Иоанна (не менее двух лет) — Псалмы, или Исайя. Изучение Ветхого завета наиболее зависит от выбора членов группы и должно быть уже не столько обучением, сколько самостоятельной работой всех, показывающей, что люди понимают смысл Библии в целом и могут поэтому разглядеть Новый Завет в Ветхом.
Насколько я знаю, различные лидеры по-разному ведут такие встречи. Некоторые ведут их как лектора. Я считаю, что цель встреч — научить, то есть, сделать самостоятельно двигающимися и размышляющими. Поэтому встречи должны развиваться от монолога (с вызывающими на размышления вопросами) до беседы равных между собою. Мне не всегда удавалось добиться такого результата, но несколько раз удавалось.
Некоторые группы совмещают встречу с трапезой в обрядовом порядке (пьют чашу вина, с молитвой пуская её по кругу). Некоторые после обсуждения молятся по очереди — кто сколько захочет. Я выбрал средний вариант — вместо вина (которое в России есть соблазн) зажигается свеча и передаётся по кругу. Получивший её либо молится вслух, либо передаёт свечу соседу, что, впрочем, я считаю просто безмолвной молитвой. Так человек видит, когда его очередь, знает, что свободен что-то сказать или промолчать.
Приток новых членов в группу я считал ненужным ограничивать вообще, ни регулировать какими-либо рекомендациями и испытательным сроком. Ведь речь идёт не о братстве, не о “ячейке прихода”, и в группу могут ходить хоть неверующие, хоть члены разных приходов. Если кто-то считает нужным строить свой приход из ячеек, это его личное решение, не имеющее, по-моему, основания на церковной традиции и ограничивающее состав прихода очень узким набором психологических типов. Но, разумеется, все приходящие должны знать правила встреч, и уж дело лидера обеспечить выполнение этих правил и придерживать слишком разговорчивых.
Разумеется, большинству людей трудно присоединиться к группе, которая встречается уже два-три года. Однако, по-моему наблюдению, такое подключение всё же возможно; происходит словно некоторое подсознательное навёрстывание. Важно, чтобы в группе было некоторое ядро — может быть, два или три человека. Максимальный размер встреч — двенадцать человек, желательная частота — три раза в месяц (одна неделя —каникулы). Ещё раз подчеркну, что встречи раз в месяц двадцати — тридцати человек это уже совсем другая история, совсем другой жанр, судить о котором не мне.
Правила встреч просты:
1. Не перебивать друг друга.
2. Не вступать в спор, не говорить: “Ты ошибаешься”, не говорить даже “я думаю иначе”. Просто говорить: “Я думаю...”. Отвыкнуть избирать другого в качестве точки отсчёта.
3. В завершающей молитве постараться как-то сформулировать то главное, что почерпнуто из обсуждения, увязав с насущными потребностями.
4. При подготовке (если кто готовится) сперва просто прочитать и подумать, а потом уже обращаться к комментарию.
Ведущий должен помнить: неопытность уравновешивается количеством. Чем меньше людей, тем легче каждому предоставить возможность высказаться, вести семинар, если же число людей превышает 5-6 человек, приходится не столько руководить обсуждением, сколько говорить самому. В зале, где сидят триста человек, обсуждение невозможно в принципе. Правда, надо помнить оговорку: тут многое зависит от неопытности участников. Если люди уже привыкли слушать другого, то и в группе в двадцать человек возможно коллективное обсуждение, а не лекция. Авторитаризм неизбежен там, где нет привычки к демократии. Не умеешь слушать другого, не будут слушать тебя, заставят быть слушателем.
Еще один принцип: количество читаемого прямо пропорционально количеству читателей. Чем больше участников, тем больший текст можно прочесть. Во-первых, потому что лекцию легче строить на большом материале, описывая стратегию повествования, а не тактику отдельного эпизода. Во-вторых, в большом тексте много идей, больше шансов, что каждый из слушателей выберет себе наиболее актуальное для себя, меньше будет столкновений, чем если обдумывать один эпизод.
И, конечно, надо помнить, что все комментарии к Писанию, взятые вместе, настолько же легче Писания, насколько бабочка, севшая на штангу, легче штанги.
1994, 2002
* * *
Исп.: The Origin of Jesus Christ: Matthew 1:1-25 by Herman C. Waetjen, professor emeritus of New Testament at San Francisco Theological Seminary and the Graduate Theological Union in Berkeley, California. He received his doctorate from the University of Tuebingen. He is ordained in the ministry of the United Presbyterian Church in the U.S.A. His writings include The Origin and Destiny of Humanness: An Interpretation of the Gospel According to Matthew (Omega Books 1978), and The Reordering of Power: A Sociopolitical Reading of Mark's Gospel (Fortress Press 1989). http://www.religion-online.org/cgi-bin/relsearchd.dll?action=showitem&id=33, XI.2000.
