Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

ПРОКЛЯТИЯ

передача радио "Свобода", 23.5.1999,

"С христианской точки зрения"

Яков Кротов:

Этот выпуск нашей передачи будет посвящен проклятиям. Не тому, чтобы осыпать проклятиями всех и вся, как это часто делала христианская церковь на протяжении двух тысячелетий своей истории. Но давайте попробуем разобраться - что такое проклятие. Откуда эта беда на нашу голову, а главное - на голову наших ближних? Проклятие сейчас устойчиво ассоциируется с церковной историей. И действительно, в России, в Западной Европе проклятия произносились в основном представителями церкви. Сегодня мы живем в секулярном, неверующем мире, в том числе и в России. Большинство людей редко вспоминают о Христе, но очень часто мы вспоминаем, что такое проклятие. Потому что когда человек бессилен, когда кажется, что все прогнило - и политика, и семья, и культура, все развалилось, все заплесневело, и нет человека, на которого можно положиться, все предали и тогда хочется что? Проклясть всех и вся - чума на оба ваши дома. Правые и левые, верхние и нижние, образованные и необразованные, да будь оно все проклято!

И так рассуждают, так думают, что самое печальное, и так чувствуют, так говорят тысячи людей. Что же такое проклятие? Какова его функция в христианстве? И почему на протяжении тысячелетий церковь чаще произносила проклятия, чем благословения? Говорит Лука Алексей Гомульский, сотрудник католической благотворительной организации "Каритос" (напоминаю, в переводе это слово означает - "милосердие").

Алексей Гомульский:

Это язычество. Это элемент язычества. Что подразумевает собой проклятие - что я скажу, и так станет. Но это только у Бога слово становится плотью, слово становится делом, слово действует. Как, помните, в начале Евангелия от Иоанна - вначале было слово, слово было у Бога и Богом было слово. То есть Бог... каждая мысль у него - это сразу действие. Но это только у Бога, не у человека. И когда я приписываю такую мощь человеку, что он скажет проклятие и так станет, то это обожествление его, это пантеизм. Это чистой воды пантеизм. Это элементы не христианские, которые, конечно, прокрадываются и в христианство.

Яков Кротов:

И вот этим мне нравится католическая ипостась христианства - тем, что оно действительно очень спокойно, безэмоционально и все, казалось бы, прекрасно разъяснено: пережитки язычества, христианин не должен никого проклинать, должен быть спокоен. Только вот в чем беда: та же католическая церковь, как замечу, впрочем, и протестантские исповедания и православная церковь, - на протяжении тысячелетий отлучала и отлучала. Другое дело - как произносить проклятия. Когда русский православный человек хочет кого-нибудь проклясть, он это делает с сердцем, от души, с кровью. Можно проклинать на западный манер - спокойно, равнодушно, выдержанно, но тому, кого проклинают, легче ли от этого? Вспоминаются страшные средневековые сцены, когда осужденного на смерть Савонаролу, священника, предварительно лишили сана, отлучили от церкви, передавали в руки светской власти для сожжения уже в качестве язычника, и все это происходило очень величаво, спокойно. Взяли под белы ручки, возвели на эшафот и бритвами соскребли с кончиков пальцев кожу, потому что эта кожа прикасалась к святыне, ее сжигать нельзя. Вот соскребли, теперь пожалуйста - на костер. И все это, еще раз скажу, очень спокойно. Нет. Мне все-таки кажется, что проклинаем ли мы спокойно или взволнованно, это никоим образом не оправдывает проклятия и не утяжеляет их. И точно также только ли от язычества унаследовано проклятие как явление? И почему тогда многие христиане все равно проклинают?Я думаю, что проклятие основывается и на какой-то реальности, на какой-то мистической реальности, на силе слова, которая реально дана человеку. Проклятие - это суд над окружающими людьми, над всем, что происходит. Суд принадлежит Богу. Но человек похож на Бога. Он сотворен по образу Божию. И поэтому, с богословской точки зрения, у человека есть власть проклинать. Вот Бог на человека не похож, а человек на Бога похож. Отсюда растут проклятия, и прежде всего этот образ и подобие Божие в человеке проявляется во власти человека над своими собственными детьми. Обращаясь к истории мировых религий, к истории человеческой религиозности мы видим, что и благословение, и проклятие - это прежде всего своеобразный семейный феномен. Вся первая часть Ветхого Завета, рассказы о праотцах Аврааме, Исааке и Якове - это рассказы с невероятно плотно закрученной интригой, которая вся строится вокруг одного - кого благословит отец Иакова или Исава. Вот там 12 детей у Якова - кого он благословит? Это напоминает какие-то конские скачки. Современному человеку это даже не очень понятно, и тогда ускользает смысл повествования - а что, собственно, в этом благословении? Благословил одного, что - другому хуже? И точно так же родительское проклятие. Это оборотная сторона благословения. Хорошо это видно по-латыни, где благословение называется "бенедиктус", то есть благое слово, а проклятие "маледиктус", то есть злое слово. Злословие, проклятие и благословение. Родитель проклинает сына, проклинает ребенка, и это происходило сплошь и рядом, когда ребенок нарушает родительскую волю. Проклятие было своего рода главным оружием в управлении семьей. Почему? Реальна ли сила родительского проклятия, да и родительского благословения. о которых сейчас уже не модно вспоминать. Говорит Сергей Белов, пастор баптистской общины церкви "Надежда" в Москве.

Сергей Белов:

Сегодня очень сложно понять, что такое благословение родительское и родительское проклятие. К этой теме мало вообще кто обращается. Но это совсем не значит, что этого вопроса не существует. Действительно, существует родительское благословение и родительское проклятие. И те люди, молодые люди, которые не согласны с родителями, они потом пожнут. Пожнут в большей мере. И мы сегодня пожинаем. Пожинаем, может быть, в третьем, четвертом поколении такие вещи, что мы сегодня просто вообще... Мое полное убеждение, что сегодня наше общество полностью дезориентированно в вопросах эталонных понятий каких-то. Все настолько искажено, что сегодня понять, что такое хорошо, что такое плохо - просто невозможно. Сегодня вы затронули тему, которая чрезвычайно больная тема - это семья. Сегодня муж не знает, как относиться к своей жене. Он не знает. Все это превращено вообще в такое отвратительное, мерзкое, что-то пошлое, на уровне животного. Жена не знает, как уважать своего мужа. Муж не знает, как любить свою жену. Он не знает, что значит любить свою жену. Только идет речь все время о постели. А жена не знает, как уважать своего мужа, как его слушаться. Она не знает, за что его слушаться, он постоянно пьяный. Он деспот. И потом, когда встает вопрос каких-то глобальных, общих понятий благословения, там это все пшик. И если выстроить и все это поставить на правильное место, как должно быть, то тогда благословение и проклятие - это очень важные вещи.

Яков Кротов:

Конечно, родительское проклятие - это корень вообще представлений о проклятии и в древнем, и в современном мире, потому что семья - это действительно ячейка общества, а точнее ,это и есть само общество, и общество человек может только помыслить как одну большую семью. Поэтому и представление о Боге - это прежде всего представление о главе семьи. При матриархате, наверное, Бог воспринимался как мать, но нам это неизвестно, мы в основном при патриархате живем. И вот в Библии, начиная с первых же страниц, Бог рисуется в качестве отца, который способен дать благословение и способен проклясть. И, собственно, что такое завет? Это договор, но это договор, в котором предусмотрены, говоря теперешним языком, санкции. И эти санкции излагаются как благословение и как проклятие. Для того, кто соблюдает договор - благословение. Для того, кто нарушает договор - завет, проклятие. И завет Бога с Авраамом - это договор. Но вот здесь есть одна закавычка маленькая, потому что Бог является участником договора. Но какую санкцию можно применить к Богу, если он нарушит договор, если, скажем, исчезнут потомки Авраама, и если на Земле не останется верующих в Бога Авраама людей. Что делать с Богом, если он не даст иудеям обетованную землю? И тут выясняется, что к одной стороне договора никакие санкции не применимы, потому, что Бога наказать нельзя. И отца проклясть нельзя. Он - за пределами санкций. Он выше этого. Получается, скажем прямо, несправедливость. И может быть, вся последующая история человечества - это такая попытка уравновесить эту несправедливость - проклясть Бога или во всяком случае допустить возможность того, что Бога нет. Потому что проклятие, начиная с древнейших времен, - это своеобразная форма бойкота. Проклят Каин, - это означает, что он изгнан из общины. Это означает, что его никто не накормит, никто не напоит, и в обществе с очень скудной экономикой человек, которого бойкотируют, осужден на смерть. Это у нас хорошо, положим, твои одноклассники тебя бойкотируют, переходишь в другой класс. Да хоть бы они тебя и бойкотируют, кормят тебя в другом месте, никто у тебя кусок хлеба не отберет. Тогда, три тысячи лет назад, проклятие, бойкот, извержение из общины было смертным приговором. И вот современный мир, мне иногда кажется, словно проклял Бога, изгнал его из себя. И стоит в гордой позе.

Но гордиться здесь нечем, потому что при этом мы все равно остаемся перед лицом Божиим, все равно остается проблема наших отношений с Богом и наших отношений с другими людьми. И здесь мы еще очень недалеко ушли от времен диких. Когда мы судим Бога или когда мы судим человека, всегда встает вопрос: а есть за этим какая-то реальность - за нашими проклятиями, за нашими анафемами? Потому что ведь и анафема - это разновидность проклятия. Человека отлучают на этот раз не от биологической семьи, а от семьи духовной, от церкви, от семьи тех, кто усыновлен или удочерен Богом через Христа. Имеют ли силы такие проклятия? И все-таки - проклинает ли нас человек, когда он говорит от имени церкви, от имени Бога, или нас проклинает Бог? Говорит Алексей Лука Гомульский.

Алексей Гомульский:

Люди - это люди. Люди могут осудить человека до конца, это надо знать его душу изнутри. Люди могут осудить поступки. А человека может судить только Бог. Бог всегда вытягивает по отношению к человеку руку. По отношению к человеку вытягивает руку, и от человека действительно зависит - принять эту вытянутую руку или не принять. Но она со стороны Бога всегда есть. Он никого перстом в пекло, в ад, не отправляет. Вы знаете, очень моден перевод греческого выражения "анатема", это - проклятие. Но если посмотреть в словарь, то проклятие - это же не первое значение этого слова. Первое значение - это исключение. "Анатема", "анафема", "анатема", "тема", то есть буквально - "человек исключенный", за скобками темы. Это ничего не имеет общего с проклятием. Ну, во всяком случае в церкви католической это не обозначало проклятие. Это обозначало, скажем так, такой вывод, что вот его учение, его позиция по такому-то вопросу, она не в теме католической церкви.

Яков Кротов:

Но ведь в реальной истории церкви была масса проклятий, в том числе в истории католической церкви, например, в 12-13 веках, по-моему, не было года, когда Папа Римский кого-нибудь не проклинал, не отлучал от церкви. Это хорошо описано и с большой иронией у Марка Твена в "Янки при дворе короля Артура". Такие вот отлучения, проклятия, когда закрывались все храмы, когда целые страны - Испания, Англия, Франция, Германские княжества оказывались без благодати Божией, во всяком случае, так утверждало духовенство. И люди боялись этого, страшно боялись, боялись, а потом получилось так, что они перестали бояться, словно произошло какое-то привыкание и жили без благодати, жили без причастия. Что же были тогда эти проклятия церковные? Было ли это какое-то действительное проявление воли Божьей, воли Христа, или это было нечто, не имеющее отношения к христианству?

Алексей Гомульский:

Это было в церкви, но это не имело ничего общего с христианством. Если посмотреть историю каждого века со стороны его самого, то христианство всегда было меньшинством, это религия меньшинства, в том числе и среди монахинь и священников. Это религия прощения, это религия радости, это религия родства с Богом. Места в царстве Божьем раздает не патриарх, не папа и не синод, раздает сам Бог. Если помните, единственный святой, канонизированный самим Богом - был разбойником, которого распяли на кресте рядом с Иисусом Христом, и единственным, который из уст самого Бога получил место в раю. "Истину говорю тебе - сегодня будешь со мной в раю". Единственный. А ведь римляне соглашались на распятие, на убийство, на смертную казнь в исключительных случаях, это должен был быть даже не вор, это должен быть серийный убийца, чтобы его распять, если почитать римское право, которое очень выдержано, очень сдержано, а вовсе не рубит направо и налево. Это действительно должен был быть кто-то в кавычках "выдающийся". И он получает место в раю. Понимаете? То есть это может быть Бог дал нам этот пример, чтобы мы так не кичились, и чтобы мы, дураки, поняли. кто действительно на них хозяин, кто раздает эти места. Откуда мы знаем, кто в раю, кто в аду? Откуда мы знаем? Что, я был в совете у Бога? Как можно заглянуть в душу человеку, как можно заглянуть в минуту его смерти, где может быть место и раскаянию, где может быть место и не раскаянию? Как заглянуть, как посмотреть - кто там был внутри у него в душе и сказал, как он умирал, как он встретился с Богом? Никто. Милосердие Божье безгранично.

Если вспомним притчу о милосердном отце. Помните, этот блудный сын приходит к отцу: Господи, я согрешил, отче, я согрешил против тебя и против неба, я уже не достоин называться твоим сыном. Он сам себя исключает. И что ему отвечает прообраз Бога - милосердный отец. Он даже не к нему обращается. Он его прижимает к груди, он говорит слугам - быстренько несите сюда самое лучшее убрание, несите сандали и зарежьте теленка, сейчас будет пир, потому что мой сын вернулся. Вот это позиция Бога. Поэтому ни о ком нельзя сказать, что он в аду. Ни о ком. Даже о Иуде нельзя сказать, что он в аду. Есть резкие слова Иисуса, который сказал, что лучше бы он не родился, но нигде не сказано, что он в аду. Бог никого не проклинает.

Яков Кротов:

Наверное, действительно в истории христианства было еще очень мало христианства и очень много проклятий. Не только в истории католической церкви, но и в истории церкви ветхозаветной, и в истории русской церкви и византийской. Да, действительно, Бог не проклинает. Но вот мы открываем Ветхий Завет, книга Второзаконие. Там, после описания законов, которые все приписаны Богом, это слово Божье, это откровение, безошибочное, и 28 глава книги Второзаконие... Ее читаешь, когда человек в дурном настроении, - очень рекомендую. Потому что если прочесть эти проклятия на тех, кто нарушает Божий закон, то поневоле осядешь, но все-таки язык не поворачивается повторить. как повторяет автор Ветхого Завета. Если нарушишь закон, ты будешь есть плод чрева твоего, плоть сынов твоих и дочерей твоих, которых Господь Бог твой дал тебе в осаде и в стеснении. И как радовался Господь, делая вам добро и умножая вас, так будет радоваться Господь, погубляя вас и истребляя вас. И рассеет тебя Господь Бог твой по всем народам. Прокляты, прокляты, прокляты в городе, прокляты в деревне. Прокляты чумой, прокляты в мирное время, прокляты в военное время. Это страшная глава. Но это не так давно все было. Это все рядом с нами. И когда мы открываем "Господа Головлевы" Щедрина, там, может быть, самая сильная, потрясающая сцена - это сцена проклятия, родительского проклятия, когда мать проклинает сына и тут же умирает, потому что не может человек, произнесший проклятие на своего сына, оставаться жить. Как жить после этого?.. А за что она прокляла Иудушку Головлева? За то, что он не благословил своего собственного ребенка, отказался дать благословение на брак и в конечном счете стал из-за этого сыноубийцей. Вот такова сила наших проклятий и наших благословений. Только вся проблема в том, что благословений меньше, чем проклятий, во всяком случае благословение не всегда так исходит из сердца, как проклятие.

Является ли проклятие обязательным элементом церковной жизни? Анафема. Насколько это реальная угроза для человека, который осмеливается самостоятельно верить и мыслить о Боге? Об этом во второй части нашей передачи.

Этот выпуск нашей передачи, напоминаю, посвящен проклятиям. Проклятиям, которые стали, кажется, неотъемлемой частью русской жизни. И в любой день, когда проходят митинги, демонстрации, может быть, самое частое слово, которое там произносится - это слово "проклинаю". Конечно, сейчас произносят проклятия прежде всего люди неверующие. Произносят проклятия люди, которые связали свою жизнь с коммунизмом, с верой в светлое будущее, с верой в то, что люди добры по своей природе. А жизнь вновь и вновь доказывает обратное. И тогда хочется проклясть людей, лишить их любого доброго слова, на которое способна наша душа. И даже неверующий человек верует, что его слово способно оказать действие на другого человека. И я думаю, что эта вера не напрасна, потому что наша способность произносить слово добра или слово зла, эта способность - глубоко загадочная и мистическая, делающая человека подобным Богу. Но как мы используем эту способность? Начиная с древнейших времен, эта способность использовалась для удовлетворения человеческого порока, для удовлетворения нашей греховности. И в Ветхом Завете проклятия отнесены только к женщинам. Есть в книге Второзаконие предписание - что делать, если муж ревнует жену. Не то, что муж должен пойти к священнику, и священник должен ему ласково сказать, что - "голубчик, ну перестань, ревность - это большое несчастье, и тебе надо как-то с этим справляться". Нет. Если муж ревнует жену, жена должна идти к священнику, священник дает ей выпить освященной воды. Цитирую - и даст жене выпить горькую воду, наводящую проклятие, и войдет в нее вода, наводящая проклятие ко вреду ее. И вот тогда, если она мужу изменяла, то у нее, цитирую - опухнет чрево ее и опадет лоно ее и будет эта жена проклятою в народе своем. А если болезнь не случится, значит, она мужу не изменяла, и никакого Пинкертона и Шерлока Холмса уже не нужно. Если жена ревнует мужа - нет, ему ничего пить не дают, он может гулять. Значит, это не имеет ни малейшего отношения к нашей вере в творца. Это просто удовлетворение мужской похоти, мужского греха. Вот так вот прокравшийся, я бы сказал, в Библию. Но когда мы открываем Новый Завет, там, конечно, этого нет. И Господь, когда к нему привели женщину, взятую в прелюбодеянии, не давал ей ничего пить, и сомнений уж не было, что она - да, совершила грех. И он все-таки ее отпускает. Так он восполняет Ветхий завет, расставляет точки над i, которых не было в Ветхом завете, к сожалению. И тем не менее и сам Господь, сам Спаситель Иисус Христос тоже ведь проклинает, хотя иногда кажется, что это предел доброты и кротости.

Но вот заповедь блаженства. Это заповеди благословения. Господь говорит хорошее слово о тех, кто плачет, о тех, над кем насмехаются. Это благословение. Но в Евангелии от Луки есть список и проклятий, который каждый начинается со слова горе. Значит благословение на тех, кто поносим, симметрично сопровождается проклятием - горе вам, те, кто сейчас насмехаетесь над людьми, потому что там, в вечной жизни вы будете плакать. Горе вам, пресыщенные ими, ибо взалчите. Горе вам богатые, ибо вы уже получили свое утешение. По форме - это именно проклятие, когда объясняется, что вам будет плохо. Это не злое слово, в смысле пожелания зла. Это то, что называется констатация факта. И в истории христианской церкви больше всего было проклятий, произнесенных именно так. Может быть, самые знаменитые из них - это проклятия в адрес Льва Толстого, произнесенные в начале нашего столетия. Недавно, когда "Общая газета" производила опрос, какое событие 1901 года самое главное, большинство экспертов назвали отлучение Льва Толстого от церкви, проклятие Льва Толстова. И мы. христиане православные, можем в лепешку разбиваться и объяснять, что это было вовсе не проклятие. Но люди-то это понимают четко, что его отлучили от церкви. И действительно, была фреска в какой-то деревенской церкви, где Толстой был уже изображен горящим в аду. Он проклят, ему будет там плохо.

Насколько справедливо было отлучение, проклятие Льва Толстова? И есть ли разница между анафемой, проклятием, отлучением? Говорит игумен Иннокентий Павлов, богослов, историк церкви.

Иннокентий Павлов:

Что касается конкретного случая со Львом Толстым, то тот, кто готовит этот материал, если он добросовестный журналист, может обратиться к изданиям (даже в советское время были издания, брошюрки такие, посвященные этой теме), где приводится определение святейшего правительствующего синода, прочитать его внимательно, где слово анафема вообще не употреблено. Так сказать, это проще всего. Здесь даже нечего... более того, там написано, что мы с большой скорбью свидетельствуем, что Лев Николаевич, которому Бог дал талант (так сказать, как писателю ему отдается должное), употребил его не во славу Божью и своим, так сказать, творчеством засвидетельствовал свое отпадение от церкви. И опять-таки конкретный пункт, где его высказывания вступают в прямое противоречие с догматами церкви.

Теперь, значит, что касается самого слова анафема. Здесь ситуация в том, что в общем-то как проклятие оно может приниматься, хотя буквально оно означает совсем другое, и просто нужно знать реалии того далекого времени, причем реалии даже скорее греческой культуры. В то же время его использовали именно в значении не просто вот отлучения. Ну, допустим человек, грешник какой-то совершил грех, по которому его на какое-то время отлучили от церковного общения. Но здесь речь идет уже именно о каком-то таком тяжелом грехе против церкви, будь то ересь или раскол. И когда уже длительная нераскаянность, то свидетельствуется как бы о таком... ну, не то чтобы окончательном отпадении, но таком уже очень сильном отпадении человека от церкви, а не просто о каком-то отлучении в связи с какими-то личными прегрешениями. То есть здесь это ни в коей мере нельзя быть сравнено вот с теми самыми проклятиями, которые бывают иногда в силу раздражения на бытовой почве.

Яков Кротов:

Так это вроде бы понятно, что человек окончательно отпал от церкви, и мы ему это в деликатной, вежливой форме сообщаем. Вопрос, однако, в том, зачем понадобилось сообщать? Хорошо, может быть, Толстой проклят Богом, не знаю. Может быть, церковь имеет право определять, проклят или нет. Но зачем об этом говорить? Зачем вылезать? Современное общество ведь стоит на каком-то другом принципе. Даже если твой ближний не прав, в современном секулярном обществе хороший тон - пройти и не заметить, не тыкать его носом в ошибку. Хорошо, у вас свой стол, у нас свой, но давайте не будем об этом говорить вслух. И на этом фоне поведение нас, православных, кажется иногда совершенно шокирующим, потому что - вот газета "Московский комсомолец". Наверное, ее можно не любить. Наверное. ее даже есть за что критиковать, в том числе и с христианской точки зрения. Но вот несколько московских священников издали прямо такое открытое письмо, что поскольку МК ругает русскую православную церковь, да еще печатают картинки с обнаженными женщинами, да помещают объявления о публичных домах и сексуальных услугах, то значит прокляты все журналисты МК, прокляты все читатели МК, это уже полмиллиона человек, да прокляты все друзья авторов и все друзья читателей, в общем, глядишь, на круг пожалуй пол-России автоматически проклято только за то, то живут рядом с газетой МК и ей не противостоят. Стоит ли так поступать? Может быть, лучше смириться, наложить печать на уста своя и не проклинать ни Льва Толстова, ни газеты, а внутри про себя знать, что да - это плохо, это хорошо, но не говорить об этом?

Иннокентий Павлов:

Я вот слушаю... Должна быть нормальная церковно-судебная процедура, как было в случае с Толстым. Потому что были многолетние увещания. И уже когда все это оказалось бесплодным, опять же он мог перед судом синода давать ответ. И то, что этот суд был заочный, что кстати, канонами запрещено, это только вследствие того, что троекратно на вызовы лицо, подвергнутое этому суду, не является. В отношении Толстова здесь ведь проблема была в том, что это имело некий общественный резонанс, то есть это как бы в сознании тогдашнего общества человека поставили вне закона, вне общества, пусть даже в чисто нравственном плане. Вот почему такая была реакция. Анафематся может человек, который является членом церкви хотя бы формально, но действительно не только отпал от нее, но и всячески это как бы афиширует и в этом укоренился. Или в падении, или опять же в расколе, или в ереси. А внешних судит Бог. То есть здесь вообще никакого суда церковного быть не может.

Теперь вот что касается опять же этих случаев. Понимаете, извините - когда какие-нибудь батюшки, или какие-нибудь, опять же как правило из неофитов, церковные активистки, начинают вот этот выносить суд вместо надлежащей церковной власти... ну, понимаете, по-моему, второе зло горше первого.

Яков Кротов:

Но вообще отлучение существует отнюдь не только в православии. Не надо думать, что мы одни такие крокодилы на свете, потому что отлучение, я бы сказал, что это неизбежное следствие открытия Бога, открытия для себя силы слова, того, что делает человека разумным, богоподобным существом. И вот это вот богоподобие оно еще и в том, что мы можем выйти навстречу другому человеку. как Бог выходит навстречу нам. Мы образуем общину с другим человеком. Может быть, это слабое место русской православной церкви, что у нас общинная жизнь не очень развита и ходим по воскресеньям в церковь, а собственно, кто рядом стоит и кто рядом с нами молится, мы не знаем. Ну, как тут отлучишь человека, когда ты даже не знаешь его по имени. Да и священник не очень знает. Но. Скажем, в баптистских общинах ситуация другая, там люди хорошо знают друг друга, там сплоченная, живая, христианская семья, и там есть отлучение. Почему? Стоит ли разыскивать - как верует человек, проверять его личную, интимную жизнь? Может быть так: если он ходит - слава Богу, перестал ходить - будем ждать, пока вернется? Говорит пастор Сергей Белов, руководитель баптистской церкви "Надежда".

Сергей Белов:

У нас довольно-таки конкретное членство в церкви, участие. Мы каждого члена церкви знаем абсолютно. Это ни в коем разе ни диктат. Это не тотальный контроль, ни в коем разе. Церковь - это община, общинная жизнь, когда мы друг друга знаем, друг другу помогаем. Мы друг за друга молимся. Это выстраивается целая жизнь, духовное становление, рост человека. Как в одной семье. И если вдруг мы видим, что кому-то грозит опасность, мы молимся, все вместе участвуем в этом процессе. И один, и два. И если вдруг и это не является результатом, не приносит положительного результата, то есть такая мера, как предупредительная, как замечание, мы ставим человека на замечание. Если и это не помогает, то мы идем на крайнюю эту меру - отлучение, чтобы человек знал, что вот по отношению к церкви, вот его взаимоотношения... Чтобы и церковь знала взаимоотношения. Мы видим, что вот эта процедура отлучения от церкви - это очень болезненная - и для человека, и для церкви. Это очень болезненная процедура, когда это действительно тот член, которые отрывается от нашей церкви, от нашего тела. Вот это ни в коем разе не попытка найти его и вот наказать там, как-то удовлетворить свою праведность. Ни в коем разе. Это большая боль.

Яков Кротов:

И надо сказать, что может быть самое эффектное проклятие, из тех, которые я читал, вставлены целиком в роман замечательного литератора 18 столетия Лоуренса Стерна, который, замечу, был англиканским священником. Священник из небольшой деревни Саттон. И вот в свой роман - "Жизнь и приключения Тристрама Шенди, джентельмена", он вставил огромное проклятие, написанное в средние века рочестерским епископом Эрнульфом. В романе это проклятие один герой - протестант - дает прочесть своему другу католику, который сильно рассвирепел из-за того, что ущемил палец, и говорит - если ты действительно хочешь выругаться, то вот на тебе, эта формула великолепная. И тот начинает читать на звучной средневековой латыни: да проклянет его Святая Богородица и Приснодева Мария, да проклянет его хор священных дев, да будет он поражен в паху, в половых органах, пусть постигнет его чесотка, бесплодие, да будет он проклят где бы он не находился - в доме или на конюшне, в саду или в воде".

И даже еще не понимает, что читая этот средневековый текст, он, собственно, разоблачает собственную конфессию, потому что если люди смогли такое написать от имени Христа, и обращаясь ко Христу, да проклянет его Христос, то что же это за христиане? Кончается этот дивный эпизод тем, что главный герой говорит - признаюсь, у меня не хватило бы духу проклясть с такой злобой самого дьявола. На что его друг протестант возражает, что ведь дьявол - отец проклятий. Это старинное средневековое наименование сатаны - отец проклятий, отец злословия и отец лжи. Надо сказать это одно и тоже, потому что подразумевается, что злословие есть ложь, когда мы говорим злое человеку. Значит, можно ли проклясть сатану, отца проклятия. Нет, говорит главный герой, потому что сатана - отец проклятий, но я-то нет, я же не отец проклятий, поэтому я так сатану проклинать не буду. Нельзя проклясть сатану, значит нельзя проклинать, видимо, и вообще никого. Почему же тогда церковь принимает на себя вот эту миссию, проклинать? И в чем смысл этой миссии?

Сергей Белов:

Есть такое понятие, как анафема, отлучение от церкви, отлучение от благодати, отлучение от Бога. И вопрос тоже как бы очень многоплановый, потому что проклятие существует. Наверное вопрос здесь встает - кому принадлежит это проклятие? Когда еще в самом начале (это во Второзаконии об этом пишется) Моисей предложил: если вы будете избирать Бога и его законы, вы получите благословение. И сразу ставилась альтернатива - вы выберете благословение или проклятие. Это от Бога, Бог определяет. И вот в сегодняшнем дне этот сложный вопрос усложняется, вопрос о проклятии, потому что многие пытаются эту власть проклинать - брать на себя. И в этом проблема. Каждый ли, кто сказал "прокляну", имеет эту власть? В притчах, если я не ошибаюсь, есть такой текст, что проклятие негодного человека, неверного человека, не сбудется. И я думаю, что те люди, которые сегодня живут, живут вдали от Бога, живут не по-божьи, а пользуются какими-то там... ну, саном или какими-то общими стандартами тех людей, которые имеют право высказывать какое-то благословение или проклятие и высказывают его, но сами не живут так... это проклятие не имеет никакой силы. Даже больше того, оно как бы дискредитирует того человека и тех людей, от чьего лица это говорится.

Яков Кротов:

И наверное, у человека есть полномочия произносить проклятия, если этот человек - епископ, если он член Святейшего Синода... Наверное, полномочия есть. Но ведь страшно оглядеться вокруг. Когда я принимал крещение в 70-е годы, когда я приходил в церковь и смотрел на каких-то людей с огромным уважением, думал ли я, что пройдет четверть века, и теперь многие из этих людей будут отлучены от церкви. Ведь сейчас отлучен от русской православной церкви решением Святейшего Синода даже митрополит Филарет Денисенко. Что говорить о других людях7 По моим подсчетам, примерно два десятка человек сейчас либо отлучены вообще от церкви, либо отлучены от Причастия, что с моей точки зрения, ничуть не легче.

Вспоминается преподобный Максим Грек, выдающийся богослов 16-го столетия, которого прислали на Русь учить русских богословию, и он так нас хорошо учил, что мы со злости посадили его в тюрьму, и на протяжении четверти века он был лишен причастия, а ведь это, в сущности, тоже разновидность проклятия и отлучения от церкви. Не дать человеку величайшего христианского таинства. Как это может быть? В чем смысл таких отлучений, таких проклятий?

Алексей Гомульский:

Вы знаете, я не берусь говорить опять-таки за русскую православную церковь, поскольку я не ее член. Я могу вам сказать, что как мне сказал один из моих наставников, они делятся на две категории - которые страдали за церковь и которые страдали от церкви. Пример - святая Жанна Д'Арк, главная покровительница Франции, которая страдала, была сожжена при содействии епископа Руанского. Иное дело - имел ли он юридическое право участвовать в этом процессе? Нет, не имел. Процесс был юридически необоснован, неграмотен и, скажем, с точки зрения процессуального права, он не должен был произойти. Это другой вопрос. Но, в общем-то, вы понимаете, видимо, есть какой-то в этом смысл, есть какой-то... ну, это, может быть, испытание для человеческой веры, для того, чтобы вот так терпеть от церкви и оставаться в единстве с ней, оставаться с ней в духовном общении, в духовном причастии, в духовной гармонии.

Яков Кротов:

Для Ветхого Завета, как и для многих не христианских религий краеугольным фактом религиозного сознания является встреча с Богом грозным, Богом проклинающим и доверяющем своим последователям власть проклинать. Христианин, конечно, тоже располагает этой властью и вроде бы может ею воспользоваться. Только христианин должен быть честен, не лукав. И поэтому если проклинать, то не выборочно, одного Льва Толстова, а всех общественных деятелей и писателей, кто в чем-то отступил от вероучения, от этики церкви. Только много ли найдется безошибочных? Но главное, что должно сковывать наш язык, когда мы хотим проклясть кого-то, что должно мешать и лично христианину, и христианской церкви проклинать, это то, что благая весть, весть Христа есть весть о Боге проклятом. Христос предпочел не судить, не проклинать, а сам был осужден на смерть. Но смертная казнь - это ведь и есть материализованное проклятие. Именно поэтому в Новом Завете к Господу Иисусу прилагаются слова Ветхого завета - проклят всякий повешенный на древе, проклят всякий, осужденный человеческим судом - его осудил и Бог. И это, оказывается, ошибка. Даже на кресте Иисус не проклял ни одного человека, даже Иуду. И тем, что мы чаще делаем - проклинаем, злословим, осуждаем, или благославляем, проверяется, идем ли мы, согнувшись под грехом в ад или мы идем за Христом, неся крест.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова