Мф 13, 47 Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода,

УХА ХРИСТОВА

В Евангелии от Фомы этой притче соответствует милое изречение: "Человек подобен мудрому рыбаку, который бросил свою сеть в море. Он вытащил ее из моря, полную малых рыб; среди них этот мудрый рыбак нашел большую [и] хорошую рыбу. Он выбросил всех малых рыб в море, он без труда выбрал большую рыбу". Матфей говорит о плохой и хорошей рыбе, Фома - о маленькой и большой, и преимущество на стороне Матфея. Ведь для иудеев рыба делилась не на крупную и мелкую, а на дозволенную Моисеевым Законом и на ту, которая считалась нечистой, наподобие свинины. В частности, нечистой рыбой считались раки и краб, вообще все существа, живущие в воде, но лишённые чешуи. Фома, видимо, этой особенности иудаизма попросту не знает и предлагает более рациональное (с точки зрения грека) объяснение.

Притча о неводе описывает спектр, где на одном конце - Царство Божие как отложенный Суд, на другом конце - Царство Божие как неминуемый суд. Чуть раньше была притче о плевелах, смысл которой - Бог откладывает Большую Разборку, пока все праведники не будут готовы. Затем была притча о жемчужине, которая одна остаётся, а от всего остального Бог избавляется. Наверное, это не самое доброкачественное милосердие - милосердие как отложенная мстительность. Иисуса, видно, это не заботит. Он и глухонемого исцелял, помазав уши кашей-малашей из грязи и слюны. Американец до открытия Америки, вот кто такой Иисус - главное, чтобы "работало". Вариант притчи Фомы, на первый взгляд, совсем о другом: рыбак не медлит с разборкой рыбы. Притча такая переходит в разряд элитарных штучек: мудрец быстро отделяет хорошее от плохого, не дозволяя злу засиживаться в своей душе. Вполне может быть, что Фома не только заменил нечистых рыб маленькими, но и "Царство" на "Человека", - очень распространённый среди гностиков термин, обозначающий совершенного. Возможно другое толкование: "большая рыба" - это и есть спасенный, совершенный "антропос". Впрочем, притча могла трансформироваться и без гностиков - Климент Александрийский, пересказывая её, именно говорит о человеке, который выловил множество рыбы и затем выбрал лучшую.

Сам по себе образ рыбы в сети ко времени Иисуса уже был вовсю использован баснописцами. Эзоп призывает к скромности: маленькая рыбка выскальзывает из ячеек сети, крупная обречена. Геродот рассказывает анекдот о рыбаке, который сперва пытался игрой на флейте выманить рыб из моря, а потом выловил этих рыб сетью и, глядя, как те дёргаются на берегу, сказал: "Сейчас-то что плясать, раньше слушались бы...".

После Христа Климент Александрийский говорит о том, что познание истины требует усилий: "Как среди многих малых жемчужин только одна является примечательной, и как среди многих рыб в садке попадается лишь одна золотая рыбка, так время, труд и адекватная помощь открывает единую истину". Это, конечно, евангельские образы из Мф. 13, возвращённые в стихию фольклора, из которой они были взяты, это не о страшном суде - это просто "без труда не вытащишь и рыбку из пруда". Иеремиас, впрочем, пытался связать притчу об улове с притчей о кладе, где упомянута радость находки, и описывает радость рыбака, который выловил грандиозную рыбу. Однако, образ ловли сопротивляется такому толкованию: ведь клад был куплен вместе с полем за небольшие деньги, тут радость понятна. А в ловле подобная радость невозможна, не бывает такого разрыва между затратами и результатом. Вообще различий между притчами о Царстве много, что и объясняет, почему одной Господь не ограничился. Сокровище в поле - замечательно, можно радоваться. Но там, где акцент переносится на гибель грешников, радость неуместна и не упоминается.