Мф 21, 28 А как вам кажется? У одного человека было два сына; и он, подойдя к первому, сказал: сын! пойди сегодня работай в винограднике моем.

№132 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Притча, конечно, говорит о людях, но говорит притчу Бог и кое-что о Нём узнать можно. Бог проговаривается, да Он и не следит за тем, чтобы оставаться непознаваемым. Бог непознаваем не потому, что скрывается от познания, а потому что Он - внутри познающего. Отец в изображении этой притчи не слишком суров. Он не устанавливает жёсткий порядок дежурств, Он каждый раз решает, кого из детей попросить. Он, безусловно, разбаловал их, они смеют отказываться, они капризничают. Похоже, что, если один из них и раскаялся, то потому что уже не первый раз тянул жилы из родителя. Это совсем другой образ, чем Отец из притчи о блудном сыне: ведь поведение и брата, потребовавшего свою часть наследства досрочно, и брата, который не решался попросить отца хотя бы о празднике, нельзя признать вполне нормальным. Дети, безусловно, забиты, зажаты и не умеют общаться с отцом - либо хлопают дверью, либо ворчат. Отец-лев и отец-заяц... Господи, да какой же Ты, в самом деле! Так и остаётся в сухом остатке, что главное, что человек знает об Отце - что у Отца есть дети, как минимум двое. Вообще-то это не тривиально, потому что изначально человек склонен считать себя одного возлюбленным чадом Божиим, а всех других - так, приживалами... Ещё мы узнаём, что у Отца есть виноградник и в нём надо работать. Но это из из рассказа о сотворении мира понятно. Хорошая вещь - мир-виноградник! Мир, который зреет, мир, который нуждается в человеке, мир, в который человек вносит порядок... Уныние говорит, что мир довольно малоприятное место, особенно мир, над которым поработали человеческие руки. А правда в том, что даже то, что человек испортил своим прикосновением, всё равно прекрасно. Картину Рафаэля можно испортить, а материю не запачкаешь, - сама грязь всё-таки изумительна и чудесна своей материальностью, осязаемостью, своим существованием. Не тогда человек готов предстать перед Творцом, когда ему опротивело творение, а когда он увидел, как неизгладимы отпечатки Творца на материи.