Живая вечность
Ср. отношение к бездомным. Мать Мария Скобцова.
В современной России очень часто филантропы жалуются, что врачи не выписывают наркотиков умирающим от рака людям, которые страшно мучаются. Даже детям. В провинции такое повсеместно, бывает и в Москве. Лейтмотив простой: это же такой крайний случай — умирающие, дети, сделайте для них исключение.
Это гнилая мотивация. Рабья, холопская. Необходимо в принципе требовать возвращения к тому, как оборот наркотиков регулировался, к примеру, в 1990-м году. Потом ещё более либерализировать законодательство, но для начала — туда, когда ещё только начиналась реставрация госбезопасной жизни. Агитация ad slezinka rebionka только укрепляет позиции тоталитаризма, принимая его логику: мол, в принципе за употребление полграмма наркотика надо расстреливать, но для ребёнка, который умирает в страшных мучениях, так и быть, сделаем исключение. Тоталитаризм очень любит делать исключения, поэтому на Страшном суде он будет вскрикивать: «Как! Смотрите, я же вовсе не был тотальный!!» На что последует ответ: "И скрежет зубовный - именно скрежет, чередование различных звуков и болей, а не тотальный, сплошной вой...". Судится человек не по тому, что он сделал для умирающего ребёнка, а по тому, что он сделал для ребёнка выросшего, ставшего самостоятельным, свободным (если, конечно, ребёнка не зафиксировали в инфантильном состоянии - для его же блага, инфантильность круче героина!).
ФИЛАНТРОПИЯ И ФИЛОТЕОСИЯ
Савченко отказалась от инъекций глюкозы. Можно поздравить "доктора" Глинку и её немецких коллег - они, скорее всего, ускорили смерть Савченко своим недостойным врачей поведением. Попрекнуть военнопленного, голодающего человека каплями глюкозы - это результат многолетнего, настойчивого отречения от человечности во имя делания добра. Нам дано предугадывать, как отзовутся наши слова и дела - и мы должны предугадывать.
Вот почему Евангелие все-таки - не о делании добра, а о вере в Создателя добра. Филантропия - лишь оборотная сторона филотеосии, любви к Богу. Любовь к человеку - тень любви к Богу. Эта тень, как в сказке Андерсена, рвётся занять место собственного хозяина.
Иуда предал Иисуса из жадности (греховность которой вечно недооцениват), но прикрывал жадность - от самого себя прикрывал - любовью к людям. Скольких нищих можно было бы накормить, если бы деньги, потраченные на миро Марии, продать! Потом эту логику воспроизвел Ленин, совсем уже по-каннибальски, помогая "кулакам" умирать от голода в 1922-м году и одновременно раскулачивая Церковь под предлогом "накормить голодных". Вырученные от продажи церковных ценностей деньги пошли на поддержку своих и заграничных террористов.
Нельзя требовать любви к Богу от неверующих, хотя можно и нужно требовать денег на бедных и больных от богачей. Просить, требовать, вымогать. Не очень рассчитывать на их добрую волю - опыт показывает, что никакая она не добрая, что никакая филантропия не достигает того, что достигаетсся введением прогрессивного налога. Не бояться социального государства - мол, выйдет коммунизм. Не бойтесь коммунизма, его в любом случае не построишь! Бойтесь не коммунизма, а коммунистов - как бы они ни называли себя. Бойтесь асоциального государства, как и его нелепого соперника - асоциального свободолюбия.
Да, надо помогать бедным и больным. На Марс надо летать. Но если ко мне придут с просьбой пожертвовать денег мальчику, который мечтает полететь на Марс, я бесчеловечно откажу. В принципе, это совершенно реально - с шести миллиардов человек по паре долларов, и парнишка исполнит свою мечту. Мечта важная - человек должен иметь мечту, человек не скотина, которой лишь бы пожрать. Человека нельзя содержать в клетке (да и нечеловека тоже).
Между "жить в клетке" и "лететь на Марс" простирается огромное поле, и сводить жизнь к выбору между двумя крайностями означает уничтожать жизнь, оставляя лишь смерть да мечты. Человек - тот, кто может сказать "нет" человеколюбию. Это оборотная сторона определения "человек - тот, кто может сказать "нет" человекоубийству".
Человеколюбие - одно, а любовь к человеку - совсем другое. Её единица - любовь к себе.
Я люблю себя и поэтому запрещаю - если меня убьют - разыскивать моих убийц, судить их, наказывать. Думаю, что если так поступят все люди, то убийства почти прекратятся.
Я люблю себя и поэтому запрещаю - если меня постигнет тяжелая болезнь - разыскивать средства на мое лечение, запрещаю моей жене и моим детям превращаться в тихо сходящих с ума сиделок. Думаю, если так поступят все люди, то начнет развиваться нормальная - бесплатная для всех - медицина. Но не надо ждать справедливости и бесплатной медицины, чтобы не делать подлостей во имя добра. Подлости не надо делать уже сейчас, не поддаваясь на шантаж сатаны.
Плохая новость: даже при самой разумной жизни, без государств, без классовых, гендерных и национальных различий, с трижды бесплатными медициной и образованием всё равно все на Марс не полетят.
Хорошая новость: да нет ничего особенного на Марсе! И можно прекрасно прожить жизнь, не побывав в Париже, не увидев Большого Кайона или петербургских белых ночей. Лучше, конечно, побывать и увидать, но на первом месте - прожить достойно самому, помочь достойно прожить другому и - кто верующий - сделав чуть больше того, что подсказывает совесть, подумав чуть больше того, на что решается разум, и полюбив чуть крепче, чем способно сердце.
РАБОТНЫЙ ДОМ ПЕРЕД СУДОМ СОВЕСТИ
"Работный дом" - страшное словосочетание для тех, кто читал Диккенса. Мало кто, однако, понимает, что за этим словосочетанием жгучая для России проблема. Идея, порождённая христианским сознанием раннего Модерна. До этого помощь маргиналам (которых было мало) лежала на плечах общины и не была большим бременем - вдова, сирота... пара вдов, пара сирот, один слепенький... С началом индустриализации число маргиналов резко возросло, а общины начали исчезать, да и ресурс у них уменьшился. В городах появились сотни тысяч обедневших людей, да и по деревням их стало много. Тогда идея фабрики, которая уже была перенесена в тюрьму и медицину, была перенесена и в филантропию. Поможем - но работай.
Лозунг был лжив и лицемерен, но этого не сознавали. В разных отсеках сознания были два факта - первый, что нищие не могли найти работу, второй, что рабочие не могли не нищенствовать. Нищенствовали - и это считалось частью свободы договорных отношений между людьми. Нанял я мальчишку пяти лет возить уголь в шахте, плачу ему на полбуханки хлеба - он согласился, всё законно, а бузотёров из профсоюза... А профсоюзов просто ещё не было. В этих условиях работные дома были просто замаскированной каторгой.
В сегодняшнем цивилизованном мире матрица работных домов сохранилась, кажется, только в христианском сознании - конечно, не всяком, а в отсталых странах. Труд как средство воспитания и перевоспитания, - звучит неплохо, но ведь это плохо. Труд есть труд, а помощь нуждающимся есть помощь нуждающимся, они не связаны. Человеку нужно помогать просто потому, что он человек. По кочану и по капусте. Не требуя от него работы взамен.
Это не означает, что я считаю проекты, подобные "Ною" или "Фазенде" (римо-католический аналог для реабилитирующихся наркоманов) вредными и ненужными. На патологическую ситуацию надо отвечать патологически. Ситуация в России или Бразилии - патологическая. Я считаю, что нужно сознавать эту патологичность и думать над тем, как поставить помощь нуждающимся на более человечную (она же более христианская) основу.
Я совершенно не уверен, что я прав, и надеюсь ещё обсудить эту тему с людьми, более опытными и знаюшими.
*
Я, дурак, решил, что рейд по борьбе с бомжами проводила полиция (ОПОП) плюс единороссы и филантропы. Но, оказывается, "ОПОП" - вовсе не разновидность ОМОН, не Очень Православный Отдел Полиции, а всего лишь частные лица, которые объявили себя блюстителями добра. То есть, по улицам Москвы шастают самозванные блюстители порядка и следят за соблюдением закона - как они его понимают. И, если видят нарушение, не вызывают полицию, как следовало бы, а начинают самосуд и расправу. Не слабо! И гордо хвастаются этим в интернете - с фотографиями, доказывающими их беззаконие! Кто сказал, что Москва захватила Донецк? Это Донецк захватил Москву! Завтра ко мне на улице подойдет какой-нибудь такой "патруль" и потребует документы - что я канонический священник и имею право носить подрясник...
На самом деле, ОПОП - общественные пункты охраны порядка - это все равно под крылом полиции, тут уважаемый Эмилиан Сосинский лукавит. Это всего лишь возрожденный советский феномен "дружинников". Кажется, еще до Путина возродили. И, если не ошибаюсь, как и при Первом совке, там кое-какие материальные льготы - типа бесплатного проезда.
*
ФИЛАНТРОПИЯ СРЕДИ КАННИБАЛОВ
Вчерашний текст про то, что я не люблю социальную рекламу в казарме и предпочел бы видеть надпись «Если народ нельзя завоевать, это не значит, что ему нельзя помочь», многих возмутил.
Меня больше всего огорчило, что я возмутил людей, которые не только читают надпись «Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь», но которые и помогают тем, кого нельзя вылечить.
Объяснюсь. Я, действительно, считаю филантропию («каритативную деятельность», «благотворительность») очень странным явлением. Да, активная любовь к человеку (накормить голодного, напоить страждущего) – это высшая добродетель. Она заменяет молитву и пост.
Однако, это именно добродетель – доброе дело, а не добрая вера. Тут нас подстерегает известная уже первым христианам ловушка: вера без дел мертва, а дела без веры мертвенны.
Помочь умирающему избежать мучительной агонии – великое дело. Слава и честь тем, кто добился организации в России хосписов, кто жертвует на помощь больным деньги. И все же будем помнить, что в последний час человеку как воздух нужны не только обезболивающие, но и вечность – свидетельство о вечности. Это не означает, что нельзя допускать к больным неверующих людей, что нужно в обязательном порядке организовывать при хосписах храмы и принудительно крестить умирающих. Веру не купишь в аптеке и не перельешь через капельницу. Это означает, что нужно сознавать ограниченность своей помощи и желать преодоления этой ограниченности.
Поверьте, быть верующим не означает располагать бесконечностью как врач располагает лекарствами. Быть верующим означает мучаться от сознания того, что бесконечность есть, что бесконечность рядом с тем, кто один и может ее вместить – рядом с человеком, но – рядом, а не вмещается. Близок Бог, а не поверишь.
В России филантропия ограничена не только этим, но и тем, что в милитаристской стране, в стране людей с психологией агрессоров, безжалостных людоедов, даже филантропия становится предметом манипуляций. Российские жители как ноль и девять десятых поддержали войну с Украиной. Войну не только кровавую (все войны кровавые), но войну подлую, в которой всю кровь приписывают злобному врагу – он-де сам себя застрелил. Войну, в которой верховный главнокомандующий заявил, что его солдаты будут прикрываться женщинами и детьми, и так и сделал: украинские военные не сопротивлялись, потому что им грозили расправой с их женами и детьми.
Все это не вызвало негодования у жителей России. Их совесть чиста. Они пожертвовали 80 миллионов рублей на хосписы. В среднем по 70 копеек с души. Конечно, жертвовало меньшинство, и не 70 копеек, а очень большие деньги. Но каждый житель России пожертвовал на войну с Украиной, на поддержание атомного арсенала России, на зарплату военным в позорных масках и прочие милитаристские гадости куда больше – не одну тысячу рублей.
Россия – казарма. Солдатам даже и не выдают всех заработанных денег, солдаты и не платят налоги. Солдатское дело выполнять приказы и стрелять. Солдаты даже не понимают, что они солдаты – высшая степень маскировки, когда обманут не враг, а солдат.
В этой-то стране, где угасла уже всякая культура, всякая доброта, всякое сострадание – поперек улицы лозунги с «Христос воскресе, дорогие сотоварищи» и «Усынови ребеночка, пока его не забрали злые америкосы». Да, слава и честь тем, кто выбивает из правительства каннибалов деньги на больных, кто жертвует деньги сам. Но гордиться тут особенно нечем, как заложники, которые выклянчили у террористов разрешение напоить больного, не гордятся своей добротой, а остаются несчастными и несвободными людьми. Когда же террористы заставляют заложников радоваться тому, что им разрешено быть милосердными, когда террористы используют эту разрешенную доброту для прикрытия своего терроризма, для имитации настоящей жизни, тут и подавно грустно.
