Сократ, Платон и Христос

Платон — фантастический автор. Понять, когда он пишет всерьёз, когда иронизирует, невероятно трудно. Маркёры он расставляется скупо. Например, в диалоге «Федон», который на самом деле эссе «О самоубийстве», заботливо отмечает, что среди собеседников Сократа — который якобы произносил все эти умные слова — Платон отсутствовал. Ремарка даёт понять: не было никакого разговора. А каково ядовитое: Сократ смеётся над теми, кто боится «наложить на себя руки» и при этом «спускает ноги на пол».

Всё эссе — противоречие в себе, и у Платона так постоянно. Сократ защищает самоубийство как единственно достойное философа поведение. При этом сам Сократ самоубийства не совершает никоим образом, ему принципиально, что его держат в оковах и казнят. Платон издевается над Сократом? Автор не может издеваться над своим героем. Платон через Сократа издевается над своими оппонентами, которых ни во что не ставит.

Никакого Сократа не было, во всяком случае, не было Сократа Платона. Платон поступил как опытный уголовник или диссидент: свалил всё на мертвеца. Очень удобно!

Впрочем, даже если принимать эссе Платона за чистую монету, ни о каком «сократическом методе» говорить невозможно. Это не диалоги, это чистые монологи, что выставляет автора не в лучшем свете. В сарказме он сильнее, чем в умении встать на чужую точку зрения. Впрочем, это логично. Просто не надо нервничать и пытаться учиться искусству диалога по платоновским диалогам.

Сократ объясняет, зачем он перед казнью принялся писать стихи: очиститься решил:

«Сошедший в Аид непосвящённым будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов».

Очень монашеская позиция, только «богов» поставить в единственное число, а «посвящение» заменить на «покаяние». Ирония? Пожалуй. Здоровая ирония человека, виртуозно владеющего прозой, над теми, кто верует в обожение через поэзию.

Сократ добавляет:

«Ибо, как говорят те, кто сведущ в таинствах, «много тирсоносцев, да мало вакхантов», и «вакханты» здесь, на мой взгляд, не кто иной, как только истинные философы».

«Тирс» — это палка, украшенная листьями плюща и винограда, с нею танцевали во время вакханалий. Вакхант не только носил тирс, но ещё и танцевал и впадал в экстаз.

Знал ли Иисус это сочинение Платона? Важно не это, а то, насколько распространён феномен, упомянутый Платоном. Очень распространён, почему фраза Евангелия и превратилась в идиому. С литературной точки зрения, притча не идеальна и фраза не очень понятна из-за того, что «званые» представлены одним-единственным персонажем. Получается, что «званых» мало, а «избранников», участвующих в пире, много. Формально, конечно, притча содержит в себе преамбулу, где описаны люди, которых позвали на пир и которые отказались придти, но всё же логически они мозгом помещаются в особую категорию («званые и отказавшиеся придти»), а их полномочный представитель — в другую («званый и отказавшийся приодеться»). Более того, бедолага даже не воспринимается как «званый» в сравнении с основным массивом отказников. «Позвать» — это именно пригласить заранее, а когда с улицы первого встречного приглашают — это «зазвать», это совсем другое.

Что ж, вера в Христа должна побуждать скакать на вакхический манер? Или философствовать на платонический манер? О, любителей платонизировать под маской христианства, — множество, хотя они к Платону имеют столь же малое отношение, как и ко Христу. Конечно, Иисус имел в виду не это. Он всё время пытается описать неуловимую грань между поверхностной верой и глубокой. При этом «поверхностная вера» для Иисуса — вера фарисеев, то есть, с точки зрения нормального человека, вера чрезвычайно глубокая. Нормальный человек ведь и в тирсоносцы не запишется, что уж там о вакханстве говорить.

Можно было перефразировать «Много званых» как «много прозаиков». Все говорят прозой, не только буржуи. Но Иисус всё-таки имеет в виду иное: даже если все заговорят поэтически, нужно что-то бесконечно большее. Фарисеи — чудные люди, которые честно и усердно пытаются говорить стихами. Выходит стихотворство. Чтобы стать поэтом нужна ещё какая-то малость — вот эта самая «брачная одежда». Как сказал один пятидесятник, передавая первое впечатление от сошествия Святого Духа: «Как будто меня накрыли ватным одеялом». Вот избрать такое избрание, тянуть руку к небу с нетерпением: «Меня одень! Меня накрой!! Прииди!!!» Пусть будет малость вакхически, но лучше поднять руки к небу, чем опустить их.