ЦЕРКОВЬ И КГБ: 1960-1980-Е ГОДЫ
К оглавлению очерков по истории РПЦ в 20 в.
Cм. отдельно о С.Бычкове.
Свящ. Павел Адельгейм молча о своём доносчике полвека! В 1969 году его арестовали в Узбекистане, где он был приходским священником. Изучая дело, он наткнулся на донос:
«В духовной семинарии, где я учился вместе с Адельгеймом, он высказывался против исполнения гимна Советского Союза и хвалебных песен в адрес Советского государства. Лиц, которые исполняли гимн и хвалебные песни, Адельгейм называл хамелеонами, преклоняющимися перед властями» (Лист дела 178, т. 2).
Автор доноса – Макарий Свистун, ныне – митрополит Винницкий, РПЦ МП. Ещё один однокурсник Адельгейма, свящ. Милий Руднев, сказал ему, что Свистуна поставил «в безвыходное положение» митр. Филарет Денисенко, тогдашний и многолетний ридигер Украины. «Он предложил написать донос (скорее всего, по запросу КГБ Узбекистана) в качестве шанса сделать карьеру: «Напишешь – будешь епископом. Это твой шанс».
Адельгейм писал в 2008 году: «Комментировать эту информацию не берусь. Некоторое подтверждение даёт сопоставление дат и событий. 07 июня 1970 г. совершилась Ваша хиротония во епископа. 17 июля 1970 г. я был осуждён на три года лагерей и поехал отбывать свой срок в пустыню Кызыл-Кум, на рудниках золотопромышленного комбината «Бессопан». Лагерный срок не был безоблачным. В связи с беспорядками, произошедшими в лагере Кизил-Тепа УЯ 64/44, я лишился правой ноги».
Адельгейм, возможно, так бы и молчал, но в 1993 году его архиереем стал друг Свистуна архип. Евсевий Саввин, который прямо о. Павлу сказал, «в очень агрессивной форме, что знает меня по слухам от общего знакомого». И начал травить Адельгейма, к 2009 году затравил.
*
Архим. Августин Никитин назвал свою главу, посвящённую отношениях Церкви и КГБ, «Malum nececessitatis» - «необходимое зло». Правда, завершает Никитин словами:
«Автор этих заметок сознает спорность своих рассуждений и отнюдь не настаивает на правоте» (285) и напоминает о том, что на своем надгробии Никодим завещал высечь слова: «Господи, аз яко человек согреших, Ты же яко Бог щедр, помилуй мя» (285).
Желание представить любимого наставника в лучшем свете побуждает Никитина растворить вопрос в более широком: вообще о тайной политической полиции и политиках. «Но был ли митрополит Никодим «связан с КГБ»? – спрашивает Никитин, выделяя слово «связан» курсивом, и отвечает: «И такая формулировка тоже заведомо неточная. В ту эпоху тайная полиция пронизывала все слои общества, в том числе и церковные» (272). Он перечисляет: Ангела Меркель была секретарем комсомольской организации, «Ульманис также был агентом НКВД» (ссылается на некоего историка Ильмярва), Гюнтер Грасс был в дивизии СС.
Даже замечает, что «Владыка не терпел стукачей, сводящих счёты с недругами с помощью доносов» (264). Остальных, следовательно, терпел. Главное, чтобы в своём гнезде не гадили. В качестве примера приведены не стукачи, а всего лишь двое ябедников из духовной академии.
Очень подробно, с указанием фамилии, Никитин пишет лишь об одном стукаче: Олеге Галинском, ныне еп. Берлинском Феофане. Никитин цитирует слова Всеволода Чаплина: «Можно по-разному относиться к личностям епископов, но нельзя по отношению к ним употреблять хамские выражения, потому что епископ – это человек, символизирующий за богослужением Христа и в этом качестве являющийся частью сакрального пространства» (Аргументы и факты, 2006. №35. С. 9). Однако, Никитин всё же считает себя вправе «хамить» Галинскому, потому что тот выматерился в алтаре: «Это был «момент истины» - маска сброшена. С тех пор для меня этот «персонаж» не существует, какие бы благочестивые личины он на себя ни надевал. И какое бы «право ношения креста на клобуке» не имел» (345).
Матерщину Никитин отождествляет с «гнилым словом», с Мф. 15, 11. Хотя, пожалуй, это натяжка и вытеснение – не смея осудить за стукачество, осуждает за матерщину. Никитин издевается:
«Вещего Олега» перебросили в Западную Европу, - в одну из стран с «тяжелым контрразведывательным режимом». Где матерящаяся «часть сакрального пространства» спивалась при «местной резидентуре», пока врачи не запретили … Но простодушные «карловчане» не знали и «не имели права знать», кто в те годы в «доверительных беседах» представлял интересы Чистого переулка… Встает законный вопрос: а нужно ли благочестивому читателю знать про это? Есть расхожий афоризм: «Народ, который забывает свое прошлое, рискует повторить его в будущем» (346).
"Матерящаяся часть сакрального пространства" - остроумно; таких шпилек много у Никитина, включая шпильку в адрес президента с Лубянки и остроту про то, что со стукачами надо здороваться не "Христос посреди нас - и есть, и будет", а "Донос посреди нас - и есть, и будет".
Остроумно, но не более того. Остроумный человек ограничивает мир определёнными рамками. Умный человек старается вырвать мир из рамок, в которые его ставит эгоизм, расчётливость, просто лень. Вон архим. Августин вспоминает, как историк Юрий Рубан сокрушался в присутствии митр. Никодима, что люди с научными задатками тратят себя на поездки зарубеж с выступлениями о «миротворчестве». Митр. Никодим ему шепнул: «Если бы они там не ездили и не выступали, мы с тобой здесь не сидели и не говорили». Рубан комментирует: «Мне стало стыдно» (Рубан Ю. Митрополит Никодим. Из записок семинариста. С. 4. Цит. Никитин, 233).
Конечно, если ограничивать мир рамками церковной истории и России, всё выходит очень мило. Ни один кролик не пострадал. Историк благодаря "выезжантам" получил возможность писать книги, "выезжанты" получили удовольствие ездить по заграницам. Однако, достаточно задать вопрос: а почему вдруг власть организовала "выезжантам" такую красивую жизнь? Ответ ясен: это обычное прикрытие тайных операций, прикрытие не всегда шпионское, но всегда - пропагандистское. Это часть внешней политики не какого-нибудь Сан-Марино, а огромной и агрессивной империи.
Вспоминается рассказ Лескова о мошенниках, которые устроили фиктивную гибель пшеницы и получили за неё страховку, даже не задумавшись над тем, что кража у страховой компаний всё равно кража. Что за "юридическим лицом" всё равно стоят живые люди, они просто не чувствовали. Так и те, кто наслаждался благами (очень умеренными, но всё же именно благами, которых были лишены другие) при большевиках, может, и не понимали, за что им платят деньги, какой от этого убыток. Убыток, однако, всё равно был. "Советское миротворчество" прикрывало советский милитаризм. Человек, выпускающий противопехотные мины, может быть прилежным прихожанином и платить десятину, но всё равно его мины будут отрывать ноги и солдатам, и детям, и женщинам. Хотя он лично в этом, можно считать, не виноват.
Так и сотрудничество с Лубянкой, все эти "гроссмейстерские игры". Никитин цитирует немку историка Фэри фон Лилиенфельд: «Может быть, владыка и сотрудничал с «органами», но провёл их! … Митрополит всегда проявлял удивительную независимость и самостоятельность» (285). Провести-то провёл, свою партию выиграл - но главные-то проигравшие не чекисты, а те, чьё доверие было предано, те, чью религиозную свободу "партнёры" Никодима ограничивали - и не только православные. Заявление митрополита Никодима о том, что российские войска в Праге - это реалистическая защита мира - может, и помогли открыть православные храмы в России, но они ведь сделали его соучастником убийств, которые осуществляли "советские солдаты" в Чехии. Жизнь - это не шахматы, тут миллиард игроков и жертвуют обычно чужими фигурами.
