Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Богочеловеческая комедия

Правило полугода

В принципе, первое правило фотографа – посылать фотографию не тому, кого фотографировал, а его мужу, жене, в крайнем случае, дитям. Ну, если хочешь похвалы. Но сегодня мне выдали гениальный отзыв: "Боже, как же я постарела за последние полгода!" Думаю, ровно это сказала Мона Лизе, когда Леонардо показал ей готовый портрет. И любая женщина если не говорит, то думает именно это, начиная с 10-ти, наверное, лет.

СВОБОДА АУДИО И ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ ВИДЕО

 

Как человек, причастный к изобразительному искусству, извините за гордыню, скажу. Слово и образ, аудио и видео - прекрасный пример свободы и вседозволенности. Слово - это свобода. И текст, и образ не могут не быть свободны от всяких предварительных ограничений. Текст строится на добавлении чего-то к природному звуку, который есть смесь рыка, шипения и свиста, то образ - на убавлении.

Для скульптора, как сказал один поэт, главное отсечь лишнее, для литератора - прибавить. В обоих случаях творчество крайне избирательно и в этом смысле есть такая жесткая самоцензура, такая дикая борьба за существование в отдельно взятой голове и сердце, какая никаким торквемадам с тамерланами не снилась.

Результат противоположен. Сегодня никто не возмущается богохульствами и кощунствами в текстах. Слава Богу, живем в информационную эпоху, практически все умеют обращаться с письменными знаками. А вот с образами иначе, тут еще подтягивается арьергард человечества, и арьергард этот предлинный как задница гусеницы, где бы эта задница ни начиналась. Более того: если текст не нуждается в ломке табу, то образ только на этом и стоит. Разница как между писателем днем - он одет, хотя бы в халат - и писателем ночью, когда он ложится спать.

Как литератор я стараюсь максимально расширить пространство, охватываемое текстом и при этом не нуждаюсь в расширении мнимом - за счет матерщины, ругани, порнографии. Конечно, и в этом периодически возникает нужда, но тогда перечисленные феномены преображаются и перестают быть сами собой, хотя вряд ли кто-то помимо Венички Ерофеева и Саши Соколова может этим похвастаться.

Как фотограф я не стараюсь нарушать какие-либо запреты. Лично я и в фотографии склонен к классицизму, давно уже устаревшему - но я ведь родился лишь по цифре в 1957 году, а по культуре - в 1887-м, большевизм законсервировал драгоценные "семнадцать лет" Володи Ульянова и сделал их общеобязательными для культуры. Но я прекрасно понимаю, что я имею право и, если захочу и будет возможность, могу снять и вагину, и сексуальный акт, и раздавленного птенчика, и человеческие кишки, намотанные на вилку. Главное - не что именно я буду снимать, а буду ли я при этом обрезывать реальность, убирая все лишнее. Формы не делятся на лишние и нужные, запретные и дозволенные, а вот слова - делятся. Что позволено фотографу (карикатуристу, художнику, скульптору, архитектору), то не позволено литератору. Не позволено им самим, конечно, никто другой не имеет права указывать. В этом смысле и самые передовые современные страны пока еще чрезвычайно далеки от настоящей свободы, коли в Нью-Йорк боятся перепечатать совершенно невинную, абсолютно неоскорбительную никоим боком картинку с пророком Мухаммедом, который всех простил и сам шарлилует.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова