Предсмертная картина Брейгеля. Похожа на кроссворд, но в то же время можно не знать поговорок, чтобы почувствовать нечто неладное. Танцы и виселица. Крест, с которого осыпалось нечто красное — но что? В нижнем левом углу мужчина испражняется, а перед ним в сугубо ленинской позе, воздев руку, некто в Красных Штанах. И нежные богородичные горизонты.
Крест между виселицей и водяной мельницей, между смертью и энергией, помолом, хлебом.
Виселица невозможная, геометрический нонсенс, хотя заметно это не вдруг.
Крест во времени Брейгеля уже давно не был символом государства, он стал символом Неба, Царства Божия. Вот виселица — да, воплощённое государство, воплощение абсурда. Не любое государство — чужое государство, принудительное единство и обязательное счастье внутри золотоносной Испании. Болтливая сорока — доносчица на отплясывающий любовный танец треугольник и, главное, на того, кому нас...ать на государство. Поговорки именно об этом: «У недремлющего уха внизу не ... висит, а пасть» (Губерман). Не мочись против ветра, не сри на государство, не танцуй рядом с палачом. Или всё-таки без «не»? Это ведь 1568 год — испанские войска пытаются зачистить голландских игиловцев. Наср...ть! Насс...ть! Напис...ть картину!
Изображение арки помещаю, чтобы легче было понять невозможность виселицы.