4 февраля 1933 года: победа над Гитлером — одним неросчерком пера
Одной из любимых идей фантастической литературы после Второй мировой войны — путешествие в прошлое с целью убийства Гитлера. Зло надо уничтожать в зародыше! Моральная дилемма — можно ли убить младенца, зная, что...
Конечно, это всё лишь пережёвывание схоластической проблематики, последней (и самой обаятельной) фазой которой является «Кандид». Теоретизирование. История сурово говорит, что не надо паниковать. Именно страх и паника привели Гитлера к власти. Для предотвращения кошмара совершенно не было нужно (и не нужно) никакой машины. Достаточно соблюдения закона и такой примитивной меры как увольнение.
Российская масс-культура на казусе Гитлера решает, конечно, собственные проблемы — оправдание зла как неизбежности. Ельцин не мог не назначить Путина. Поэтому тут часто можно встретить утверждение, что президент Гинденбург не мог не назначить Гитлера канцлером, поскольку тот был председателем партии парламентского большинства. Впрочем, Гинденбург по конституции мог не назначать канцлером даже лидера большинства.
Это просто неверно: партия Гитлера в январе 1933 года не была партией большинства, как не была ею и ранее. Гитлер пытался представить себя главой большинства, указывая на успех нацистов при выборах в одном из немецких регионов. Однако, и в этом регионе нацисты набрали меньше, чем случалось им получать ранее, к тому же регион был крохотный (Липпе, 100 тысяч населения), нацисты не имели сил повторить в масштабе всей страны массовую предвыборную кампанию, которую они тут вели всей партией.
Критичным днём стало не 30 января 1933 года, когда Гинденбург назначил Гитлера канцлером. Точка беззакония была пройдена 4 февраля, когда Гинденбург подписал декрет Гитлера, ограничивавший свободу собраний, и 6 февраля, когда Гинденбург подписал декрет Гитлера о ликвидации прусской автономии. Оба декрета противоречили конституции, 48 статья которой допускала подобные меры лишь при наличии чрезвычайной ситуации. В декрете 6 февраля говорилось не о чрезвычайной ситуации, а лишь об «опасности общественному порядку».
Российские историки обычно (со времён Сталина) сосредотачиваются не на этих декретах, а на вполне антиконституционных действиях Гитлера весной 1933 года (и позже). Ограничение свободы собраний представляется слишком ничтожным фактом. Юридически, однако, именно тут — Рубикон, маленький грязный ручей, отделяющий право от преступления.
Кошмар не в том, что Гинденбург нарушил свои обязанности президента, отказавшись от надзора за соблюдением конституции. Кошмар в том, что в 1933 году огромное количество германских политиков упрашивали Гинденбурга это сделать. Одинокий протест Отто Брауна, прусского политика, никого не интересовал. Даже, когда репрессии начались, их жертвы верили, что это случайность. Ещё 25 февраля газета социал-демократов писала:
«Президент имеет право назначать и увольнять канцлера. Право увольнения никто не отменял».
Ну да, Гинденбург в любой момент мог (и должен был как гарант конституции) уволить Гитлера — но не делал этого.
Разные причины побуждали отдельных персонажей проталкивать Гитлера. Солидный политик, бывший канцлер Папен, рассуждал точь в точь как многие российские оппозиционеры в наши дни — главное соединить усилия во имя возрождения страны. Мы все живём в одной Германии (России, Америке, Китае), не надо раскачивать лодку, должны быть представлены все позиции, включая крайние. Конечно, это чистое лукавство — такие крайности, как политика ненасилия и права, при этом не рассматриваются. Военную мощь Германии веймарские демократы восстанавливали с таким же тупым упорством, как и Гитлер.
Между Гинденбургом и Гитлером была пропасть, разделяющая земельного аристократа и городского люмпена. Как сказала бы Алиса, «видела я такие пропасти, в сравнении с которыми эта пропасть — ровная долина». Пафос насилия, ненависть к свободе — были сильнее. Пропасть, отделявшая Гинденбурга и Гитлера от демократии, была много глубже пропасти сословных предубеждений.
Ровно то же самое относится к современной России. Пропасть, разделявшая Ельцина и Путина, была гладкой равниной в сравнении с пропастью, разделявшей Ельцина, Путина и демокатию.
Кстати, в России — в отличие от Германии — часто указывают, что «формально», «по букве» Гинденбург не нарушил конституцию. Это неверно — было и формальное нарушение (чрезвычайные меры без объявления чрезвычайного положения). Ещё важнее, что в Германии не было и нет демагогического разделения «буквы» и «духа» законов. «Дух закона», «дух конституции» для русского, как и «Святой Дух» означает «ничто», «фуфу», «отмазка для наивных». Для немца «дух» — это серьёзно.
Назначая Гитлера канцлером и далее закрывая глаза на любые преступления Гитлера, Гинденбург действовал абсолютно типичным для себя образом, как убедительно показал биограф Гинденбурга Дорпален. Трагедия в том, что Гинденбург — образец бездарности, весь путь которой наверх был результатом борьбы между собой вполне даровитых людей, результатом «компромиссов», которые вышли из подконтроля умников. Самый знаменитый эпизод его карьеры, сделавший его национальным героем — успешная наступление на Россию — был заслугой его подчинённого генерала Людендорфа. Так ведь Гинденбург и был назначен начальником Людендорфа, потому что военная психология считает инициативность недостатоком, необходимым злом, которое нужно уравновешивать. Гинденбург — человек не на своём месте, и он успешно поднимался на всё более чужие ему места, где он мог уцелеть только благодаря решимости ничего не решать. Назначение Гитлера он явно воспринимал именно как временную меру, позволяющую предотвратить кризис. Другого выхода он не видел. Но эта слепота — его личное самоослепление. «Его пример — другим наука»...
Полезно помнить, кстати, что решающим моментом в приходе Гитлера к абсолютной власти было не только подписание Гинденбургом документа о чрезвычайных полномочиях канцлера, но и голосование католической партии центра за Гитлера. Если бы католики проголосовали против, история могла бы пойти по другому. Но как же — у меньшинства вдруг появился случай сыграть историческую роль и получить за это исторический гонорар. Щас! Получили историческую гонорею.