«А если бы это было при Гитлере?» — вопрос, который помогает прояснить многое.
«Мне нравится наша страна, она свободна, в мою частную жизнь государство не вмешивается». При Гитлере так можно было сказать немцу? Немцу, работающему в Освенциме бухгалтером?
«Ничего страшного не произойдёт, если соблюдать установленные правила и не лезть в чужие дела». Можно так было сказать при Гитлере?
Вообще-то так можно было бы сказать даже при Сталине. Сталинские репрессии были хаотичнее гитлеровских, многие люди гибли без вины — даже без вины с точки зрения губителей, просто «для комплекта». Однако, даже при Сталине конформист имел больше шансов выжить, чем оппозиционер и даже больше, чем палач. Как ни много было жертв коммунистического террора, выживших — и именно конформистов — было больше.
В этом отношении любой тоталитаризм похож на банду, которая избивает одного случайного прохожего, а другому — или другим — говорит: «Что уставились, мужики? Идите, это вас не касается! Иди-иди-пока-цел».
И, действительно, пока — целы. Вовсе не врут те, кто говорит, что и при Сталине жилось нормально, порядка было больше, зазря не сажали. Те, кому жилось ненормально, кто попал в хаос и там погиб — молчат.
Мы обсуждаем, хорош ли политик Z, коли он смел? Спрашиваем себя: Гитлер был смелым? О да! В тюрьме сидел, на фронте воевал. Нам говорят: «Ах, как удобно, что есть политик Z, которого можно бесконечно ругать». Используем РH-тест (от «politik Hitler»): Гитлера можно бесконечно ругать? Гитлера надо было бесконечно ругать с момента первого его выступления? Да, конечно! Значит, и политик Z — может быть, хорош, но не смелостью, и, может, оправдан, но не тем, что его ругают. А я о политике Z — да ладно уж, чего там, назовём его в лоб — политик N — скажу: то, что он призвал голосовать за коммунистов показывает лишь его интеллектуальную ограниченность и непрактичность. Плох он — на мой простой взгляд — тем, что когда-то, в бытность мелким аппаратчиком в одной партии назвал уборщицу «чернож...пой».
Всё! После этого он по РН-тесту — две полоски — беременен Холокостом и дел с ним никаких иметь не следует. То, что он ещё и нацистские крестные ходы организовывал, уже большого значения не имеет. В России 140 миллионов человек (без Крыма) — найдутся альтернативы, если их искать, а не зацикливаться на избыточных персонажах.
Оборотной стороной Гитлер-теста является Христос-тест. Максимально приближённым к подлинному звучанию имя Спасителя стоит воспользоваться хотя бы для напоминания о Его еврействе. Назло Гитлеру. Гитлер-тест — проверка на пассивность. Вмешался бы человек, если бы при нём били еврея. Ешуа-тест — проверка на активность.
Поддержал бы человек казнь одного для спасения целого народа? Неважно, справедливо, несправедливо, но — для спасения целого народа? Счёл бы он Иисуса «сектантом», «маргиналом», «гнилым пацифистом», который прячется за высокими словами, не хочет утирать слезинки ребёнка, а отделывается софизмами про блаженство плачущих. Одобряет ли человек предсмертные слова Иисуса о прощении палачей? Или от всего Евангелия он помнит лишь кнутик, которым Иисус изгнал торгующих из Храма? И хочет этим кнутиком — о, не изгнать торгующих из храма, зачем же так буквально — а этим кнутиком тех, кто протестует против торговли в Храме, против превращения религии в партком?
Если пропустить логику хамства (а сводить всё к личности есть хамство) через Хритос-тест, то — перелёт. Иисус был бы Христом в любую эпоху, при любом воспитании. Мария родила и воспитала Иисуса, но не Христом, Спасителем Он был до и помимо рождения и воспитания. Его место не мог бы занять ни один человек, даже самый хороший. Можно ли объяснить святость, самопожертвование, тем более — воскресение, какими-то психологическими особенностями? Не более, чем извержением вулкана объяснять поцелуи. Сводить всё к психологическому опыту и состоянию означает бесконечно преуменьшать возможности зла и бесконечно преувеличивать возможности добра. Между добротой, хорошим воспитанием и любовью пропасть, как между обезьяной и человеком. (Человек отличается от обезьяны тем, что свободен отрицать своё отличие от обезьяны).
Хамство, стоит заметить, может быть и наивным, и циничным. Наивный хам объясняет свет в другом удачным детством, удачными обстоятельствами жизни, которые якобы помогли человеку открыть в себе свет. Хам циничный сводит чужую доброту к неудачным обстоятельствам, от которых святой убежал в иллюзии (для циника свет — иллюзия, порождаемая попыткой спастись от мрака).
Не надо хамить — то есть, лезть в чужую душу хоть с кнутом, хоть с пряником — не потому, что правда опасна и нелюбима. Не надо хамить, потому что правда в принципе не открывается тем, кто лезет в чужую душу, как солнце не светит тем, кто спускается в шахту. Правда всегда и больше человеческих обстоятельств (случай Гитлера), и меньше (случай Христа). Зло слишком нереально, чтобы объяснять его реалиями жизни, святость для этого слишком реальна. Поэтому возможно спасение от зла — в мире есть такой микроуровень, куда зло неспособно просочиться. Оно ничтожно, это верно, но слишком надменно. Поэтому спасение не в доброте — доброта слишком велика и не пролезет туда, куда просачивается любовь.
Не цинизм, а мещанство, «болотистость» есть исток рабства в мире. «Я человек маленький, в споры между богословами не лезу, осуждать или хвалить раскольников не моя компетенция, молюсь Богу, какие там святыни подлинные, какие нет, не проверяю, у меня и квалификации нет». Пропустим эту психологию через Иисус-тест (он же, в негативном варианте, Гитлер-тест — вот тут). «Я человек маленький, в споры между Иисусом и книжниками не лезу, осуждать или хвалить Иисуса не моя компетенция, хотел Он разрушить Храм или нет, не мне судить, но ведь нормальных людей почему-то в таком не обвиняют».
Хочется быть «в центре», «избегать крайностей». Что ж, сатана это отлично использует: сразу нарисует такую картину мира, в которой любовь, вера и надежда — крайности, а уныние и предательство — центр.
Гитлер-тест и его оборотная сторона — Христос-тест — отличная проверка на, мягко скажем, разумность и вежливость. Вот первая заповедь всякого спора — не переходить на личность, обсуждать идеи, а не носителей идей. Простейший способ нарушить эту заповедь — предположить о человеке худшее и сказать:
«Все марксисты имели в детстве проблемы с отцами, поэтому они и марксисты!»
«Он диссидент, потому что одинок и не умеет общаться!!»
«Ты споришь, хотя предмет спора тебе безразличен, а тебе нужно лишь самоутверждение!!!»
Первая проблема подобного стиля в дискуссии (аргументов тут нет, это именно стиль, голое «как» без малейшего «что») — неопровержимость. Подобные обвинения невозможно опровергнуть в принципе, потому что обвинения отсылают в такую глубину или даль, которая не может быть предметом доказательного исследования.
Правда, неопровержимость эта дешёвая или, точнее, подлая — ведь такие заявления нельзя опровергнуть, но их невозможно и подтвердить. Голословное неопровержимо — поэтому необходима презумпция невиновности.
Вторая проблема обнаруживается именно в Гитлер-тесте. Можно объяснить взгляды и поведение Гитлера проблемами детства, физиологии, неуспеха в социализации. Сотни книг и тысячи статей именно так анализируют феномен Гитлера. Беда не в том, что такой анализ всегда неверен, а в том, что, даже если он верен, он не объясняет именно то, что заслуживает объяснений — зло Гитлера и зло гитлеризма. Точно так же попытки объяснить Сталина безотцовщиной ничего не объясняют, а лишь запутывают. Гитлер легко мог бы не быть Гитлером, но это не отменило бы случившееся в гитлеризме. На месте деспотов может оказаться человек с любым опытом — деспотизм есть выбор не опыта, а сердца. Несопоставимые величины — человеческий опыт, подсознание, психология вообще и зло, которое причиняет человек. Самое большее, что может психология — это объяснить человеку, как терпеть зло. Но объяснить человеку зло как таковое психология не может, как не может микробиология объяснять, почему извергаются вулканы. Разные пласты мироздания. Недолёт!
Проблема правды есть и проблема правоты. Вот «московский патриархист» из Ленинградской области, отдавший свою душу изучению богослужебного устава, писал в 2010 году:
«Церковная диссида ничуть не отличается от светской. Со всей присущей ей клинической картиной. Прежде всего диссидент никогда не будет считать себя хоть в чем-нибудь неправым. Никогда не будет готов примириться со своими врагами. Никогда не оставит себе возможности извиниться за свои слова. Ведь суд уже вынесен этим диссидентом. И ничто иное, кроме как полное и безоговорочное согласие с его мнением, не возможно в принципе. ... Диссиденту можно поддакивать. ... Ничего иного делать нельзя. Или во всяком случае ничего иного толпы обожателей делать не будут. Только очень сильно это все что-то напоминает...»
Мог бы так сказать Каиафа о Христе? Мог. Мог бы так сказать патриарх Никон о протопопе Аввакуме? Мог. Мог бы так сказать царь Алексей Михайлович о патриархе Никоне, отправляя того в отставку? Мог, мог! О душе надо подумать, смиреннее надо быть, — любимая попевка любого деспотизма. Так может сказать любой кот о мышке, любой инквизитор о любом подследственном. Но говорят обычно об убежавшей мышке, о том, кого хотели бы убить, да руки коротки. У ненависти глаза велики — и вот уже властное большинство одновременно бранит «диссидента» за «толпу обожателей» и подчёркивает, что диссидент — отщепенец, одиночку. У Христа всего-то дюжина учеников, да и то один вычёркивается.
Что «очень сильно напоминает» портрет диссидента, изготовленный конформистом? Да это же сам конформист и его начальство! Это православие по-большевистски, абсолютно глухое ко всему и ко всем, считающее «компромиссом» исключительное полное подчинение себе, а «миром» — полное рабство у себя. Уж этот православизм не собирается никому поддакивать, а с каким удовольствием загнал бы всех «диссидентов» на Соловки, как встарь...
Проблема не только в том, что агрессивная душа обвиняет других в том, чем сама и грешна. Проблема глубже: «диссидент» в принципе слово ругательное, из словаря ненависти, как и «дурак». Оно не обозначает реальность, оно творит фикцию. Доказать правоту человеческую так же невозможно, как доказать бытие Божие. Невозможность определить, кто прав, кто лев, кто мышь, кто кот, вытекает из сути свободы. Кто берётся определять, тот всего лишь обнаружит неспособность осознать свою гордыню.
Это относится и к тем, кто гордится своим диссидентством. Настоящие диссиденты меньше всего гордецы, они поневоле смирились с тем, что их гонят и делают диссидентами, тогда как они хотят просто нормально жить и говорить.
Однако, в наибольшей степени это, конечно, относится к держимордам всех мастей, которые стыдятся своего положения, но покинуть его не желают и переваливают вину с абсолютно больной головы на сравнительно здоровую.
Гитлер-тест нужен обычно, чтобы определить, возможен ли политический компромисс. Компромисс с Гитлером невозможен, — кажется, это единстенное, что стало понятно «после Освенцима». Компромисс заключают одни, в Освенциме же погибают другие. Впрочем, некоторые из тех, кто пытался использовать Гитлера для победы (неважно, чего), тоже погиб в Освенциме, но это же не утешение нимало, наоборот!
Одна из любимых тем научной фантастики после Второй мировой войны — путешествие во времени назад с целью убить Гитлера и этим предотвратить Освенцим. Так вот нет же! И Гитлера следовало бы «не убий». Не убий — но и «не общайся».
Первый стих первого псалма рулит форевер и защищает против фюреров. Если бы западные политики, да просто жители Запада в своё время прочно бойкотировали Гитлера и тех, кто к нему начинал склоняться — как только они начинали — то Гитлер бы к власти не пришёл.
Вот мы, путешествуя во времени — то есть, проживая свою жизнь — оказались современниками нациста Лимонова. Он может говорить сколь угодно правильные вещи, но помимо них и прежде всего он — нацист. Он потенциальный Освенцим с Гулагом. Убивать его не следует, даже сажать в тюрьму не следует. Но! С ним никаких контактов быть не может, проблемы, в решении которых он претендует участвовать, следует решать без него. И никаких разговоров с ним! Нацист — это бесконечно хуже, к примеру, гебешного агента, который хотя бы притворяется. Читать ли романы и стихи, которые он пишет (если он пишет)? Так ведь Гитлер рисовал картины, которые были по уровню не ниже прозы Лимонова. Очень хорошие акварели...
Принимая алгоритм «соединиться с кем угодно, лишь бы что-то изменилось», Вы неизбежно ухудшаете ситуацию. Во-первых, Вы устанавливаете правило: выгодно соединяться с самым наглым и агрессивным, а с интеллигенцией соединяться опасно. Во-вторых, Вы делаете ставку на насилие и истерию: самое страшное зло, якобы — Распутин, Путин, Ротшильд и т.п., для победы над ними можно хоть с ч...ом соединиться. Точнее, именно с ч...ртом — с ангелом соединяться недопустимо. Вы становитесь овцой в стаде очередного фюрера, а Ваше место среди разумных людей пусто.
Только вера в количество и неверие в качество, ставка на ложь и неверие в силу правды и добра, побудили десятки тысяч москвичей примкнуть к националистам, коммунистам, номенклатурным «оппозиционерам» и автору выражения «патлатые чабаны понаехали» (Навальный) и прийти 4 февраля 2012 года на митинг Навального, а не на митинг Новодворской, на проспект Сахарова, без нацистов и коммунистов. Прошли годы, и не добились своего участники обоих митингов, но те, кто митинговал с националистами, не только ничего не добился, но и достоинство потерял.
На Гитлер-тест в России придумали Закон Годвина.
«Закон Годвина» 1990 года есть применение к интернет-полемикам принципа Лео Штраса 1963 года «Reductio ad Hitlerum» (в том году вышла немецкая пьеса, обвинившая Эуженио Пачелли, папу времён Гитлера, в недостойном молчании об Освенциме). «Доведение до абсурда» в данном случае (как и в прочих) есть нарушение одного из главных правил построения силлогизмов (нерасчленение средней посылки, если не ошибаюсь, буду рад, если кто поправит, у меня голова слаба на все эти фигуры) и может быть показано в виде: «Гитлер поддерживал борьбу с курением, следовательно, борьба с курением — зло». «Всякая селёдка рыба, следовательно, всякая рыба селёдка».
«Закон Годвина» гласит:
«По мере разрастания дискуссии в интернете вероятность употребления сравнения с нацизмом или Гитлером стремится к единице».
Это подвариант закона Мэрфи: из всех видов аргументации пышнее всего цветут логически ошибочные виды. Справка русской вики о «законе Годвина» этим и ограничивается, и в России часто закон Годвина используют для нападок на тех, кто сравнивает Путина или других националистически и тоталитарно настроенных деятелей с Гитлером.
Вот английская википедия, как всегда, корректна. В ней не написано, как в русской, что Закон Годвина — «распространённое выражение в интернет-культуре», в ней дана иная характеристика: «Humorous observation» — «юмористическое наблюдение». В ней подчёркивается, что закон Годвина не относится к «дискуссиям о главных идеях нацистской Германии — геноциде, евгенике, расовом превосходстве или к обсуждению других тоталитарных режимов, в контексте которых сравнение с Гитлером может быть уместно».
Другими словами, если Гитлер полагал, что дважды два четыре, это не означает, что все, кто разделяет это мнение — гитлеровцы. Однако, если человек утверждает, что «кавказцы» — «патлатые», неуважительно относятся к «коренному населению России» и т.п., то он вполне правомерно может и должен быть сопоставлен с Гитлером и другими расистами.