Ум. - Судья. - Любовь. - Сила, творчество.
Всё не так уж плохо — всё намного хуже. И всё не так уж хорошо — всё намного лучше!
Какой идиот сказал, что мир держится на трёх слонах? Если это мир, который держится, то что такое мир, который не держится?!
Кто ищет жизни — находит смерть. Жизнь находит тот, кто ищет смысл.
МЧС: миролюбие, человеколюбие, свободолюбие.
Без одного из элементов остальные обесцениваются.
Жизнь начинается с игрушек как моделей полноценного существования, а заканчивается пониманием, что «полноценное существование» это всего лишь игрушка игрушек, модель из моделей.
Жизнь похожа на дорогу, похожа и на бурную реку. Свои достоинства у обеих метафор. Главное: в какой-то момент обрыв, и ты уже не отчаянно гребёшь веслами, чтобы преодолеть пороги, ты не отчаянно рулишь, а просто падаешь. Внезапно ты видишь конец, внезапно от тебя ничего не зависит, но внезапно ты и свободен от всяких обязательств, спасибо старости или болезни, в общем, беспомощности, и ты уже не командуешь, не руководишь, не воюешь, а просто машешь руками-ногами, так пусть махание будет не беспорядочное, а весёлое и дружелюбное.
Одни считают, что Земля вертится, другие — что она катится.
Ужас не в том, что мы привыкаем к смерти, а в том, что мы привыкаем к жизни со смертью.
Свобода человека есть свобода не быть человеком.
Трудно сказать, что такое свобода и где она начинается. К свободе, видимо, вполне относится тяжеловесное определение «собезначальная». Зато очень легко сказать, где свобода заканчивается. Свобода заканчивается там, где заканчивается жизнь. Когда я убиваю, краду, порабощаю, завидую, творю кумиров... ну и по части либиды всякие разности.
Есть свобода тебя от других: можно быть свободным, даже будучи рабом. Есть свобода других от тебя: ты не можешь быть свободным, будучи рабовладельцем.
Одиночество — когда у тебя нет выбора, быть одному или в толпе. Уединение — когда выбор есть.
Смирительная рубашка коллективизма не спасает одиночку от самоубийства, а лишь делает самоубийство коллективным занятием, растянутым во времени.
Ничто так не мешает свободе как убеждённость, что все любят и ценят свободу. Свободу надо пропагандировать и защищать именно потому, что она — ценность не самоочевидная. Свобода свободна и по цели, и по средствам, поэтому любовь к свободе не входит в число добродетелей. Она — бонус, приятное, но необязательное дополнение. Более того, можно любить свободу и защищать её, но не быть свободным — внутренне свободным. А можно быть сторонником деспотизма и при том очень свободным человеком. Такие нестыковки и гарантируют свободу, делая её не чем-то обязательным для устроения на земле.
Интуитивно, физиологически человеку кажется, что дальние предметы меньше. Так вот нет! Надежда есть искусство обратной перспективы. Например, Церковь — её прошлое меньше её будущего. Да-да, всякие великие соборы, тексты многотонные, тысячи имён святых (из которых половина фейки), — это всё цветочки, черновики, почеркушки в сравнении с тем, что предстоит. Украина — не ищите её величия в прошлом, в Острожском, Хмельницком, Могиле, Бандере. Оно всё в будущем! С Россией — тем более, ей вообще лишь предстоит родиться. С Америкой — ещё более тем более! Не «сделаем вновь великой», а просто — превратим Америку только для двуногих белых с айкью не выше 66 и честностью не выше -666 в Америку великую, где найдётся место и ливанцу, и ливийцу, и историку, и ботанику, не говоря уж об одноногой чернокожей лесбиянке.
Нет рабов и рабовладельцев. Есть свободные люди, которых поработили люди или обстоятельства, но которые духом остаются свободны, и есть рабы — все те, кто кого-то поработил, убил, обманул, изнасиловал.
Мёртвые души наслаждаются пением мёртвых соловьёв.
Не в счастье счастье!
От смешного до великого — тоже один шаг.
Чтобы не стать утопленником, надо стать утопистом!
Я не антихрист, я — антифриз. Привет Снежной королеве!
Смерть — это жизнь без риска.
Никто не понимает, что было в начале — яйцо или курица, но все понимают, что в начале — осётр, а потом икра. Потому что осётр прёт против течения, а курица даже по ветру не летает!
Весь мир театр. Трагедия в том, что многие люди предпочитают в этом театре быть зрителями, гардеробщиками и гардеробщицами.
Не слушайтесь — слушайте!
Единственная вполне безопасная жизнь — это смерть.
Человек — это обезьяна, не хотящая быть обезьяной.
Театр абсурда не бывает театром одного актёра.
Ты в клетке с надписью «Моська»? Если ты жалобно затявкаешь — ты действительно моська.
Человек, в отличие от горы, необъятен только на своей вершине, а чем ниже от неба, тем уже и бесчеловечнее.
Разница между красивой фразой и афоризмом — как разница между выражениями «храбрость в маске — позор в квадрате» и «храбрость в маске — трусость в квадрате».
Человек — не животное. Человек — словотное. Слон — это хобот, человек — это слово.
Жизнь — обзорная площадка для разглядывания бытия. Только площадка так велика, что за время своей личной жизни не успеваешь даже приблизиться к тому краю, откуда видно бытие. Остаётся довольствоваться звуками, дуновениями ветра и запахами, доносящимися из-за края площадки.
С каждым днем нарастает и к 25 декабря доходит до предела моя сантаклаустрофобия.
Найти смысл жизни иногда легче, чем не искать смысла в бессмыслице.
Чем ты невидимее, тем лучше видишь, а замечать важнее, чем быть замеченным.
Носители культа личности (в позитивной или негативной форме) очень заботливо критикуют культ личности. Догматики критикуют догматы — а как иначе?! Так нудисты критикуют одежду, но сами носят самую одёжную из одежд, превращая свою кожу в кожаное пальто. Достаточно было бы трусов, чтобы остаться нагим, а не закутаться в нудизм.
Всё для победы... Войну с Францией выиграл прусский учитель... Войну с Германией выиграли сотни миллионов скромных тружеников тыла... Так и любой аборт — победа не десятка человека, которые в него вовлечены непосредственно (отец, врач, медсестра, родители, друзья, подруги), но сотен миллионов людей, ныне живущих и живших столетия назад, победа насупленных отцов с ремнём в руках, победа принудительных крещений и дисциплинированности... Ах да — и самой несчастной беременной женщины тоже.
Вот странность: говорят «жизнь всё расставит по местам», имея в виду смерть и надгробия.
Глобализация — это когда на улице тебя бьют ошалевшие на русской почве, а в интернете — ошалевшие на почве еврейской.
Духовность в том, чтобы не оценивать шансы на успех, а исполнять то, без чего ты покойник.
Для циника и яйцеклетка — всего лишь клетка.
Пушкин — гран-падано. Гоголь — чечил. Тургенев — маасдам, сладкий и с дырами. Щедрин — чеддер. Лесков — сулугуни. Достоевский — рокфор. Толстой — бри. Чехов — пармезан. Искандер — сулугуни. А кто — плавленые сырки? Имя им легион…
Писателей с музыкальным стилем мало. Ни один из русских классиков, даже Чехов, не таков. А вот Толкин — увертюра Россини. А Дороти Дей — соната Бетховена.
Чёрный юмор - чёрный хлеб остроумия.
Счастье напоминает о смысле жизни человека, несчастье — о смысле жизни человечества.
Творчество смело уподоблю ограблению банка: нельзя глушить мотор, хотя останавливаться можно и нужно. Чтобы не вышло по Боконону: «Каждый человек может сделать перерыв, но ни один человек не может сказать, когда этот перерыв кончится».
Из полного мрака выводит чёрный юмор.
«Опасный человек» это «масло масляное». Человек — не бритва, человек не бывает безопасным. «Органы безопасности» — органы дечеловечизации.
Первый довод матерщинника, которому сказано, что он матерится: «Не клейте ярлыки!»
Второй: «Не вырывайте мои слова из контекста!»
Комплимент — это благословение с глушителем.
Тревожность — это когда человеку идёт шестой десяток, а он всё ещё боится умереть от голода под забором в сорок лет.
Пессимист предсказывает будущее, оптимист творит будущее.
Жизнь коротка, если мерять ее в удавах, длинна, если мерять её в амёбах, и бесконечна — если в людях.
Итальянцы аплодируют, когда гроб с покойником выносят из церкви. А «бис» бывает? Или освистывание?
Блаженны живущие в оазисах, блаженны, живущие в пустыне, но блаженны и те, кто пытается победить пустыню.
Объявление в мастерской: «Предоплата — залог хороших отношений».
А надо бы:
«Предъизготовление — залог хорошей работы».