«и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего» (Мф 2:15).
Теоретически, даже теологически, главный праздник Израиля был про освобождение из рабства египетского. Но практически люди не видели ничего дурного в Египте. Там жило множество евреев, жили неплохо, вовсе не рабами. Евреи жили в Египте и праздновали уход из Египта! Во времена Иисуса именно в Египте жил крупнейший иудейский мыслитель, Филон Александрийский. Возможно, не случайно, что в Египте — там было больше свободы для еврея, потому что окружающему национальному большинство было всё равно, что там пишет национальное меньшинство. Вот в Иерусалиме большинство послеживало — и могло и до Голгофы довести.
Рассказ евангелиста Матфея о бегстве Святого семейства в Египет полон подобных противоречий. Конечно, он притягивает за уши фразы из Писания, чтобы доказать, что Иисус именно Машиах. Спаситель из Египта? Но он же всё-таки из Вифлеема? В древности, когда не было фамилий, часто человека называли по месту его происхождения, так Иисуса никогда не называли «египтянин», «египетский». Даже «из Вифлеема» не звали, а вот Назарет — да, вспоминали, только к «назорей» Назарет отношения не имеет.
Почему же так велика была потребность в доказательствах, доказательствах «от прошлого»? Это ведь невроз. У нас этого невроза нет, мы спокойно говорим «верую и буду веровать, даже если это не предсказано в Библии». Мы исцелены от невроза неуверенности — в какой-то степени. Но мы не были бы исцелены, если бы верующие не прошли длинного и путаного пути к Богу. Их невроз — наше здоровье.
Евангелист Марк как раз не невротик, он строит своё повествование как триллер, как нагнетание неуверенности, неопределённости — а потом, за пределами текста, разгадка верой.
Матфей же успокаивает, переделывает триллер в голливудский размеренный блокбастер.
Оба верны Христу. Потому что Иисус сказал о Себе, что Он путь, истина и жизнь, но Он ещё и звук, звучание, нечто отнюдь не статичное и не фиксируемое. Он Слово, но, чтобы услышать Христа, надо вслушаться во что-то, что под тишиной. Есть тишина мира, тишина под суетой, в эту тишину человек входит через медитацию, размышление. Но под этой тишиной — мощный ровный раскат Слова Божия, которое не услышишь, если Оно не захочет.
Есть свет земной, то яркий, то мягкий, рассеянный. Даже ночью, во мраке есть свет, которым светятся глаза любящих и любимых. Но когда Господь говорит «Я — Свет», это о другом свете, который невидим для всех, кто ослеплён страхами.
Господь путь, но этот путь не нанесён на карты, не виден из космоса, а виден только из глубины нашего отчаяния и нашей надежды. Этот путь доступен не тому, у кого физическая сила, визы и деньги, а тому, кто никуда уже не стремится, только к Богу.
Евангелист Матфей нагнетает ужас. Плачут матери убитых детей и не могут утешиться. Иосиф с Марией возвращаются с Египта, но они всё равно боятся селиться в Иудее, они укрываются на севере, в Галилее. Им страшно! Пророчества исполняются, но легче не становится, и это не невроз — Иисуса действительно убьют. Ждали, что пророчества — о грядущем счастье, а они о грядущем несчастье. Не нашем, Христовом — Ему умирать. Но ведь это же ужас! Мы рассчитывали и рыбку из пруда достать, и чтобы рыбка не задохнулась без воды и исполняла наши желания. На первом месте — чтобы исполняла желания. Что она погибнет, мы как-то не задумывались.
Страшное это событие, Рождество. Рождается смерть из-за нас, из-за меня, из-за моей жизни. Гибнут дети в Вифлееме. Один, двое, сорок тысяч? Какая разница, важно, что это навсегда на моей совести. Я пользуюсь миром, в котором детей убивают. Я не могу, не должен утешаться. Вера мешает утешению, потому что вера будит совесть, и совесть с ужасно широким диапазоном, кругозором. Каждый день, каждую минуту кто-то плачет в мире, и наши радости невидимо переплетены с этими слезами.
Человек не остров. Исчезнет один остров — появится другой, а исчезнет человек — новый родится, но не заменит исчезнувшего. Младенец Иисус не заменяет погибших младенцев, Он погибнет тоже, и вера в Воскресение обостряет нашу память о Его гибели, и мы не можем утешиться. Этим христианское празднование Рождества отличается от праздника фольклорного, этим Евангелие отличается от городской легенды.
Рождение Иисуса выводит нас из мира самообмана, мифов, легенд в мир правды — правды трагической, тяжёлой, невыносимой. Выводит из тьмы египетской в свет Христов. Чтобы мы несли людям правду — как умеем, не поддакивая, не утешая пустословием, а утешая и утешаясь Одним Богом в Сыне Божием в Духе Святом.