Читая Библию
Чем пахнет любовь
Фазиль Искандер в юности пытался читать Гегеля.
Делал он это так: «Я читал эту книгу, раскрывая на какой-нибудь стихотворной цитате. Я обчитывал вокруг неё некоторое пространство, стараясь держаться возле неё, как верблюд возле оазиса».
Последуем верблюду и попробуем читать Библию, начиная со стихов.
Итак, первые две строфы Песни Песней.
Да лобзает он меня лобзанием уст своих!
Ибо ласки твои лучше вина.
От благовония мастей твоих
имя твое — как разлитое миро;
поэтому девицы любят тебя.
Влеки меня, мы побежим за тобою;
царь ввел меня в чертоги свои,
будем восхищаться и радоваться тобою,
превозносить ласки твои больше, нежели вино;
достойно любят тебя!
Достаточно разбить синодальный перевод на строчки, — и уже становится понятнее.
Слова, из-за которых эти стихи жадно читали подростки (а им запрещали): «поцелуй» и «ласки». Хорош еврейский язык: чтобы произнести в первой же строке «его рот» («пиху», «устами своими») надо вытянуть губы дудочкой, словно для поцелуя, и это совершенно не случайно.
Впрочем, русский язык тоже очарователен: «поцелуй» одновременно обозначает и повеление поцеловать, и исполнение повеления. Кстати, чтобы произнести «лу» тоже надо вытянуть губы дудочкой. И чтобы произнести «любовь». Вот архаично-синодальное «лобзает» теперь больше ассоциируется с лобзиком. Так что поцелуи и ласки, ласки и поцелуи.
«Ласки» имеются в виду те самые. Не материнские. Ласки, которые запросто могут до оргазма довести.
Всё это мечты. Начало любовного пути — сравнение любви с путём, путешествием не в парижских салонах родилось, а в лирике древнего (на полтысячелетия древнее Израиля) Египета. Девушка ещё оглядывается на подруг и уверена, что все они тоже влюблены в её героя. Некоторый эксгибиционизм сопровождает счастливую любовь на всём её бесконечном пути, чтобы не превратилась в парный эгоизм.
Влюблённая оглядывается, но, конечно, мечтает от подруг оторваться и оказаться с любимым наедине — «а он такой весь как царь и мы с ним в царской опочивальне». Так ведь и в России, как и во многих других странах, новобрачных приветствовали как царей: «государь», «государыня». Впрочем, это всего лишь эротические фантазии, причём и в реальности, и в поэзии, включая «Песнь Песней», они переходят из крайности в крайность: то мы с тобой в царском дворце, а то пастух с пастушкой. То в пентхаузе на Манхеттене, но в лесочке за околицей.
Так что лучшая иллюстрация к этому стихотворению — вполне современная «Песни Песней» сцена с одной греческой вазы, где изображены двое любящих.
Кратер из Дервени
Сцена уникальна тем, что нога юноши перекинута через ногу девушки, — жест гиперсексуальный. А вокруг подружки, подружки… и друзья, друзья… Древнегреческий девичник-мальчишник. Тут даже не царь, а бог — Аполлон со своей очередной возлюбленной царевной. При этом это не какая-то краснофигурная ваза, это ваза из сплава меди и цинка, состав подобран так, что она и через два с половиной тысячелетия кажется золотой. А особую остроту этой любовной сцене придаёт то, что ваза-то — для праха мужчины и женщины. Её нашли под Фессалониками в 1962 году, в ней был именно прах двух человек. То есть ещё при жизни они решили, что и в смерти будут окружены своей, скульптурной Песнью Песней. Так что не случайно любовные игры сами собой, а наверху тот же юноша протягивает руку к поникшей девушке и не может дотянуться.
К поцелуям и ласкам добавляется «аромат любви». Египетский иероглиф, обозначавший поцелуй, это два соприкасающихся носа. Это запах любимого тела — мужского или женского. Вино и миро (духи, благовония), — это уже вторично, это запахи, сопровождающие запах любимого.
При этом в оригинале «шемен» («благовоние», «миро») созвучен с «шем» («имя»). Имя — запах человека. Это не что-то случайное, как и всё в любимом не случайно. Как и то, что «ишакэни» — «целуй меня» из первой строки созвучно с «яшкэни», «напоит меня» во второй строке
В синодальный перевод, собственно, достаточно внести одну поправку. Не «мы побежим за тобою», а «мы с тобою побежим». Впрочем, было бы лучше вторую строчку читать как: «Ты пахнешь упоительно // Твоё имя словно аромат духов, которые только-только нанесли на тело».
Надо понимать, что духи наносят на наиболее нежные части тела, где температура выше. Да-да, там ещё поцелуи особо остро ощущаются, совершенно верно.
Где тут боговдохновенность? Это ж просто хорошая любовная лирика. Написана, скорее всего, в правление фараона Птолемея III, 246-221 годы до р.Х, он и Палестиной правил. Позже уже начались войны и восстания, когда не до лирики, раньше — ещё не усвоили культуры завоевателей. А в Песне Песней изобилуют не только образы из египетской лирики — уж с Египтом у евреев были, скажем деликатно, сношения задолго до Птолемеев, но и реалии греческой культуры, а Птолемеи — это ведь греки, за Александром Македонским дошедшие и до Иерусалима, и до Египта. Так что совершенно не случайны переклички Песни Песней с «Идиллиями» Феокрита — сицилийского грека, жившего при дворе Птолемея в столице Египта и создавшего эталонные «буколики». Конечно, не надо забывать и различий: египетская лирика, например, не идеализирует природу так, как Песнь Песней и Феокрит, но для буколических поэтов в любви не было ничего священного, а для евреев и египтян — было, хотя и в меньшей степени, чем для шумеров.
Искать в одной строфе боговдохновенности — занятие очень благодарное, совсем как разглядывать любимое лицо, но всё же отдадим богово — Богу. Библия — лишь часть Слова Божия, как вырезанные из газеты слова в анонимном письме — лишь часть письма, перемещённые из одного контекста совсем в другой. Вот это перемещение и есть дело Духа Божия, и делается это дело Духом Божьим, а не буквами. Как любовь делается любящими, а не феромонами.
Совершенно бесполезно искать Бога, пытаться любить Бога и веровать в Бога, если нет опыта человека, опыта любви к человеку и веры в человека — любви со всеми её запахами, ласками, с её жгучей навязчивостью, когда возбуждает всё, и при этом с невероятной избирательностью, которая порабощает и этим освобождает. Какое счастье, что такая любовь доступна вне зависимости от религиозности или политических взглядов. Ещё большее счастье — что путь любви открыт и тем, кто лишён опыта такой любви, что человек свободен любить даже, если он никогда не любил.