Бодрой ночи!

«бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мф. 26, 41).

Смущает «не введи нас во искушение» (Мф. 6, 13)? Не желаете переваливать вину на Бога? Пожалуйте в Гефсиманский сад — Бог просит вас «не входить в искушение». Именно «войти»! «Впасть» — изумительная переводческая находка, призванная примирить «не введи» и «войти». «Впасть» — это действие, которое может сочетать в себе активное и пассивное начало. Споткнулся, упал, очнулся, гипс. Меня толкнули — я упал.

Чтобы войти в зло, достаточно лечь. Именно об этом роман Гончарова про диван, на котором засыпает Обломов. Что, тело виновато? Оно слабенькое, оно уставшее, оно чувствует опасность и прикидывается мертвым, каталептируется из сочувствия Иисус как катапультируются из падающего истребителя? Ответим на грех пневматичностью и духоносностью? А как насчет «не входящее в уста, но исходящее из уст»? Не глаз соблазняет, а то, что за глазом, так?

Грешит не дух и не плоть, не бодрость и не усталость. Грешит человек. Третий ингредиент. Личность. Нечто неуловимое и необъяснимое, что Иисус не назвал, а разбудил и этим спас. Человек входит в искушение — да человек и создает искушение. Ни тело, ни дух, ни сам Бог на это неспособны.

В синодальном переводе, к сожалению, утрачен оттенок мысли, из-за которого Иисус употребил два разных, не однокоренных слова, когда говорил о бодрости как задаче и о бодрости как ресурсе. Дух «бодрый» — это «профюмон», «бодрствуйте» — это «грегорейте» (отсюда «Григорий»).

Разница — как между парфюмом, фимиамом, дымом ладана — и тем, кто использует парфюм, кто держит кадило. В латинском переводе — «vigilate» и «promptus», в английском — «watch» и «willing». Дух — это быстрота, эта воля. «Вигилате» — отсюда «вигилия», это караульный, который не спит, когда все спят, который всматривается в часы (отсюда «watch» как «часы»). Отсюда девиз польских  скаутов «чувай» — «бди!», да и русские «будь готов».

Ты можешь быть безвольным человеком — ну, бывает. Ты можешь быть настолько волевым и устремленным к высшей цели человеком, что скажешь Богу «да будет воля твоя». Это всё вторично. Первично — силен ты или слаб, взглядывайся в происходящее вокруг. Не теряй надежды, что вот эта тень, крадущаяся как вор во мраке, это Бог, идущий к тебе. Он предупреждал, что придёт аки чекист во тьме. Надеяться — это доступно и слабовольному. Вглядываться может и уставший, и отчаявшийся. Испугался? Не падай в обморок, впади в наблюдательность. Замер от страха? Замеряй свой страх. Всмотрись в то, что тебя напугало — или обрадовало, неважно, главное не считай реальность неизменной навсегда. Бог неизменен, и Бог — идёт, когда всё уже остановилось.Ты не обязан молиться до кровавого пота как Сын Божий, но ты можешь не заснуть, даже когда Он заснёт вечным сном — который вовсе не вечен, что и есть Евангелие.

«Бодр» на греческом «профимос». В древнейших славянских переводах Библии это слово передается прилагательным «усердный» — от слова «сердце», из-за чего в переводе 2 Пар. 29, 31 получается выразительная тавтология: «Всяк усердный сердцем» («И понесло все собрание жертвы и благодарственные приношения, и всякий, кто расположен был сердцем, — всесожжения»). Чтобы обозначить главное свойство духа вновь приходится заимствовать свойство у плоти: даже, когда тело совсем обессилено, сердчишко-то всё же бьётся... Поэтому-то Иисус и досадует на то, что уставшие апостолы заснули. Это кажется несправедливым: устали же люди, как не бросить молитву! С Его, Творца точки зрения, всё прямо наоборот: устали, как же можно бросить молитву! Именно когда усталость, тогда остаётся молиться, тогда начинается молиться. Когда старость, тогда выползаешь погреться на солнышке, а не побегать по делам...

«Дух» в буквальном смысле тоже есть плоть: дыхание есть материальное. На ацтекском ту же противоположность передают слова «сердце» и «тело». Греческий словарь Арндта-Гинриха противоположность «пневма» и «сарс» приравнивает к противоположности воли и безволия, беспокойства, тревоги, что представляется немножко чересчур и заставляет вспомнить лесковскую «железную волю». И дело не в том, что воля никогда не бывает «железной», это все равно, что сказать о плоти, что она воздушна. Дело в том. что плоть не так уж безвольна. «Немощна» — на греческом «астенис» (в Мк. 6, 56 «астенео» — больные, которых приносили к Иисусу). В современной медицине «астенический» — это вполне четкое понятие, которое большинству пациентов, впрочем, понятно скорее по созвучию — похоже на коктейль из «аскетический» и «синтетический». Что-то такое туманное, но не хилое, а усиленно обволакивающее и засасывающее. Бодрость духа поразительно бывает бесплодна, а немощь плоти энергична как атомный взрыв. Что и имел в виду апостол Павел, говоря, что делаем, чего не хотим, а чего хотим — не делаем. Так и Иисус это прекрасно понимал, почему и не сказал: дух бодр, итак, спите спокойно, дорогие товарищи, в нужный момент дух не поведет. А сказал: «бдите и молитесь», потому что немощь плоти, на самом деле, это тот самый бензин, который сам по себе может лишь вонять и гореть, но если залит в бензобак, если есть мотор и автомобиль, то — едем. «Молитва» — это и есть способ из мощной немощи плоти сделать тихую бодрость духа.