Самоуважение

Самоуважение — настолько базовая потребность человека, что её и определить невозможно, как невозможно определить, в чем заключается человечность. Потребность в еде и тепле меряется килокалориями, потребность в пещере меряется квадратными мерами. Самоуважение не меряется, оно само — средство измерения. Как и в случае с другими фундаментальными явлениями, его легче определить апофатически, «от противного».

Может ли самоуважать себя женщина, подвергающаяся групповому изнасилованию? С точки зрения насильников и может, и должна. Они потому и насильничают, что хорошие люди и уверены: женщина в глубине души уважает себя, когда её используют как сексуальный объект. Она же для секса и создана, она больше всего сексу жаждет, только обязана это скрывать, а мужчины обязаны откупорить эту бутылку и пустить по дружескому кругу.

При этом способность мужчин к самоуважению поразительно низка (что подтверждает гипотезу о вторичном по отношению к женщинам происхождении этого пола). Это очень заметно в больницах. В здоровом состоянии именно мужчины обычно больше говорят о том, что скорее умрут, чем дадут над собой издеваться. «Яду мне, яду!» Правда, хотя в современном мире доступных ядов множество, мужчины часто кричат «Эвтаназии мне, эвтаназии!», пытаясь перевалить на других свои неврозы.  Ещё ничего не болит, а крику на Млечный путь. Вместо «я тварь дрожащая или право имею» — «я имею право быть дрожащей тварью».

В больном состоянии, что хорошо известно, именно мужчины с лёгкостью жертвуют самоуважением. Эта хрупкая субстанция теряется не тогда, когда человеку ставят клизму или подносят утку. Клизма и утка — механика, а не органика. Самоуважение теряется, когда на приёме в больницу дают подмахнуть не глядя бумажку, где больной заявляет, что ему все подробно разъяснили (это до постановки диагноза!), что он на все согласен и никаких претензий даже на небесах предъявлять не будет.

Самоуважение теряется, когда тебе тыкают все, от поломойки до хирурга (хирурги — реже). Когда с тобой не здороваются, как повар не здоровается с овощами, из которых варит суп. В общем, групповое изнасилование оно ведь не только сексуальным бывает. Эротическим оно не бывает, это да, а любым другим — пожалуйста: канцелярским, налоговым, бюрократическим, политиканским… Заведите в современной России эвтаназию — и она превратится в изнасилование, а в современной Германии и предсмертные мучения от рака менее болезненны и разрушительны для человека, чем российское «медицинское обслуживание населения». Унизительнее этой медицины только номенклатурная медицина, почему номенклатура и предпочитает ту же немецкую.

Человек не уважает себя, когда с ним обращаются как с вещью. Неважно, разрешил он это или нет. Есть вещи, которые человек не имеет власти разрешать. Нельзя разрешить себе не быть человеком. Конечно, не здоровье и не медицина основные враги самоуважения, а повседневная жизнь. Грех и есть отказ от самоуважения в обмен на самоуслаждение. Речь не об удовольствии, а об облегчении бытия за счёт жизни. Согласился делать работу заведомо плохо (а в этом вся суть постреволюционной России) — потерял самоуважение. Потерял ещё до согласия, потерял, когда готовился согласиться. И ладно бы только политика-профессия. Жене изменил, обманул жену, друга, коллегу — все, ты уже предмет и самоуважение от тебя упорхнуло. Украл, позавидовал… Далее везде. Только заповедь о любви к Богу добрая — не соблюл, но самоуважение при тебе. Пусть неверующий, а вполне человек. Это уж Бог так распорядился — у Него ведь тоже есть самоуважение. Точнее, это у нас — тоже…

Человек не может жить без самоуважения, но человек может жить без жизни — «су-щест-во-вать». Прозябать. Тлеть. «А вы свою жизнь проживёте как черви слепые живут, ни сказок о вас не напишут, ни песен о вас не споют». Сказок, действительно, не напишут, а песен написано — один цикл Галича про Климегорыча Коломийцева чего стоит.

«Трагедия революции», «катастрофа социализма», — они ведь вовсе не в миллионах расстрелянных. Они ещё больше в миллионах не расстрелянных, но и не живых. Как сказала Керсновская: «Помереть не дадут, но жить не позволят». Так оно, в целом, и до сего дня — сотни миллионов обитантов бывших советской империи живут, не уважая себя. Других тоже, но это второстепенно.

Это — трагедия. Драма в том, что и до революции с самоуважением были большие проблемы. Самоуважение трудно совместимо с коллективизмом, с родовым началом. Женщина, которой внушили, что достойно и праведно ходить с закрытым лицом — это самоуважение? Обычный конформизм.  У мужчин свои заморочки.

Самоуважения и было мало, и есть немного. Стопроцентно его нет нигде, но качественная разница между Первым миром и прочими вовсе не в деньгах. Множество жителей России сейчас получают куда больше американцев, но не уважают себя нисколько — и прежде всего относится к миллиардерам, миллионерам, чиновникам, чекистам и т.п. Но если отсутствие самоуважения у богачей и сильных мира сего — комедия, то у бедняков и слабых — трагедия. Нельзя жить, но жить-то надо! Так и живём.

И ничего страшного! Ну, нет базовой потребности — и что с того? И голодными люди живут, и замерзая живут, и… В общем, человек на одном из первых мест по приспособлению и выживанию. Пускай! Бог милостив!! Только не надо себя обманывать. Не делать вид, что все нормально. Если потребность человека в самоуважении — номер один, но жить трезво — долг человека под тем же номером. Делай что хочешь, только не ври себе, что ты делаешь. Ну, предал… Бог простит! Ну, сподличал… Бог простит! Ну, сдал жизненные позиции… Простит, прощаем, прощай! Только не лги. Тогда появляется шанс на изменение. Если голодный убедит себя, что не хочет есть, то он умрёт. Такое возможно — наркомания перешибает даже чувство голода. Бутылка водки не утоляет жажду, зато запросто может убить жаждущего.

Вот и нашлась в декалоге заповедь «самоуважайся» — это старое доброе «не лжесвидетельствуй на ближнего своего». Ведь человек для себя — ближний. Вот и не обманывайся. Это очень нелегко. Вся аскетика нацелена на избавление от самообмана. Кажется, что если потребность — базовая, то она неизбежно, непременно будет удовлетворена, иначе человек умрёт. Да нет — прямо наоборот. Вторичные потребности — поесть, выпить, сделать карьеру, насытить похоть — это кажется так неодолимо, что сил нет. Разобьёмся, но сделаем! А базовая потребность — её сперва надо раскопать, освободить от заносов, почистить, полюбоваться, вставить на место и — вперёд!

На самом деле, действительно, самоуважение — настолько базовая потребность, что жить без самоуважения нельзя. Что же делает человек, которому не просто не за что себя уважать (уважать себя можно и нужно за одно то, что человек), а который должен бы себя не уважать? Он, естественно, создаёт фальшивые основания для самоуважения. Планета в основном застроена именно фиктивными самоуважениями.

Самый забавный из актуальных примеров группового фальшивого самоуважения (но всякое групповое — лишь сумма индивидуального) — это идеология путинизма. Она одновременно включает в себя гордость за славные традиции ВЧК, красного террора, верности Ленину-Сталину, и гордость за славные традиции Белой Армии, верности Ивану Сусанину и Ивану Грозному. При этом путинизм неверен и красному террору, и белому, изменил и Сталину, и Грозному, потому что главный-то кумир старая добрая Маммона. С героями красными и белыми роднит разве что пристрастие к выпивке, насилию и сквернословию.

Это случай крайний и явный, но ведь, если по совести, кто может уверенно сказать, что его самоуважение — не фальшак? Это все равно, что ответить на основной вопрос философии — сплю я или бодрствую. То, что кажется ясным абсолютному большинству людей, философу представляется неясным — и прав философ. Так и с совестью (а самоуважение есть мир в отношениях со своей совестью). Может, мне лишь кажется, что у меня совесть чистая и спокойная, а на самом деле она просто уже как Ленин в Мавзолее — да, чистая, да, спокойная, только немножко неживая.

Вот на этот случай и существует покаяние. Не извинения перед людьми — очень часто никаких поводов приносить извинения нет. Не публичное раскаяние. Не угрызения совести. Покаяние есть покаяние есть покаяние. Процесс одновременно интуитивный и в то же время страшно рациональный, безмолвный прорыв к точному Слову о себе. Если человек считает такое покаяние заведомо для себя унизительным, значит, он ещё спит и во сне верует, что имеет чистую совесть.

Про «чистую совесть» — это из апостола Павла, и на эту тему есть очаровательная проповедь у великого английского писателя Лоренса Стерна в его великом же и увлекательном романе «Жизнь и мнения Тристрама Шенди». Стерн был ещё и священник и свою лучшую проповедь ввинтил в роман. Потому что считал, что вера в свою чистую совесть — главный враг веры в Бога. Может, конечно, он преувеличил, и самоуважение без покаяния — не преступление, но и добродетелью его не назвать. Про самоуважение с покаянием Чехов точно сказал: «За дверью каждого порядочного человека должен стоять человек с колокольчиком и беспрестанно звонить, напоминая, что там, за дверью, есть люди, которым трудно, которые нуждаются в поддержке и помощи». За этой дверью ещё и Бог стоит, и тоже нуждается, и наша собственная душа за ней стоит. На всех не угодишь, но угождение и не требуется — требуется лишь открыть дверь.