«подойдя сзади, коснулась края одежды Его; и тотчас течение крови у ней остановилось» (Лк 8:44).
У Марка про «край» одежды не упоминается, просто «коснулась гиматия». Гиматий носился поверх хитона как пальто носится поверх пиджака. У Матфея сказано, что женщина тронула «краспед» — кисти, «цицит» на иврите. Это всего лишь бахрома, но этой бахроме уже в древности, когда описывался Исход, придали религиозное значение: каждая прядь символизирует заповеди (Числ 15:37). В наши дни особо набожные иудеи носят шерстяной платок с бахромой так, что платка, обмотанного вокруг живота, не видно, видно только длинные белые шнурки, иногда сплетённые в довольно массивные кисти. Именно об этом говорил Иисус, когда обличал тех, кто делает слишком большие филактерии и цицит (Мф 23:5).
При этом есть любопытная особенность текста Луки, на которую указал историк Нотли. На иврите не говорят «шнурки», говорят «шнурок». В древнегреческом переводе Библии, Септуагинте, однако, переводчик поставил слово «шнурок» во множественное число — «краспеда».
Использование единственного числа вместо множественного нормально в любом языке. В русском слово «святыня» обозначало раньше (и может обозначать и сейчас) не конкретную икону, а множество предметов. В этом смысле Растопчин говорил, что вывез из Москвы перед нашествием Наполеона «всю святыню». «Сокровище» — может обозначать одно кольцо, а может всю Оружейную палату. Собственно, «Оружейная палата» давно обозначает не одну палату, а целую анфиладу палат. Так ведь и «бахрома» — слово в единственном числе. (Кстати, «бахрама» — слово, которое русские заимствовали у крымских татар, которые произносят «махрама», и обозначало оно сперва хиджаб. «Бахрама» впервые встречается в описи имущества Ивана Грозного).
У Матфея и Луки в этой фразе — в единственном. Причём, на письме даже без гласных в иврите всё равно есть различие между множественным и единственным числом этого слова. Но у Матфея в 23:5 — множественное. Можно предположить — как это и сделал Мотли — что в данном случае Матфей в одном месте воспроизвёл «септуагинтизм», изменив еврейское единственное число на греческое множественное, как в Септуагинте, а в другом заимствовал вариант Луки, где «гебраизм» — единственное число. Либо это вариант какого-то текста, общего в данном случае для Луки и Матфея. Важно, что этот гебраизм — не из древнегреческого перевода Библии. Кстати, использование тут единственного числа логично, ведь коснуться одного шнура легко и просто, не пыталась же женщина схватить ладонью сразу несколько шнуров, это не так просто.
Современные набожные иудеи носят самые разнообразные цицит. Однако, не кто как хочет: тип кистей указывает на принадлежность к тому или иному направлению в иудаизме. Собственно, и «христианство» было сперва именно «направлением», и слово «направление» очень удачное, потому что передаёт ощущение жизни как пути. Увы, часто направление в религии есть, а движения в этом направлении уже давно нет.
Конечно, Иисус — и Его современники — носили эту бахрому на обычной повседневной одежде, но он греков, римлян и сирийцев это их всё равно отличало.
Существует рассказ о еврее, который не любил фанатиков, был сторонником европеизация и вообще освобождения от внешних форм, и он спросил рабби Шолом Рокеаху из Белз (еврейский городок в Львовской области, как одевался Авраам. Ребе улыбнулся ехидно и сказал: «Я не знаю, сынок, ходил ли Авраам в шёлковом халате и штраймл. Но я точно знаю, как он выбирал одежду. Смотрел, как одеты неевреи — и одевался иначе».
Конечно, это вздор. Авраам одевался точь в точь как окружающие люди, его родня. Другое дело, что мир тогда был раздроблен, от одного поселения до другого добирались редко, и в каждой деревне складывался и свой диалект, и свои узоры на одежде. Безо всякого религиозного смысла. Потом в ком-то загорается вера, а с верой загорается желание пометить для себя Бога каким-то внешним знаком, и очень часто берут что-то из дедушкиного сундука, из фольклора, из того, что уже вышло из повседневной быта и достают лишь по праздникам. Ведь вера, возможность говорить с Богом — это же праздник, так? У всех рабочий день, а у меня вдруг выходной от суеты? По этой же логике компьютерщики одно время выделялись вольностью в одежде, ходили не в костюмах, а джинсах и футболках. Ну, потом у многих прошло, обменяли на приличную зарплату в солидной корпорации.
Так что прикосновение к шнуру — или шнурку, вряд ли Иисус, критикуя других за массивные кисти, носил что-то солидное — это как прикоснуться к толстовке Толстого. Все во фраках, а Лев — наособицу. Главное — почувствовать, что ты не так уж здоров и нормален, каким ты чувствовал себя до встречи с Львом Толстым. Или с Богом. Здоровье отнюдь не свобода, но свобода — это здоровье для человека.