Централизация есть наличие центра, перед которым человек отвечает.
Люди не боятся ответственности. Ответственность как закон природы, когда плюёшь в колодец — пьёшь заплёванную воду, это замечательно, это прекрасно. Только вот под «ответственностью» понимают совсем другое — право не природы, а другого человека решать твою судьбу. Где начинается человек, там кончается природа. В природе действие равно противодействию, а между человеком действие может быть равно и противодействию, и любви, и святости, и газовой камере, и расстрелу.
Что ж проще — плюнуть и разойтись? Никто никому ничего не должен, как говорят те, кто по уши в долгах и перед природой, и перед ближними, а часто и перед дальними. Бог в душе, душа в ларце, ларец в однушке... Ну, если коллекционер, можно иногда выползти потусить с другими коллекционерами. Такое самовозглавление. По-русски, «автокефалия». Типа брак. Муж и жена ведь не должны входить в какую-то конфедерацию супружеских пар, где свой центральный комитет, товарищеский суд, председатель.
Вера и, шире, взгляды, явление совершенно другого рода. Убеждения, идеи побуждают человека выходить из автокефалии, уединения, замкнутости. Более того, чем важнее идеи, чем глубже — а вера, религия это предельная глубина — тем больше человека куда-то выталкивает. К другому. По определению. По определению того, что такое «глубина» применительно к человеку. Глубина там, где человек настолько проникает в себя, что обнаруживает в себе единство с людьми.
Единство с людьми — штука и приятная, и неприятная. Приятная, потому что обнаруживается смысл жизни, который никогда не есть смысл одной отдельно взятой жизни. Неприятная, потому что обнаруживается, что вообще-то ты либо сволочь, либо идиот, либо понемногу и того, и другого. Перестаёшь казаться себе сферической лошадью.
К счастью, лекарство от этого расстройства ровно на той же глубине. Люди — не просто твои жертвы. Они и твои друзья, и твои судьи, и твои учителя. Древнее латинское изречение гласит: «Никто не может быть судьёй в своём собственном деле». В оригинале вдвое короче: «Nemo judex in re sua».
Нужен взгляд со стороны. В науке это коллеги, в бытовой жизни те же друзья, а иногда, увы, и просто судьи. Дополнительный, внешний центр.
Теоретически таким судьёй может быть любимый и любящий человек. Так часто бывает: махнёт тряпкой и промолвит: «Саш, ну что ты!» — и осечётся конь, и остановится на всём скаку.
Практически большинство проблем возникают именно внутри любви. Тот, кто должен быть мудрым судьёй, оказывается стервой/стервяком. Тут уж только Бог рассудит, но Он обычно от этого уклоняется, цитируя Самого Себя: «Кто поставил Меня судить вас?!» (Лк 12:14). Приходится обращаться к человеку, благо человек есть ещё и образ Божий — и способность справедливо судить чужие дела часть именно Божьего образа в человеке.
Так рождается централизация. Из ссор, из нервотрёпок, из накопившихся обид выход один — сгулять на сторону. А если не согласен со стороной, то к другой стороне, повыше. Если есть, конечно. Это уже техническая деталь, понятно, что живём в конечном мире и где-то будет последняя инстанция.
Есть ли пределы у централизации? А как же! Ещё бы!! Должны быть!!! Конечно, сам центр себе пределов полагать не будет, это уж как перетягивание каната. Вся история — и не только история Церкви — и есть калейдоскоп схваток за право быть последней инстанцией. Что ж, есть простой способ положить конец этим схваткам: помереть. Мёртвые не судятся. Способ этот, однако, и чрезмерно радикальный для одной стороны (умершей) и не решает проблем для других сторон, которые к прошлым проблемам получают ещё и проблему наследства и угрызений совести. Наверное, лучше до такого не доводить, а как-то уж так... Главное, понимать, что прошлые беды, от которых у всех такая аллергия на централизацию, были не от самой централизации, а от государства как высшего арбитра. От невозможности, в случае крайнего несогласия с судьёй, отойти и зажить по-своему, заведя новый центр, если найдётся согласный рискнуть. В наши дни такая возможность в нормальных странах есть — точнее, нормальными в наши дни считаются те страны, где в делах веры ни у кого нет монополии на последнее слово, подкреплённой государственной силой. Это раздробленность? Пусть будет раздробленность, единство полное и совершенное это не в этой жизни, а в этой лучше раздробленность, чем религиозный аутизм.