Когда Иисус говорил, что «закон и пророки» основаны на заповеди любви, Он не говорил «основаны» или (как в синодальном переводе) «утверждаются». Он сказал «висят», «крематай». Это ровно тот же глагол, который обозначал распятие: «проклят всякий, висящий на дереве».
Грек бы так не сказал, это типично еврейский оборот. Может быть, наследие кочевых времён, когда жили в палатке, у которой фундамента нет, а вещи развешиваются, а не кладутся.
Филон Александрийский — старший современник Иисуса, переживший его (что было, впрочем, нетрудно, хотя, конечно, «пережить» Воскресшего можно лишь в очень узком смысле) — комментируя фразу Второзакония (21:23), которая предписывала засветло хоронить распятых и которая была уже во времена Иисуса непонятна, объяснил так: «Проклят Богом тот, кто висит на дереве, потому что человек должен висеть на Боге».
Круто! Либо у Филона было очень плохо со зрительным мышлением, либо у него было с этим мышлением очень хорошо и его не шокировало то, что шокирует среднего человека. К тому же речь идёт не о каком-то фейковом боге, упитанном, с хорошей осанкой, на котором можно повесить десяток мудрецов и ещё для фараона место останется. Прямо хоть загадку загадывай: «Какой висельник живее вешателя».
Надо помнить, что Филон Александрийский — именно Александрийский, то есть, жил не в Египте египтян, а в Египте греков, в анклаве наподобие английского Гибралтара в Испании. Вокруг Египет, а у него Греция, и писал он по-гречески. У греков и у римлян распятие уже давно вошло в поговорку, стало синонимом смерти, «зло креста» — как «вот беда». Так что, когда Иисус призывал «нести крест», Он не изобретал идиому, Он её использовал, чтобы Его лучше поняли (и поняли превосходно, почему и распяли).
Кстати, «взять крест» уже — фигура речи, как и «благословить чашу». Ведь реально приговорённые несли не крест, а лишь перекладину креста, «патибулум», и благословлялась не чаша, а вино в чаше. Такой перенос смысла назывался у греков «синекдоха». Целое вместо части (бывает и наоборот — как у Гоголя в «Носе»).
Ещё лучше это видно у другого современника Иисуса и Филона — Сенеки Старшего. Например, рассуждая о том, почему самоубийц не следует хоронить (при этом двое из трёх сыновей Сенеки Старшего покончили жизнь самоубийством; один из них — Галлион — и в Деяниях апостолов фигурирует), красиво говорит: «Тела распятых на крест сливаются в свои могилы». В том смысле, не люди, а природа «хоронит» распятых, «уходят», «defluunt», в землю.
Более известный Сенека Младший — не только современник, но и ровесник Иисуса (а с Филоном Сенека несколько жил в одном городе, в Александрии), тоже его переживший и покончивший с собой по приказу своего воспитанника Нерона — сделал распятие символом последствий греха. Распятый буквально страдает на кресте, а развратники, властолюбцы, жадины распяты на стольких крестах, сколько у каждого пороков.
Сенека утончённо издевается над теми, кто произносит высокопарные речи о стоицизме, делает вид, что ему лично нипочём самые страшные бури, в которых тонет человечество, а сам безуспешно пытается слезть с креста, и с другого креста, и с третьего, и к каждому кресту каждый сам прибил себя, сам «загнал в себя гвоздь» — «clavos suos ipse adigit».
Понятно, что тут смысл тот же, что в призыве Христа, а образ используется в прямо противоположном смысле. Иисус говорит о необходимости нести крест — быть готовым страдать от других, но не причинять страдание другим, Сенека говорит о необходимости слезть с креста — не причинять себе самому страданий.
Кстати, это эссе Сенеки называется «О блаженной жизни» и перекличек с заповедями блаженства там очень много. Стоицизм это ведь в своём роде вершина этики. Чего стоит клятва Сенеки: «Я на всю землю буду глядеть как на свою собственность, а на свою землю — как на собственность всего человечества». Бог — в контексте. Сенека был рабовладельцем, и крупным рабовладельцем, богатейшим человеком Рима, а следовательно, и тогдашнего мира. Глядеть на свою собственность как на собственность человечества он, может, и глядел, но дальше глядения не продвинулся. Святость в прикуску, можно сказать. С креста страстей сошёл, бесстрастия достиг (ну, предположим лучшее), а крест любви не успел найти за 69 лет жизни — слишком много домов, погребов, складов, да и дел много — вот, Нерона воспитывал, сколько сил угробил. В прямом смысле слова.