«Иисус сказал: Виноградная лоза была посажена без Отца, и она не укрепилась. Ее выкорчуют, (и) она погибнет» (евангелие Фомы, 40).
Казалось бы, классическое («каноническое») евангельское изречение, что тут может быть гностического? Пожалуйста: а вот какой смысл вкладывал автор в понятие «виноградной лозы»? Есть максималисты, считающие, что речь о тех, кто не гностики (Хенхен и другие), есть минималисты, считающие, что речь всего лишь о фарисеях и книжниках из предыдущей фразы (Гроссо др.), и есть Гейтеркоул, центрист: мол, фарисеи и книжники были для составителя далёким прошлым, символом современных ему иудеев.
Гейтеркоул совершенно справедливо отмечает важное расхождение с Мф 15:13. Где у Матфея «любое растение», у Фомы «виноградная лоза». Виноградная лоза это очень древний символ Израиля как любимца Божия. Именно Израиля, не каких-то гностиков.
При этом Гейтеркоул пишет, что эти слова — грозное предупреждение, но не пишет, что для гностиков идея страшного суда с его выкорчёвыванием не характерна вовсе.
Самое интересное: у Фомы эта фраза помогает понять смысл евангельского «кому многое дано» — афоризма, который вызывает огромное недоумение. Как это — у бедняка и так мало, так и это отберут? Да разве бедняк виноват в своей бедности?
У Фомы эта жутковатая фраза следует как раз после афоризма про виноградную лозу. Всё проясняется: «имеющие» — это те, кто имеют Дух от Бога, «не имеющие» — те, кто сопротивляются Богу, не хотят Бога иметь, заменяют Бога своим мнением. Фарисеи и книжники.
Фразу легко истолковать как оправдание замкнутой, сектантской психологии. Мол, мы от Бога, остальные не от Бога. Только всё прямо наоборот: речь о тех верующих, которые считают свой виноградник единственным. Это не какие-то ужасные люди, это те же фарисеи, «перушим». Неверующим вообще «по барабану» всякие там метафоры, виноградники духовные. Верующие из лучших чувств зовут к себе — но зовут именно «к себе». К Богу, но и к себе. К Богу, но через себя. При своём услужливом посредничестве.
А вот накуся-выкуси, — говорит Спаситель. Богу такие посредники не нужны. Не так сажаете!
Позвольте, но как же тогда сохранить свою «идентичность» как верующих? Как тогда проповедовать Царство? Как звать эмигрировать из мира тьмы в мир света?
Да уж как-нибудь так! Мы же умные, придумаем что-нибудь. Как минимум: звать, не расписывая, какие мы чудесные, изолированные от всякой тьмы, белые и пушистые. Звать, не угрожая: мол, без Бога будет плохо. Может, будет, а может, и не будет — это как Бог захочет. Звать просто потому, что у нас хорошо. Только это получится, если у нас действительно хорошо… Так что, прежде, чем звать, недурно бы малость у себя навести порядок, что, конечно, потруднее, чем обличать непорядок других.
В конце концов, крещение — не эмиграция. Просто нормальная жизнь. Вот некрещение, пожалуй, эмиграция. Или, точнее, вроде карантина, самоизоляции. Но это с точки зрения нас, здоровых. Можно ли упрекать больного, что он болен и не сознаёт этого? Это будет довольно глупо. Покажи здоровье! Покажи, что нормально собираться, а не разъединяться. Покажи, что веровать, что жаждать веры, что искать истины, искать постоянно, искать с отчаянием и надеждой, искать, когда она уже нашла тебя, — и это нормально. Искать вместе, вспоминать вместе, как истина нашла, пришла, воскресла — это нормально. Покажи, скажи, а фыркать-то зачем? Если фыркаешь — значит, не веруешь, что истина — Бог — жива и сама решает, кто, куда и когда двигается. Значит, твоя вера коренится в тебе, а не в Боге, в низу, а не в Верху. Перевернись, пожалуйста, Небо просит!