Иисус родился в Вифлееме, говорит первый евангелист. Первый по порядку расположения евангелий, не по времени. Первым по времени наука единодушно признаёт Марка, который не упоминает Вифлеема. Для Марка Иисус — из Назарета. Ешуа Ханоцри. Иисус Назореев, Джезу Назаретто, Езус Назаретер.
Это не означает, что Марк был уверен, что не Вифлеем, а именно Назарет родина Иисуса. Для Марка это просто могло не иметь значения и даже быть неприятной деталью. Сын автора этих строк родился не в Москве, а в Загорске — так при советской власти звали Сергиев Посад. Но в свидетельстве о рождении записано «Москва», потому что объяснять про то, что поехали на дачу к отцу Александру Меню, а схватки начались в кино перед воротами Сергиевой лавры, а поезда не ходили… Проще было написать «Москва», а по факту он то ли загорянин, то ли сергиевопосадец. Оба хуже.
В конце концов, над рождением в Вифлееме витает пренеприятная тень несвободы. Приказали — и потащились. Вытеснить бы из памяти все эти стойла…
Матфею Вифлеем дорог, потому что Вифлеем — город Давида, а Матфей всячески старается сшить Новый Завет с древней землёй пророков и царей. А вот апостол Павел не упоминает Вифлеема напрочь — возможно, потому, что ему, напротив, хотелось сшить Новый Завет с Небом.
Тут и обнаруживается цена вопроса «Где родился Иисус?» Нулевая цена! Что Иисус был и, следовательно, где-то родился, сегодня не отрицает почти никто, за исключением совсем уж ностальгических атеистов. А где — какая, в конце концов, разница!
Разница есть, однако, и пребольшая, поскольку, кроме ностальгических атеистов, есть ещё и ностальгирующие христиане — и вот их очень много. Апостола Павла они бы привели в ярость и изумление — как? как можно ехать посмотреть место рождения Спасителя? Строить над ним церковь, хотя общины у этой церкви не будет?! Что за извратизм? Сочинять песенки и рассказики для детей про Вифлеем и Назарет?!
«Дети» — ключевое слово. Последнее прибежище негодяя — патриотизм, а суевера — семья. Когда вокруг всё меньше верующих — ну ушли в прошлое времена Карла Великого, который отказывающихся креститься попросту убивал в товарных количествах — то начинается нагнетание христианства в семью. «Семья — малая Церковь». Семья — ячейка Церкви. Бред, ничуть не лучше советского «семья — ячейка общества». Ячейка Церкви — двое верующих. Состоят они друг с другом в родственных отношениях, спят они вместе, или, напротив, каждый бросил семью — не имеет никакого значения.
Бред-то бред, а как этот бред достаёт окружающих! В наши дни, конечно, меньше, всё-таки празднование Рождества как семейного праздника, обязательного для всех добропорядочных граждан, ушло в прошлое, но всё-таки достаёт. Особенно в Америке с её «библейским поясом», где уж точно здоровая фермерская семья — ячейка не менее фермерской Церкви. Так что можно понять американца Рене Салма, который в 2008 году выпустил в издательстве «Американский атеист» книгу, где ожесточённо доказывает, что во времена Иисуса Назарета вообще не было. Представляете, вот был город аж с Бронзового века и до наших дней, и вот так моргнулось, что именно во времена Иисуса тут было пустое место.
У историков Салм считается фигурой малопочтенной, «фриком», и он, видимо, действительно таков. Так ведь такие атеисты — это всего лишь вывороченные наизнанку ревнители благочестия. Они зеркальное отражение тех, кто объявляет, что в Назарете найден дом Иисуса — а такие объявления нет-нет, да и позволяют себе отнюдь не фрики. Март 2015 года — доктор Кен Дарк из университета Рединга (Центр эллинистических и византийских исследований, директор археологического проекта «Назарет») заявляет, что в Назарете обнаружены остатки дома первого столетия. Конечно, заглавие «Неужели нашли дом Иисуса» давал тексту на университетском сайте не сам Дарк (хочется верить), но ведь надо же бдить!
Да, деньги на раскопки дома Иисуса дадут охотнее, чем на раскопки византийской церкви VII века, но правда есть правда — найдена церковь, и почему бы не предположить, что церковь, действительно, стояла на том самом месте… И вот уже по интернету расходятся фотографии Дарка, с его разрешения, и подписи, увы, все — «дом Иисуса».
А почему бы не предположить, что и в VII веке византийцы уже были одержимы поиском святынь? Да это и не предположение, а знание. Были одержимы. Чем меньше настоящей веры, чем больше веры коллективистской, чем меньше духа, тем больше материи.
Чем меньше подлинной веры в подлинность воскресения, чем меньше подлинной Церкви, тем больше материальных протезов, костылей, корсетов.
Сегодняшний Назарет — абсолютно арабский город. Конечно, арабы чрезвычайно разные, «арабских культур» намного больше, чем, скажем, «славянских», и Назарет — это не Дубаи, это небогатый провинциальный городок. Это абсолютно хорошо, потому что куда ближе к тому, «как это было на самом деле» во времена Иисуса. Если нужно кому-то «как было», то пожалуйста фоточка — в стене трёхэтажного дома какая-то подсобка. Откуда у этой стены красивая выемка-арка почти в метр глубиной, Бог знает, но то, что красивую арку превратили в некрасивую подсобку, где вверху реклама двухлетней давности (на арабском), и всё какое-то совершенно советское по тому, как на живую нитку прикручено, — это стиль евангельских времён. Мы с любимой женщиной ехали в Назарет на автомобиле из Тивериады через Кану и приехали на зады католического собора, тут и припарковались, вот у этой самой дивной «пещеры».
Да, грязно, пыльно, тесно, скученно, а главное — пестро. Тот же резкий перепад материальной культуры, что и в Иерусалиме, где арабский квартал — шум и гам, грязь и хаос, хотя очень строго протекающий хаос, пестрота и раздробь, а еврейский квартал — патологически зализанный, гламуризованный, в общем, кусок Нью-Йорка. Что и понятно, ведь лишь у очень богатых евреев есть деньги на то, чтобы жить в этом квартале, а богатые евреи — в Нью-Йорке. Даже если они переезжают в Иерусалим или финансируют тут строительство, привычки у них нью-йоркские.
Современные арабы — если они не шейхи — куда больше похожи на древних евреев, чем современные евреи. Шейхи, впрочем, тоже похожи на некоторых персонажей Евангелия — на Ирода и прочих. Разница в ушах. У небогатого араба (как и у небогатого еврея, русского, любого человека) ушки на макушке. Вроде бы сидит, пьёт кофий, но ни малейшей расслабленности — как охотники в засаде или как жертвы Нерона на арене. Расслабленность — роскошь богатых, они могут позволить себе не прислушиваться ни к чему, включая Бога. Социальные перепады так же закладывают уши как перепады высоты — поэтому Иисус так жёстко увязал спасение с нищетой, а гибель — с богатством.
Так что, кто хочет видеть подлинный Назарет первого столетия, пусть едет в Назарет двадцать первого столетия.
Главное — сесть в кофейне спиной к собору. Кофе пить не обязательно, во времени Иисуса пили что-то другое. Обязательно смотреть и слушать. Ужасаться и прощать, восторгаться и не обольщаться. Гнать не надо, держать — кошелёк, смотреть и видеть, — о да, терпеть, конечно, а ненавидеть вычёркиваем, вычёркиваем. Вот и выйдет жизнь Иисуса!
Кроме католического собора, в Назарете есть и православный, но даже православные идут (имеют быть привозимы) к католической церкви. Потому что в современном мире кто первый, тот и не опоздал. Сейчас уже поздно заявлять, что католики ошиблись и настоящее место благовещения не там, а вот там. Полторы тысячи лет назад и к трём разным местам благовещения спокойно бы последовательно приложились, а нынче уже нету той крепости веры… Точнее, суеверия такой крепости.
Собор строен после Второго Ватиканского собора, середина ХХ века. Это принципиально, потому что — модернизм. В целом, конечно, безбожно устаревший, как и всякая попытка догнать настоящее, но не пошлый. Пошлость — на улочке, по которой паломников «прокачивают» к собору. Недлинная — и паломников, на самом деле, не так уж много. То есть, в Баварии к Лебединому озеру и замку его принца поток раза в четыре больше. Больше там и сувениров, и они дороже, и качество лучше.
В назаретских лавчонках бросаются в глаза сувениры для христиан-арабов. Они, мягко говоря, вызывающие… О, конечно, безвкусица русского православистского стиля в разы безвкуснее, но всё же… Христианство, увы, и сегодня удел бедняков. По той же причине в базилике преобладают индийцы — в основном индийки, и африканцы. Как раз те, кого у Лебединого замка почти нет. Да и туристы из России — не те, кто жирует на православии, а те, на ком жируют. Так что они покупают, что подешевле. А подороже просто нету, и слава Богу.
К счастью, базилика в Назарете никак не влияет на жизнь города. Патриархальщина, как и во времена Иисуса. Мужчины сидят, женщины двигаются. Всё скученно, поэтому на улице шумно, хотя никто не орёт, как в России. Разница с еврейскими городками Святой Земли — как между хрущобой без евроремонта и хрущобой с евроремонтом.
Я знаю, что евреи своим тяжким трудом заработали на евроремонт. Я и сам еврей, и на евроремонт нашей хрущобы тяжко работал. Мы не в кофейнях, а перед компьютерами, дай Бог каждому. То есть, дай Б-г к-жд-м (я христианин, для меня человеческое обозначение так же драгоценно, как обозначение Бога, вот и насыпал чёрточек). А всё же чудесно было в Назарете посидеть часок и попить кофейку. Норма жизни — не кофе для компьютера, а компьютер для кофе. К истине это тоже относится. А уж в чём истина — в компьютере или в кофе, или истина в том, что самое важное может сливаться с другим самым важным без ущерба и даже с прибавкою, это каждый голосует сам, всей своей жизнью.
Когда мы вернулись к арке-пещерке, сели в машину и стали выезжать, к нам подошёл пожилой араб, который так радостно приветствовал нас по приезде, и на недурном английском языке произнёс: «Тридцать шекелей».
Я дал ему десять долларов и потребовал десять шекелей сдачи. После небольшой дискуссии о валютном курсе, джентльмен сдачу выдал.
Мне было не жалко десяти шекелей. Всё равно парковка в Вифлееме обошлась дешевле, чем в Москве. Просто курс, действительно, был один к четырём, а к тому же так приятно восстановить равновесие. Иуда продал выходца из Назарета за тридцать шекелей («серебреников»), я за столько же купил себе — нет, не Христа, но атмосферы Его родины. Выгодно, ведь за прошедшее время шекель изрядно полегчал. Иуда выручил за Христа сумму, примерно равную средней современной зарплате за три месяца — допустим, три тысячи долларов или шесть тысяч. А тут — всего-то плата на один час.