Человек произошёл от обезьяны, которая любила чужих детей как своих.
Человек должен стремиться говорить и писать понятно, но человек совершенно не должен стремиться быть понятым.
Всё не так уж плохо — всё намного хуже. И всё не так уж хорошо — всё намного лучше!
Всё не так плохо, как должно быть, и не так хорошо, как могло бы быть.
Добро и зло — не белые и черные клавиши на рояле, а рояль целый и рояль поломанный. Не свет и тьма, а солнечный день и слепящая лампа следователя.
Рыцари не те, кто сражаются с рыцарями, а те, кто и с подонками сражаются рыцарски.
Какой идиот сказал, что мир держится на трёх слонах? Если это мир, который держится, то что такое мир, который не держится?!
Кто ищет жизни — находит смерть. Жизнь находит тот, кто ищет смысл.
МЧС: миролюбие, человеколюбие, свободолюбие.
Без одного из элементов остальные обесцениваются.
Жизнь начинается с игрушек как моделей полноценного существования, а заканчивается пониманием, что «полноценное существование» это всего лишь игрушка игрушек, модель из моделей.
Ненормально быть нормальным. Быть — вообще ненормально.
Прямых линий в жизни очень мало, да и точки — лишь видимость. Самое очевидное и проверенное веками может быть всего лишь многоточием, которое спереди или сзади кажется точкой.
Человек настолько человек, насколько у него есть идеи. Однако, иметь идеи не означает быть идеей. Если человек — ходячая идея, то это фанатизм, догматизм и фарисейство. Критиковать идеи не означает критиковать человека — но очень многие люди не видят разницы и считают злым всякого, кто посягает на их идеи. Такие люди не имеют идеи — таких людей имеют идеи.
Жить так, чтобы тебя не заподозрили в том, что ты труп.
Слепой — тот, кто видит лишь себя
Какое же счастье, что в этом мире среди шести миллиардов человек есть хотя бы один, которому я могу, не боясь получить по морде, читать нотации, командовать, понукать, благословлять сделать то-то и то-то, ругать за то, что не сделал, вертеть как папа Карло Буратиной — и не бояться, что он уйдёт или будет меня игнорировать. Какое счастье, что для упражнений в тоталитаризме у меня есть я!
Что у коня стать, то у человека быть…
Жизнь похожа на дорогу, похожа и на бурную реку. Свои достоинства у обеих метафор. Главное: в какой-то момент обрыв, и ты уже не отчаянно гребёшь веслами, чтобы преодолеть пороги, ты не отчаянно рулишь, а просто падаешь. Внезапно ты видишь конец, внезапно от тебя ничего не зависит, но внезапно ты и свободен от всяких обязательств, спасибо старости или болезни, в общем, беспомощности, и ты уже не командуешь, не руководишь, не воюешь, а просто машешь руками-ногами, так пусть махание будет не беспорядочное, а весёлое и дружелюбное.
Одни считают, что Земля вертится, другие — что она катится.
В мире есть лишь две национальности: люди, исповедующие презумпцию невиновности, и люди, исповедующие принцип «признание — царица доказательств». И в мире есть лишь две религии: одна исповедует принцип презумпции существования Бога, другая ежесекундно исповедует Бога или отвергает Его, считает Его существование невероятным, недоказуемым и потому верует или не верует в Бога, но делает это от себя лично.
Зло не пpотивоположно добpy, как дыpка в бyблике не пpотивоположна бyбликy.
Ужас не в том, что мы привыкаем к смерти, а в том, что мы привыкаем к жизни со смертью.
Существуют люди не на своём месте. Лечится творчеством — творить можно только на своём месте, точнее, своё место и есть предмет и метод творчества. Люди на своём месте, но не в себе. Лечится самопознанием. Люди на своем месте, в себе, но рвущиеся на чужое место. Лечится солидарностью.
Свобода человека есть свобода не быть человеком.
Трудно сказать, что такое свобода и где она начинается. К свободе, видимо, вполне относится тяжеловесное определение «собезначальная». Зато очень легко сказать, где свобода заканчивается. Свобода заканчивается там, где заканчивается жизнь. Когда я убиваю, краду, порабощаю, завидую, творю кумиров... ну и по части либиды всякие разности.
Есть свобода тебя от других: можно быть свободным, даже будучи рабом. Есть свобода других от тебя: ты не можешь быть свободным, будучи рабовладельцем.
Ёжик в тумане — восхитительная поэзия, туман в ёжиках — суровая реальность.
Одиночество — когда у тебя нет выбора, быть одному или в толпе. Уединение — когда выбор есть.
Смирительная рубашка коллективизма не спасает одиночку от самоубийства, а лишь делает самоубийство коллективным занятием, растянутым во времени.
Ничто так не мешает свободе как убеждённость, что все любят и ценят свободу. Свободу надо пропагандировать и защищать именно потому, что она — ценность не самоочевидная. Свобода свободна и по цели, и по средствам, поэтому любовь к свободе не входит в число добродетелей. Она — бонус, приятное, но необязательное дополнение. Более того, можно любить свободу и защищать её, но не быть свободным — внутренне свободным. А можно быть сторонником деспотизма и при том очень свободным человеком. Такие нестыковки и гарантируют свободу, делая её не чем-то обязательным для устроения на земле.
Открытие Америки — лже-открытие. Хочешь открыть Америку по-настоящему — открой сердце. Да не чужое, а своё, балда!
Кто не предавал, бросит в тебя камень, а ты камень-то подбери и сохрани на память, чтобы сам ни в кого не бросал, кто тебя предаст. Благородство не в том, чтобы не предавать, а в том, чтобы прощать предателя ещё до предательства .
Интуитивно, физиологически человеку кажется, что дальние предметы меньше. Так вот нет! Надежда есть искусство обратной перспективы. Например, Церковь — её прошлое меньше её будущего. Да-да, всякие великие соборы, тексты многотонные, тысячи имён святых (из которых половина фейки), — это всё цветочки, черновики, почеркушки в сравнении с тем, что предстоит. Украина — не ищите её величия в прошлом, в Острожском, Хмельницком, Могиле, Бандере. Оно всё в будущем! С Россией — тем более, ей вообще лишь предстоит родиться. С Америкой — ещё более тем более! Не «сделаем вновь великой», а просто — превратим Америку только для двуногих белых с айкью не выше 66 и честностью не выше -666 в Америку великую, где найдётся место и ливанцу, и ливийцу, и историку, и ботанику, не говоря уж об одноногой чернокожей лесбиянке.
Как много людей учатся принимать позу лотоса и как мало — позу человека!
Ответственного человека легко узнать по одному признаку: он никогда не призывает к ответственности. К ответственности призывают лишь безответственные люди вроде разных президентов, директоров, королей, и имеют они в виду одно: кто-то должен заплатить долги, которые они наделали. Ответить за них.
Человек есть обезьяна, у которой сознание определяет бытие.
Нет рабов и рабовладельцев. Есть свободные люди, которых поработили люди или обстоятельства, но которые духом остаются свободны, и есть рабы — все те, кто кого-то поработил, убил, обманул, изнасиловал.
«Все средства» — амуниция ада.
Мёртвые души наслаждаются пением мёртвых соловьёв.
Собака равна своей собачьей жизни, заяц равен заячьей, а человек не равен своей жизни. Человек не проживает жизнь, человек создаёт жизнь. Или не создаёт. Тогда у него остаётся биологическое существование. Человеческая жизнь называется историей. История — это жизнь со смыслом, и смысл всегда в соединении одного со всеми. С ближними и дальними, с современниками и предками, с родными и посторонними, с потомками своими и чужими. Чужие бывают в животной жизни, а в человеческой не бывают. Не жизнь человека есть часть жизни человечества, наоборот. Человечество меньше любого отдельного человека. Человек не остров в архипелаге человечества, человек это творец человечества. Или изготовитель бесчеловечности. Обычно и то, и другое. Примата рожает женщина, человека рождают родители и примкнувшие к ним/приравненные к ним, человечество же рождают люди, не наоборот. Только чтобы родить человечество, надо родиться самому — и тут английское «труд», «лейбор», которое означает и «роды», очень уместно. Муки творчества и труды рождения, самозарождения и повивальных услуг.
Моська, лающая на слона, смешна не всегда. В отличие от слона, лающего на моську.
Безвыходных ситуаций не бывает, бывают бесчеловечные ситуации.
P.S. Безвыходная ситуация — когда у тебя выходной, а выйти некуда. Бесчеловечная ситуация — когда ты человек, а всем на это наплевать.
Человек есть существо, способое доказывать другим, что оно не человек (в лучшем случае) или (в худшем случае) — доказывать себе, что другие — нелюди.
Прозреть может лишь тот слепой, который вглядывается в тьму.
Не в счастье счастье!
Надо смотреть правде в лицо. Потому что смотреть ей в разные другие места намного неприятнее.
Человек произошёл от обезьяны, перепилившей сук, на котором сидела.
От смешного до великого — тоже один шаг.
Маленькие дети — маленькие хлопоты. Большие дети — большие хлопоты. Маленькие деньги — большие искушения. Большие деньги — большие искушения.
Чтобы не стать утопленником, надо стать утопистом!
Я не антихрист, я — антифриз. Привет Снежной королеве!
Смерть — это жизнь без риска.
Никто не понимает, что было в начале — яйцо или курица, но все понимают, что в начале — осётр, а потом икра. Потому что осётр прёт против течения, а курица даже по ветру не летает!
Весь мир театр. Трагедия в том, что многие люди предпочитают в этом театре быть зрителями, гардеробщиками и гардеробщицами.
Не слушайтесь — слушайте!
Считать радио — болтовней и журналистику — трёпом вполне рационально. Иррационально при этом быть учителем, профессором, политиком, миссионером потому что евангелисты — те же журналисты, а «сказанное на ухо возвещайте с крыш» — то же радио.
В бой надо идти с открытым завиралом!
Единственная вполне безопасная жизнь — это смерть.
Человек — это обезьяна, не хотящая быть обезьяной.
В одну и ту же реку нельзя войти дважды, а в одно и то же отхожее место — запросто. На Венеру Милосскую не наступишь, на грабли — пожалуйста.
Цинизм — пауэрбилдинг нравственных дистрофиков.
Эталонный циник — онанист, философствующий о браке, сексе, рождении и воспитании детей. Циники обычно работают шестёрками и доцентами у импотентов.
Театр абсурда не бывает театром одного актёра.
Каждый мужчина призван поджечь избу и так хлестануть коня, чтобы он пустился вскачь. Остальное уже призвание женщины.
Прятать голову в песок — нормально. Многие прячут песок в голову.
Ты в клетке с надписью «Моська»? Если ты жалобно затявкаешь — ты действительно моська.
Человек, в отличие от горы, необъятен только на своей вершине, а чем ниже от неба, тем уже и бесчеловечнее.
Я мыслю, следовательно, я Декарт.
Всякий человек умнее, чем о нём думают другие, и глупее, чем он сам о себе думает.
Люди делятся не на умных и глупых. Люди делятся на умных глупых и умных умных, на глупых глупых и глупых умных. Умные глупые намного умнее глупых умных!
Разница между красивой фразой и афоризмом — как разница между выражениями «храбрость в маске — позор в квадрате» и «храбрость в маске — трусость в квадрате».
«Агрессия» слово из языка ненависти. Агрессия это всякая сила, которая мне не подчиняется.
Знания — всё, знание — ничто!
Человек — не животное. Человек — словотное. Слон — это хобот, человек — это слово.
Предательство есть вера в то, что предложение диктует спрос.
Под правдой жизни циник подразумевает ложь смерти, а святой - истину воскресения.
Жизнь — обзорная площадка для разглядывания бытия. Только площадка так велика, что за время своей личной жизни не успеваешь даже приблизиться к тому краю, откуда видно бытие. Остаётся довольствоваться звуками, дуновениями ветра и запахами, доносящимися из-за края площадки.
Ни одна женщина не будет хвастаться плоской грудью, ни один мужчина не объявит во всеуслышание, что у него пенис полтора сантиметра. А тем, что читают тексты не длиннее трёх фраз — хвастаются. Что ж, для них — афоризмы!
У меня высшее незаканчивающееся самообразование.
Бог отделил свет от тьмы, море от суши, землю от неба, но даже Бог не в силах отделить графоманию от настоящей литературы.
Вежливость обращается к человеку как к Богу, хамство обращается к человеку словно оно Бог.
Я интеллигент лишь когда рядом нападающие на интеллигенцию образованцы. А так, по самоощущению, я — самообразованщина. И горжусь этим. Образованщина презирает образованщину и уличает в ней других. Самообразованец никого не уличает, а спокойно стремится по улице, одновременно читая, обдумывая прочитанное и сочиняя.
Интеллигент — это человек, способный написать по теме своих занятий статью для энциклопедии. Интеллектуал — это человек, по любой теме способный лишь цитировать википедию.
Эротика — это когда на экране люди, которые любят читать. Порнография — когда на экране люди, которые читать не любят.
С каждым днем нарастает и к 25 декабря доходит до предела моя сантаклаустрофобия.
Мудрец твёрдо идёт срединным путём! Поэтому он украшен синяками и справа, и слева, а у обычных людей синяки либо справа, либо слева.
Смешон говорящий: «Я никому не позволю судить меня», ибо свобода судит без позволения.
Плохой учитель — это урок. Хороший учитель — это наглядное пособие.
Афоризмы — опилки мышления.
Не так страшно блуждать, как страшно считать себя свободным от заблуждений лишь потому, что ты стоишь на одном месте.
Парадокс — пряность, противопоставление — основное блюдо. Парадокс встаёт вверх ногами, чтобы увидеть, каков мир «на самом деле». Парадокс плачет, чтобы рассмеяться. Парадокс покидает родной дом, чтобы найти родину.
Ум глупца — его знамя. Ум умного человека — его бремя, стремя, семя и вымя!
Стараться хорошо думать — важнее, чем стараться думать о людях хорошо. И вернее ведет к любви.
Избирательное зрение страшнее слепоты.
Знание — сила? Вздор! Знание есть что угодно. У труса, у предателя знание есть бессилие, у наглеца знание есть насилие. Знание — сила только у свободного.
По капле выдавливать из себя ребе!
Людоед без люда не может, а люд без людоеда спокойно обойдётся.
Найти смысл жизни иногда легче, чем не искать смысла в бессмыслице.
Кроме титанов мысли, бывают и титаники мысли, и даже титушки мышления.
Не тот писатель, кто пишет, а тот, кто переписывает.
Абсурд есть истина, притворившаяся ложью.
Всякий гений — парадоксов друг, но не все друзья парадоксов гении.
Чем ты невидимее, тем лучше видишь, а замечать важнее, чем быть замеченным.
Ценить мужчину за то, что «у него есть яйца» — всё равно, что ценить женщину за то, что «у неё есть яичники».
Яйца — у быка и гориллы. У человека — правое полушарие и левое полушарие, и горе тому человеку, у которого они стальные.
Учитель — не тот, кто больше знает, а тот, кто быстрее учится.
Умный бумеранг не возвращается.
Не ищите людей, свободных от ксенофобии — будьте людиной, свободной от ксенофобии.
Можно изготовить фальшивую ассигнацию, но нельзя изготовить фальшивый хлеб — хлеб всегда будет хлебом, из какой бы ни вышел пекарни.
Носители культа личности (в позитивной или негативной форме) очень заботливо критикуют культ личности. Догматики критикуют догматы — а как иначе?! Так нудисты критикуют одежду, но сами носят самую одёжную из одежд, превращая свою кожу в кожаное пальто. Достаточно было бы трусов, чтобы остаться нагим, а не закутаться в нудизм.
Учитель — тень ученика.
Этика — последнее убежище эстетики. Именно об этом Пушкин про гения и злодейство, «Портрет» Гоголя, да и Галич тоже. Добро раздваивается на красоту и доброту, но симметрии нет: бывает безнравственная красота, но не бывает уродливой доброты. А эстетика слишком часто — убежище негодяям или просто шалопаям от культуры.
Деньги не пахнут. Пахнут нищие. Богатые воняют.
Всё для победы... Войну с Францией выиграл прусский учитель... Войну с Германией выиграли сотни миллионов скромных тружеников тыла... Так и любой аборт — победа не десятка человека, которые в него вовлечены непосредственно (отец, врач, медсестра, родители, друзья, подруги), но сотен миллионов людей, ныне живущих и живших столетия назад, победа насупленных отцов с ремнём в руках, победа принудительных крещений и дисциплинированности... Ах да — и самой несчастной беременной женщины тоже.
Держи забрало закрытым, а давало открытым!
Опасны не ругающие Христа, а хвалящие Иуду.
Компас совести должен показывать строго на север, а не на ближайшую выгребную яму.
Вор — тот, кто находит непотерянные вещи.
С точки зрения отчаяния надежда — это экстремизм. В глазах цинизма вера — радикализм. Для озлобленности любовь — террор.
Девиз цинизма: «Всё г...вно, кроме г...вна».
Не надо выбирать из двух зол. Зол намного больше. Добро — уникально.
Не может перо, выпавшее из хвоста орла, утверждать, что оно летает. Оно всего лишь опускается.
За последние четыре тысячи лет не было одомашнено ни одно животное! А сколько людей одичало!!
Гомофобия — прямой путь в зоофилию!
Культурный человек признает, что людоед — носитель культуры, пусть своеобразной. Людоед же считает лишь свой образ жизни — культурой, а того, кто не ест людей, полагает существом бескультурным и бесчеловечным.
Какое же счастье, что в этом мире среди шести миллиардов человек есть хотя бы один, которому я могу, не боясь получить по морде, читать нотации, командовать, понукать, благословлять сделать то-то и то-то, ругать за то, что не сделал, вертеть как папа Карло Буратиной — и не бояться, что он уйдёт или будет меня игнорировать. Какое счастье, что для упражнений в тоталитаризме у меня есть я!
Чем крупнее фига, тем шире фиговый листок.
Человек не остров, а архипелаг. Иногда — ГУЛаг.
У кого руки — железные, у того сердце — ржавое.
Жизнь праведника есть превращение молодого козла в пожилую обезьяну. Жизнь грешника есть превращение из молодого козла — в старого козла. Вот и вся «судьба человека», man's progress.
Единство обычно не в том, чтобы построить мост, а в том, чтобы увидеть: берегов-то нет.
Разделяется только мертвое, живое — делится.
Вот странность: говорят «жизнь всё расставит по местам», имея в виду смерть и надгробия.
Комплимент — это благословение с глушителем.
Сострадание без страдания — как кофе без кофеина.
Я лаю. Караван идёт. К игольному ушку.
Глобализация — это когда на улице тебя бьют ошалевшие на русской почве, а в интернете — ошалевшие на почве еврейской.
Перевод — способ понять то, что непонятно на родном языке. По этой же причине всякая щедрость, всякая отдача — благо для отдающего. Переводя нечто на чужой счет, человек приобретает понимание и того, что передано, и — что важнее — того, что осталось.
Антисемиты правы, утверждая, что евреи не воевали. Евреи не воевали, евреи — сражались!
Слишком часто каются в том, что были плохими начальниками, а каяться-то надо в том. что вообще был начальником, а не слугой или другом.
Нетрудно считать себя хуже всех; трудно всех считать лучше себя.
Нападая на другого, всегда выскальзываешь из тех жалких лоскуточков, которые прикрывают твоё безобразие.
Враг — потенциальный друг.
Друг познаётся в своей беде, а не в беде врага. Друг познается по со-страданию, а не по со-ненависти.
Самое страшное не человеконенавистничество, а человеконенавистничестволюбие.
Чистота не там, где чисто, а там, где не может быть ещё чище.
Капля не точит камень. Капля прокладывает себе дорогу к свободе.
Духовность в том, чтобы не оценивать шансы на успех, а исполнять то, без чего ты покойник.
Для циника и яйцеклетка — всего лишь клетка.
Пушкин — гран-падано. Гоголь — чечил. Тургенев — маасдам, сладкий и с дырами. Щедрин — чеддер. Лесков — сулугуни. Достоевский — рокфор. Толстой — бри. Чехов — пармезан. Искандер — сулугуни. А кто — плавленые сырки? Имя им легион…
Толстого можно любить, нельзя жалеть. Достоевского можно жалеть, нельзя любить. Чехова можно и жалеть, и любить.
Между влюблённостью и любовью такая же разница как между яйцом и курицей.
Между дружбой и любовью — как между мраморным яйцом и курицей.
Любовь должна нестись!
Филантропия, кооперация, любые формы солидарности и объединения объединяют ценой нивелировки, растворения, утраты личности. Было двое — стал один. Любовь без свободы — и исчезают субъекты любви, остаётся нечеловеческое и бесчеловечное нечто.
Любовь — настоящая — есть конкуренция, а не кооперация. Соревнование любящих друг друга друг с другом. Соревнование в любви, а не «совместное ведение домашнего хозяйства и осуществление репродуктивной программы».
Кооперация в любви есть как есть тело в человеке, секс в браке, воздух в лёгких. Но кооперация без любви омертвляет и убивает. (Поэтому Толстой бичевал филантропию деспотического общества). Любовь без кооперации не мертва. Любовь без кооперации просто не существует.
Писателей с музыкальным стилем мало. Ни один из русских классиков, даже Чехов, не таков. А вот Толкин — увертюра Россини. А Дороти Дей — соната Бетховена.
Манипуляция в маске любви говорит: «Ты без меня пропадёшь, ты без меня никто». Любовь говорит: «Дай Вам Бог любимой быть другим».
Любовь начинается там, где заканчивается спасение, как работа начинается там, где приготовлено рабочее место.
Чёрный юмор - чёрный хлеб остроумия.
Счастье напоминает о смысле жизни человека, несчастье — о смысле жизни человечества.
Можно служить двум господам, но из двух господ только один будет платить за службу — тот, который без слуг вообще ничто.
Знаете, как эсесовцы утешали евреев в Освенциме, когда хотели особо утончённо поглумиться? Они им говорили «Всё не так плохо!» И были — математически — абсолютно правы. Всегда может быть хуже. Удушили? Могли и сварить!
Всёнетакужплохо говорят всегда другому. Чужую беду руками разведу. Себе, любимому, говорят «тутнетакужхорошо».
Всёнетакплохо, vsyonetakploho... А потом гроб с очередным невинно убиенным (а то и гроба нет, в Освенциме не было) — и люди, которые твердили покойнику, что всёнетакужплохо, горячо возмущаются злодеями. Ведь было всёнетакужплохо! Значит убийцы какие-то особые злодеи. Не на обывателя же, не на себя, любимого, всё не так плохо, чтобы считать себя виноватым.
Творчество смело уподоблю ограблению банка: нельзя глушить мотор, хотя останавливаться можно и нужно. Чтобы не вышло по Боконону: «Каждый человек может сделать перерыв, но ни один человек не может сказать, когда этот перерыв кончится».
Из полного мрака выводит чёрный юмор.
У любви крохотная масса и огромный вес.
Если женщина говорит: «Ты по своему красив» — значит, она не в силах сказать «Ты, по-моему, красив».
Мужчине важно услышать, что он — первая любовь. Женщине важно услышать, что она — последняя любовь.
Людей надо искать днём с фонарём, и этот фонарь — любовь к людям.
Обручальные кольца надо делать из дважды перекрученной ленты Мёбиуса.
Любовь как зерно: падает сверху вниз, а растёт снизу вверх.
Любящий мир человек держит язык за зубами. Миротворец держит зубы за языком.
У меня есть ближний, следовательно, я существую.
Я есть у ближнего, следовательно, я сосуществую.
Насколько безумно и бесчеловечно считать себя единственным человеком на земле, настолько мудро считать каждого из других — единственным человеком на земле.
Не надо менять веру на уверенность, надежду на власть, любовь на хорошие отношения.
Любовь меряет, сколько недодано другим, ненависть — сколько недодано другими.
Любовь измеряется не прочностью на разрыв, а устойчивостью к истиранию. Она больше похожа не на цепь, а на детскую пелёнку или листок бумаги.
Чудесная опечатка: «Лавный директор». Лавснабсбыт — импортные и экспортные операции с любовью. Я в семье лавный! Объединяй и ластвуй! Ты моя лавочка! А ты мой лавочник! Какая у тебя лавиатура! Лавируй людей как самого себя! Она чемпион по лаванию! Он был покорён лавностью её движений. Коль лавен наш Господь в Сионе. Лава Богу!
Возможно, пошляки правы и после Освенцима невозможны богословие, поэзия, мороженое и прочие мелкие радости жизни. Но вот благая весть — нету никакого Послеосвенцима. Мир в Освенциме сидит (ну, конечно, кто-то сидит в бараке, кто-то в караулке, а кое-кто и в освенцимской бухгалтерии). Свет светит в Освенциме. А вот в Освенциме поэзия, богословие, мороженое и все что угодно — не только возможны, но и необходимы. Крайне необходимы.
Цинизм считает, что цель оправдывает средства, наивность — что средства оправдывают цель.
На самом деле, в оправдании нуждаются не средства и не цели, а человек. Цель человека любовь. Средства человека — свобода, творчество, общение. И не надо расспрашивать дальше — какая любовь, к кому любовь. Любовь не определяют, любовь — любят.
«Опасный человек» это «масло масляное». Человек — не бритва, человек не бывает безопасным. «Органы безопасности» — органы дечеловечизации.
С фотоаппаратом труднее управляться, чем с людьми. С людьми нужна только выдержка, а с фотоаппаратом ещё и диафрагма.
Любовь — не обнимашки на носу «Титаника», плывущего навстречу айсбергу. Любовь — два «Титаника», врезающиеся друг в друга. А дальше бывает по-разному… Одни превращаются в айсберг, другие наоборот.
Для женщины ад — это рай, в котором нет зеркала, для мужчины ад — это зеркало, вокруг которого нет рая.
Люди, которые призывают других терпеть оскорбления, сами никогда не терпят даже малейших замечаний в свой адрес. Люди же терпеливые никогда не призывают других терпеть — они сочувствуют оскорбляемым и признают их нестерпимую боль, этим и утешают.
Мужчина есть знамя, озабоченное тем, что его древко в двадцать раз меньше полотнища.
Брак нужен для любви как воздух для полёта.
Друг познается в беде, которая случилась с другом.
Круглому столу противоположен не квадратный стол, а круглый стул. Бывают такие диваны, в виде круга. Каждый сидящий смотрит наружу и не видит даже того, кто сидит рядом. Близость есть, а единства нет. Так что шутка про то, что центр у всех людей, у всех религий один — недорого стоит. Дело не в том, есть ли центр, один ли центр, а в том, что можно ведь к центру задом повернуться — и тогда будешь оторван не только от центра, но и от всех.
Первый довод матерщинника, которому сказано, что он матерится: «Не клейте ярлыки!»
Второй: «Не вырывайте мои слова из контекста!»
Комплимент — это благословение с глушителем.
Сострадание без страдания — как кофе без кофеина.
Обыватель то и дело жалуется: «У нас украли будущее». Это ведь психология совка, жертвы, психология человека, убежденного, что достаточно победить воровство и взяточничество — и всё будет прекрасно. У меня всё есть — лишь бы это не украли. Потребительская психология. У нормального человека ничего нельзя украсть. Вечность есть, но эта вечность лишь даёт возможность изготовить будущее. Будущее само по себе не вырастет. Горе тому, кто живёт в вате небытия, где всё есть, но никого нет.
Всякий человек рожден под созвездием Преодолея.
Количество переходит в качество только, если количество — качественное.
Тревожность — это когда человеку идёт шестой десяток, а он всё ещё боится умереть от голода под забором в сорок лет.
Пессимист предсказывает будущее, оптимист творит будущее.
Жизнь коротка, если мерять ее в удавах, длинна, если мерять её в амёбах, и бесконечна — если в людях.
Человек должен работать всеми частями тела, кроме локтей.
Кто работает как муравей, не построит ничего, кроме муравейника.
Творчество есть содержание, становящееся формой.
Муравей высказал стрекозе всё то, что не посмел высказать муравьиной матке.
Безделье — корень всех пороков, деловитость — их результат.
Желудок человека не всегда — путь к его сердцу, но всегда — путь к сердцу чужому. Изголодаешься, так и полюбишь каждого как потенциального кормильца.
Мы мечтаем всё наверстать, но удается лишь насантиметрить.
Итальянцы аплодируют, когда гроб с покойником выносят из церкви. А «бис» бывает? Или освистывание?
Блаженны живущие в оазисах, блаженны, живущие в пустыне, но блаженны и те, кто пытается победить пустыню.
Объявление в мастерской: «Предоплата — залог хороших отношений».
А надо бы:
«Предъизготовление — залог хорошей работы».
Творчество есть саботаж небытия.
Если уж молиться по признаку сходства, то мой покровитель — блаженный Августин. Вокруг цивилизация погружается в варварство — что делать? То же, что всегда — дописывать, что начал писать. Августину было тяжелее: он не имел интернета, не знал, что не всюду торжествует варварство. С другой стороны, Августин был крепче в вере и видел Град Божий, недоступный вандалам и побеждающий вандализм.
Один в поле не воин, один в поле пахарь.
Спящая ворона никуда не поспеет, даже если она белая.
Есть вещи и явления, которые либо непрерывны и свободы, либо они тень себя, подделки. Тень — подделка человека, потому что человек есть постоянно и решает сам, куда идти, а тень двигается за человеком и то появляется, то исчезает. Любовь, творчество, свобода — либо непрерывны, либо они дрянь и тошниловка. Как вертолёт — либо всё крутится непрерывно, что должно крутиться, и тогда он летит, либо то крутится, то не крутится, и тогда это груда железа, которая громоздится на земле и время от времени содрогается, а потом затихает.