«Иисус сказал: Когда вы увидите того, который не рожден женщиной, падите ниц (и) почитайте его; он — ваш Отец» (евангелие Фомы, 15).
Гейтеркол уделяет этой фразе минимум внимания, полагая, что тут всё ясно: речь идёт о мистицизме, о видениях, причём визионерство отягощено женоненавистничеством.
Правда, у него есть характерные слова-маркёры — «возможно», «если». Рождение от женщины «может быть» дополнительным фактором, объясняющим греховность человечества. Следует отсылка к Фома, 101, но ведь там мать и отец абсолютно уравнены — даже в отличие от канонических евангелий. Следует ещё одна отсылка — на 114 стих, последний, но ведь там текст, который можно понять как феминистский, но уж точно не как женоненавистнический.
Главное же — не эта неряшливость, а то, что визионерский характер этой фразы абсолютно не подтверждён. Прежде всего, нужно поискать, нет ли более простого, экономного объяснения — и оно есть. Что говорит Иисус сатане? «Господу Богу твоему покланяйся и Ему одному служи» (Мф. 4: 10). Он имеет в виду Себя? Нет, конечно. Он исповедует Отца Небесного в противоположность сатане. Более того, Иисус исповедует Бога благим — противопоставляя Бога Себе (Мк. 10: 18): «Что ты называешь Меня благим».
«Почитайте Его» — точно такое же классическое, не гностическое и не визионерское — исповедание веры в Единого Бога. Необычно лишь, что Бог определяется как Тот, Кто не рождён женщиной». Особенно необычно для современных христиан, а впрочем, и нехристиан — что тогда на Рождество празднуется? Только в том-то и закавыка, что празднуется нечто невозможное, абсурдное и дикое. У Бога дня рождения не может быть по определению. Ни от женщины, ни от кого, ни от чего. Он — до времени, до дней, до причинно-следственных цепочек. Как это может быть — непонятно. Непредставимо. Более непонятно, чем Боговоплощение. Как творение непонятнее воскресения. Как здоровье непонятнее болезни. Для больных — а мы все больные. Рождество — праздник рождения — как там в Символе веры? — «от Отца рождённого». Про Марию — ни слова.
Всякое почитание Марии как богородицы, Матери Божией, не есть утверждение, что Бог может родиться от женщины. Не может. Бог не может стать человеком, не может быть приколочен ко кресту, не может воскреснуть. Вот почему воскресение Иисуса — не в одном ряду с воскресением Лазаря или кого угодно. Там оживает тот, кто умер, потому что человек по определению смертен. «Рождённый от женщины» — это идиома, которая уже в древности синоним «смертного» (Иов 14:1, 15: 14). Бог же не может ни умереть, ни воскреснуть.
Вот тут начинаешь понимать, что за фантастический мир открывается верой в воскресение. Господь Иисус это обозначил словами: «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном больше его» (Мф. 11, 11). Эти слова, между прочим, есть и в евангелии Фомы (46/51). Победа над смертью — не физический акт воскресения. Победа над смертью — это рождение от Духа, это рождение бессмертного. Воскресение христианина — не воскресение мёртвого, а воскресение неумирающего, а вот смерть христианина — противоестественное явление, против естества Божия. И эта дичь противоестественная — вот почему «помни о смерти» для христианина совсем другое, чем для стоика, до противоположности другое. Смерть — не обязательное событие, смерть — подражание Христу, подражание Сыну Божию, который — да, и сын женщины, но умирает Иисус не потому, что рождён женщиной, а потому что свободен от смерти. Полностью свободен от смерти только тот, кто не живёт, убивая. Иисус мог освободиться и остаться бессмертным, позвав, как Он заметил, «легион ангелов» — но это означало бы уступить тому самому искушению, с которого начинается Евангелия. Искушение насилием.
Рождество — не праздник тела, а праздник Духа Святого. Праздник Бессмертия. Праздник противоестественный — человеку противоестественно воскресать, Богу противоестественно рождать. Матерь Божия удивительна не тем, что родила Бога, а тем, что не считала Себя Богородицей, хотя знала, что Иисус — Сын Божий. Так и каждый верующий в Христа — чем ближе ко Христу, тем яснее, что вера от Бога, не от моей благости, человечности, харизматичности. Бог во мне как причастие. Во мне, но не от меня, и встретив Его в себе, я опускаюсь на колени и почитаю не себя, а Отца, Сына и Духа.
Эти слова вполне можно прочесть как юмористическое — точнее, ироническое — повторение той же мысли, что и в «не называйте себе никого отцами» (Мф. 23,9). Нельзя преклоняться перед кем-либо, никого нельзя почитать.
Этот вариант не только острее (из-за чего, возможно, не попал в канонический текст). Иисус тоже ведь «рождён женщиной», и евангелисты это сильнейшим образом подчёркивают, пусть и по-разному. Казалось бы, ну что им стоило придумать чудесное Сгущение или Снисхождение. А тут — роды. Ангелы, волхвы и прочие чудеса не скрывают, а лишь обрамляют этот богословский кошмар.
Что же, Иисусу не поклоняться? Кошмар! Этот кошмар не перестаёт быть кошмаром, если мы буквально выполняем заповедь и вычёркиваем слово «отец» из обихода. Проблема ведь не в слове, а в Иисусе. Рисовать Его кем-то, кто ниже Бога, как это часто бывало, не стоит не потому, что Иисус равен Богу, а потому что Иисус — Бог, но только какой-то странный Бог, неправильный Бог. Это Бог, явившийся противоположностью Самому Себе: рождён женщиной, распят мужчинами, категорически не Отец. категорически не желает, чтобы Ему поклонялись.
Иисус такой же Бог, как Его заповеди — исполнение Закона. Да, исполнение. Но между «не убий» и «подставь щёку» (которую Иисус и подставил) такая же разница как между объявлением о концерте и самим концертом. Женщиной Иисус рождён, женщиной — а всё же падали перед Ним ниц и почитали Его как Бога, и будем падать, и будем почитать, и будем считать Того, Кто формально брат, пусть даже Очень Старший Брат, а по сути — ну, Отец же! Называли же Его учителем – а теперь не называем, а это простительно – главное, относиться к Нему как к Учителю, а не как к ботанику с первой парты.