«Ибо какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8, 36)
Всё грехопадение в одной фразе. Рассказ об Адаме и Еве и есть ответ на вопрос «почему у меня на душе муторно?» Только в рассказе о грехопадении «весь мир» обозначен как «добро и зло».
Эта фраза даже в каком-то смысле лучше рассказа о грехопадении. Тут нет гендера. Какая разница, мужчина или женщина приобретёт весь мир! Гендера нет, но секс вполне — очень многие люди понимают под «приобретением» изнасилование всего, на что упадёт их взгляд. К женщинам, кстати, это тоже относится. Мужчины не любят даже думать о том, что их может изнасиловать женщина, но такое бывает, ох, как бывает…
Впрочем, не будем о грустном, будем о греховном. В этом описании грехопадения нет религии, Бога, шмога. Это, если угодно, Библия для агностика. Никто свыше не запрещает приобретать весь мир, никто не искушает. Вопрос о предопределении решается просто — всё сами, всё сами. Никто дурацкими запретами не наводит нас на мысль, что мир стоит того, чтобы его приобретать. Сами решаем, что это было бы недурно.
Этот рассказ о грехопадении очень модерный, прямо для метросексуалов или инвеститов. Никакой флоры и фауны, конкретные деньги. Заверните мне вселенную, плииз. Вопрос о происхождении зла получает такой чёткий ответ, как у Достоевского в «Преступлении и наказании»: «Так кто ж убил старуху-то?» — «Да вы ж и убили, Родинроманыч!» Откуда в мире зло, откуда в мире зло… Да от тебя всё зло, паскуда! Никакого другого зла, кроме твоего желания быть владельцем мира, не существует!!
Зло, конечно, не в самом желании, а в том, что это желание осуществляется. Да-да, каждый человек владеет всем миром, не будучи главой транснациональной корпорации или президентом США. Бездомный пьяница и пьяница домовитый, трезвенник с трезвенницею, лауреты нобелевских премий и лауреты премий шнобелевских… Грузчики и кассиры, программисты и полицейские, богатые и бедные, средний класс и деклассированные…
Рассказ о грехопадении был ответом на вопрос, который задавали не цари или богачи, а «обычные люди». Пастухи и купцы, кузнецы и каменщики, а так же их жёны, дети, соседи и знакомые. Не александры какие-нибудь македонские. Люди, которые принципиально против больших денег, которым нужно всего ничего — здоровье себе и близким, жить долго и счастливо, никого не обижая, чужого не надо, своего отдадим, потому что отдавать полезно и даже приятно… В общем, немного тёплого овечьего помёта, бестолкового овечьего тепла и спичку, можно без девочки, хотя с девочкой лучше.
Вот это и есть самый страшный — нет, не обман, никого мы обмануть не можем — а самообман. Не в силах реально купить весь мир, мы делаем «всем миром» то, что смогли купить. Из космоса — в греческом оригинале Евангелия именно «космос» — мы изгоняем себя в планетарий, которые сами и строим, и уверяем себя, что потолок нашей квартиры — это и есть кантовское звёздное небо, а кухня с микроволновкой — наша совесть. Но это ведь тех же адамовых щей да пожиже влей. Просто наличное выдают за желаемое, зелёную виноградину — за галактику. Но ведь хочется-то галактики! И правильно хочется, потому что — человек, а не таракан!
Можно (ну, будем надеяться) установить на планете вечный мир, обеспечить каждому недурной прожиточный минимум и чтобы каждый умирал в триста лет абсолютно здоровым, но нельзя изъять из человека проклятой перепутаницы личного с космическим. А как её изымешь, когда личность действительно космична. Человек — это звучит гордо! Не то что «Бог», Который совершенно не космичен. Бог по отношению к космосу даже не как художник по отношению к картине. Бог потому и Бог, что в отношениях не состоит вообще. Если художник не создал картину, так он вообще не художник, а если бы Бог не создал космос, то всё равно был бы Богом.
Бог не может не быть Богом, человек может не быть человеком. Именно расчеловечивание и есть суть грехопадения. Бог не космичен, человек космичен, но человек теряет свою космичность, когда пытается присвоить себе то, что ему подарено. Проблема зла — это проблема скряги, который тащит в свой дом то, что должно быть в саду, и не всегда в своём. Не в силах овладеть космосом, мы создаём свой личный маленький космос, как для туристов создают модельки Венеции, Парижа, Иерусалима. Только туристы не пытаются жить в этих моделях, а мы — пытаемся. Смоделированная вселенная обозрима и подконтрольна. Человек меняет подлинное на управляемое. Потому что боится, что неуправляемая вселенная погубит его? Да его губит стремление всё контролировать — именно об этом Иисусово «кто будет всё контролировать, погубит себя». Даже смерть не так ужасна, как контроль над тем, что не должно быть контролируемо. Почему? Потому что контроль — это рабовладение, это антисвобода.
Грехопадение не в том, что человек захотел быть богом. Прямо наоборот — человек захотел перестать быть богом. Потому что образ и подобие Божие в человеке в том, что человек может быть свободным сам и быть в мире со свободой мира. Бог ведь не контролирует мир. Его всемогущество не в кукловодстве, а в любви, свободе, творчестве. Свободный творит свободных. А определяется свобода просто — свобода есть возможность не быть свободным. Несвободный человек прост и предсказуем — он занимается уничтожением и самоуничтожением. Свободный человек непредсказуем никем, даже Богом, это и есть рай, вечная жизнь и блаженство, а не арфы с крылышками и не обжирание за столом от Альфы до Центавры.
Свобода не есть что-то самостоятельно существующее. Как и любовь, свобода есть лишь функция, производное, характеристика отношения двух живых существ. Это не всегда заметно, потому что в языке есть ещё слово «свобода», обозначающее пустоту, отсутствие. «Свободное сиденье». Это, конечно, всего лишь метафора. Свободное сиденье вовсе не свободно, оно мертво. Свободным оно становится, когда не него садится свободный человек. Тогда оно будет свободно, хотя и занято. А если сядет несвободный, то оно станет несвободным (и занятым тоже, конечно).
Грехопадение в том, что человек уходит от занятости свободой к занятостью рабством. Не путать с властью. Бог не всемогущ (поскольку свободен), но Бог всевластен. Грехопадение не лишает человека властности. Как лишить — человек без власти обречён на быструю и мучительную гибель. Однако, человек, который внутренне или внешне несвободен, с трудом справляется со своей способностью властвовать. Его вновь и вновь заносит в господство — реальное или мнимое. Вот и весь ответ на вопрос, откуда в мире зло: от власти, из которой вынута обратная связь и творческое начало, так что власть превратилась в господство. «Творческое начало» не слишком часто упоминается, а зря. Без него легко скатиться в мазохистское «служение», слепое, манипулятивное прислуживанье другому, развращающее и того, кто выслуживается, и того, кому прислуживают.
Космосу, конечно, наплевать на желание человека над ним господствовать. Не потому, что космос большой и сильный — он никакой — а потому что он бесчувственный. Зато другим людям приходится кисло, да и самому манипулятору несладко. Бог приходит на помощь — изгоняет из рая. Единственный способ помочь человеку, вставшему на путь господства — дать ему двойную, тройную дозу свободы, творчества и любви. А как увеличить бесконечное? Только уменьшив то, в чём бесконечное совершается. Любовь будет и в раю, но здесь, в конечном пространстве земной жизни, любовь из заурядного райского явления становится чем-то исключительным. Творчество и в раю творчество, но тут, на земле, оно есть ещё и условие выживания, сохранения себя как человека. Свобода, которая в раю вообще вряд ли осознаётся как нечто особенное, в мире борьбы за господство становится мощным лекарством от жажды этого самого господства, грызёт человека изнутри и мешает до конца оскотиниться.
Проклятье человека — что каждый человек владеет всем миром. Мысленно владеет, но владеет. Благословение человека — что реальный мир стучится в его душу, стучится через существование другого, через нужду, через болезнь, через смерть. Стучится, чтобы человек очнулся и от борьбы за победу, от делёжки пирога вернулся в пекарню и вышел оттуда в жизнь вечную — пусть не с чистыми руками, зато в руках кусок свежеиспечённого хлеба, книга, мысль, чувство, которых не было никогда и которые появились из того ничего, которое рвётся к жизни через душу человеческую.