Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Ален Безансон

СОВЕТСКОЕ НАСТОЯЩЕЕ И РУССКОЕ ПРОШЛОЕ

Оп.: Москва, МИК, 1998.

Cтраницы указаны по этому изданию; текст на странице предшествует ее номеру.

В формате пдф №148.


Предисловие Геллера. - Россия в XIX веке.

Франц. название: Alain Besancon. Present Sovietique et passe Russe. Hachette.

УДК 94(47) ББК 63.3(2) Б 39
Безансон А.
Б 39 Советское настоящее и русское прошлое. Сборник статей / Перевод с французского А. Бабича (главы IV-XI) и М.Розанова (главы I-III). — М.: Издательство «МИК», 1998.— с. ISBN 5-87902-009-6
В книге собраны статьи А. Безансона, опубликованные во Франции в 70-х и 80-х годах. Они посвящены месту России и СССР в европейской цивилизации. Автора в первую очередь интересуют особенности государственного устройства и экономики советского режима, а также те изменения общественного сознания, при которых коррупция, взяточничество и воровство становятся нормой существования большей части населения.
ISBN 5-87902-009-6
© Безансон Ален
© Издательство «МИК», 1998
© Перевод с французского А. Бабича,
М. Розанова © Оформление А. Онищука

Михаил Геллер

КОРНИ И ПЛОДЫ
Знаменитая формула Черчилля — «Советский Союз это загадка, покрытая тайной, обернутой в секрет» — хорошо выражает отношение западного мира к октябрьской революции 1917 г. и порожденной ею системе. Революции в Англии, Франции, в других странах вызывают до сих пор споры историков и политических деятелей об их причинах и последствиях, о цене и результатах. Никто, однако, не говорит о тайнах, секретах, загадках революций в созданных ими обществах и государствах.
Непонимание характера советской системы, целей советского государства объясняется различными причинами: увлечением коммунистической идеей, обманутостью лозунгами, соблазном «твердой власти», разочарованием в «гнилой демократии», надеждой на утопию. Все эти и другие подобные причины имеют один источник: мышление по аналогии. Советский Союз рассматривается — причем безразлично, прокоммунис-тическими или антикоммунистическими — историками, социологами, государственными и политическими деятелями по аналогии с иными странами и системами. Как в басне о слепцах, знакомившихся со слоном, западные теоретики и практики обнаруживают знакомые им части тела, но не видят чудовища, неизвестного истории.
Статьи и эссе французского историка Алена Безансона, собранные в предлагаемой читателю книге, посвящены различным частным и общим проблемам русской и советской истории: их объединяет редчайшее достоинство — понимание специфичности изучаемого объекта, адекватность методологического подхода. Одна из самых интересных работ называется «Анатомия одного призрака». С присущим ему мастерством формулировок Ален Безансон определил объект своей научной деятельности: призрак. Он увидел «фантастичность», «фантасмагоричность» системы, которая представляет собой чудовищную реальность для всех, кто находится в ее утробе.
Заглавие сборника сразу же отсылает читателя к одному из важнейших вопросов нашего времени: в какой связи находятся между собой «русское прошлое и советское настоящее»? Ответ на этот вопрос в значительной мере предопределяет понимание или непонимание советской си-
5


стемы. Подавляющее большинство западных теоретиков и практиков — историков и государственных деятелей — отвечает на вопрос однозначно: октябрьская революция — это революция русская, не только потому, что она произошла в России, но и потому, что такая революция могла произойти только в такой стране. Было бы несправедливо, говоря о «западном» ответе на вопрос, не вспомнить, что в значительной степени он предсказан некоторыми русскими историками и философами, прежде всего Николаем Бердяевым. Книга Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» во многом определила отношение западных мыслителей к коммунизму, как русскому феномену. Но Бердяев писал свою книгу полвека назад, до появления в разных частях света коммунистических государств советского типа.
Подавляющее большинство западных теоретиков и практиков своих взглядов не изменило. Ален Безансон принадлежит к числу тех, кто обнаружил универсальность советского феномена, кто на вопрос о связи между прошлым и настоящим ответил: нельзя забывать о существовании географии, истории, национальной памяти, но их роль вторична по сравнению с теми силами, которые приводятся в движение коммунистической революцией.
Взгляды А. Безансона на русскую историю, на историю СССР, на характер «призрака» сложились не сразу. Его первые работы были посвящены истории России XIX в. Значительное место занимает в них исследование культуры, литературы. Историк сразу же определяет свой метод: понимание русского прошлого невозможно без понимания духовной жизни, без понимания смысла деятельности носителей духовности. Естественно, что А. Безансона привлекают споры славянофилов и западников, история рождения интеллигенции. Немало западных исследователей работает над этими сюжетами. Первая же книга А. Безансона («Убиенный царевич», 1967), свидетельствовала, что молодой историк ищет выхода из круга традиционных понятий и традиционной методологии. Он перебрасывает мост между прошлым и настоящим, между Россией и Советским Союзом, но обнаруживает, что это связь между «новыми людьми», первый портрет которых дал Чернышевский, и «новыми людьми» ленин-ско-сталинской эпохи. Еще более важным и плодотворным было открытие связи между языком героев «Что делать?» и докладами на съездах партии. А. Безансон констатирует: «Стилистический ритуал докладов на партийных съездах при Ленине и Сталине (но уже на собраниях «у наших» в «Бесах») выдает притязание на создание законченной модели реальности и полное бессилие заключить реальность в эту псевдорациональную клетку, которую строит оратор».
6


Через десять лет после первой книги Ален Безансон подведет итоги своим поискам, ход которых запечатлен во многих публикациях, выпустив монографию «Интеллектуальные истоки ленинизма». Что такое ленинизм? — спрашивает историк. — Каково его происхождение? Где его корни? Ленинизм — это советская идеология. С этим согласны все. Но что такое идеология? Начав исследование цитатой из А. Солженицына об «арсеналах лжи», привлекаемых, как «налог в пользу Идеологии», А. Безансон сразу же отказывается от традиционного в западной философии понимания идеологии. Отказывается от анализа абстрактного, теоретического понятия и подвергает разбору идеологию в действии — физическую силу, поработившую народ, инструмент власти.
Советская идеология, если ее рассматривать как систему идей, поразительно проста. Ее целиком исчерпывает статья в «Кратком философском словаре». О ней было все сказано в знаменитой 4-й главе сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)». Но идеология не сводится к системе идей. В ней имеются обманчивые черты сходства с религией, с философией.
Поиски «секрета» идеологии А. Безансон начинает с поисков модели. Он находит в истории религии движение, многими своими чертами предвосхищающее идеологию. Это — гностицизм. Главные черты гностицизма и его продолжения — манихеизма: наличие двух принципов — добра и зла, света и тьмы, духа и материи, и трех времен — прошлого, когда перечисленные выше враждебные субстанции были совершенно разделены, настоящего, когда они смешались, и будущего, когда они снова — как в прошлом — будут разделены. Манихеисты, кроме того, утверждали, что Старый человек должен уступить место Новому человеку. Появление Нового, Совершенного человека спасет мир. В июне 1983 г., выступая на пленуме ЦК, К. Черненко излагает эту идею так: «революционное преобразование невозможно без изменения самого человека. И наша партия исходит из того, что формирование нового человека — не только важнейшая цель, но и непременное условие коммунистического строительства».
Анализ гностической модели позволяет А. Безансону сформулировать определение идеологии. Это — систематизированная доктрина, обещающая спасение тем, кто ее примет; доктрина объявляет себя соответствующей космическому порядку, который она сумела разгадать, в связи с чем провозглашает себя — научной; в политической практике доктрина стремится к тотальной перестройке общества, в соответствии с порядком, открытым по законам науки. Общее с религией — вера в спасение. Общее с наукой — вера в науку.
Блестящий мастер чеканных формул А. Безансон резюмирует: Авраам, св. Иоанн, Магомет знали, что они верят; Ленин верил, что он — знает.
7


Автор «Интеллектуальных истоков ленинизма» отмечает, что идеология — феномен, возникающий лишь в исключительных обстоятельствах. В истории человечества он обнаруживает лишь два примера: гитлеризм и ленинизм.
Открытие феномена идеологии, как определяющего фактора советской системы, дало А. Безансону возможность отвергнуть господствующее на Западе убеждение о неразрывности русского исторического процесса и логичности превращения царской России в Советский Союз. «Нет, — пишет он, — идеология, по вине которой Россия заключена как бы в скорлупу, гипертрофирующую наиболее карикатурные черты старого режима, эта идеология разорвала связь между старым и новым режимами, значительно увеличив нормальную дистанцию, которая отделяет у современных народов прошлое и настоящее». Одновременно историк отвергает распространенное мнение о чисто русском происхождении идеологии, подчеркивая: «Эта точка зрения опасна тем, что позволяет думать, будто бы идеологический режим может возникнуть лишь на территории России и не транспортабелен в другое место. Факты современной истории свидетельствуют об ином».
Об ином свидетельствует и происхождение идеологии, ее прошлое. А. Безансон выделяет два цикла, предшествовавших ленинизму: французский и немецкий. Французский цикл — французское умственное движение, начавшееся в XVII в., завершившееся революцией. В различных клубах эпохи революции, прежде всего у якобинцев рождается «эмбрион партии с ее важнейшим элементом — языком». В эту эпоху появляется массовый террор, направленный не против человека, а против «чудовищ», «врагов народа». Наконец, в это время на сцене истории появляется фигура Идеолога: человека искреннего, бескорыстного, не любящего ни денег, ни женщин, ни вина, не имеющего друзей, мастера политического маневра, видящего всюду заговоры и ловушки, жреца партийного языка.
В немецком цикле корни идеологии уходят в XVI в. и оттуда ведут к Гегелю, Марксу, Энгельсу.
Россия дополняет два важнейших элемента идеологии — французский и немецкий циклы — третьим. В России появляется интеллигенция, социальная группа, которая станет как бы переносчиком микроба идеологии. Западные элементы идеологии проникают в кровообращение русской мысли — и через славянофилов, и через западников. Чернышевский создает модель революционера-идеолога, Нового человека. Одновременно рождается мечта о партии. Первый ее эскиз набрасывает П. Ткачев.
В начале XX в. Ленин создает систему, в которой жестко и упрощенно кристаллизуются темы и идеи гностицизма. А. Безансон обнажает

8
«основы ленинизма»: ленинизм, как манихеизм, опирается на два принципа и три времени. Два принципа — это ленинский дуализм: в мире идет ожесточенная борьба классов; борьба нужна, следует ее непрерывно усиливать, ибо чем острее конфликт, тем ближе окончательное решение; главный враг — тот, кто мешает обострению конфликта, борьбе двух враждебных сил; существуют две морали, две культуры.
Сохранив концепцию трех времен, ленинизм ее «усовершенствовал», введя понятие «плохого прошлого», которое мешает приближению будущего, и «хорошего прошлого», ускоряющего будущее, расчищающего ему дорогу. Настоящее — время сортировки: уничтожается то, что мешает будущему, проявляется забота о том, что может ему помочь.
Написав историю советской идеологии, проследив ее корни, А. Безансон обращается к плодам — приступает к изучению идеологии у власти. До захвата власти она была доктриной. После — ее сутью стала власть, сохранение власти. Первым актом идеологии было разрушение. Революция, объясняли Маркс и Энгельс, акушер нового мира. А. Безансон констатирует: пролетарская революция взрезала брюхо старого мира — ребенка там не оказалось.
В числе важнейших открытий А. Безансона — основная функция идеологии после прихода к власти: создание ирреальности, миража того, чего нет в реальности. Идеология декретирует создание «зрелого социализма» и запрещает, угрожая тюрьмой, лагерем, сумасшедшим домом, сомневаться в подлинности иллюзии. Хорошо зная роль физического террора, историк самое пристальное внимание обращает на еще более важный инструмент идеологии — Слово, которое всегда есть слово лжи.
А. Безансон определяет советскую идеологическую систему, как логократию — царство слова, царство лжи. Нет, пожалуй, ни одной работы историка, в которой он не анализировал бы механизм лжи, действующий в советской системе. Среди наиболее блестящих страниц — анализ советской экономики, «призрака», не имеющего ничего общего с классической политической экономией, но представляющего собой чудовищную реальность для трети человечества, которое живет в его тени.
Анализ «корней и плодов» идеологии приводит историка — логично — к человеку в советской системе, к основной проблеме: что такое советский человек, создан ли он уже, возникнет ли он в скором будущем? Заключительная глава «Анатомии одного призрака» посвящена человеку, живущему в клетке идеологии. Аристотель говорил, что человек не может жить без удовольствия. А. Безансон признает, что советская структура дает гражданам необходимую для жизни дозу удовольствия — советского удовольствия. Система образования, книги, фильмы, телевидение воспитывают че-
9


ловека, который довольствуется советским удовольствием, умеет находить его в советской жизни.
На Западе все чаще признают: социализм невыносим. А. Безансон ставит вопрос иначе. Он спрашивает: для кого невыносим? И отвечает: социализм невыносим для человека, который нуждается в моральной свободе — в свободе быть самим собой, думать свои мысли, считаться со своим мнением, своими чувствами, быть личностью. Эти люди представляют наибольшую опасность для системы, которая стремится к призрачной, невозможной цели и нуждается для этого в призраках человека.
Тексты Алена Безансона — глубокие, блестящие, иронические, неожиданные, являющие собой великолепный образец «острого галльского смысла» — не оставят равнодушным ни одного читателя, вызовут споры, возражения. Это естественно — только посредственность вызывает единодушие. Исследования А. Безансона вовлекают в спор о главном феномене нашего века. Французский историк позволяет увидеть универсальность феномена, понять причину угрозы. Он предупреждает об опасности и говорит о возможности, о необходимости сопротивления.
Ценность работ А. Безансона в том, что он не ограничился изучением исторических источников о прошлом России и настоящем Советского Союза. Он широко распахнул себя для восприятия опыта — мыслей, страданий, чувств — обитателей «чрева левиафана». Книги А. Солженицына, А. Амальрика, В. Буковского, многих других позволили ему раскрыть «секрет века». В определенном смысле выход книги А. Безансона на русском языке — выплата долга. Можно надеяться, что читатели примут ее с интересом, которого она заслуживает.

10

Далее

Ко входу в Библиотеку Якова Кротова