Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Иоанн Златоуст

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

 

ТОМ ТРЕТИЙ КНИГА ПЕРВАЯ

К оглавлению

БЕСЕДА сказанная в старой церкви на слова апостола: "Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему" (Гал.2:11), и (в ней святитель) доказывает, что это событие было не распрею, а делом распорядительности

Радость проповедника по возвращении его к своим слушателям. Важность предмета и необходимость особенного внимания к нему. – Важность последствий для апп. Петра и Павла вследствие возникшего среди них спора. – Укор со стороны Павла можно бы понимать в смысле изобличения немощи ап. Петра, а между тем ап. Петр представил блистательное доказательство мужества и ревности. – Оправдание ап. Петра. – Любовь и почтение ап. Павла к Петру; как же объяснить это изречение ап. Павла в послании к Галатам? – Петр, как апостол иудеев; Павел, как апостол язычников. – Почему Петр был послан к иудеям, а Павел к язычникам? – Иудеи слишком ненавидели ап. Павла, чтобы он мог быть их апостолом; Петр проповедуя иудеям, действовал снисходительно и постепенно, отвлекая их от закона Моисеева; Павел же, проповедуя язычникам, чуждым закону Моисееву, не имел надобности действовать так: вот к чему сводилось различие в их проповеди, вот к чему сводилось это разногласие между апп. Петром и Павлом. – Сам ап. Павел иногда склонялся к иудейским обычаям, и когда снисхождение к иудейским обычаям делалось опасным, то и Петр умел почти совершенно освобождаться от них. – Каким же образом объяснить укоры, с которыми он обращался к Петру? – Изложение событий, которые повели к этому укору. – Некоторые предполагают что ап. Павел здесь говорит не об ап. Петре, а о некоем неизвестном лице; но это мнение неосновательно. – Укоры, с которыми ап. Павел обращается к Петру, были наперед улажены между ними. – Разъяснение и подтверждение мнения самого проповедника.

1. На один день я был взят от вас, и будто целый год от вас был удален. Так я досадовал и грустил. А что это истинно, вы знаете из того, что и сами вы испытали. Как грудной младенец, отнятый от материнской груди, куда бы ни унесли его, часто оборачивается во все стороны, стараясь увидеть свою мать, так точно и я, будучи далеко унесен от материнских недр, часто озирался кругом, везде ища вашего святого собрания. Впрочем я имел достаточное утешение в том, что испытывал это из повиновения нежному отцу (разумеется епископ антиохийский Флавиан), и на­града послушания покрыла мою беззаботность, происшедшую при этом новом положении. Для меня блистательнее всякой диадемы и почтеннее венца – быть везде вместе с этим родителем; это для меня и украшение и безопасность: украшение, потому что я так расположил его к себе и привлек к своей любви, что он никак и никогда не хочет явиться без своего сына; безопасность, потому что, присутствуя и видя меня подвизающимся, он, конечно, окажет нам и помощь своими молитвами. Как корабль безопасно доставляют в пристань кормчие, руль и дуновение ветра, так его благосклонность, любовь и молитвенная помощь лучше и ветра и кормчего и руля направляют слово наше. Кроме того, меня утешало и то, что вы наслаждались тогда блестящею трапезой, и имели угостителя любочестивого и щед­рого. Мы узнали об этом не по слуху только, но и самим опытом. Некоторые передали нам то, что было сказано, и по остаткам мы сделали заключение о цельном веселии. Похвалил я виновника угощения и подивился обилию и богатству (трапезы); а вместе назвал блаженными и вас за благорасположение и внимательность, по которой вы так тщательно сохраняете в памяти сказанное, что можете передать и другому. Поэтому и мы охотно беседуем с вашею любовью. Подлинно, бросающий здесь семена не при пути бросает их, и не в терние всыпает, и не на камне сеет: так тучна и плодоносна ваша пашня умножающая все семена, принимаемые ее в свои недра.

Если же когда-нибудь вы оказывали готовность и великое усердие слушать меня, – как и действительно всегда оказывали, – то прошу и сегодня оказать мне такое же одолжение. Сегодня у нас речь не о незначительных, но о важных предметах. Поэтому мне нужны глаза видящие все зорко, ум бдительный, рассудок внимательный, мысли упорядоченные, душа неусыпная и бодрственная. Вы все слышали чтение из апостола; и кто внимательно слушал читанное, тот знает, что нам предлежат сегодня великие подвиги и усилия. "Когда же", сказано, "Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему" (Гал.2:11).

2. Не смущает ли каждого из слушателей то, что Павел противостал Петру, что столпы церкви сталкиваются и нападают друг на друга? Поистине они – столпы, поддерживающие и носящие кров веры, и столпы, и щиты, и очи тела церкви, и источники благ, и сокровища, и пристанища; впрочем, всякое название, какое бы кто ни дал им, никогда не выразит их достоинства. Но чем выше похвалы им, тем больше подвига нам. Будьте же внимательны, потому что у нас речь об отцах наших, – чтобы опровергнуть обвинения, взводимые на них людьми внешними, чуждыми вере. "Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию", далее следует и причина этого нарекания. "До прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех" (Гал.2:12–14).

И выше он говорит: "то я лично противостал ему"; и здесь: "при всех". Заметьте эти слова: "при всех". "Если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?" (ст.14) Может быть, вы похвалили Павла за дерзновение, за то, что он не устыдился достоинства лица, не смутился и присутствовавших, за евангельскую истину. Но если это служит похвалою для Павла, то – посрамлением для нас, так как что в этом, что Павел поступил хорошо? Петр поступал дурно, если "не прямо поступал". Что мне пользы в том, если из пары коней, запряженных вместе, из которых один хромает? У меня теперь речь не с Павлом, а с внешними. Поэтому я и призываю вас быть внимательными. Я даже увеличу осуждение и сделаю его более сильным, чтобы усилить ваше усердие, Кто ведет борьбу, тот бывает бодрствующим; кто боится за отца, тот бывает внима­тельным; кто слышит обвинение, тот желает получить защиту. Итак, когда я начну усиливать обвинение, то не подумайте, что это – слова моего убеждения. Этими словами я хочу проникнуть во глубину вашей души, раскрыть ваш ум, чтобы, внедрив мысли глубоко, сделать сбережение их безопасным. Притом и для города вашего послужит похвалою то, что будет сказано. В нем происходила эта борьба, в нем было это состязание, или лучше не состязание, а только кажущееся состязание, а на самом деле полезнейшее всякого мира, потому что не так крепко наши члены соединены между собою покровом жил, как крепко апостолы связаны были друг с другом узами любви.

3. Вы хвалите Павла? Послушайте же, как сказанное служит к осуждению Павла, если мы не уловим сокровенного в этих словах смысла. Что говоришь ты Павел? Ты укорил Петра, когда увидел его не прямо идущим к истине евангелия? Хорошо. Почему же "то я лично противостал ему"? Почему "при всех". Не должно ли было произойти обличению без свидетелей? Как же ты открываешь судилище и делаешь многих свидетелями осуждения? Кто не скажет, что ты делаешь это по вражде, зависти и бранливости? Не ты ли сам знаешь, сказав: "для немощных был как немощный" (1Кор.9:22)? Что значит быть "для немощных был как немощный"? Снисходя и прикрывая их раны, он говорит, и не до– пуская впадать в бесстыдство. Если же ты так попечителен и человеколюбив к ученикам, то почему же ты сделался бесчеловечным к соапостолу? Разве ты не слышал слов Христовых: "если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним" (Мф.18:15)? А ты и обличаешь открыто и еще хвалишься этим делом. "Когда же ", говоришь, "Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему". И не только обличаешь открыто, но и, как бы на столбе изобразив это состязание письменами, делаешь воспоминание об нем вечным, чтобы не только присутствовавшие тогда, но и все жители вселенной узнали о событии из послания. Так ли поступили с тобою апостолы в Иерусалиме, когда пришел ты чрез четырнадцать лет, предложить им свое благовествование? Не ты ли говоришь: "потом, через четырнадцать лет, опять ходил, и предложил там благовествование; не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался" (Гал.2:1,2)? Что же? Когда ты хотел предложить им наедине, они воспрепятствовали этому, обнаружили и сделали известным для всех? Нельзя сказать. Так ты предложил наедине, и никто не противоречил; а апостола ты обличаешь при всех? Ужели там только ты насладился этою благосклонностью? Нет; и тогда, когда было несколько тысяч иудеев, не с такою ли же мудростью они поступили с тобою? Не наедине ли оставшись с тобою они говорили: "Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. Итак что же? Верно соберется народ; ибо услышат, что ты пришел. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними, и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон" (Деян.21: 20–24). Видишь ли, как они щадят тебя от подозрения? Как скрывают тебя под маскою того распоряжения, сохраняя тебя жертвою, очистительными средствами? Почему же и ты не оказал такой же попечительности?

4. Если бы случившееся поистине было борьбою и бранливостью, то эти обвинения имели бы основание; но это – не борьба а только кажется ею; напротив, обнаруживает великую мудрость и Павла и Петра и благорасположение их друг к другу. Впрочем, выслушаем эту кажущуюся укоризну. "Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему". Почему? "Не прямо поступают по истине". В чем же состояла эта истина? "До прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных". Что говоришь ты? Петр труслив и немужествен? Но не потому ли он и назван Петром, что был непоколебим в вере? Что делаешь ты, человек? Постыдись названия, которое дал этому ученику Господь. Петр труслив и немужествен? Кто станет слушать такие слова твои? Не то знает о нем Иерусалим, и тогдашнее первое общество и церковь, в которую он вступил первый, и первый произнес эти блаженные слова: "но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти"; и еще: "ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня"; "сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих" (Деян.2:24-35). Он ли, скажи мне, труслив и немужествен, – тот, который, среди такого ужаса и таких угрожавших опасностей, с таким дерзновением вошел в среду этих кровожадных псов, пламеневших гневом и дышавших убийством, и сказал, что Распятый ими и воскрес, и находится на небесах, и сидит одесную Отца, и врагов своих окружает бесчисленными бедствиями? Не удивишься ли ты ему, скажи мне, и не увенчаешь ли даже за то одно, что он имел силу открыть свой рот, отверсть уста, стать, явиться только среди распявших Его? Подлинно, какое слово, какой ум может представить его дерзно­вение и откровенность в тот день? Никакой. Если еще прежде распятия на кресте иудеи сговорились отлучать от синагоги того, кто исповедует Христа, то после распятия и погребения, слыша человека, который не только исповедует Христа, но и со всем любомудрием проповедует все вообще домостроительство (спасения), как они не устремились и по частям не разорвали того, кто первый из всех отважно осмелился противостать их бешенству?

5. Подлинно, здесь важно не то, что он исповедал Христа, но то, что прежде остальных всех вообще, когда те бесновались и волновались от убийства, он исповедал с дерзновением. Как на войне при боевом строе, когда фаланга бывает сомкнута, мы особенно удивляемся выступающему раньше остальных и разрывающему ее фронт, потому что не только этого одного дела, но и всех тех доблестей, которые будут совершены после другими, считается виновником тот, кто сделал начало и приступ, – так точно нужно рассуждать и о Петре, что он, вышедши первым и разорвав фронт фаланги иудеев, и произнесши длинную речь к народу, таким образом, проложил путь и другим апостолам. Хотя Иоанн, хотя Иаков, хотя Павел, хотя другой кто и совершил после что-нибудь великое, но превосходит всех вообще этот, проложивший им путь своим дерзновением, и открывший вход и давший им возможность выступить с полным бесстрашием, подобно реке с сильным течением, и увлекать за собою противников, а души благосклонных слушателей орошать непрестанно. Ужели после креста он стал таким? Еще до креста не был ли он горячее всех? Не был ли он устами апостолов? Не он ли говорил громко, когда все другие молчали? "За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?", говорил Христос; "Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков". "А вы ", сказал Он, "за кого почитаете Меня?" "Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго" (Мф.16:13-16). Христос сказал: "вы"; а за всех членов этого тела вслух говорить Петр: так он был языком апостолов и отвечал за всех. Ужели здесь только он был таким, а в других случаях не оставлял ли своего усердия? Нисколько; но везде и во всем он обнаруживал ту же ревность. Так, когда Христос сказал: "и поругаются над Ним, и будут

бить Его, и оплюют Его, и убьют Его", он сказал: "будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!" (Мк.10:34. Мф.16:22). Не будем исследовать то, что ответ был не обдуман, но что он принадлежал к природному и пламенному влечению. Еще, когда Христос взошел на гору и преобразился, был виден там разговаривающим с Илией и Моисеем, опять и там Петр сказал: "хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи" (Мф.17: 4).

6. Смотри, как он любил Учителя и заметь внимательность его и благоразумие. Так как ему, после того необдуманного ответа, были заграждены уста, то здесь он предоставляет дело на волю Учителя, прибавляя: "если хочешь". Может быть, говорит он, и теперь я скажу неосмотрительно, подвигаясь влечением. Поэтому, чтобы не получить того же самого укора, он говорить: "если хочешь". Также, когда совершалась святая и страшная вечеря, и когда Иисус сказал: "один из вас предаст Меня". Петр вследствие уже бывшего укора не осмеливался спросить Учителя; но по влечению, которое питал, не мог и молчать, старался узнать и не показаться поспешным и неосмотрительным (Мф.26:21). Как же он исполнил свое желание и устроил самому себе безопасность? Так, чтобы желанием узнать показать свое неудержимое влечение, а совершением этого не от себя, но предложением другому, выразить свою осторожность и всю вообще умеренность. Тесно мне отовсюду, говорит он, слово Владыки о предательстве; угрожает великая опасность; стремнина с обеих сторон, молчать ли? – Но забота снедает душу мою; сказать ли? – Но боюсь, как бы опять не получить укора. Поэтому он пошел средним путем и, хотя был везде впереди других, здесь имел нужду в дерзновении Иоанна, чтобы узнать, о чем было сказано. Ничем иным он не дышал и ничего не имел постоянно в душе своей, кроме одного только Учителя. Поэтому после он смело шел на узы и на тысячи смертей и презирал всю настоящую жизнь. Принимая за Него бичевания и нося раны на своем хребте, он говорил бичевавшим: "мы не можем не говорить того, что видели и слышали" (Деян.4:20). Видишь ли непоработимый дух? Видишь ли непреодолимое дерзновение? Видишь ли душу, исполненную небесного влечения и преданности? Как же ты осмеливаешься говорить, что он, боясь "обрезанных, стал таиться и устраняться". Много можно было бы сказать о Петре и другого, доказывающего его горячность, мужество и влечение, какое он имел ко Христу; но, чтобы не распространить беседы неблаговременно, довольно сказанного, потому что нам сегодня предстоит не похвалы говорить ему, а разрешить кажущееся недоумение и довести этот вопрос до конца.

7. Посмотри и с другой стороны, как невероятно это обвинение. Вначале, когда он говорил: "Сего, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили; но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти" (Деян.2: 24), тогда он находился среди врагов, которые еще убивали, еще яростью кипели, еще хотели растерзать учеников, потому что страсть была в них еще сильна и ум был исполнен ярости. Но теперь, когда Павел писал это, был уже семнадцатый год проповеди; сказав: "потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим" (Гал.1:18), он далее говорит: "потом, через четырнадцать лет, опять ходил я в Иерусалим" (Гал.2:1). Итак, тот, кто не страшился в начале проповеди, теперь после столь долгого времени страшится? Тот, кто не боялся в Иерусалиме, боится в Антиохии? Тот, который не трепетал тогда среди окружавших его врагов, теперь, когда нет врагов, а одни верующие и ученики, робеет, боится и "не прямо поступает"? Основательно ли – при костре горящем и поднимающемся в высоту быть отважно смелым, а угасшего и обратившегося в пепел бояться и трепетать? Если бы Петр был труслив и немужественен, то он боялся бы в начале проповеди, в столице иудейской, где все были врагами, а не по прошествии столь долгого времени, не в христианнейшем городе, не в присутствии друзей и близких. Таким образом, ни время, ни место, ни свойство лиц не дозволяют нам принимать эти слова так, как сказано, и обвинять Петра в трусости. Вы похвалили сейчас сказанное? Сначала вы удивлялись Павлу и были поражены его дерзновением; а теперь вот беседа наша дала другой оборот обвинению. Но как вначале я сказал, что мне нет никакой пользы, если при том, что Павел хорошо поступает, Петр окажется поступающим нехорошо, – потому что обвинение и наш стыд останутся, этот ли или тот окажется погрешившим, – так и теперь тоже самое говорю опять, т.е. что мне нет никакой пользы, если по отклонении обвинения от Петра, Павел явится дерзко и неосмотрительно обвиняющим соапостола. Вот и этого освободим от обвинений. Что? Петр таков, а Павел не таков? Но что может быть горячее Павла, который каждый день умирал за Христа? Впрочем, теперь у нас речь не о мужестве, – потому что как это будет относиться к делу? – но о том, не враждебно ли он был расположен к апостолу, или не была ли эта борьба делом какого-нибудь тщеславия и бранливости. Но это не возможно сказать, да не будет. Павел был слугою не только Петра, верховного между теми святыми, но и всех вообще апостолов, хотя превышал всех по своим трудам; и, однако, считал себя последним из всех: "ибо я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом" (1Кор.15:9); и не только апостолов, а и всех вообще святых: "мне" говорит он, "наименьшему из всех святых, дана благодать сия" (Еф.3:8).

8. Видишь ли сокрушенную его душу? Видишь ли, как он ставит себя ниже всех святых, а не только апостолов? Притом, имея такое расположение ко всем, он знал и то, каким предпочтением должен был пользоваться Петр, и уважал его больше всех людей, и вообще относился к нему так, как тот заслуживал. Это видно из следующего. Вся вселенная на него смотрела, думы о церквах всей земли лежали на душе его, тысячи дел каждый день его озабочивали, отовсюду окружали его попечения, распоряжения, исправления, советы, увещания, учения, устроение бесчисленных дел, и однако, оставив, все это он пошел в Иерусалим, и предлогом к путешествию не было ничего другого, как только видеть Петра, как он сам говорит: "ходил я в Иерусалим видеться с Петром" (Гал.1:18): так он почитал его и ставил выше всех. Что же? Увидев его, тотчас удалился? Нет; но оставался у него пятнадцать дней. Скажи мне: если бы ты увидел благородного и дивного воина, который по объявлении войны, когда поставлен боевой строй, борьба кипит, когда тысячи дел отовсюду призывают его, оставил боевой строй и отправился на свидание с каким-нибудь другом, то ужели, скажи мне, ты искал бы другого большего доказательства благосклонности его к тому человеку? Не думаю. Так же рассуждай и о Павле и Петре. Подлинно и здесь установилась тяжкая война, было сражение и борьба не только с людьми, но "против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной" (Еф.6:12), борьба за спасение людей. И однако он так уважал Петра, что при такой настоятельной и теснящей нужде поспешил для него в Иерусалим, оставался у него пятнадцать дней, и тогда отошел назад. Итак, вы узнали мужество Петра, поняли дружелюбное расположение Павла ко всем апостолам, к самому Петру; теперь, наконец, необходимо приступить к решению исследования. Если и этот любил Петра, и тот не был труслив и немужествен, и бранливость и сопротивление не происходили из души, то, что значат сказанные слова? И для чего это было устроено?

9. Здесь будьте внимательны, и ободритесь, и напрягите самих себя, чтобы ясно усвоить это оправдание. И неуместно, чтобы я оставался при таком труде, разрывая, а вы, с приятностью имеющие видеть золото, легкомысленно пробежали мимо этой выгоды. Впрочем, необходимо начать речь несколько выше, чтобы сделать для вас наставление более ясным. Когда Иисус восшел на небеса, исполнив наше домостроительство, то оставил слово учения своим апостолам, как говорит Павел: "дал нам слово примирения"; и еще: "итак мы – посланники от имени Христова", т.е. вместо Христа (2Кор.5:19,20). Итак тогда, когда они проповедовали по всей вселенной, не было никакой ереси; но весь род человеческий имел два учения, одно здравое, а другое растленное. Все жители земли были или язычниками, или иудеями; не было тогда ни Манихея, ни Маркиона, ни Валентина, вообще никакого другого еретика; для чего перечислять все ереси? Плевелы, эта всевозможная порча ересей, посеяны были уже после пшеницы. Таким образом иудеев Христос поручил Петру, а язычников предоставил Павлу. Это я говорю не от себя, но можно слышать от самого Павла, который говорит: "Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников" (Гал.2:8), разумея здесь под обрезанием сам народ. Откуда это видно? Из прибавочных слов, потому что сказав: "Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне", говорит: "у язычников", выражая, что "у обрезанных" употребил он в противоположность "у язычников". Но язычникам не обрезание противоположно, а иудеи, на которых он намекнул чрез обрезание. Как бы так сказал: содействовавший Петру в апостольстве к иудеям, содействовал и мне – к язычникам. Как мудрый царь, с точностью зная способного, одному поручает всадников, другому главенство над пешими, – так точно и Христос, разделив свое воинство на две части, обратил иудеев к Петру, а язычников к Павлу. Войска различны, а царь один. И как там различие войск состоят в роде оружия, а не в природе людей, так точно и здесь различие является в незначительном виде плоти, не в изменении сущности.

10. Итак, им двоим, как я сказал, поручены были оба эти воинства. Если не удлиню своей беседы и если вы не утомитесь, то скажу вам и причину, по которой одному вверены были иудеи, а другому язычники. Подлинно, достойно исследования, почему Павлу, который, быв тщательно научен отеческому закону, находился при ногах Гамалиила и был неукоризнен в правде законной, вверены не иудеи, но язычники; а рыбарю, неученому и незнавшему ничего такого, Петру, вверено начальство над иудеями. Притом это послужит несколько к разрешению и нашего вопроса, если мы будем в состоянии хорошо объяснить это. Нельзя сказать, будто Христос, видя, что Павел медлит, уклоняется и избегает начальства над своими, не хотел насиловать и принуждать его. Он показывал в себе все совер­шенно противное этому; он не только не избегал начальства над иудеями, а напротив первый приступил к этому, и, когда Христос повелевал ему идти к язычникам, он просил поручить ему устроение спасения иудеев; и претерпевая от них многократно бесчисленные бедствия, тогда как ему уже было вверено наставление язычников, он не переставал просить за тех, и говорил то так: "я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти" (Рим.9:3); то так: "Братия! желание моего сердца и молитва к Богу об Израиле во спасение" (Рим.10:1). Почему же, не смотря на то, что он желал и домогался учить их, Христос не дозволил ему проповедовать им, а вместо них послал его учителем к язычникам? Выслушаем слова самого Христа, и Павла, повествующего обо всем этом: "когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, пришел я в исступление, и увидел Его, и Он сказал мне: поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне" (Деян.22:17,18). Господь сказал и причину удаления: возненавидят тебя, говорит, и будут отвращаться; поэтому не примут тебя учителем. Между тем сделать его учителем достоверным и убедить их достаточно могло и то самое, что нечеловеческая перемена произошла. В самом деле, человека, бывшего в таком неистовстве, пламеневшего яростью и дышавшего убийством, и неверившего ни Христу, творившему чудеса, ни апостолам Его, воскрешавшим мертвых, никогда никакой человек не мог бы изменить среди самого его неистовства и то чрезмерное усердие, которое он обнаруживал против проповеди, убедить всецело и еще в большей степени показать за исповедание Христа; но поистине это обращение и изменение было делом силы Божественной.

11. Это выразил и сам Павел, когда, изъявляя желание получить руководительство над иудеями, говорил Иисусу: "я сказал: Господи! им известно, что я верующих в Тебя

заключал в темницы и бил в синагогах, и когда проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего, я там стоял, одобрял убиение его и стерег одежды побивавших его" (Деян.22:19,20). Это великое неистовство ручается за всю происшедшую перемену, что она не человеческая какая-нибудь, но свыше и получила начало с небес. Что же Христос? "И Он сказал мне: иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам" (Деян.22:21). Недостаточно ли, говорит (Павел), этого для убеждения и самых бесчувственных, что такая проповедь не человеческая, но свыше человеческой природы все происшедшее, и что поистине Бог совершил такую перемену и обращение? Достаточно, блаженный Павел, если исследовать самую природу дел; но иудеи неразумнее всех: не исследуя природы дел и не рассматривая естественность и вероятность и необходимость, они смотрят только на то, чтобы исполниться вражды. Ты смотришь на последовательность дел, а Бог знает сокровеннейшие их помыслы, – поэтому Он и говорит: "Я пошлю тебя далеко к язычникам", чтобы самим расстоянием утолить их ненависть.

Поэтому (и Павел) в посланиях ко всем остальным полагает свое имя в начале посланий; а в послании к евреям не сделал этого, и, не сказав, кто он и к кому пишет, как обыкновенно делал, просто начал так: "Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках" (Евр.1:1). И это обнаруживаем мудрость Павлову. Дабы писание не подверглось ненависти вместе с ним, он, как бы какою маскою скрыв себя отнятием от него своего имени, незаметным образом предлагает им врачество увещания. Так и мы, когда имеем к кому неблагоприятное расположение, то, хотя бы он говорил что-нибудь здравое, неохотно и не с удовольствием принимаем слова его; поэтому и тогда, чтобы не случилось того же, он отнял собственное название от послания, дабы это не послужило препятствием к слушанию послания. Ведь не одни только неверные иудеи, но и уверовавшие сами ненавидели его и отвращались. Так, когда он пришел в Иерусалим, послушай, что говорит ему Иаков и все остальные: "видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона"; "а о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея" (Деян.21: 20,21). За это особенно они ненавидели его и отвращались.

12. Итак, вот причина, почему ему вверены были не иудеи, а верующие из язычников. Получив же, наконец, их, он не так, как Петр, и не тем же путем приводил их к вере, а другим. Впрочем, слыша: другим, ты не разумей различия проповеди. Они оба проповедовали одно и тоже и иудеям и язычникам, – именно то, что Христос есть Бог, что Он был распят и погребен и воскрес и находится одесную Отца, что Он имеет судить живых и мертвых, и тому подобное, одинаково проповедовали и Павел и Петр. В чем же было различие? В наблюдении яств, в обрезании и в остальных иудейских обычаях. Петр не осмеливался явно и ясно сказать ученикам своим, что должно навсегда оставить это. Он боялся, чтобы, решаясь преждевременно отнять эту привычку, не отнять вместе с нею и веры во Христа, так как душа иудеев, по причине долговременной привязанности к закону, не выдерживала еще слышать этих слов. Поэтому блаженный Петр переносил их иудействующих. Как лучший земледелец, посадив нежное растение близ состарившегося дерева, не осмеливается и не позволяет вырвать состарившееся дерево, боясь, чтобы, извлекая его корни, не извлечь вместе с ними и молодого дерева, но дает прежде этому хорошо укрепиться и укорениться в самих недрах земли, и тогда уже безопасно исторгает старое, нисколько не опасаясь за молодое, – так точно поступал и блаженный Петр: новонасажденной вере предоставил хорошо укрепиться в душах слушателей, чтобы, когда она укоренится, безбоязненно исторгнуть, наконец, все иудейские предрассудки. Но Павел не так: он был свободен от всей этой необходимости, проповедуя язычникам, которые не имели никакого участия в законе (Моисеевом) и не слыхали об иудейских обрядах. А что они делали это не из противления друг другу, но из снисхождения к немощи учеников, это можно видеть из того, что и Павел, подобно Петру, уступал в том же самом, и не только уступал, но и сам содействовал, и Петр поставлял законом ту же свободу, которую Павел проповедовал всем язычникам. Где же, скажут, можно видеть то и другое? В самом Иерусалиме. Учитель язычников и остригался, и приносил жертву, и совершал очищение, потому что этого требовало время и присутствие многих иудеев. "Видишь", говорили, "брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев" собравшихся: "о тебе наслышались они, что учишь отступлению от Моисея" (Деян.21:20,21).

13. Таким образом, он, будучи вынужден быть снисходительным, иудействовал; но это было делом не убеждения, а домостроительства. Также и Петр, учитель иудеев, везде допускавший обрезание и иудейские обряды по немощи учеников, тогда, когда видел, что время освобождаете его от этой необходимости, и когда не безопасно было до такой степени пользоваться снисходительностью, а было время догматов и законов, послушай, что говорит. Когда пришли из Антиохии спутники Павла и Варнавы, чтобы получить ясное сведение об этом самом, то "по долгом рассуждении Петр, встав, сказал им: мужи братия! вы знаете, что Бог от дней первых избрал из нас меня, чтобы из уст моих язычники услышали слово Евангелия и уверовали". Потом, сказав еще нечто, он прибавил: "что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить на выи учеников иго, которого не могли понести ни отцы наши, ни мы? Но мы веруем, что благодатию Господа Иисуса Христа спасемся, как и они" (Деян.15:7,11). Видишь, что когда было время снисхождению, то и Павел иудействовал; а когда не было времени снисхождению, а нужно было предлагать догматы и законы, то и Петр, оставив эту снисходительность, предлагает точные и чистые догматы; и когда это было говорено, Павел присутствовал и слышал и, приняв послание, сам носил его повсюду, и следовательно нельзя сказать, что он не знал мнения апостола (Петра). Почему же теперь он обвиняет его в этом и говорит: "опасаясь обрезанных" (Гал.2:12)?

14. Чтобы вы знали самую историю сказанного, я начну излагать вам немного выше; но будьте внимательны, призываю вас, потому что мы спустились в самую глубину разрешаемого вопроса, Иаков, брат Господень, был тогда вначале епископом церкви иерусалимской и предстоятелем всех уверовавших из иудеев. Случилось быть и в Антиохии иудеям, которые, уверовав во Христа, – вследствие отдаленности от Иерусалима и того, что многие уверовавшие из язычников жили безбоязненно и вне иудейских обрядов, – тихо и помалу и сами расположились отстать от иудейской привычки, содержать чистое и подлинное учение веры. Петр, пришедши туда и увидев, что не было никакой нужды в снисхождении, жил, наконец, по-язычески. Выражение Павла: "по-язычески", значит жить без соблюдения иудейских обрядов, не соблюдать ничего предписываемого законом (иудейским), как то: обрезания, субботы и прочего подобного. Между тем как Петр жил, таким образом, пришли некоторые иудеи от Иакова, т.е. из Иерусалима, которые, вращаясь постоянно в этой столице и не видя никого жившим иначе, имели еще иудейский предрассудок и держались многих из тех обрядов. Петр, увидев, что пришедшие из Иерусалима и от Иакова еще немощны, и боясь, чтобы они, соблазнившись, не отступили от веры, опять переменился и, перестав жить "по-язычески", возвратился к прежней снисходительности, соблюдал разборчивость в яствах. Иудеи, вращавшиеся в Антиохии, увидев, что он делает это, и не зная мысли его, с какою он так поступал, увлеклись и сами и принуждены были иудействовать ради учителя. За это и обвиняет его Павел; а чтобы сказанное было для вас более ясным, я прочитаю вам, наконец, сами слова апостольские. "Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова", т.е. из Иерусалима, "ел вместе с язычниками", т.е. с находящимися в Антиохии. "А когда те пришли" некоторые из Иерусалима, знающие закон, "стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных". Кого? Пришедших от Иакова. "Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи". Какие иудеи? Те, которые вращались в Антиохии до прибытия иудеев из Иерусалима и не соблюдали никаких иудейских обрядов. "Так что даже Варнава был увлечен их лицемерием". Вот, в чем состоит кажущаяся вина.

15. Если желаете, я наперед предложу оправдания, придуманные другими, а потом попытаюсь предложить и свое собственное слово, предоставляя вам выбор из сказанного. Как же некоторые разрешают этот вопрос? Это не тот был Петр, говорят, первый из апостолов, которому вверены были Господом овцы, а какой–то другой, маловажный и негодный, и один из многих. Откуда это видно? Из того, что Павел, сказав: "вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи", прибавил: "так что даже Варнава был увлечен их лицемерием".

Выражение: "так что даже Варнава" – показывает, что это было гораздо удивительнее лицемерия Петра, так как, сказав, что не только Петр, но и Варнава (так поступали), он как бы поставил его выше, а Варнава не был выше того Петра. Но это не так. Не потому, будто Варнава был выше, он более удивлялся этому, а почему? Потому, что тот был послан к обрезанным, а Варнава с Павлом проповедовал язычникам и везде был связан вместе с Павлом, как он говорит в другом месте: "или один я и Варнава не имеем власти не работать?" (1Кор.9:6); и еще: "опять ходил я в Иерусалим с Варнавою" (Гал.2:1); и везде видишь его учащим вместе с Павлом. Итак, не потому, будто Варнава был выше Петра, Павел удивляется, что и сам он увлекся, а потому, что он всегда проповедовал вместе с ним, не имел ничего общего с иудеями, но учил между язычниками, и между тем сам увлекся. А что действительно был апостол Петр, о котором говорится все это, можно видеть и из предыдущего и из последующего. Сказать: "лично противостал ему", и считать это делом важным, значило не что иное, как показать, что он не устыдился достоинства этого лица; а, говоря о другом: "лично противостал ему", Павел не считал бы этого делом важным. Притом, если бы это был другой Петр, то переменчивость его не имела бы столько силы, чтобы привлечь и остальных иудеев, потому что он не убеждал и не советовал, а только таился и устранялся, и эта уклончивость и устранение имели силу привлечь к себе всех учеников по причине достоинства его лица.

16. Итак, отсюда видно, что это был апостол Петр, Если желаете, мы скажем и другое разрешение. Какое же это другое? Павел, говорят, справедливо укорял Петра, потому что он пользовался снисхождением чрез меру. Как сам он был снисходителен к иудеям, находясь в Иерусалиме, так и тому нужно было, прибыв в Антиохию, смотреть не на иудеев, а на уверовавших из язычников, потому что как там, где все были иудеи, Павел принужден был иудействовать, так и здесь, где большинство было из язычников и город не представлял такой нужды в снисхождении, не следовало для немногих иудеев соблазнять столь многих язычников. Но это не решение, а напряжение вопроса. В начале беседы я сказал, что мы не стараемся показать, что Павел справедливо укорял Петра, так как в таком случае вопрос останется, Петр окажется подлежащим порицанию, а нам нужно наследовать и освободить от вины и этого и того. Как же это будет? Если мы узнаем намерение, с каким один укорял, а другой принимал укоризну, и раскроем саму мысль их. Какая же это мысль? Петр сильно домогался освободить от иудейского обряда и пришедших из Иерусалима от Иакова. Но если бы он сам стал приводить в исполнение эту мысль и, пришедши, сказал: перестаньте пользоваться иудейскими обычаями, то соблазнил бы учеников, как говорящий вопреки самому себе и всему, что сам делал в прежнее время. Также если бы и Павел обратился к ним с речью об этом, то они не вняли бы и не выдержали бы слов его. Те, которые и без этого ненавидели его и отвращались вследствие такой молвы о нем, еще более отступили бы от него, если бы услышали от него такой совет. Что же происходит? иудеев, пришедших от Иакова, никто из них не укоряет, а принимает укоризну Петр от Павла, чтобы обвиняемый от соапостола имел, наконец, справедливое дерзновение упрекнуть и своих учеников; укоряется Петр, а исправляются ученики. Тоже бывает и в житейских договорах. Когда за некоторыми остаются недоимки общественных податей, то обязанные требовать от них этого, совестясь и стыдясь приступить к ним настойчиво, но, желая получить лучший случай и возможность действовать на них сильнее, устрояют так, чтобы другие из сослуживцев их обирали их, осыпали злословиями и причиняли им другие бесчисленные неприятности пред глазами тех, чтобы показать, что они не сами собою и не от себя, но по принуждению от других действуют в отношении к тем настойчиво, и таким образом оскорбление, наносимое им другими, служить для них оправданием пред их подчиненными.

17. Тоже произошло между Павлом и Петром. За иудеями оставались некоторые недоимки. Какие же? То, чтобы совершенно отстать от иудейства. Петр сильно желал истребовать от них эту недоимку и взыскать от них чистую веру. Поэтому, желая иметь больше возможности и повод для такого взыскания, он устраивает так, что Павел сделал ему сильный упрек и укоризну, дабы этот притворный упрек доставил ему справедливый повод и предлог к дерзновению в отношении к ним. Поэтому Павел и вначале говорит: "лично противостал ему"; и здесь опять: "сказал Петру при всех" (Гал.2:14). Подлинно, если бы он желал исправить апостола, то сделал бы это наедине; а так как не об этом он старался, – потому что он знал мысль, с какою тот делал все это, – но старался укрепить тех, которые давно хромали, то и делает упрек пред всеми. А Петр выдерживает, молчит и не возражает, потому что он знал намерение, с каким Павел делал упрек; и таким образом, Петр все исправил своим молчанием, потому что его молчание было для иудеев наставлением – не держаться более обрядов закона. Учитель не промолчал бы, думали они, если бы не признавал справедливости упрека Павлова. Но, если угодно, выслушаем и сам упрек. "Сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески". Рассмотри благоразумие; не сказал ему: ты худо делаешь, живя по-иудейски но обличает его прежнее поведение, чтобы казалось, что увещание и совет были предложены не по мысли Павла, а по происшедшему уже решению Петра. Если бы он сказал: ты худо делаешь, соблюдая закон, то его стали бы порицать ученики Петровы; а теперь, услышав, что это увещание и исправление были не по мысли Павла, а сам Петр так жил и имел в своей душе это учение, они волею неволею оставались спокойными. Поэтому Петр и не предлагает своего мнения, а принимает обличение от другого, разумею Павла, и молчит, чтобы наставление сделалось удобоприемлемым.

18. И не отсюда только можно видеть благоразумие Павла, но и из рядом сказанного. Он не сказал: если ты, будучи Иудеем, жил по-язычески, но: "живешь", т.е. и теперь держишься того же образа мыслей. И дальнейшие слова его исполнены великого благоразумия. Сказав: "будучи Иудеем, живешь по–язычески", он не прибавил: для чего принуждаешь иудеев иудействовать, но что? "То для чего язычников", говорит, "принуждаешь жить по-иудейски?", – чтобы под видом оправдания своих собственных учеников и под предлогом попечения о язычниках убедить иудеев отстать от старой привычки. А что обвинения были сделаны притворно, это ясно из самих слов. Сказав выше: "лицемерили и прочие Иудеи", здесь он говорит: "для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?"

Между тем нужно было бы сказать: для чего ты иудеев принуждаешь иудействовать, – потому что увлекавшиеся были не из язычников, а иудеи. Но если бы он это сказал, то его слово показалось бы жестким и нисколько для него неприличным, так как он был учитель язычников; а теперь, под видом попечения о своих собственных учениках, он делает упрек неответственный и свободный. Чтобы вы убедились, что сказанное им было не упреком Петру, а увещанием и наставлением иудеям в виде упрека Петру, выслушайте дальнейшее. "Мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники" (Гал.2:15). Эти слова наконец – учителя, и уже не обращает все к Петру, а обобщает слово. Если бы он с самого начала предложил это как учитель, то иудеи не вынесли бы слов его; а теперь, начав с упрека и по–видимому сделав справедливый упрек Петру, как бы увлекавшему верующих из язычников к соблюдению обрядов закона, он безбоязненно приступает, наконец, к увещанию и совету, так как последовательность речи довела его до этого. Чтобы кто-нибудь, услышав: "для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?", не подумал, будто только тем невозможно иудействовать, а иудеям предоставлено, он обращает слово к самим учителям. Что говорю я, продолжает он, о язычниках или остальных иудеях? Напротив мы – учители, мы – апостолы. И не это только право он называет, что они – учители и апостолы, но и то, что они, будучи иудеями, от предков, совершенно отстали от закона. Какое же мы будем иметь оправдание, привлекая к этому других? Видишь ли, как незаметным образом он касается иудеев и предлагает приличное наставление? Сказав: "мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники", он приводит и разумную причину, по которой они отступили от иудейства: "однако же, узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть" (Гал.2:16).

19. Видишь ли, как часто упоминает он и о немощи закона и об оправдании верою? И постоянно он употребляет эти названия, что свойственно не укоряющему, а учащему и советующему. Но, как я сказал, если бы он говорил это обращаясь к иудеям, то все исчезло бы и погибло, так как не приняли бы его наставления; когда же он обратил слово к Петру, то те незаметным образом имели плодом для себя пользу, после того как Петр укорен и молчал, и весь образ его мыслей открылся, не от него самого, но от соапостола, и прежнее его поведете стало известным. Потом, чтобы они не говорили между собою: а что, если и Петр и Павел худо сделали – он приводит справедливые и бесспорные причины, почему не должно держаться иудейских обычаев. Эти причины, состоят в том, что закон не может оправдывать, а только вера. Здесь он пользуется более кротким словом, но, идя далее, делает его более жестким и сильным. "Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак" (Гал.2:17).

Смысл слов его следующий: вера оправдывает и повелевает отстать от иудейских обычаев, как уже прекратившихся; а если закон еще властвует и есть господин, и оставивший его судится за отступление, то Христос, повелевший оставить его, окажется виновником нашего преступления, и не только не освободившим нас от греха, но введшим в грех. Если мы оставили закон для веры, а оставлять закон – грех, то вера, для которой мы оставили закон, сама сделалась причиною нашего греха. Когда, таким образом, он довел речь до нелепости, то ему уже не было нужды ни в каких доказательствах для опровержения, а довольно было сказать: "никак", так как нелепость отсюда признавалась сама собою. "Ибо если", продолжает он, "я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником" (Гал.2:18). Здесь он обращает речь к противному, и показывает, что не преступать закон, а не оставлять закона, вот что делает преступником, и под видом собственного лица опять намекает на Петра. В самом деле, не нарушил ли Петр разборчивости в яствах, принявшись жить по-язычески? Поэтому, возвратившись опять к иудеям и живя с ними, он окажется созидающим то, что разрушил.

20. Видишь ли, как везде он держится решения Петра и раскрывает прежнее его поведение, чтобы иудеи приняли увещание по–видимому не из уст Павла, а от мнения Петра, которое он показал делами? Поэтому он и говорит: "опасаясь обрезанных", и "они не прямо поступают по истине Евангельской". А на самом деле не так; да не будет; мы это доказали многими доводами; но как тогда Павел укорял, а Петр слушал это молчал, чтобы не подорвать распоряжения Павла, и принял упрек, как бы поступивши неправильно, чтобы это послужило для него оправданием пред учениками, так точно он и теперь с такою же мыслью, с какою укорял Петра, пишет то, что написал к галатам. Если тогда укоризна Петру и его молчание были полезны иудеям, то гораздо более теперь этот рассказ о нем был бы полезен растленным из галатов. Как тогда вращавшиеся в Антиохии, видя Петра сильно укоряющим и молящим, исправлялись этим обвинением учителя и его молчанием, так и теперь галаты болевшие иудейскими предрассудками, слыша рассказ Павла о том, что Петр "не прямо постуает по истине Евангельской", и что, будучи укоряем за это молчал, получали от этого обвинения величайшее наставление не держаться более иудейских обычаев. Поэтому Павел и тогда укорял, и теперь упоминает о сделанном тогда упреке; но не меньше его нужно удивляться за это и Петру, принявшему все сказанное. Он исправил все, выдержал обвинение и промолчал. Такова выгода этого распоряжения. Так у нас тот и другой апостол и от нареканий освобождаются и оказываются достойными бесчислен­ных похвал, как старавшиеся все и слушать и говорить для спасения остальных. Мы же наконец призовем Бога, связав­шего их друг с другом узами единомыслия, да и нас соединить любовью друг к другу, чтобы, имея единомыслие друг с другом по Боге, мы могли удостоиться увидеть тех святых и обрестись в вечных их обителях, благодатию и чело­веколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Ко входу в Библиотеку Якова Кротова