Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ.
Является ли Солженицын предтечей современного русского фашизма?
В свете происходящего сегодня в России всё чаще задаётся вопрос о вольной или невольной роли Солженицына в нагнетании антиукраинских настроений. В связи с чем возникает и неизбежный вопрос о том, можно ли считать Солженицина создателем или предтечей современного русского фашизма.
Творчество Солженицина делится на два неравнозначных периода. Его творческая деятельность первого периода сугубо позитивна. Её суть - противостояние советскому коммунизму. На фоне насаждавшегося коммунистической властью беспамятства почвенничество Солженицына этого периода воспринималось положительно. Его ретроградство (в угоду которому он даже Эфиопию именовал Абиссинией), справедливо критиковалось оппонентами, но в целом воспринималось как простительное чудачество великого человека. Более того, в его статьях сборника "Из под глыб", несмотря на их явный консерватизм, мы все узнавали себя. Провозгласивший принцип «жить не по лжи» в стране, отравленной ложью, Солженицын этого периода, стал едва ли не высшим моральным авторитетом нации. Солженицын в ту пору – пророк и обличитель, человек, почти в одиночку объявивший войну советскому тоталитаризму – и победивший. И это навсегда останется с ним.
Творческая деятельность Солженицына второго периода, связанная с его историко-публицистическими произведениями («Как нам обустроить Россию», «Россия в обвале», «„Русский вопрос“ к концу XX века»), напротив, далека от позитива. Высказанные в них взгляды – не более, чем монотонное до зубной боли повторение давным-давно известной позиции ретрограда и антигуманиста. Эти взгляды в силу их путаности, эклектичности и устарелости могли быть приняты всерьёз лишь самой косной, самой дикой и реакционной частью российского общества. И в этом - большая трагедия не только великого писателя, пророка и правозащитника, но и всех нас, его читателей и искренних почитателей.
Как убеждённый почвенник, Солженицын приложил все силы, чтобы сдвинуть русскую политическую мысль с «левой» матрицы «вправо». Казалось, что его намерения были поначалу вполне благими. Казалось, что он пытался создать движение русских тори: недаром в основанной им серии «Исследования новейшей русской истории» он первым делом издал «Историю либерализма в России» Виктора Леонтовича. Если это было так, сам же Солженицын и провалил и это своё г л а в н о е д е л о и главную цель возвращения: создание движения цивилизованного русского консерватизма, какового доселе никогда не было в природе, за исключением безуспешных попыток Каткова второй половине 19 века.
Первое своё обращение к народам разваливающегося СССР «Как нам обустроить Россию» Солженицын начинает с перечисления страшных бед: «Мы лишились своего былого изобилия, уничтожили класс крестьянства и его селения, мы отшибли самый смысл выращивать хлеб, а землю отучили давать урожаи, да еще заливали ее морями болотами. Отходами первобытной промышленности мы испакостили окружности городов, сегодня уже доконечно губим последнюю воду, воздух и землю... Разоряя себя для будущих великих захватов под обезумелым руководством, мы вырубили свои богатые леса, выграбили свои несравненные недра... Изнурили наших женщин на ломовых неподымных работах, оторвали их от детей, самих детей пустили в болезни, в дикость и в подделку образования. В полной запущи у нас здоровье, и нет лекарств, да даже еду здоровую мы уже забыли, и миллионы без жилья, и беспомощное личное бесправие разлито по всем глубинам страны».
Но увы, пишет он это лишь для того, чтобы заявить, что «ничто нас не убедит, что наш голод, нищета, ранние смерти, вырождение детей - что какая-то из этих бед первей нашей национальной гордости! И вот почему, берясь предположить какие-то шаги по нашему выздоровлению и устройству, мы вынуждены начинать не со сверлящих язв, не с изводящих страданий - но с ответа: а как будет с нациями? в каких географических границах мы будем лечиться или умирать? А уже потом - о лечении. А что есть Россия?»
По сути дела, это был конец Солженицына как пророка и цивилизованного консерватора. Отмахнувшись от реальных язв страны и страданий её жителей в пользу вопроса «Что есть Россия» и начав раздавать указания, каким народам предоставлять независимость и каким нет, Солженицын из пророка, обличителя и всеобщего заступника, превратился в очередного мелкого публициста «русофильского лагеря».
Сообщив Казахстану о якобы «раздутом Казахстане», Солженицын потерял Казахстан. Проповедуя, как якобы «свой», украинцам и белорусам, что их не существует, что это всё одна русская нация, что «это всё - придуманная невдавне фальшь, что чуть не с 9 века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком», что «в Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими» и что «возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как воссоединение», что «суетно-социалистическая Рада 1917 года составилась соглашением политиков, а не была народно избрана», Солженицын, увы, выдал набор безграмотной шовинистическо-имперской ахинеи в вопросе, который более чем далёк от однозначности утверждений и оценок. Этим он мгновенно и безнадёжно потерял и Украину с Беларусью, забыв, что он не сват и не брат этим народам, чтобы его слушали, содрав шапки. Собственно, вещать казахам, украинцам и беларусам его никто не посылал, не назначал и не ставил.
«Пророк» иронизирует на предмет «быстро перелицевавшихся украинских коммунистических вождей» (а как насчёт аналогичных русских?) и обвиняет Украину и Казахстан в том, что они «сразу стали на ложный имперский путь». Не колониальную метрополию Россию, а… её бывшие колонии, Украину и Казахстан. И от Украины, и от стран Прибалтики он в приказном порядке требует «неукоснительного и полного выполнения всеевропейских норм о правах нацменьшинств», забывая по старости лет, что обращается с этим оскорбительным призывом как раз к европейским странам, не в пример России соблюдающим все постулаты демократии.
На фоне даже самых достойных его пророчеств особенно убийственно-комично звучат следующие строки: «Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам, которые втверживают Америке, что "коммунизм - это миф, весь мир хотят захватить не коммунисты, а русские"». Перед нами типичный пример того, как мудрец и пророк может в миг взять и обернуться дураком перед всем миром: сегодня только ребёнок не знает, что да, действительно, коммунизм - это миф и блеф, а весь мир хотят захватить не коммунисты, а и м е н н о русские.
Перечитывая позднюю публицистику Солженицына, то и дело хватаешься за голову от самонадеянных, высокомерных, безнадёжно устаревших и глубоко расистских по своей сути солженицынских обращений ко всем народам России, которые, оказывается, «благополучно жили в царской "тюрьме народов"». А «для некоторых», по Солженицыну, «даже и крупных, наций, как татары, башкиры, удмурты, коми, чуваши, мордва, марийцы, якуты, - почти что и выбора нет». Бросив все эти народы в топку русского устроения, Солженицин показал себя как ретроград, как русский колонизатор и расист. В той же работе «Как нам обустроить Россию» автор п е р в ы м произнёс в соответствующем контексте и такие слова, как «Новороссия», «Крым» и «Донбасс». И, к сожалению, неоднократно повторял эти слова во всех последующих своих работах - с интонациями прямого подстрекателя, доходившими до одержимости.
Поражает своей жестокостью и его позиция относительно чеченской проблемы. Страдалец за все жертвы коммунизма, обличивший сталинский ГУЛАГ, посвятивший специальные части своей книги депортированным народам и чеченцам в особенности, Солженицын не испытывает ни малейшего чувства стыда, когда пишет, что «для чеченов грабительские набеги и захват заложников, рабов и скотьих стад — это как бы их форма производства, при низком уровне собственного хозяйства».
Столь же непримирима и непреходящая враждебность Солженицына западному миру: «великий нравственник и справедливец», как именует его В. Распутин, за всю свою жизнь н и р а з у не выразил благодарность западным демократиям ни за их вклад в борьбу против коммунизма, ни за то, что они предоставили опальному писателю крышу над головой. А в своей работе «„Русский вопрос“ к концу XX века» автор ещё и нелепо разжигает ненависть русских к британцам: «Англия — страна, которая уже 90 лет кряду была настойчивым недоброжелателем России и всегда и повсюду искала, как причинить России вред, и часто это ей великолепно удавалось». Рассказывать на рубеже 20 и 21 веков о том, как одна колониальная империя была в 19 веке недовольна тем, как вторая, конкурирующая колониальная империя расширяет свои владения – это театр абсурда. Но цель была достигнута: круги русских шовинистов сегодня одержимы сознательной ненавистью к англо-саксам, сформулированной ими на теоретическом уровне.
«Двести лет вместе» Солженицына, выражаясь словами Михаила Горелика - «психологически невероятно интересный и даже загадочный феномен. Старый человек. Православный. И о чём он напряжённо размышляет на пороге смерти? О своей душе? Об ужасной ситуации, в которой находится его Родина? Нет! О еврейских грехах. Непостижимо!»
Антисемитизм явленный в его псевдоисторическом двухтомнике «Двести лет вместе», не может быть подвергнут сомнению. Об этом написано множество работ, исчерпывающе выводящих автора книги на чистую воду. Вот выжимка из статьи историка Йоханана Петровского-Штерна «Судьба средней линии» (. ru/nz /2001/4/ shtern.html), отражающей взгляд всех профессиональных учёных: «Солженицынская книга, вопреки постулатам автора, - не средняя линия в понимании истории евреев России, а самая что ни на есть антиеврейская, да еще приправленная псевдонравственными сентенциями. Хочет того Солженицын или нет, но его книга закрепляет все самые лживые, дурные, безосновательные, предрассудочные и, увы, ультраконсервативные представления о евреях, сложившиеся в традиции русской мысли. Эта книга по праву займет место шедевра русской антисемитики: правый лагерь золотыми буквами впишет ее название в свои кумачевые анналы. Для завтрашних пуришкевичей книга Солженицына станет настольной, поскольку в той или иной форме в ней воссозданы и освящены именем выдающегося литературного классика, правозащитника и страстотерпца главные антиеврейские инвективы русской охранительной публицистики. Идеологи правого лагеря смело отринут легко устраняемые - и совершенно вторичные - филосемитские реверансы и редкие укоры в сторону ультраправых. Они решительно отвергнут неуклюжее балансирование автора между "и вашим, и нашим". Зато они многажды пустят в оборот непроверенные, перевранные и вырванные из аналитического контекста приведенные Солженицыным цитаты, подхватят и обессмертят сам солженицынский метод, которому суждено стать замечательной находкой в руках неутомимых тружеников антисемитской нивы».
При всём вышесказанном, будущие русские шовинисты поклонились Солженицыну-ретрограду, антисемиту и колонизатору, но не смогли расслышать ни один из его здравых призывов, включая нижеприводимый:
«Надо перестать попугайски повторять: "мы гордимся, что мы русские", "мы гордимся своей необъятной родиной". Надо понять, что после всего того, чем мы заслуженно гордились, наш народ отдался духовной катастрофе 1917 года, и уже нельзя в наших планах на будущее заноситься: как бы восстановить государственную мощь и внешнее величие прежней России... Не гордиться нам и советско германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию. Не "гордиться" нам, не протягивать лапы к чужим жизням, - а осознать свой народ в провале измождающей болезни, и молиться, чтобы послал нам Бог выздороветь, и разум действий для того».
Вся история русского массового сознания последних трёх десятилетий развивалась ровно наперекор вышеприведённому призыву Солженицына. Сам по себе этот призыв - как раз о сегоднящнем дне, то есть воистину пророческие слова. Но эта жемчужина осталась незамеченной в навозной куче антидемократизма под видом морализаторства, враждебности Западу, агрессивного империализма, колониализма, антисемитизма, расизма, реакционности и прямо дилетантского невежества, явленных Солженицыным в своей публицистике рубежа веков.
Посеянные писателем семена - всё, перечисленное выше - упали на хорошо подготовленную почву и способствовали формированию современного ультраправого радикализма в России. В 1991 КГБ и номенклатура к распаду СССР готовы не были. Распад был ими принят из растерянности, а не из демократических соображений. Однако затем идеи Солженицына были восприняты идеологами нового русского фашизма. Власти и служащие им кликуши проработали его труды и ведут себя соответственно, открыто действуя наперекор нормам международного права и христианской этики, при этом во всю используя как прикрытие солженицынское показное морализаторство.
Повторяю, перерождение Солженицына - трагедия всероссийского масштаба. Каким образом борец с левым тоталитаризмом оказывается адептом правого? Как преодолеть охватывающее нас чувство трагичности слома этой великой русской личности прошлого века? Человека, ставшего классиком мировой литературы и сформировавшего не одно поколение борцов за свободу и права человека, автора книги «Архипелаг ГУЛАГ», полностью перевернувшей восприятие «Страны Советов» всем миром? Ответить на это не так уж сложно: Солженицын никогда и не скрывал, что борется с коммунизмом не во имя свободы, а во имя России, то есть крови и почвы. Иными словами, Солженицын второго периода, по сути дела тот же, что и Солженицын первого периода. Но без коммунизма. После победы над которым оказалось возможным снова жить по лжи и даже принимать у себя дома Путина.
Как говорят французы, «les extrêmes se touchent» - крайности соприкасаются. Если вспомнить известное выражение Ницше, можно сказать, что противостояние левому тоталитаризму при помощи правого - качество «человеческое, слишком человеческое». А тем более в России, где всё всегда из огня да в полымя. Отец русского национализма хорват Юрий Крижанич ещё в 17 веке писал, что «не умеют наши люди ни в чем держаться меры и идти средним путем, а всегда плутают в крайностях и погибелях» (http://stepanov01. narod.ru/library/kriz03/chapt11.htm). Сегодня русское общество настроено на культ «духовных скреп» и на полный разрыв с Западом и ценностями Эпохи Просвещения, на которых построена западная система (т.е. по сути дела, на смену парадигмы, в которой Россия существовала 400 лет). В жестоко преследовавших на протяжении семидесяти лет религию спецслужбах сегодня «повальное увлечение религией», до такой степени, что «они просто помешались» (свидетельство генерала-майора Службы внешней разведки в отставке, члена «Совета по внешней и оборонной политике РФ» Юрия Кобаладзе [http://www.snob.ru/selected/entry/53979]. Созданное спецслужбами «новое дворянство» усердно работает над восстановлением традиционного для страны ресурсного государства с приданным ему сословным обществом, в котором власть перераспределяет богатство согласно номенклатурной иерархии. На этом фоне заговорили о благости крепостного права, несмотря на то, что оно было реальной причиной Октябрьского переворота 1917 и кровавой сталинской системы [http://www.forbes.ru/mneniya-column/tsennosti/270307-glavnaya-skrepa-pochemu-v-rossii-zagovorili-o-krepostnom-prave]. Остаются ли на этом фоне сомнения в том, что пристрастие к крайностям есть одна из основополагающих составных «русской матрицы»?
И в этом ещё большая трагедия Солженицына. Один из великих классиков 20 века, он оказался велик ещё и тем, что, вопреки себе самому прежнему, продемонстрировал, что допетровская, т.е. оторванная от единства с Западом «русская матрица» неисправима и неизбежно проявляется в каждом талантливом русском как в осколке голограммы.
Даже более того: массовый национал-патриот прямо причисляет Солженицына к врагам России, потому что «он целился в коммунизм, а попал по России и русскому народу!» [http://newsland.com/news/detail/id/556840/], проговариваясь тем самым, что большевизм - не следствие чужеродной «отравы марксизмом», как полагал писатель, а прямое и исконное порождение русского духа. В этом - в убеждении, что во всех бедах России виноват «западный» коммунизм, а не сама Россия - самая большая трагедия Солженицына, ибо всей его жизнью и всей его творческой деятельностью доказано как раз обратное.
И в том, что Солженицын, ценой собственного надлома, сам того не желая, сумел явить эту истину urbi et orbi - его главная заслуга и его главное завещание России и миру.
Таким образом, не пропагандируя фашизм или шовинизм открыто, однако явно проповедуя одновременно национализм, имперскость и враждебность европейской демократии, Солженицын с самого начала не сумел выпасть из извечной московско-русской антигуманистической парадигмы (единственное исключение из которой, северный исихазм, не повлиял ни на московские власти, ни на массы) и б е з у с л о в н о способствовал постепенному формированию современного русского шовинизма, а следовательно, опосредованно, и русского фашизма. Взятый во всей своей полноте, Солженицын отныне перестаёт быть фигурой только позитивной, каковой он был известен всему 20 веку, и становится фигурой амбивалентной. В таковом качестве он и входит в историю.
