КНИГА I

ПРЕДИСЛОВИЕ

Достойные памяти деяния и изречения римлян и жителей окрестных земель, широко представлены у многих писателей. Чтобы можно было коротко с ними ознакомиться, здесь я решил разместить истории, выбранные из трудов знаменитых авторов, в надлежащем порядке, дабы у желающих почерпнуть что-то из этих примеров не было нужды в длительных изысканиях. И не только мне, стремящемуся к собирательству, все это выпало на долю. Кто не излагал события всей вечности в скромном собрании сочинений или кто, будучи в здравом уме, не надеялся передать события нашей и иноземной истории от самых истоков, движимый счастливым пером, напряженным вниманием или выдающимся красноречием? К тебе, Цезарь, спаситель отечества, при котором воцарилось согласие людей и богов, власть на суше и на море, взываю с этим начинанием; к тебе, при котором доблести (о них я собираюсь поведать) небесным провидением благосклоннейше поддерживаются, а пороки жесточайшим образом наказываются. Ибо если древние ораторы хорошо начинали от великого Юпитера, если самые выдающиеся прорицатели отслеживали первоначала от какого-либо божества, то моя ничтожность тем справедливее обращается к благоволению твоему, ибо если иная божественность обретается мнением, то твоя, по непоколебимой вере, видится равной небесному светилу твоего отца и деда, благодаря исключительной славе которых многое вошло в наши обряды почитания великой чистоты. Мы получили новых богов, мы дали Цезарей. И так как в душе уже заложено искать всякое начало в культе богов, я поведаю вкратце об этом.

{... Разместить... здесь в надлежащем порядке.... — в оригинале digerere — чтение Кемпфа, в рукописях deligere — собрать.}

О РЕЛИГИИ

1.1. Предки хотели доказать, что установленные знанием понтификов ежегодные богослужения, повеления по лучшему ведению дел, основанные на наблюдениях авгуров, предписания по книгам оракулов Аполлона происходили из повседневной практики этрусков. Еще в царствование Тарквиния Древнего дарованы были по божественному соизволению книги на случае гадания, а когда следовало просить о чем-либо; добивались этого мольбой; при разрешении радовались, когда же требовалось предсказать что-либо, обращались к гаданию по внутренностям животных или бросали жребий, стараясь получить доброе предзнаменование. Когда надлежало совершить праздничный религиозный обряд, приносили в жертву животных, вследствие чего выявлялись предвещания чудес и славы. У древних было в ходу не только ревностное изучение религии, но и возвеличивание ее, так что в самой цветущей, богатой стране десять царских сыновей, по постановлению сената, были отданы народу Этрурии для изучения божественной науки, а Церере, которую постановили чтить по греческому обычаю и к которой обращались по имени Каллифана (или, как другие говорят, Каллифона), назначили жреца из Велий (когда этот город не достиг еще уровня общины), чтобы был у богини верховный жрец. В Городе воздвигли в честь нее красивейший храм, и во время гракхианского мятежа люди, побужденные Сивиллиными книгами, почитали ее как древнейшую Цереру, Генну, потому что верили в ее божественное происхождение именно из этого места, и послали десять мужей для ее умилостивления. Равным образом, я полагаю, наши владыки-императоры в благодарность за свои победы часто возносили молитвы Матери богов в городе Пессинунте, откуда она происходила.

{1.1. ... По книгам оракулов Аполлона... - имеются в виду Сивиллины книги. Тарквиний Древний — полулегендарный римский царь (672-640 до н. э.).}

1.2. Метелл же, великий понтифик, дабы не отступать от святынь, не провозгласил во всеуслышание, что консул, и он же фламин Марса, Постумий собирается на войну в Африку, и запретил ему отъезд до завершения религиозных обрядов, чтобы не казалось, будто Постумий вместо служения Марсу собирается в сражение и что обряды в честь Марса оставлены без внимания.

{1.2. Постумий отправился не в Африку, но на Сицилию в 242 г. до н. э.}

1.3. Похвально жертвование двенадцатью религиозными фасциями, еще похвальнее послушание двадцати четырем фасциям в подобном деле. Тиберий Гракх из провинции послал в коллегию авгуров донесение, которым свидетельствовал, что он, когда прочитал книги, распространяющие в народе почитание святынь, обратил внимание, что выборы консуляров, которые он сам организовал, проходят нерегулярно в авгурской палатке. Вследствие этого, по его приказанию, переданному от авгуров сенату, Гай Фигул из Галлии и Сципион Назика с Корсики вернулись в Рим и отказались от консульства.

{1.3. Сложение полномочий Гая Фигула и Сципиона Назики относится к 163 г. до н. э.

Детали по поводу этого и последующих примеров передает Плутарх в биографии Марцелла (5): «.... Тиберий Семпроний, которого горячо любили в Риме за храбрость и безукоризненную честность, будучи консулом, назвал своими преемниками Сципиона Назику и Гая Марция, и те, приняв командование войсками, уже прибыли в свои провинции, как вдруг Тиберий, просматривая священные книги, случайно открыл старинный обычай, прежде ему не знакомый. Обычай этот состоял в следующем. Если должностное лицо наблюдает за полетом птиц в специально для этого нанятом за пределами города доме или шатре и, не получив надежных замечаний, вынуждено по какой-либо причине вернуться в город, надлежит отказаться от нанятого прежде помещения, выбрать другое и произвести наблюдения еще раз, с самого начала. Тиберий, как видно, об этом не знал и объявил упомянутых выше Сципиона и Марция консулами, дважды воспользовавшись одним и тем же шатром. Позже, обнаружив свою ошибку, он доложил обо всем сенату, который не пренебрег столь, казалось бы, незначительным упущением и написал новым консулам, а те, оставив свои провинции, быстро вернулись в Рим и сложили с себя власть. Но это случилось позднее, а почти в то же время, о котором рассказывается здесь, двое жрецов из числа самых известных лишились жреческого сана: Корнелий Цетег — за то, что, передавая внутренности жертвенного животного, нарушил должную очередность, Квинт Сульпиций — за то, что у него во время жертвоприношения упала с головы шапка, которую носят так называемые фламины. А когда диктатор Минуций (так иронически назван Фабий Максим. — С. Т.) назначил начальником конницы Гая Фламиния и вслед за этим раздался писк мыши, которую называют "сорика" (sorex), римляне отвергли и самого диктатора, и его начальника конницы и выбрали на их место других» (пер. С. П. Маркиша).}

1.4. По той же причине Публий Клелий (Сикул), Марк Корнелий Цетег, Гай Клавдий из-за чрезмерного любопытства к внешним событиям [когда (алтари) бессмертных богов временем и войнами были разрушены] вынуждены были по приказу, и даже по принуждению, оставить посты фламинов.

1.5. У Квинта Сульпиция во время жертвоприношения с головы слетел венец, и он оставил жреческую должность; крик полевки заставил Фабия Максима снять с себя обязанности диктатора, а Гая Фламиния уйти с поста магистра конницы.

1.6. К этому надо добавить, что когда Публию Лицинию, великому понтифику, доложили, что дева-весталка однажды ночью небрежно поддерживала священный огонь, он счел ее достойной порки.

{1.6. Ср.: Ливии, XXVIII. 28.11.}

1.7. Когда догорал огонь, ученица великой девы Эмилии, достойная всяческих похвал, исполнила волю божества. Помолившись, она бросила в очаг свои лучшие домашние одежды, и огонь немедленно вспыхнул.

1.8. Когда Марк Марцелл в свое пятое консульство пожелал вначале освятить в Кластидии храм Чести и Доблести, а затем, завладев Сиракузами, возгласил торжественные молитвы, он был остановлен коллегией понтификов, считавшей, что в одном храме двум богам не место: в будущем, если что-то чудесное здесь произойдет, то как бы не обознаться, кому из двоих воздавать почести, и как бы не принести одну жертву двум богам. Это наставление понтификов привело к тому, что Марцелл соорудил отдельные храмы Чести и Доблести, и не власть самого блистательного мужа из коллегии понтификов, и не превышение расходов задержало Марцелла, но его недостаточная религиозность и внимание.

{1.8. Марцелл захватил Кластидий в 222, а Сиракузы в 211 г. до н. э.}

1.9. Точно так же и многие выдающиеся консуляры чинили препятствия Луцию Фурию Бибакулу, занявшему этот пост сразу после Марцелла: ему с трудом можно найти место в наших примерах, потому что он не должен был позволить себе попасть под влияние похвалы со стороны благочестивой и религиозной души. Как претор, по приказанию своего отца, магистра коллегии салиев, он нес за идущими впереди ликторами овальные щиты, хотя и был освобожден от этого в силу своей почетной обязанности. Ведь все, что является порождением религии, всегда было заботой нашего государства, которое даже в таких делах желало видеть украшение своего величия. Поэтому носители гражданской власти не сомневались в необходимости служить власти жречества, чтобы будущее правление по достоинству оценило деяния людей, честно и постоянно служивших божественной силе.

{1.9. Овальные щиты — лат. arma ancilia.}

1.10. То, что суждение души многое изменило в умах частных лиц, доказывает следующее. Когда в Риме, захваченном галлами, фламин Квирина и весталки, несущие с собой священные предметы, прошли по Свайному мосту и пригорку, который ведет на Яникул, и начали взбираться на этот холм, их заметил Луций Альбаний, везущий в повозке жену и детей, и скорее из чувства глубокой религиозности, нежели по частному побуждению, приказал домочадцам освободить повозку, дабы ее заняли весталки со всеми святынями, собранными во время пути. Затем он довез их в город Церы, где они были приняты с величайшим почтением. И для того же времени достойно упоминания следующее свидетельство о людском гостеприимстве. Именно по этому поводу постановили, чтобы богослужебные церемонии обязательно сопровождались доставкой святынь, потому что церетанцы, потрясенные таким новшеством в государстве и расцветающей религиозностью, решили этим святыням поклоняться. Ибо для них эта грубая и грязная повозка, оказавшаяся к месту, сделалась красивее самой блистательной триумфальной колесницы и сроднилась со славой, даже превзойдя ее.

{1.10. Ср. аналогичный рассказ у Ливия (V.40).}

1.11. В той же потрясенной волнениями республике Гай Фабий Дорсуон подал достопамятный пример служения религии. Когда галлы осаждали Капитолий, он, чтобы не прерывать обряд рода Фабиев, перепоясавшись по-габински и неся в руках священную утварь, прошел мимо вражеских постов на холм Квиринал. Свершив там все согласно торжественному обычаю, он, по божественному благоволению, возвратился на Капитолий как победитель.

{1.11. См. также: Ливии, V.46.... Перепоясавшись по-габински... -то есть так, чтобы руки остались свободными: вариант ношения тоги, заимствованный у жителей города Габии, специально для совершения жертвоприношений. Ср.: Вергилий. Энеида, VII.612.}

1.12. У наших предков в большой чести было достойное религиозности деяние, свершившееся в консульство Публия Корнелия и Бебия Тамфила. На поле письмоводителя Луция Петилия земледельцы глубоко под землей обнаружили два каменных саркофага. На одном была надпись с указанием на то, что здесь покоится тело Нумы Помпилия, а в другом были спрятаны семь латинских книг официальных понтификов и столько же греческих, посвященных науке мышления. Латинские книги со всем тщанием сохранили, греческие же, поскольку было сочтено, что они разлагающе влияют на религиозность, городской претор Квинт Петилий, по повелению сената, при помощи служителей и перед лицом всего народа предал огню, ибо наши предки не желали сохранять в государстве то, что отвращает людские души от культа богов.

{1.12. Нума Помпилий — полулегендарный римский царь (715-672 до н. э.). Ср. в более подробном изложении аналогичную историю у Тита Ливия (XL.29): «В том же году на поле писца Луция Петилия у подножья Яникула пахарями были найдены два каменных ящика... На каждом ящике была надпись латинскими и греческими буквами: на одном — что в нем погребен римский царь Нума Помпилий... на другом — что в нем находятся книги Нумы Помпилия. Когда хозяин поля, по совету друзей, открыл ящики, то первый, на котором значилось имя царя, оказался пустым... в другом же... содержалось по семь книг... Семь книг были латинскими... а семь — греческими, о науке мудрости того времени... Первыми прочитали эти книги друзья хозяина, присутствовавшие при находке, потом читавших стало все больше, о книгах пошли слухи, и тогда городской претор Квинт Петилий сам пожелал их прочесть и забрал их у Луция Петилия, — они не были чужими друг другу, потому что Квинт Петилий, еще будучи квестором, ввел Луция Петилия в декурию писцов. Посмотрев эти книги, он обнаружил, что многое в них подрывает основы богопочитания, и сказал Луцию Петилию, что намерен бросить эти книги в огонь, но предоставляет ему возможность вытребовать эти книги по суду или иными средствами, — причем нимало не изменит своего доброго к нему расположения. Писец обратился к народным трибунам, от трибунов дело перешло в сенат. Претор сказал, что готов поклясться: читать и сохранять эти книги не следует. Сенат почел такое обещание претора достаточным; книги же постановил сжечь в скорейшее время на Комиции, а хозяину их выплатить столько, сколько скажут претор Квинт Петилий и большая часть народных трибунов. Денег писец не принял. Служители при жертвоприношениях развели костер на Комиции, и на глазах у народа книги были сожжены» (пер. И. И. Маханькова). Событие имело место в 181 г. до н. э.}

1.13. Когда дуумвир Марк Атилий, движимый алчностью, дал Петронию Сабину переписать книгу, содержащую тайны религиозных обрядов и вверенную его попечению, царь Тарквиний приказал зашить Атилия в кожаный мешок и бросить в море — такой способ казни применялся только за отцеубийство, однако в данном случае он оказался самым справедливым, потому что следовало загладить оскорбление, нанесенное отцам-сенаторам и богам.

1.14. Но вот Марк Атилий Регул в деле охраны святынь превзошел все мыслимое. Низведенный коварством Гасдрубала и спартанского полководца Ксантиппа с высоты самого блистательного победителя до печальной участи пленника, он был отправлен в качестве посла к сенату и римскому народу, чтобы предложить обменять себя, старика, на многих плененных карфагенских юношей. На деле, вместо того чтобы следовать наказу карфагенского совета, он поведал сенаторам, что, зная о жестокой доле, которая ожидает его в стане врагов, поклялся им возвратиться в Карфаген, если пленные не будут освобождены. Тем ярче воссияла слава Атилия, а в Третью Пуническую войны столь жестоко подавленные, но при этом и самые благочестивые души отомстили карфагенянам, разрушив их город, несмотря на их очистительные жертвы.

{1.14. История о Регуле, герое Первой Пунической войны (364-241 до н. э.) сохранилась в передаче многих римских писателей. Будучи консулом в 256 г. до н. э., он нанес карфагенскому флоту сокрушительное поражение при Экноме, высадился в Африке с войском в 15000 легионеров, но затем, благодаря удачным действиям спартанца Ксантиппа, нанятого карфагенянами, был разбит и взят в плен. Через пять лет Регул был послан карфагенянами в Рим для переговоров в сенате об обмене пленными и об условиях мира, но на деле произнес речь с призывом к..., продолжению войны. Сохраняя верность своему слову, он возвратился в Карфаген, где, как гласит поздняя легенда, умер в страшных мучениях. Конкретно об этом см.: Тершуллиан. К мученикам, 4: «Плененный карфагенянами римский командующий Регул, желая, чтобы те заплатили за него множеством пленных, предпочел вернуться к врагу и, будучи посажен в деревянный ящик с торчащими из стенок гвоздями, испустил в страшных мучениях дух». См. Также: Цицерон. Об обязанностях, 1.13.}

1.15. Насколько же более достойным по отношению к богам предстает сенат нашего государства! Сенат, который после несчастья при Каннах постановил, чтобы матроны соблюдали траур не более тридцати дней, в течение которых могли бы совершить обряды в честь Цереры, потому что не позволяли пенаты скорбеть, когда почти все римские мужчины покоились в этой проклятой и ужасной земле. Тогда матери и дочери, жены и сестры, вытерев слезы по убиенным и отложив знаки скорби, вынуждены были облачиться в белые одеяния и воскурить фимиам над алтарями. Вот каково было постоянство в соблюдении религиозных обычаев, так что ни стыд из-за поражения, ни жажда отмщения, бушевавшая в народе, ни горесть утрат не смогли отклонить римлян от религиозного долга.

{1.15. Битва при Каннах с Ганнибалом в 216 г. до н. э. закончилась сокрушительным поражением римского войска.}

О ПРЕНЕБРЕЖЕНИИ РЕЛИГИЕЙ

1.16. Известно, что консул Варрон столь несчастливо сражался с карфагенянами при Каннах из-за гнева Юноны, потому что, поручив эдилам проведение цирковых игр, посадил в особую колесницу с изображением великого Юпитера мальчика-актера, приставленного к отнятому у врага вооружению. И это деяние, о котором вновь вспомнили через несколько лет, потребовало искупительной жертвы.

{1.16. Варрон был консулом в 216 г. до н. э.}

1.17 Говорят, что и Геркулес, когда благочестие по отношению к нему было забыто, потребовал тяжелого и явственного наказания. В свое время право приносить жертву Геркулесу было даровано Петицию и всему его потомству, а позже эта жреческая обязанность была возложена, по наущению цензора Аппия, на общественных рабов. Все уже повзрослевшие Потиции, числом более тридцати, в течение года были забыты, а род Потициев, распределенный между двенадцатью семействами, почти угас; Аппий же лишился зрения.

{1.17. Ср. рассказ Ливия (1.7): «Тогда-то впервые и принесли жертву Геркулесу, взяв из стада отборную корову, а к служению и пиршеству призвали Потициев и Пинариев, самые знатные в тех местах семьи. Случилось так, что Петиции были на месте вовремя и внутренности были предложены им, а Пинарии явились к остаткам пиршества, когда внутренности были уже съедены. С тех пор повелось, чтобы Пинарии, покуда существовал их род, не ели внутренностей жертвы. Потиции, выученные Евандром, были жрецами этого священнодействия на протяжении многих поколений — покуда весь род их не вымер, передав священное служение общественным рабам. Это единственный чужеземный обряд, который перенял Ромул...» (Пер. В. М. Смирина). Петиций и Пинарии — два старца из Аркадии, которые прибыли в Италию вместе с Эвандром, мифическим внуком (или сыном) аркадского царя. Потиций, по Вергилию (Энеида, VTII.268-270), — учредитель культа Геркулеса, род Пинариев стал хранителем этого культа. Аппий Клавдий Слепой исполнял обязанности консула (307, 296 до н. э.), цензора (312), был диктатором между 292 и 285 гг. За большую взятку он предложил Петициям отказаться от служения Геркулесу. Таким образом, угасание рода Потициев и ослепление Аппия воспринимались римлянами как небесная кара.}

1.18. Жестоким мстителем предстает, в соответствии со своим именем, Аполлон, который в Карфагене, осажденном римлянами, лишил свою статую золотого одеяния, осколки которого стали добычей нечестивых рук.

{1.18. Однокоренной греческий глагол ?π?λλυμι означает «губить, умерщвлять».}

1.19 Не менее деятельным мстителем за пренебрежение религией стал и его сын Эскулап. Разгневавшись на Туруллия, префекта Антония, за то, что тот вырубил священную рощу близ его храма, откуда добывалась древесина для строительства кораблей, он, после того как сторонники Антония были наголову разбиты, увлек его ясно выраженной божественной волей в то место, которое тот осквернил, и именно там в искупление вины за погубленные деревья Туруллий, причастный к смерти Цезаря, был умерщвлен воинами-цезарианцами. Точно так же бог явил возможность избавления от наказания для преступивших, а благоговение, которое всегда испытывали к нему верующие, он приумножил.

{1.19. Публий Туруллий — один из убийц Цезаря. В том же 44 г. был квестором в Вифинии, в 43 г. вместе с Кассием командовал флотом, в 42 г., после битвы при Филиппах, вместе с Кассием и Клодием собрал флот на Востоке, а позднее примкнул к Антонию; тот же выдал его Октавиану, который велел его казнить.}

1.20. Не избежал наказания и Квинт Фульвий Флакк, когда перевез мраморные плиты из храма Юноны Лацинии в храм Фортуны Эквестрис, который возводил в Риме. После того как все содеянное сделалось общеизвестным, его сочли повредившимся в уме. И вот, когда он узнал, что из двух его сыновей, сражавшихся в Иллирии, один погиб, а другой был тяжело ранен, он в отчаянии испустил дух. Потрясенный этим событием, сенат постановил, чтобы плиты были доставлены обратно в Локры, и, движимый самым тщательным священным рвением, отменил деяние цензора.

{1.20. Квинт Фульвий Флакк — сын знаменитого полководца, также Квинта Фульвия Флакка, прославившегося во время Второй Пунической войны. Флакк младший был курульным эдилом в 184 г., консулом в 179 г., цензором в 174-173 гг. до н. э. По его инициативе в Риме было развернуто обширное строительство, построены новые дороги, мосты, улицы и храм Фортуны Эквёстрис (букв. «Конной Фортуны»). Известен храм Юноны (Геры) Лацинии, находившийся в Кротоне, хотя, возможно, аналогичный храм был и в Локрах.}

1.21. Как и в примере с Геркулесом, должным образом отомстили Племину, легату Сципиона, собиравшемуся в угоду гнусной жадности ограбить сокровищницу Прозерпины. Богиня велела притащить его в оковах в Рим, где он еще до слушания дела умер в тюрьме от мерзейшей болезни, а похищенные ценности, удвоенные по постановлению сената, вновь были возвращены богине.

{1.21. Племин — иначе Племиний. Подробный рассказ о нем см. у Ливия (XXIX.8-9).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Отомщенная отцами-сенаторами по поводу злодеяния Племина, богиня могущественно и надежно защитила себя от неистовой жадности царя Пирра. Из хранившихся в Локрах сокровищ большая часть была отдана Пирру по его настоянию, а когда он отплыл, нагруженный нечестивой добычей, внезапная буря, вызванная богиней, выбросила его вместе со всем флотом на соседний берег, и деньги из священнейшей сокровищницы в целости и сохранности были помещены под охрану.

{Внешний пример 1. Там же, XXIX.18.}

Внешний пример 2. С царем Масиниссой случилось иначе. Его командующий флотом прибыл на Мальту, похитил из святилища Юноны огромные слоновые бивни и доставил Масиниссе в дар. Тот же, узнав, откуда взяты эти бивни, распорядился, чтобы квинкверемы были отправлены назад на Мальту к храму Юноны и чтобы была высечена надпись крупными буквами на его родном языке, сообщающая, что царь по неведению принял дар, но охотно возвращает его богине. Вот насколько содеянное больше приличествует душе Масиниссы, нежели его пунийской крови!

{Внешний пример 2. Масинисса (ок. 240-149 до н. э.), царь Нумидии (Сев. Африка) с 201 г., объединивший восточные (где правил с 205) и западные части Нумидии. Получил образование в Карфагене. В период Второй Пунической войны (218-201) сначала (с 213) выступал на стороне карфагенян в борьбе с римлянами, но около 206 г. перешел на сторону римлян и с их помощью стал единоличным правителем всей Нумидии (восточную Нумидию он наследовал после смерти отца около 205). При нем нумидийское царство значительно укрепилось: расширились границы, выросли города, усилились торговые связи со всем Средиземноморьем. После смерти Масиниссы римляне разделили царство между тремя его сыновьями. Квинкверемы — военные корабли с пятью рядами весел.}

Внешний пример 3. Однако правильно ли я оценил все, что относится к характеру народа? В сердцевине варварского Востока было раскрыто чуждое святотатство. Дионисий; рожденный в Сиракузах, для собственной услады совершил такие религиозные преступления, о которых нам еще предстоит узнать, да к тому же сопровождал эти деяния шутливыми высказываниями. После того как было разграблено святилище Прозерпины в Локрах и он вместе с флотом благодаря попутному ветру уплыл, он, смеясь, сказал друзьям: «Вот видите, как бессмертные боги даровали нам благополучное плавание взамен святотатства?» Да и со статуи Зевса Олимпийского он снял тяжелый золотой плащ, которым украсил статую тиран Гелон, взяв золото в качестве добычи от карфагенян, а вместо этого набросил шерстяной плащ, сказав, что золотой слишком тяжел для лета и слишком холоден для зимы, а шерстяной гораздо лучше для любого времени года. В Эпидавре он приказал убрать бороду со статуи Эскулапа, потому что, как он заявил, негоже безбородому отцу, Аполлону, взирать на бородатого сына. А из святилищ перенес он к себе серебряные и золотые жертвенные столы и, поскольку на них были записаны, по греческому обычаю, благие деяния богов, объявил, что и сам удостоен их благоволения. Да еще он насобирал и присвоил себе золотые статуи Победы с жертвенными чашами и венками в простертых руках и заявил, что он их вовсе не похитил, но что глупо не принять дары, о которых мы молимся, из рук, протягивающих их нам. Хотя он и не понес заслуженного наказания, но зато мертвый подвергся всем способам бесчестья, которых сумел избежать при жизни. Постепенно нависало над ним отмщение, и в конце концов испытал он и гнев богов, и тяжелую и мучительную кончину.

{Внешний пример 3. Дионисий Сиракузский Старший (ок. 430-367 до н. э.) — тиран Сиракуз с 405 г. Воевал с карфагенянами, прославился как крайне жестокий правитель, но одновременно и как спаситель западных греков. Умер от несварения желудка. Гелон (ум. в 478 до н. э.) в 491 г. до н. э. установил тиранию в Сиракузах и правил 17 лет. В 480 г. разбил карфагенян в битве при Гимере.}

Внешний пример 4 — Тимосифей, принцепс липарцев, посчитав, что принесет пользу всей отчизне в ином качестве, прославился следующим поступком. Когда его пираты, разбойничавшие в проливе, захватили тяжелый золотой кратер, который римляне собирались посвятить Аполлону Пифийскому под благовидным предлогом десятой части добычи, он, узнав, кому предназначался сосуд, приказал переправить его в Дельфы.

{Внешний пример 4 — Тимосифей — правитель острова Липара, крупнейшего из эолийских островов в южной части Тирренского моря. Римляне за этот поступок щедро вознаградили Тимосифея, распространив данные ему привилегии на его потомство. См. также: Diod. 14. В конце примера порча текста, переведено по смыслу.}

О ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯХ

5. Предисловие. Обозрение всего нижеследующего связано с воздействием религии, зависящим не от случайного движения, но, как принято считать, от божественного провидения.

5.1. Случилось так, что в Риме, разрушенном галлами, сенаторы стали обсуждать, уйти ли им в Вейи или восстанавливать городские стены. В то же время некий центурион, возвратившийся вместе с когортами после сторожевой смены, возгласил в комиции: «Знаменосец, воздвигни знамя: нам лучше всего оставаться здесь». Сенат, услышав этот возглас, счел его за доброе предзнаменование и отказался от призыва переселяться в Вейи. Вот как в немногих словах было подтверждено изначальное место будущей великой империи! И я верю, что изменение римского названия города на Вейи, пусть даже после ценных и самых совершенных гаданий, оказалось бы недостойным деянием по отношению к богам, к прославленной победе. На деле же это решение о неизменности названия стало украшением даже для погребенного под руинами города.

{5.1. Событие датируется 390 г. до н. э. Ср. рассказ Ливия (V.55 и след.). Когорта как тактическая единица тогда еще не существовала.}

5.2. Творцом нижеследующего славного дела стал Камилл. Он обратился к богам с молитвой, прося, если кому-то из богов покажется, будто счастье римского народа чрезмерно, унять недоброжелательство за его, Камилла, счет, — и тотчас после этого он скончался. Это было воспринято как предзнаменование некоего приговора, хотя такое мнение позднее было опровергнуто. Однако заслуженно и в согласии с подвигами этого самого выдающегося мужа соревновались друг с другом победа и благочестивая молитва: ведь человеку доблестному присуще стремиться возвеличивать отчизну благодеяниями, а несчастья сносить самому.

5.3. И вот, насколько же достопамятно то, что приключилось с консулом Луцием Павлом! Когда по жребию ему досталось вести войну с царем Персом, он, возвратившись из курии домой, заметил свою дочь по имени Терция, на то время еще очень маленькую, пребывавшую в печали. Он поцеловал ее и спросил, что такое с ней происходит. Она ответила, что Перс умер. Умер, однако, щенок по имени Перс, услада девочки. Павел мгновенно понял это предзнаменование так, что случайно сказанное заронило в его душу вполне определенную надежду на будущий блистательный триумф.

{5.3. Под царем. Персом (в тексте Persa, должно быть Perseus), конечно, имеется в виду македонский царевич Персей, которого консул Луций Эмилий Павел разгромил в битве при Пидне в 168 г., после чего действительно справил в Риме великолепный триумф, продолжавшийся 3 дня. В конце примера порча текста, переведено по смыслу.}

5.4. А вот Цецилия, супруга Метелла, когда по старинному обычаю искала предзнаменование по поводу первой брачной ночи для своей племянницы, взрослой девушки, устроила его сама. Пока ради своего намерения ее племянница сидела, и уже довольно долго, в маленьком святилище, она так и не услышала никаких голосов, ответивших бы на ее вопрос. Утомленная столь долгим ожиданием, девушка попросила тетю приготовить ей место для короткого отдыха. Та сказала: «Я охотно уступлю тебе мое ложе». Вот это, сказанное от души, привело к действительному осуществлению предзнаменования, поскольку вскоре после смерти Цецилии Метелл женился на этой девушке, о которой я рассказываю.

{5.4. Может быть, имеется в виду Цецилия Метелла. Рассказ заимствован у Цицерона (О дивинации, 1.104; 11.83).}

5.5. Соблюдение предзнаменования без сомнения пошло на пользу Гаю Марии. Ибо однажды он, теперь уже враг, осужденный сенатом, был приведен в дом Фаннии в Минтурне, чтобы спрятаться. И он заметил осла, который бросился было к стогу сена, но пренебрег им и устремился к струящейся воде, в которой, как в зеркале, отражалось божественное предвидение, указывающее в сторону моря. Марий оказался самым опытным из всех толкователей религиозных знамений. Он воззвал к собравшейся толпе и добился, чтобы его отправили в море, и тотчас взошел на суденышко, на котором переправился в Африку, избежав тем самым победоносного оружия Суллы.

{5.5. См. примерно аналогичный рассказ у Плутарха (Марий, 38-39). Гай Марий (156-86 до н. э.) — выдающийся римский полководец и общественный деятель, лидер партии популяров, победитель нумидийского царя Югурты, племен тевтонов и кимвров, враг Луция Корнелия Суллы, аристократа, вождя партии оптиматов.}

5.6. А вот Помпей Великий, разбитый Цезарем в сражении при Фарсале, в поисках пути спасения на острове Кипр, чтобы стянуть туда все свои силы, повернул флот и, причалив к городу Пафосу, заметил на берегу великолепное строение. Помпей спросил у правителя, кому посвящено это здание. Тот ответил, что названо оно κατ? βασ?λεα. И этот ответ возродил [разрушил] последнюю надежду Помпея. Он не воспринял знамение как лицемерное, но закрыл глаза на двусмысленность и открыто застонал от скорби, которую принесло ему это жестокое предсказание.

{5.6. Битва при Фарсале между войсками Гая Юлия Цезаря и Гнея Помпея состоялась в 48 г. до н. э. Греческое выражение κατ? βασιλεα можно перевести двояко: «в честь царя», «сообразно царю», но и «против царя». Есть еще одно объяснение: некоторые издания дают вариант κατωβασιλεια, что можно понять как «царство мертвых». Отсюда — реакция Помпея и неясность в тексте Максима. Данный пример более нигде не встречается.}

5.7. Марку же Бруту, отцеубийце, явилось достойное предзнаменование. Если бы он пожелал, справляя свой день рождения после этого нечестивого деяния, вспомнить надлежащий стих Гомера, то его душе более всего подошло бы следующее: «Пагубный Рок и сын Латоны погубили меня» — стих, которым бог дал знак Цезарю и Антонию обратить свое оружие против Брута.

{5.7. Цитируются слова Патрокла у Гомера (Илиада, XIV.849). Сын Латоны (гр. Лето) — бог Аполлон.}

5.8. Сильно возжелала судьба поразить точно брошенным словом Гая Кассия. Когда жители Родоса просили его не лишать, их всех изображений богов, он, движимый спесью алчного победителя, решил ответить им в том смысле, что Солнце он оставляет. И в македонском сражении, где он был разбит, судьба оставила его без изображения Солнца, которое он отдал просителям, и лишила его самого солнца.

{5.8. Гай Кассий вместе с Брутом были разгромлены войсками Марка Антония и Октавиана в битве при Филиппах в Македонии в 42 г. до н. э. Кассий, потерпев на своем фланге поражение от Антония, покончил с собой.}

5.9. Достойно упоминания и предзнаменование, которое убило консула Петилия, воевавшего в Лигурии. Когда он осаждал гору под названием Лет, то для поддержки своих воинов воскликнул: «Давай-ка я захвачу сегодня Лет». И вот так, нечаянно брошенным возгласом, в самом деле приговорил себя к забвению в Лете.

{5.9. Лат. letum означает смерть, соответственно «захватить Лет» — «погибнуть». Ср.: Ливии, XLI.18.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Не будет лишним добавить к нашим примерам два чужеземных. Самийцы, которых умоляли о помощи против карийцев жители Приены, побужденные надменностью, вместо флота и войска послали ради насмешки изображение Сивиллы. Те же охотно приняли это в качестве дара небес и, по предсказанию судьбы, обрели в лице этого образа победоносного полководца.

Внешний пример 2. Не так жалко поступили жители Аполлонии. Потерпев поражение в иллирийской войне, они умолили жителей Эпидамна прийти к ним на помощь. Те ответили, что присылают в порядке помощи изображение протекающей около их городских укреплений реки Эас. Аполлонийцы ответили: «Принимаем, что дается» — и приняли Эас как своего полководца, поместив его в первом ряду. Вопреки ожиданиям, они победили. Они поняли, что это — предсказание, стали молиться образу как богу, победили и во всех последующих битвах с использованием этого имени.

{Внешний пример 2. Лат. Aeas несколько напоминает имя гомеровского героя Аякса (Ajas). Конечно, было послано изображение реки. Данный пример более нигде не встречается.}

О ЗНАМЕНИЯХ

6.1. Следует также отметить, что порой знамения толкуются либо как благоприятные, либо наоборот. Когда Сервий Туллий, будучи мальчиком, заснул, домочадцы вдруг заметили, как вокруг его головы вспыхнуло пламя. Потрясенная этим знамением, супруга Анка Марция Танаквиль воспитала мальчика, рожденного от рабыни, как собственного сына и привела его к царской власти.

{6.1. Сервий Туллий — римский царь (578-534 до н. э.). Анк Марций — римский царь (640-616 до н. э.). Здесь — неточность: Танаквиль была супругой Тарквиния Древнего (он же Лукумон), этруска по происхождению, правившего в 616-578 гг. См. то же в изложении Ливия (1.39). Более древний вариант легенды повествует о зачатии Сервия Туллия от пламени (Овидий. Фасты, VI.631 и след.). У Цицерона (О государстве, 11.37) еще до Ливия встречается рационализация мифа: «Царь не мог не заметить искры ума, уже тогда горевшей в мальчике».}

6.2. Предвестником счастливого события стало также и пламя, вспыхнувшее над головой Луция Марция, собиравшегося выступить с речью. Он принял командование над двумя обессилевшими армиями в Испании после гибели Публия и Гнея Сципионов, и вот, убежденные таким знамением, прежде сломленные воины вновь обрели отвагу и захватили два пунийских лагеря, битком набитые сокровищами, уничтожив в одном из них тридцать семь тысяч врагов и захватив большое число пленных.

{6.2. Братья Гней и Публий Сципионы были разбиты войсками Гасдрубала и Магона, брата Ганнибала, в 212 г. О Луций Марции, принявшем командование, см. подробнее у Ливия (XXV.37-39), который сообщает также разные сведения о потерях карфагенян (XXV.39).}

6.3. Также, когда в ходе тяжелой и затяжной войны римляне не смогли захватить жителей Вей, согнанных внутрь городских укреплений, и особенно в тот момент, когда терпение и осаждающих, и осаждаемых уже истощилось, бессмертные боги чудесным знамением указали путь вожделенной победе. Внезапно Альбанское озеро вышло из берегов, уподобившись переполненной ванне, причем вовсе не из-за проливных дождей, ниспосланных небесами, и не из-за наводнения, вызванного горными ручьями. Чтобы объяснить это явление, к Дельфийскому оракулу отправили послов, которым дано было прорицание, что воду из этого озера следует разлить по окрестным полям: тогда, мол, вейяне попадут под власть римлян. Но, прежде чем послы успели известить об оракуле, один гаруспик из Вей был захвачен нашим воином, под предлогом переговоров, и доставлен в лагерь, где и поведал о предсказании. Вот тогда сенат, убежденный двойным предсказанием, смирился перед временем и религией и овладел вражеским городом.

{6.3. Осада богатейшего южноэтрусского города Вейи действительно была очень затяжной и продолжалась 10 лет (406-396 до н. э.). Аналогичный рассказ см. у Ливия (V.15-18).}

6.4. Не менее значительным выглядит и такой успех на долю счастливого. Луций Сулла, консул в Союзнической войне, принося жертву на Ноланском поле перед палаткой полководца, внезапно заметил змею, ползущую из нижней части алтаря. После того как гаруспик Постумий на основе увиденного дал пространное предсказание, Сулла вывел войско в поход и захватил лагерь самнитов. Эта победа обеспечила основание для его будущей обширнейшей власти.

{6.4. Союзническая война (90-88 до н. э.) велась римлянами главным образом против марсов, но также и против сабеллов, луканов, самнитов и других племен.}

6.5. Исключительного удивления достойны пророчества, которые были даны консулам Гаю Волумнию и Сервию Сульпицию после начала войны. Вдруг объявился пред народом какой-то бык и своим мычанием, а также чудовищным видом внушил ужас собравшимся. Его принесли в жертву, рассекли его мясо на части и разбросали. Большую долю частей склевали пронырливые птицы, оставшиеся же так и пролежали несколько дней на земле без всякого отвратительного запаха нетронутыми. Чудеса того же рода вызвали не одно смятение. Рассказывают, что какой-то необыкновенный ребенок родился на голове слона, что в Пицене прошел дождь из камней, что в Галлии волк похитил у часового из ножен меч, что на Сардинии на двух щитах вдруг выступил кровавый пот, что в Антии в корзины жнецов упали сочащиеся кровью прутья, что у жителей Цер текут воды, смешанные с кровью. Известно, что и насчет Второй Пунической войны, якобы, сообщил бык Гнея Домиция: «Береги себя, Рим!»

{6.5. Антий — прибрежный город в Лации примерно в 40 км к югу от Рима.}

6.6. Однако вот Гай Фламиний, выбранный консулом без ауспиций, готовясь к битве с Ганнибалом при Тразименском озере, приказал вырвать из земли знамена, сам же скатился через голову своего оступившегося коня и упал на землю, но пренебрег этим знамением. Когда же сообщили ему, что знаменосцы не могут даже сдвинуть знамена с места, не говоря о том, чтобы их выкопать, он разразился угрозами. О, если бы за такую свою безрассудность заплатил он только собой, а не величайшим несчастьем римского народа! Ибо в этом сражении у римлян полегло пятнадцать тысяч воинов, шесть тысяч были захвачены в плен, десять тысяч бежали. По приказу Ганнибала нашли тело изрубленного консула и похоронили все, что от него осталось, предав земле таким образом и римское государство.

{6.6. О знамениях перед началом Второй Пунической войны и о случае с Фламинием см. у Ливия (ХХП.1-3). Там же (XXII.7) — сведения о потерях римлян и карфагенян.}

6.7. С дерзостью Фламиния сравнима сумасшедшая настойчивость Гая Гостилия Манцина. Будучи консулом и собираясь в Испанию, он получил такое предзнаменование. Когда он захотел принести жертву Лавинии, из клетки выпорхнули птенцы и улетели в ближайший лес, так что даже после тщательных поисков их не смогли обнаружить. В Геркулесовой гавани, куда консул пришел пешком, он, взобравшись на корабль, услышал непонятно откуда взявшийся голос: «Манцин, останься». Когда, устрашенный этим, он решил изменить курс на Геную и прибыл туда в лодке, то первым увидел огромной величины змея и от одного вида его скончался. Таким образом, он сравнял число предзнаменований с числом несчастий: бесславным сражением, позорным договором, злосчастной сдачей в плен.

{6.7. Лавиния — дочь царя Латина, супруга легендарного Энея, прародителя римлян. Манцин был консулом в 137 г. до н. э. Под Нуманцией, кельтиберийским городом, он с войском попал в осаду, заключил с нумантийцами сепаратный мир, условий которого сенат не принял. Манцин был отправлен в Нуманцию в качестве своеобразной искупительной жертвы, там его не приняли, и только после совершения ауспиций ему разрешили возвратиться в Рим. См. подробнее: Цицерон. Об обязанностях, III.30; Об ораторе, I.40.}

6.8. Меньшее удивление у простого человека возникает при рассмотрении случая с Тиберием Гракхом, тяжелейшая и прискорбная кончина которого произошла по умыслу, с неизбежным предзнаменованием. Будучи консулом, он совершал жертвоприношение в земле луканов. Неожиданно откуда-то изнутри жертвенного животного, уже заколотого, выползли две змеи, и обглодав печень, скрылись в то же потаенное место. Когда жертвоприношение было продолжено, вновь случилось то же предзнаменование. Внутренности третьей жертвы теперь уже тщательнейшим образом обследовали, но так и не смогли найти места появления или укрытия змей. И хотя гаруспики истолковали все это в пользу императора, Гракх, однако, не избежал козней вероломного гостеприимца Флавия и безоружный встретил свою смерть в том месте, где скрывался вооруженный вождь карфагенян Магон.

{6.8. Не совсем ясно, что имеет в виду Максим. Тиберий Гракх, как известно, погиб в вооруженном столкновении на римском форуме. Тело его было сброшено в Тибр. Флавий — некий римлянин, предупредивший Тиберия о готовящемся против него заговоре. Магон — брат Ганнибала, по Ливию умер от раны, полученной в бою (XXX.19). Согласно Аппиану (Ливийская война, XLIX.211; LIX.260), Магон еще года два провел в Лигурии; Зонара (IX.13.10) сообщает, что он доплыл до Африки, но был вновь отправлен в Италию; по Корнелию Непоту (Ганнибал, 8.1 и след.) Магон, как и Ганнибал, бежал из Карфагена и погиб в изгнании -то ли при кораблекрушении, то ли от рук собственных рабов. Плутарх в биографии Тиберия (19) рассказывает, что смертельный удар ему нанес его товарищ по должности, народный трибун Публий Сатуреи. Тогда наблюдается некоторое согласование с Непотом: и Гракх, и Магон погибли от рук известных им людей. Относительно места гибели неясность остается.}

6.9. И распря между консулами, и заблуждение общества, и самый род смерти Тиберия Гракха напомнили мне о Марке Марцелле. Вдохновленный славой полководца, впервые заставившего Ганнибала отступить из-под стен Нолы и захватившего Сиракузы, он изо всех сил старался либо разгромить карфагенское войско в Италии, либо изгнать его из Италии. И вот священной жертвой он решил выявить волю богов, для чего сначала заколол перед костром жертвенное животное. Печень его оказалась без головки, а у второй жертвы головка была двойной. Гаруспик с печальным лицом заявил, что это предзнаменование ему не нравится, пусть даже прочие приметы внушали радость. Поверив в это, Марцелл тем не менее принял решение и в последующую ночь с немногими воинами отважился выйти на разведку, но попал в окружение большого числа врагов при Бруттии и смертью своей принес отчизне огромное страдание и вред.

{6.9. Марк Клавдий Мари&ы в 215 г. до н. э. действительно первым сумел нанести поражение Ганнибалу под городом Нолой. В 212 г. он захватил Сиракузы. Погиб в сражении с Ганнибалом в 207 г., будучи в пятый раз консулом вместе другим консулом, Криспином. Подробнее см. его биографию у Плутарха.}

6.10. А вот каким образом консул Октавий не сумел избежать зловещего предзнаменования, хотя и устрашился его. Враждовавший с ним Цинна наткнулся на статую Аполлона, так плотно сидящую в земле головой вниз, что невозможно было ее вытащить. Он решил, что увиденное обозначает его смерть, поэтому вырезал на статуе знак 3 — печальный знак авгуров, предвещающий конец жизни, и только после этого сумел извлечь статую из земли.

{6.10. Октавий и сторонник Гая Мария Цинна, были консулами в 87 г. до н. э. На деле именно Октавия обезглавили по приказу Цинны, то есть данное предзнаменование было словно переведено Цинной на Октавия.}

6.11. Заслуживает внимания Марк Красе, который должен быть причислен к величайшим жертвам Римской империи и которого я не могу обойти молчанием в данном случае. Ведь на его долю выпали самые очевидные и явные предзнаменования. Когда он собирался с войском в поход против парфян, то в Каррах ему был поднесен темный плащ полководца, тогда как по традиции перед сражением подносили белый или пурпурный плащ. Печальные и безмолвные воины собрались на главной площади лагеря, а между тем, по древнему обычаю, они должны были выступать на битву с ликующими возгласами. С трудом примипил сумел поднять одно знамя с орлом, а другое знамя, когда его с огромными усилиями извлекли, вдруг обратилось ликом орла в другую сторону. Это были страшные знамения, но грядущие бедствия оказались еще более страшными. Было уничтожено столько лучших легионов, столько знамен было захвачено врагами, такой цвет римской армии был растоптан конницей варваров, глаза отца застила кровь его высокоодаренного сына, а тело главнокомандующего, лежащее на груде трупов, было оставлено на растерзание птицам и диким зверям. Я бы хотел писать более спокойно, но такова правда. Так сбываются предсказания богов, которыми люди пренебрегли, так наказываются людские решения, если люди считают себя выше богов.

{6.11. Марк Лициний Красе (115-53 до н. э.) — политический деятель и полководец. Погиб в походе против парфян в сражении при Каррах (северо-восточная часть Месопотамии). В примере упомянут сын Красса — Публий Лициний Красе, который был легатом Цезаря в Галлии и другом Цицерона.}

6.12. И даже Гнея Помпея всемогущий Юпитер настоятельно предупреждал, чтобы тот не упорствовал в испытании своей судьбы в ходе последней войны с Гаем Цезарем. Он насылал молнии на его войско при выходе из Диррахия, покрывал знамена роями пчел, внедрял уныние в души воинов и посылал им кошмарные ночные сны, когда им грезились животные, убежавшие от алтарей. Но необоримые законы необходимости помешали Помпею, в других отношениях человеку неглупому, правильно взвесить и оценить эти предсказания. И таким образом, не поверив в них, он в течение одного только дня напрочь разрушил свой безупречный авторитет, свою власть, которая была выше власти любого другого человека, утратил все те знаки уважения, которые снискал с юных лет, и навлек на себя всеобщее презрение. Считается, что именно в этот день статуи богов в храмах сами по себе повернулись, возгласы воинов и клацанье оружия были столь громкими в Антиохии и Птолемаиде, что люди сбежались под стены, в Пергаме звуки тимпанов доносились из самых сокровенных глубин храма, в Траллах большая зеленая пальма вдруг выросла между камнями у основания статуи Цезаря в храме богини Победы. Все это ясно указывало на то, что божественные силы благоволили славе Цезаря, и отчетливо вскрыло оплошность Помпея.

{6.12. Примерно то же о знамениях сообщается в «Записках о гражданской войне» (III.105.3-105.6).}

6.13. Божественный Юлий, перед твоими алтарями и в твоих священнейших храмах я молюсь, чтобы с помощью благожелательного и благосклонного божества ты смог прочувствовать беды таких людей, взял бы их под свою защиту и поддерживал их своим примером. Мы знаем, что в тот день, когда ты, облаченный в пурпурную тогу, воссел на золотом кресле, ты не желал выказать пренебрежение честью, искренне оказанной тебе сенатом, и прежде чем явить свой долгожданный облик глазам граждан, ты уделил время религиозным обрядам, в которых сам должен был участвовать. И когда первый жертвенный бык был заколот, ты не обнаружил в его внутренностях сердце, но гаруспик Спуринна дал тебе ответ в том смысле, что этот знак касается твоей жизни и твоей мудрости, потому что и то, и другое заключено в сердце. А твои недруги, совершившие отцеубийство и пожелавшие исключить тебя из числа живых людей, ввели тебя в сонм богов.

{6.13. Сердце считалось обиталищем разума. См.: Цицерон. О дивинации, 1.119.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Этим примером пусть завершится повествование о предзнаменованиях в нашем отечестве, потому что если я и далее буду рассказывать о римских делах, то пусть это выглядит так, что из храмов богов мы перенесем наш опыт в частные дома. Итак, я обращаюсь к внешним примерам, которые, будучи изложенными по-латыни, хотя и считаются менее авторитетными, но все же способны внести некоторое приятное разнообразие.

Известно, что в армии Ксеркса, когда он собирался в поход против провинции Греции, кобыла вдруг родила зайца. Появление на свет такого чудища предсказало исход предприятия и судьбу самого Ксеркса, который после разгрома флота и поражения на суше подобно трусливому бегущему животному вынужден был возвратиться в свои владения. Он же, перевалив через Афон и до разрушения Афин, начал строить планы завоевания Лакедемона. И вот тогда за обедом явилось ему предзнаменование: вино, налитое в его кубок, превратилось в кровь и не однажды, но и на второй и на третий раз. Он обратился за советом к магу, и тот предостерег его от воплощения намеченных планов, и будь у него больше разума, он бы внял предостережению богов насчет царя Леонида и трехсот спартанцев.

{Внешний пример 1. Имеется в виду поход 480 г. до н. э. персидского царя Ксеркса против Греции, которая во время Максима была римской провинцией. Ср.: Геродот, VII.57: «Когда, наконец, все переправились и персы собирались уже следовать дальше, явилось им великое и чудесное знамение. Ксеркс не обратил на него, конечно, никакого внимания, хотя объяснить знамение было нетрудно: кобыла родила зайца. В данном случае истолковать его было легко: Ксеркс поведет свои полчища на Элладу со всей пышностью и великолепием, а возвратится в свою землю, спасаясь бегством, [как заяц] (пер. Г. А. Стратановского). Во фрагменте порча текста - переведено по смыслу.}

Внешний пример 2. Когда Фригия находилась под властью Мидаса и когда он был еще ребенком, муравьи, пока он спал, затащили ему в рот зерна пшеницы. На вопрос родителей, к чему это предзнаменование, авгуры ответили, что он должен стать богатейшим из всех смертных. И не напрасным оказалось знамение, так как Мидас изобилием денег превзошел почти всех царей, а свою детскую колыбель взамен незатейливого дара богов наполнил золотом и серебром.

Внешний пример 3. По веской и основательной причине муравьям Мидаса я бы предпочел пчел Платона: первые несли нечто преходящее и хрупкое, а вторые, когда закладывали мед в ротик спящего в колыбельке младенца, обеспечивали нерушимое и вечное счастье. Слышавшие о том толкователи предсказаний утверждали, что из этого рта будет изливаться ни с чем не сопоставимая сладость красноречия. А мне кажется, что эти пчелы прилетели не с горы Гиметт, пахнущей тимьяном, но посланы были музами со склонов Геликона, зеленеющих всеми видами учености, и очевидно, что богини через пчел внедрили в этот величайший ум сладчайшую пищу для великого красноречия.

{Внешний пример 3. Гиметт — знаменитая медоносная гора в Греции.}

О СНАХ

7.1. Коснувшись богатого сна Мидаса и красноречивого сна Платона, я расскажу о том, какие видения возникали во сне у многих других людей. И как мне еще приступить к этой теме без священнейшей памяти божественного Августа? За день до того как римские армии столкнулись на равнине при Филиппах, врачу Августа Арторию явилась во сне Минерва и убедила его предостеречь Августа, который был тяжело болен, от участия в грядущей битве. Когда Цезарь услышал это, он приказал, чтобы его доставили к войску на носилках. И пока он так бодрствовал, напрягая телесные силы, его лагерь был захвачен Брутом. И что же мы теперь должны думать по поводу работы божественной силы, если даже личность, предназначенная для бессмертия, испытала удар судьбы, не подходящий для духа небес?

{7.1. Сражение при Филиппах между войсками Октавиана и Марка Антония с одной стороны и Брута и Кассия -с другой состоялось в октябре или ноябре 42 г. до н. э.}

7.2. Сон Артория предостерег Августа, а также природную силу его ума, способного к тонкому восприятию всех предметов. Он ведь слышал, что Кальпурния, супруга его отца, божественного Юлия, в последнюю ночь, которую тот провел на земле, увидела его во сне, распростертого на ее коленях со множеством ран. Сильно устрашенная ужасным видением, она стала умолять его держаться подальше от здания сената на следующий день. Но, не желая, чтобы подумали, будто он испугался женского сна, он направился в сенат, где руки отцеубийц поднялись против него. Нельзя провести никакого сравнения между отцом и сыном, поскольку они соединены божественным предсказанием, но один уже получил доступ на небеса, а на долю другого остается еще долгая череда земных доблестей. Следовательно, бессмертные боги пожелали устроить так, что первый осознал грядущее изменение своего состояния и что небом даруется ему слава, а другому она обещана.

{7.2. Аналогичный рассказ см. у Веллея Патеркула (И.70.1 и Н.57.2).}

7.3. Еще один сон, совершенно удивительный и несущий отчетливое предсказание, приснился ночью двум консулам — Публию Децию Музу и Титу Манлию Торквату, — когда во время тяжелой и опасной Латинской войны они стояли лагерем у подножия Везувия. Во сне и тому и другому было дано одно и тоже предсказание, а именно, чтобы командующий первой армией и вторая армия были посвящены Манам и Матери Земле. На следующее утро консулы совершили жертвоприношения, чтобы либо отвратить гнев богов, либо приблизить исполнение пророчества, если содержание сна совпадет с результатом гадания по внутренностям. Они договорились друг с другом, что тот командующий, чье крыло первым попадет в беду, должен своей жизнью умилостивить волю судьбы. Никто не отказался, но судьба выбрала Деция.

{7.3. Ср. рассказ Ливия (VIII.6). Маны — боги подземного царства, или обожествленные души умерших.}

7.4. А вот и другой сон, не меньшей важности для религиозных чувств общества. На Плебейских играх один отец семейства выставил для наказания в цирке Фламиния, до того как появилась торжественная процессия, своего раба с колодкой на шее, которого высекли плетьми. Тогда Юпитер явился в сне некоему плебею, Титу Латинию, и повелел тому сказать консулам, что ему не нравится первый из хора танцовщиков на цирковых играх и что, если игры не будут повторены с подобающей торжественностью, Город подвергнется большой опасности. Тот, хотя и был достаточно богобоязненным, не решился, однако, обеспокоить высшую власть своим религиозным чувством и ничего не сказал. Тогда его сын был внезапно разбит болезнью и скончался. И опять во сне его вопросил тот же бог, достаточно ли ему наказания за пренебрежение волей божества, но Латиний продолжал упорствовать и совершенно ослабел телом. Тогда, по совету друзей, его отнесли на носилках к консулам на форум, а оттуда в сенат, где он по порядку рассказал обо всем, что с ним случилось. После этого, ко всеобщему изумлению, его ноги вновь обрели силу, и он сам отправился домой.

{7.4. Плебейские игры — на деле это были скорее всего Великие игры в честь Юпитера, справлявшиеся в первой половине ноября.}

7.5. И следующее также нельзя обойти молчанием. Изгнанный из Города в результате заговора врагов Марк Цицерон нашел прибежище на вилле на Атинской равнине. Там, заснув, он увидел во сне, что блуждает по бездорожному пустынному месту, где ему встретился Гай Марий в одеянии со знаками консульского достоинства и спросил, почему он путешествует с печальным лицом без определенной цели. Когда Марий услышал о несчастье, которое обрушилось на Цицерона, он взял его за правую руку и передал под опеку первого ликтора, наказав тому привести его к своей статуе, заметив, что ему там будет лучше отдыхать. В противном случае все так и останется; и это оказалось правдой, ибо как раз в храме Юпитера, воздвигнутого Марием, сенат выпустил постановление о возвращении Цицерона.

{7.5. Цицерон был изгнан из Рима в 58 г. до н. э.}

7.6. А вот Гай Гракх совершенно ясно был предупрежден во сне об ужасной предназначенной ему участи. Он увидел своего брата Тиберия, который сказал ему, что он никак не избежит гибели и погибнет той же смертью, что и он, Тиберий. Многие слышали этот рассказ от Гракха до того, как он погиб смертью брата на собрании трибунов. Также и Целий, надежный автор римской истории, пишет, что разговор по этому поводу он слышал своими ушами, пока Гракх был еще жив.

{7.6. Целий Антипатр — автор II в. до н. э., сохранившийся лишь во фрагментах. Свой рассказ Максим заимствовал, видимо, у Цицерона. Братья Тиберий и Гай Гракхи погибли, соответственно, в 133 и 121 гг.}

7.7. Следующий пример еще более ужасен. После того как при мысе Акции силы Марка Антония были разбиты, Кассий из Пармы, принадлежавший к его партии, сбежал в Афины. Когда он глубокой ночью после всех своих тревог и забот лежал в постели, ему привиделся какой-то человек огромного роста в черном одеянии, с нечесаной бородой и длинными волосами. В ответ на вопрос, кто он такой, тот сказал: «κακ?ν δα?μονα» (злой даймон). Испуганный страшным видом и пугающим именем, Кассий позвал своих рабов и спросил, видели ли те, чтобы кто-либо с такой внешностью входил или выходил из спальни. Те ответили, что никто не ходил этим путем. Тогда Кассий вновь прилег и заснул. И опять такое же точно видение предстало перед его мысленным взором. Чтобы сон ушел, он приказал рабам внести светильники и не покидать его. Между той ночью и его казнью, напророченной ему Цезарем, прошло совсем немного времени.

{7.7. Кассий — один из убийц Цезаря. Плутарх (Цезарь, 69; Брут, 36) сообщает, в частности, что Кассий закололся тем же мечом, которым в свое время нанес рану Цезарю.}

7.8. Сон же римского всадника Гатерия Руфа, о котором я сейчас поведаю, был еще более отчетливым видением с очевидным исходом. Когда в Сиракузах проводились бои гладиаторов, он увидел во сне, как его пронзил ретиарий, и на следующий день на представлении рассказал об этом своим соседям. И случилось так, что на арену вывели ретиария и мирмилона, которые оказались совсем близко к нему. Увидев лицо ретиария, он сообщил соседям, что это, как он полагает, как раз тот человек, который заколол его во сне, и немедленно захотел уйти. Но они отговорили его и таким образом обрекли несчастного на гибель. А именно: ретиарий повалил мирмилона рядом с ним, а потом, когда хотел ударить своего распростертого противника, попал мечом в Гатерия и лишил его жизни.

{7.8. Ретиарии — разряд гладиаторов, вооруженных трезубцем, мечом или, скорее, кинжалом и сетью. Мирмилоны, или галлы — другой разряд гладиаторов, чей шлем украшало изображение рыбы mormylus; их выпускали обычно против ретиариев.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Ганнибалу по поводу мерзкого пролития римской крови привиделся как-то такой сон, что не только часы бодрствования, но и сам этот сон были враждебны для нашего государства. Приснился ему юноша ростом выше простого смертного, и он счел, что тот послан ему Юпитером, чтобы он возглавил завоевание Италии. Убежденный юношей Ганнибал поначалу последовал за ним, никуда не глядя, но некоторое время спустя со свойственным людям желанием увидеть запретное оглянулся и увидел огромного змея, сметающего все на своем пути, а вслед за ним разражались бури с раскатами грома и сверкающими в мрачном сумраке молниями. Изумленный, он спросил, какого рода это предсказание и что оно предвещает. Тогда проводник сказал ему: «Ты видишь разорение Италии, поэтому будь спокоен и оставь прочее на волю молчаливых судеб».

{Внешний пример 1. Вероятно, предсказание можно датировать 218 г. до н. э., перед началом экспедиции Ганнибала в Италию. Ср. аналогичные рассказы у Цицерона (О дивинации, 1.49) и Ливия (XXI.22.6-9).}

Внешний пример 2. Насколько же удачно получилось у Александра, царя Македонии, когда он получил во сне предупреждение внимательнее относиться к своей жизни, тем более что сама судьба постановила вооружить его благоразумием, дабы избегал опасностей! Он увидел во сне несущую гибель правую руку Кассандра, перед тем как почувствовал ее в момент смерти. Ему приснилось, что его убивает человек, которого он никогда раньше не видел. Затем, по истечении некоторого времени, Кассандр предстал перед ним, и внешнее сходство с ночным видением было очевидно. Когда же ему сказали, что это был сын Антипатра, он процитировал греческий стих, пренебрежительно отзывающийся о вере в сны, и отбросил прочь всякие подозрения насчет уже приготовленного для него яда, от которого, поданного рукой Кассандра, он, как считается, и умер.

{Внешний пример 2. Случай, в иных источниках не засвидетельствованный. Кассандр, сын Антипатра, — один из диадохов Александра. Известно, что в 316 г. до н. э. он приказал казнить мать Александра, а в 310 - умертвить его жену, Роксану, и сына.}

Внешний пример 3. Гораздо снисходительнее повели себя боги по отношению к поэту Симониду, которого они поддержали спасительным предупреждением, укрепившим его проницательность. Причалив во сне к берегу, он обнаружил там незахороненное тело и приказал его похоронить. Этим сном он был предупрежден о том, чтобы не выходить в море на следующий день, и потому остался на берегу. А те, кто отчалили, прямо на его глазах погибли в волнах и буре, а сам он ликовал, поскольку предпочел доверить свою жизнь сну, нежели кораблю. Помня об этом благодеянии, он увековечил умершего в своем самом изысканном стихотворении, таким образом воздвигнув ему лучший и более долговечный надгробный памятник, чем если он был выстроен в незнакомых пустынных местах.

{Внешний пример 3. Симонид (556-468 до н. э.) — греческий лирический поэт. Возможно, ему принадлежит фрагмент «Палатинской антологии» (VII.77).}

Внешний пример 4 — Убедительное видение предстало во сне царю Крезу, причем такое, что сначала напугало его, затем принесло горе. Ибо привиделось ему, что один из двух его сыновей, Атис, который превосходил другого как в умственных способностях, так и в физических и которого он видел своим преемником, был унесен из жизни железным оружием. И вот, чтобы избегнуть этого предсказанного бедствия, Крез всячески стал проявлять отеческую заботу и внимание. Юношу обычно посылали в походы, но теперь его удерживали дома. У него был склад всех видов оружия: его также было приказано убрать. Его соратники обычно носили мечи – им запретили находиться рядом с ним. Но неизбежность все же открыла ворота рыданиям. А именно: когда огромных размеров кабан стал опустошать возделанные участки горы Олимп и убивать деревенских жителей, то для спасения от этой напасти были привлечены царские воины. Атис же принялся умолять отца позволить ему уничтожить зверя, убеждая, что это возможно, поскольку опасались жестокости железа, но не клыка. И вот, когда все горели желанием убить эту свинью, упрямый рок в своей беспощадности повернул копье, нацеленное на зверя, против Атиса, и выбор пал на уже запятнанную одним невольным убийством руку не кого-нибудь, но именно того, кому отец доверил безопасность сына и кого он очистил от предыдущего непредумышленного убийства жертвоприношением в благодарность богам за их доброту.

{Внешний пример 4 — Более подробный рассказ см. у Геродота (1.34 и след.).}

Внешний пример 5. Кир Старший также явил отнюдь не пустое доказательство необоримой неизбежности рока. Его дед с материнской стороны, Астиаг, тщетно пытался освободиться от двух снов, связанных с рождением Кира и предвещавших ему власть над всей Азией. Он увидел во сне, что его дочь Мандана утопила в своей моче все азиатские народы. Поэтому он приказал выдать ее замуж не за знатнейшего из мидян, не позволив тем самым царскому достоинству проникнуть в его семью, но за перса среднего достатка. Астиаг понял, что предсказание относится к рождению Кира, особенно когда через некоторое время в другом сне увидел, как из чрева Манданы выросла виноградная лоза и разрослась так, что закрыла все части его владений. Он сам себя укорил в попытке, следуя людским советам, воспрепятствовать блистательной судьбе своего отпрыска, продиктованной небесами.

{Внешний пример 5. Там же: 1.107 и след.}

Внешний пример 6. Пока Дионисий Сиракузский скрывался еще в частных владениях, некая женщина из Гимеры, из достаточно известной семьи, увидела во сне, как она взошла на небо. И там, обходя чертоги богов, она обнаружила мужчину мощного телосложения со светлыми волосами и веснушчатым лицом, закованного в цепи и распростертого у подножия трона Юпитера под его ногами. На вопрос, кто это, юноша, который был ее проводником на небесах, ответил, что он являет собой страшную судьбу Сицилии и Италии и что, как только его освободят от цепей, разрушит многие города. На следующий день она рассказала об этом сне. Тогда судьба, враждебно настроенная к свободе Сиракуз и жизни невинных людей, высвободила Дионисия из заключения и наслала его на мирную жизнь и покой, подобно раскату грома. Когда женщина увидела Дионисия, входящего в Гимеру, посреди толпы, которая приветствовала его, она закричала, что именно этого человека видела в своем сне. Об этом рассказали тирану, дав ему повод расправиться с ней.

{Внешний пример 6. О том же рассказ Гераклида Понтийского у Тертуллина (О душе, XLVI).}

Внешний пример 7. Сон матери того же Дионисия оказался менее опасным. Пока она носила ребенка в утробе, ей приснилось, что она родит младенца-сатира. Посоветовавшись с толкователем предзнаменований, она получила ответ, что он станет самым знаменитым и могущественным из всех греков.

{Внешний пример 7. Ср.: Цицерон. О дивинации, 1.39.}

Внешний пример 8. Карфагенский военачальник Гамилькар при осаде Сиракуз поверил услышанному во сне голосу, возвестившему, что на следующий день он будет обедать в городе. Радуясь, поскольку божество возвестило победу, он подготовил войско к сражению. Однако между сицилийцами и пунийцами вспыхнула ссора, и тогда сиракузяне быстрым натиском овладели его лагерем, а его самого в цепях доставили в город. И тогда, введенный в заблуждение не столько сном, сколько надеждой, он действительно пообедал в Сиракузах, но в качестве пленника, а не победителя, как рассчитывал.

{Внешний пример 8. Там же: 1.50.}

Внешний пример 9. Алкивиад также обнаружил свой конец в ночном видении, которому не поверил. Он обнаружил себя во сне завернутым в плащ свой подруги, а потом увидел себя в том плаще бездыханным и непогребенным.

{Внешний пример 9. Там же: 11.143. Алкивиад был убит в 404 г. до н. э. одним персидским сатрапом.}

Внешний пример 10. Следующий сон более продолжителен, но заслуживает внимания из-за насыщенности зрительными образами. Два друга из Аркадии путешествовали вместе до Мегары. Один остановился в частном доме, а другой — в гостинице. Первый, который был в частном доме, увидел во сне, что товарищ умоляет прийти к нему на помощь, потому что держатель гостиницы заманил его в предательскую ловушку, и что он спасется от нависшей над ним беды, если друг его быстро вытащит. Пробужденный сном, этот человек вскочил с ложа и бросился искать гостиницу, где расположился его спутник. Но губительная судьба заставила его отказаться от своего благородного намерения как совершенно ненужного, и он вернулся в постель и вновь заснул. Тогда друг еще раз предстал перед ним, раненый, и стал убеждать его, поскольку он отказался помочь ему при жизни, отомстить за него после смерти. Потому что, как он объяснил, его, убитого владелецем гостиницы, в данный момент везут через городские ворота в телеге, заполненной навозом. Возбужденный повторяющимися мольбами своего друга, он кинулся к воротам, захватил повозку, описанную ему во сне, и добился того, что хозяин гостиницы был приговорен к самому суровому наказанию.

{Внешний пример 10. Там же: 1.57.}

О ЧУДЕСАХ

8. Предисловие. Многие вещи происходили и в дневное время с людьми бодрствующими, даже если эти события были скрыты мраком и представлялись как сны. Поскольку невозможно выяснить, откуда приходят эти явления и где они зарождаются, правильно будет назвать их «чудесами». Из великого множества их вспоминается прежде всего следующее.

8.1. Когда диктатор Авл Постумий и вождь тускуланцев Мамилий Октавий столкнулись друг с другом у озера Регилл и ни одна армия при большом напряжении сил не пожелала отступить, Кастор и Поллукс, появившиеся в качестве защитников Рима, наголову разбили вражеские войска.

Таким же образом и в Македонской войне Публий Ватиен из префектуры Реаты, совершавший ночной поход для защиты Города, вдруг увидел двух исключительно красивых юношей на белых конях. Они возвестили ему, что персидский царь день назад пленен Павлом. Когда он сообщил об этом сенату, его бросили в тюрьму за оскорбление величия и распространение ложных слухов. Но когда прибыло послание от Павла, что перс был действительно взят в плен именно в этот день, Ватиена выпустили из-под стражи, наградили землей и освободили от службы.

Кастор и Поллукс в то время осознавались как защитники римского государства: люди видели, как они смывали с себя и своих коней пот, заполнив им озеро Ютурна, и как без всякого участия человека распахнулись двери их храма вблизи источника.

{8.1. Битва при Регилльском озере состоялась в 499 или 496 г. до н. э. См. об этом рассказ Цицерона (О природе богов, II.6; 111.11). События Македонской войны датируются 168 г., равно как и история о Ютурнском озере. См. упоминания у Луция Аннея Флора (1.28.14), Минуция Феликса (7.3) и Плутарха (Эмилий Павел, 25).}

8.2. Для того чтобы оценить власть других богов, покровительствующих Городу, надо отметить, что долгие три года наше общество страдало от морового поветрия. Когда увидели, что ни божественная жалость, ни людская помощь не в состоянии положить конец этому продолжительному бедствию, жрецы позаботились проверить Сивиллины книги и поняли, что былое здравие может восстановиться, только если из Эпидавра будет привезен Эскулап. Отправленные туда послы поверили, что получили дар, предопределенный судьбой, и что это — единственно возможная помощь по причине репутации римлян, которая уже сделалась широко известной. И римляне не ошиблись в своем ожидании. Как они и просили, им была оказана активная поддержка, и эпидаврийцы без промедления проводили римских послов к храму Эскулапа, расположенному в пяти милях от города, и любезно пригласили их чувствовать себя свободными и выбрать для себя все то, что, как они полагают, было бы полезно для их страны. Даже образ самого бога немедленно явил свою милость по отношению к ним, подтвердив слова смертных небесным согласием. И даже змея, которую эпидаврийцы почитали как принадлежащую Эскулапу и которую редко видели, разве что по особому божественному соизволению, начала плавно скользить по наиболее оживленным кварталам города, осторожно вытягиваясь и по-доброму глядя по сторонам. Три дня все наблюдали за ней со священным трепетом, она же оказывала явное внимание наиболее знаменитым строениям и, таким образом, обозначила свой путь к римской триреме. Моряки были испуганы невиданным зрелищем, но она взобралась на корабль к тому месту, где стояла палатка посла Квинта Огульния, и совершенно невозмутимо свернулась в круг из нескольких колец/Послы после завершения своей миссии выразили благодарность и, получив наказы от опытных людей в отношении культа змеи, с радостью подняли якорь и отчалили. Чудесное путешествие привело их в Антий. Змея, которая оставалась на борту, скользнула вниз на землю и свернулась вокруг очень высокой пальмы, возвышающейся над ветвистым миртом в передней части храма Эскулапа. Три дня она олицетворяла собой гостеприимство храма в Антии, перед ней ставили еду, к которой она привыкла. Послы уже стали опасаться, как бы она не осталась здесь навсегда. Но в итоге она прибыла в наш город, и когда послы высадились на берегу Тибра, она переправилась на остров, где располагался храм Эскулапа, и прекратила моровое поветрие, так что именно в ней усмотрели лекарственное средство.

{8.2. См. также: Овидий. Метаморфозы, XV.62-744 и след. Установление культа Эскулапа в Риме датируется 292 г. до н. э.}

8.3. Столь же добровольно прибыла в наш город и Юнона. Когда Фурий Камилл захватил Вейи, его воины, по приказу своего полководца, попытались снять с постамента статую Юноны Монеты, которую особенно там почитали, чтобы переправить ее в Рим. Один из воинов в шутку спросил у богини, не угодно ли ей прибыть в Рим, на что богиня ответила согласием. Услышав такое высказывание, все восприняли шутку как чудо и теперь уже поверили, что уносят не образ Юноны, но саму ее, как дар небес, и с радостью установили в той части Авентина, где мы теперь видим ее храм.

{8.3. Аналогичная история рассказана Ливием (V.22), только у него речь идет о Юноне Регине, храм которой освятил Камилл на Авентине. Храм Юноны Монеты находился на Капитолии. Событие датируется 396 г. до н. э.}

8.4. Статуя Женской Фортуны была установлена близ четвертого милевого камня по Латинской дороге, ее почитали так же, как и посвященный ей храм. Когда римские матроны своими молитвами убедили Кориолана вернуться и не разрушать Город, богиня, говорят, не единожды, но дважды произнесла следующие исторические слова: «Правильно, матроны, вы доверились мне и правильно посвятили себя мне».

{8.4. Подробнее историю о Кориолане см. у Ливия (11.40). Событие датируется 488 г. до н. э.}

8.5. Когда Валерий Публикола был консулом и, после изгнания царей, вел войну с жителями Вейи и этрусками, последние решили восстановить прежнюю значимость древнего рода Тарквиниев. Этруски и Тарквиний на правом фланге уже начали теснить римлян, как вдруг их охватил такой ужас, что они обратились в бегство, будучи уже победителями, да еще увлекли за собой вейянцев, посеяв панику и среди них. Объяснение этому нашли в чуде: будто бы неожиданно из Арсийского леса, расположенного неподалеку, раздался громовой голос, исходивший, как полагали, из уст Сильвана и возвестивший следующее: «У этрусков будет на одного павшего больше — римское войско победит». Посчитав число убитых и выяснив, что все так и есть, уверились, что это — чудо.

{8.5. Публикола и Луций Юний Брут стали первыми консулами в 509 г. до н. э. после изгнания последнего римского царя Тарквиния Гордого. Первоначально коллегой Брута был Луций Тарквиний Коллатин, которого затем сменил Публикола (иначе Пупликола). Ср. рассказы Ливия (П.7) и Плутарха (Публикола, 9).}

8.6. А разве не достойна упоминания помощь Марса, обеспечившая победу римлян? Бруттии и луканы, обуянные сильнейшей ненавистью и собравшие большое войско, решили разрушить город Фурии. Консул Гай Фабриций Лусцин защищал город с особым рвением. Войска с обеих сторон собрались на одном месте, битва проходила с переменным успехом, а римский гарнизон не отваживался вступить в сражение. Неожиданно появился юноша огромного роста и стал побуждать римлян к наступлению. Увидев, что те колеблются, он достал лестницу, проложил путь сквозь ряды врагов к их лагерю, установил лестницу и поднялся на крепостной вал. Затем, прокричав громовым голосом, что до победы остался лишь шаг, он собрал наших людей для захвата вражеского лагеря, а бруттиев и луканов -для защиты. Обе стороны, сошедшиеся в большом количестве, изнуряли себя в сражении с неясным исходом, как вдруг объявился тот же человек с оружием и сразил врагов, предоставив римлянам убить их или взять в плен. До двадцати тысяч были убиты, пять тысяч были захвачены вместе с двадцатью тремя знаменами Стацием Статилием, командующим обоими народами. На следующий день в честь тех, которые помогли в этой битве, консул объявил, что готов вручить венок за взятие вала человеку, благодаря которому был захвачен лагерь. Поскольку не нашлось никого, кто заявил бы свои права на награду, было решено, что сам отец Марс в это время пришел на помощь своему народу. В числе прочих знаков нашли украшенный двумя перьями шлем, который покрывал голову божества. По решению Фабриция была совершена благодарственная молитва Марсу, и увенчанные за храбрость воины с радостью засвидетельствовали ему свое почтение за его помощь.

{8.6. Имеется в виду осада Фурий — колонии, основанной греками на месте города Сибариса в Южной Италии (444-443 до н. э.), — племенами бруттиев и луканов в 282 г. до н. э. Аналогичный рассказ см. у Аммиана Марцеллина (XXIV.4.24).}

8.7. Теперь я сообщу о событиях, известных в свое время и сохраненных для потомства. А именно: Эней установил культ богов-покровителей, которых он доставил из Трои, затем его сын Асканий перенес их в Альбу Лонгу, которую он сам основал, потом их возвратили в прежнее святилище, и наконец, когда решили, что все произошедшее — дело рук людей, их снова отнесли назад в Альбу, посчитав, что такова их воля.

Не знаю, насколько сомнительными могут быть сообщения о передвижении или волеизъявлении бессмертных богов, свидетелями чему стали человеческие глаза и уши. Хотя я и не говорю ничего нового, кроме как рассказываю о делах, переданных потомками, но стоит поверить авторам, от которых до нас сохранились бессмертные письменные памятники, так как они недалеки от истины.

8.8. После упоминания о городе, из которого выросло наше сообщество, предстает перед нами божественный Юлий как счастливый потомок. Гай Кассий, о котором всегда говорят в связи с отцеубийством, в битве при Филиппах стоял твердо и уверенно до тех пор, пока не увидел величественного Цезаря в облике человека — одетого в пурпурный плащ всадника, с грозным выражением лица. Устрашенный виденным, Кассий пустился в бегство, бросив сначала фразу: «Что мне еще сделать, если убийства недостаточно?» Нет, Кассий, ты не убил Цезаря, но раз ты нанес ему вред, пока он пребывал в человеческом теле, ты заслужил враждебность бога.

{8.8. Римляне полагали, что род Юлиев происходит из Альбы Лонги от Энея и Венеры.}

8.9. Когда Луций Лентул проплывал мимо побережья, он увидел, как сжигают тело Помпея Великого, умерщвленного по вероломному приказу царя Птолемея, причем костер был сложен из досок лодки. Ему явилась сама Фортуна, покрасневшая от стыда за этот костер, и он, хотя и не знал о судьбе Помпея, спросил у товарищей по оружию: «Как знать, а не Помпея ли сжигают в этом пламени?» Это высказывание, посланное свыше, было чудом.

{8.9. Лентул был консулом в 49 г. до н. э. Похожий рассказ встречается у Плутарха (Помпей, 80).}

8.10. Это — про человека и случай, а вот что исходило из уст самого Аполлона, когда правдивый оракул пифии предвосхитил смерть Аппия. В гражданскую войну, когда Помпей разорвал дружбу с Цезарем и начал губительные для него действия вместо благоприятного содружества, Аппий решил узнать итог этого мощного потрясения. Используя свою власть (он был тогда наместником Ахайи), он заставил жрицу, сидевшую в Дельфах над священным ущельем, спуститься в самую его глубь, откуда исходили предсказания тем, кто спрашивал, однако для посредников вбирание божественного дыхания оказывалось губительным. И тогда девушка, убежденная в том, что божество находится в плену, спела ужасающим голосом про судьбу Аппия мрачно и 'запутанно: «Эта война, римлянин, — поведала она, — бесполезна для тебя. Ты попадешь во впадину Эвбеи». Решив, что это — совет Аполлона не принимать участия в войне, он удалился в место, лежащее между Рамнами, известной частью Аттики, и Каристом на побережье Халкидского пролива, называемого «впадиной Эвбеи». И здесь перед битвой при Ф ареале он и умер от болезни и был погребен в месте, предсказанном богом.

{8.10. Аппий Клавдий Пульхер был консулом в 54 г., погиб в 48 г. до н. э. Здесь, вероятно, игра слов: лат. coelum — небо и гр. κοιλη) — впадина.}

8.11. Вот еще случаи, которые можно назвать чудесными. Когда сгорела усыпальница салиев, на месте не нашли ничего неповрежденного, кроме авгурского жезла Ромула. Также и статуя Сервия Туллия осталась целой после пожара в храме Фортуны. Статуя Клавдии Квинты в передней части храма Матери богов устояла нетронутой на пьедестале, тогда как святилище горело дважды: в консульство Публия Назики Сципиона и Луция Бестии и вновь в консульство Марка Сервилия и Луция Ламии.

{8.11. О жезле Ромула см.: Цицерон. О дивинации, 1.30 и след.: 389 г. до н. э. О статуе Сервия Туллия: Ливии, XXIV.47; Овидий. Фасты, VI.625 и след. Пожары в храме Матери богов случились в 111 г. до н. э. и в 3 г. н. э. Римская матрона Квинта Клавдия была известна своей неоднозначной репутацией: Ливии, XXIX. 14; Овидий. Фасты, IV.305-348; Тацит. Анналы, IV.64.4 и след.}

8.12. Костер Ацилия Авиолы также позволяет нам говорить о чуде. Доктора и слуги поверили, что он умер, и на некоторое время оставили его лежащим дома. Вспыхнул пожар, пламя охватило его тело, и тут он закричал, что жив, и позвал на помощь своего педагога, который один остался на месте. Но пламя разгорелось, и он не смог спастись от своей участи.

Считается, что и Луций Ламия, претор, также вскричал на костре.

{8.12. Историю об Авиоле см. у Плиния Старшего (Естественная история, 'VII. 173). Ламия, близкий друг Цицерона, был претором в 43 или 42 г. до н. э.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Менее удивительно в сравнении с вышеизложенным то, что случилось с Эром из Памфилии. Платон пишет, что он десять дней лежал среди павших на поле битвы. Когда его на следующий день подобрали и положили на костер, он внезапно пришел в себя и рассказал о действительных чудесах, которые видел, пока был мертв.

{Внешний пример 1. См.: Платон. Государство, Х.6146.}

Внешний пример 2. И раз уж мы перешли к внешним случаям, то вот в Афинах некий весьма ученый человек был ранен в голову камнем. Он остался жив, обладал цепкой памятью, но забыл лишь о своих письменных трудах, которым всецело себя посвятил. Ужасная боль, как показало тщательное изучение восприятия разума этого человека, становилась сильнее, когда он испытывал чувство радости, и ранение нанесло тяжелый вред тому, что он больше всего любил в себе, то есть в конце концов довело его исключительную ученость до похоронной процессии — ко всеобщему негодованию. Если бы он не был предназначен судьбой к усердным изысканиям, то было бы лучше, чтобы он никогда не получал доступа к ним, чем лишиться их.

Внешний пример 3. Еще более печален рассказ о следующем происшествии. Жена афинянина Навзимена застала своего сына и дочь, лежащими вместе. Подавленная таким чудовищным зрелищем, она потеряла голос и не смогла выразить свой протест в настоящем, а также в будущем. Те же искупили свою вину за грешный союз добровольной смертью.

{Внешний пример 3. Более нигде не встречается. Внешний пример 4 — Иная версия у Авла Геллия (V.9.6).}

Внешний пример 4 — Таким образом рок отнял голос; но немому атлету Эхеклу с острова Самос даровал благоприятное: когда тот был лишен своего звания и приза за одержанную победу, у него, возбужденного оскорблением, прорезался голос.

Внешний пример 5. Достойно удивления рождение Горгия из Эпира, мужа храброго и славного. Во время похорон его матери он выскользнул из ее чрева, и его неожиданный истошный крик заставил носильщиков остановиться в недоумении. Этот случай запомнился в его отечестве. Он же таким образом обрел дневной свет и колыбельку почти из погребального костра матери. Она его родила, когда, по воле рока, уже почти умерла, а он родился, когда его уже несли хоронить.

Внешний пример 6. Врагу, желающему его уничтожить, Ясон из Феры, по воле божественной судьбы, нанес рану. Он пронзил его мечом в месте нарыва, который никто из врачей не мог вылечить, и таким образом освободил от смертельной болезни.

{Внешний пример 6. Ясон был правителем Фессалии, умер в 370 г. до н. э. Аналогичный рассказ приводят Цицерон (О природе богов, III. 70), Плиний Старший (Естественная история, VII. 166) и др.}

Внешний пример 7. Не менее благоволили бессмертные боги к Симониду, жизнь которого, спасенная от неминуемого кораблекрушения, была вновь спасена от падения дома. Когда он обедал со Скопасом в Кранноне, фессалийском городе, ему сказали, что два молодых человека, ждущие у двери, настоятельно просят его выйти к ним. Он вышел, но никого не нашел. А в этот момент обеденная комната, где пировал Скопас, обрушилась, поглотив хозяина и его гостей. Что может быть богаче этого счастья, которое не дало Симониду погибнуть в свирепых волнах и на земле?

{Внешний пример 7. См.: 1.7 Внешний пример 3. Тот же рассказ с некоторыми особенностями приводит Цицерон (Об ораторе, 11.352 и след).}

Внешний пример 8. Я охотно добавляю к вышесказанному пример с Дафнитом, чтобы все знали, насколько лучше петь славословия богам, чем недооценивать их божественность. Итак, он в своем учении следовал за своими учителями, которые назвались софистами, и был сторонником пошлых и циничных предположений. В Дельфах он в насмешку спросил у Аполлона, не сможет ли тот найти его коня, которого у него никогда не было. Оракул ответил, что Дафнит найдет своего коня, но это явится причиной его смерти. Он возвратился в приподнятом настроении, как будто услышал доброе предзнаменование. Дафнит прибился к царю Атталу, который стал часто избегать его из-за несметных оскорбительных шуток. По приказу царя его сбросили с утеса, который назывался Лошадиным, и таким образом он расплатился за свою безумную душу, не останавливающуюся перед высмеиванием богов.

{Внешний пример 8. Аттал I — царь Пергама (241-197 до н. э.).}

Внешний пример 9. Тот же оракул предупредил Филиппа, царя Македонии, чтобы тот опасался колесницы, запряженной четырьмя конями. Тогда он приказал, чтобы все колесницы в его царстве были расформированы, и всегда избегал местечка в Беотии, которое называлось Колесница. И все же он не избежал опасного предсказания. А именно: на рукояти меча Павсания было выгравировано изображение колесницы, и от этого меча царь принял смерть.

{Внешний пример 9. Место в Беотии неизвестно. Ср.: Элиан. Пестрые истории, 111.45.}

Внешний пример 10. Такая же фатальная обреченность, которая преследовала отца, преследовала и его сына Александра. А именно: когда Калан из Индии уже готовился к добровольному сожжению, Александр спросил его, имеет ли тот какое-либо поручение или хотел бы что-то сказать. «Я увижу тебя вскоре», — был ответ. И действительно, довольно скоро вслед за добровольным уходом из жизни Калана последовала смерть Александра.

{Внешний пример 10. Ср.: Цицерон. О дивинации, 1.47 и след.}

Внешний пример 11. По значимости чуда судьбу гребца можно сравнить со смертью царей. Один гребец из Тира вычерпывал воду в гексере, когда волна смыла его с корабля. Но волна с другой стороны подхватила его и забросила обратно на корабль. Таким образом, несчастье смешалось со счастьем, оплакивание с поздравлениями.

{Внешний пример 11. Более нигде не встречается. Гексера — корабль с шестью рядами весел.}

Внешний пример 12. Так что же? Неужели не должны быть причислены к чудесам насмешки природы над человеческим телом, будь они терпимы, или жестоки? Сын царя Вифинии Прузия звался так же, как и его отец. Вместо ряда зубов у него цельная гладкая кость, что не было уродливым или неудобным для использования.

{Внешний пример 12. Имеется в виду второй сын Прузия II (ок. 182-149 до н. э.).}

Внешний пример 13. Дочь царя Митридата и царицы Лаодики Дрипетина обладала двойным рядом зубов, очень уродливым. Она сопровождала своего отца в бегстве после разгрома его Помпеем.

{Внешний пример 13. Аналогичная история встречается у Аммиана Марцеллина (XVI.7.10).}

Внешний пример 14. Заслуживает внимания совсем не малое чудо, а именно глаза человека, который обладал столь острым и отчетливым зрением, что в Лилибее мог наблюдать отплытие флота из гавани Карфагена.

{Внешний пример 14 — См.: Плиний Старший. Естественная история, VII.85.}

Внешний пример 15. Еще удивительнее глаз — сердце Аристомена из Мессины. Афиняне захватили его после того, как он несколько раз хитроумно от них уходил, и за его невероятное лукавство вырезали у него сердце, которое оказалось наполненным волосами.

{Внешний пример 15. См.: Плиний Старший. Естественная история, XI.185. Сердце считалось вместилищем разума.}

Внешний пример 16. Поэт Антипатр из Сидона каждый год испытывал приступ лихорадки именно в день рождения. И, достигнув преклонных лет, он умер опять-таки в день своего рождения от болезни, которая посещала его всю жизнь.

{Внешний пример 16. См.: Плиний Старший. Естественная история, VII.172.}

Внешний пример 17. Здесь уместно вспомнить философов Полистрата и Гиппоклида. Они родились в один день и следовали учению одного и того же учителя — Эпикура. У них было общее имущество, они вместе содержали школу и умерли в один день. И кто же может подумать, что такой союз волей судьбы, такая дружба была рождена, взращена и завершилась в лоне небесной Конкордии?

{Внешний пример 17. Полистрат был учеником Гермарха, приверженца школы Эпикура (Диоген Лаэртский, Х.25). Гиппоклид ближе не известен. Конкордия — богиня согласия.}

Внешний пример 18. Почему случаются все эти странности с детьми самых могущественных царей, с блистательным вождем, общеизвестным талантливым поэтом, человеком выдающегося ума или человеком неясной судьбы, не может объяснить даже сама Природа, прародительница как доброй, так и злой материи. Или почему она в такой дружбе с козами, рожденными на Крите, которых, пораженных стрелами, излечила целебными травами, так что после вкушения они исторгли и стрелы и яд из своих ран? Или почему на острове Кефалления все животные ежедневно пьют воду, поддерживая себя, но вот Природа сделала так, что козы круглый год утоляют жажду, заглатывая ветры с неба? Или почему в Кротоне в храме Юноны она установила такой алтарь, пепел с которого не может сдуть никакой ветер? Или почему Природа пожелала, чтобы вода в Македонии, а также на Каленском поле приобретала бы свойства вина, так что любой человек пьянел от нее? Мы не должны этому удивляться, но должны хранить это в памяти, хотя бы для того, чтобы знали, что ее неограниченная власть оставляет неразрешимой проблему рождения всех явлений и вещей.

{Внешний пример 18. Ср.: Цицерон. О природе богов, 11.126 и след.; Элиан. История животных, 111.12; Ливии, XXIV.3.7; Овидий. Метаморфозы, XV.329-331; Плиний Старший. Естественная история, 11.230.}

Внешний пример 19. Поскольку мы коснулись явлений, превосходящих разумное понимание, давайте теперь припомним змею, обстоятельно и со свойственным ему красноречием описанную Титом Ливием. Он пишет, что в Африке, в реке Баграда, жила змея настолько огромная, что мешала войску Атилия Регула пользоваться водой из реки. Многих воинов она поглотила, многих раздавила кольцами хвоста. Когда стало ясно, что ее невозможно пронзить копьями, использовали против нее осадные орудия, в частности баллисты, и в конце концов ее сразили частые удары камней. Все когорты и легионы, испуганные видом этой змеи даже больше, чем Карфагеном, сняли с берегов реки свои лагеря, потому что вся земля здесь была заражена кровью гадины, и пары, которые источало ее распростертое тело, загрязняли и заражали воздух. Ливии добавляет, что кожу этой змеи длиной в сто двадцать футов отослали в Рим.

{Внешний пример 19. Ливии. Периохи, 18 и след. Случай датируется 266 г. до н. э. О Регуле см. прим. к 1.1.14.}

КНИГА II

О ДРЕВНИХ УСТАНОВЛЕНИЯХ

1. Предисловие. Теперь, досконально исследовав богатство и всемогущество царства природы, я обращу свое перо на древние и памятные установления нашего Города и сопредельных народов. Поскольку нам подобает изучать происхождение счастливой жизни, которую мы прожили при правлении нашего лучшего принцепса, то обратный взгляд может принести некоторую пользу для современного жизненного уклада.

1.1. У древних не только в общественной, но и в частной жизни никакое дело не предпринималось без предварительного гадания. От этого обычая повелось так, что сейчас далее на свадебных обрядах непременно присутствуют гадатели, и хотя они более не ищут ауспиций, но хотя бы сами по себе сохраняют старую традицию.

1.2. Женщины обычно садятся обедать с возлежащими за столом мужами. Этот обычай возник от единения людей с божественным началом, ибо на обеде у Юпитера сам он возлежал на ложе, а Юнона и Минерва сидели в креслах. Это своего рода строгость, которой наше поколение придерживается разве что на Капитолии, но не в своих семьях, потому что, без сомнения, более важно для общественного состояния, чтобы такие строгие обычаи поддерживались по отношению к богиням, нежели к земным женщинам.

1.3. Женщины, которые были замужем только один раз, обычно награждались венцом целомудрия. Считалось, что душа замужней женщины особенно верна и бескорыстна, и эта женщина не знала, как можно покинуть постель, на которой она утратила девственность. Полагали, что множество браков есть признак легализованной распущенности.

1.4. Начиная от основания Города и на протяжении пятисот двадцати лет не было ни одного случая развода. Спурий Карвилий был первым, кто расстался со своей женой по причине ее бесплодия. Хотя полагали, что у него была достаточная причина для такого поступка, его все же подвергли порицанию, потому что все считали, что даже желание иметь ребенка не должно затмевать супружескую верность.

{1.4. О Карвилии см. у Дионисия Галикарнасского (II.25.7).}

1.5. Некогда римские женщины не знали употребления вина, без сомнения, из-за страха перед последующем бесчестьем.! поскольку дальнейшие шаги приводили, по воле отца Либера, к незаконной связи. Но в конце концов их целомудрие не должно было выглядеть мрачным и грубым, его следовало прикрыть некоторого рода изяществом (за это качество мужья прощали им обилие золота и пурпура). Вот тут-то они и начали, превозмогая боль, окрашивать волосы в рыжий цвет с помощью золы, добавляя тем самым изощренность к своей красоте. И действительно, в те дни на свадебных церемониях глаза приглашенных еще не были полны страха, но повсюду царила взаимная добропорядочность и чистота.

{1.5. Либер в римской мифологии — древний бог плодородия, отождествлявшийся с Вакхом (Дионисом).}

1.6. Как только между мужем и женой возникала размолвка, им следовало отправляться в святилище богини Вириплаки на Палатине. Там они должны были высказать все, что хотели, после возвратиться домой в согласии, оставив всякие ссоры. Говорят, что эта богиня была названа так, потому что она умиротворяет мужей. Думаю, она сделалась достойной почестей, но особенных, по случаю, в качестве хранительницы повседневного домашнего спокойствия, воздавая за тяжесть любви ожидаемой женской честью в угоду мужниному достоинству.

{1.6. Вириплака — имя этой богини встречается только здесь. В нем усматриваются составные части: vir — муж, мужчина и placeo — нравиться.}

1.7. Таким было взаимное уважение между супругами. А разве то же самое не проявлялось при других обстоятельствах? Я бы отметил незначительным замечанием максимальную силу этого качества: долгое время непозволительно было отцу и взрослому сыну, тестю и зятю мыться вместе в бане. Слишком глубокий религиозный смысл несло в себе родство по крови или по женитьбе, смысл, внедренный самими бессмертными богами, так что пренебрежение этими священными узами считалось столь же нечестивым, как если бы кто-то обнажился в священном месте.

1.8. Наши предки установили также регулярный праздник и назвали его «каристии». В нем принимали участие только родственники по крови или женитьбе с той целью, чтобы все ссоры разрешались за обрядовым столом при всеобщем веселье и сводились к доброжелательному согласию.

{1.8. Этот праздник справлялся 22 февраля, см.: Овидий. Фасты, 11.617.}

1.9. Молодость выказывала полнейшее и всестороннее уважение к старости, как если бы старики были отцами всех молодых людей. В день заседания сената юноши должны были непременно сопровождать одного из сенаторов, либо родственника, либо друга отца в курию, а затем ожидать перед дверьми, дабы исполнить последующую обязанность, проводив его домой. Этим добровольным стоянием они укрепляли тела и души, неутомимо поддерживая общественные дела и пребывая в скромном размышлении, сами себя приучали к кратковременному проявлению доблестей.

Когда их приглашали на обед, они должны были осторожно выяснить, кто собирается за столом, чтобы не возлечь до прихода старших, а по окончании обеда должны были первыми встать и уйти. Теперь понятно, насколько умеренным и скромным был их разговор за столом в присутствии старших.

1.10. За обедом старшие имели обыкновение исполнять под звуки флейты стихи, посвященные предкам, и часто призывали молодежь активнее им подпевать. Что может быть более прекрасно, более полезно? Молодежь воздавала надлежащие почести седым волосам, зрелому возрасту, который теперь поощрял ее к вступлению в активную жизнь. И какие еще Афины, какую философскую школу, какие чужеродные учения я предпочел бы этому домашнему воспитанию? Отсюда вышли Камиллы, Сципионы, Фабриции, Марцеллы, Фабии. И, сколько бы ни было иных светочей нашей империи, скажу лишь: пусть же сияют Цезари — самая прославленная часть небес.

2.1. Столь велика была любовь к родине, что за много столетий ни один сенатор не разгласил тайные сенатские постановления. Только Квинт Фабий Максим, и то по небрежности, рассказал о принятом в курии тайном решении об объявлении Третьей Пунической войны Публию Крассу, встреченному на пути домой. Он помнил, что Красса тремя годами ранее избрали квестором, но не знал, что цензоры еще не причислили его к сенаторскому сословию, а это было обязательным условием для допуска магистратов в курию. Хотя это была вполне честная оплошность Фабия, он удостоился серьезного порицания со стороны консулов. Они полагали молчание наилучшим и самым безопасным основанием общественного устройства, не подлежащим никакому пересмотру.

А вот когда Эвмен, царь Азии и любимейший друг нашего Города, сообщил сенату о том, что Персей готовит войну против римского народа, об этом позволялось сказать во всеуслышание: и то, что он сообщил, и ответ сенаторов, но не прежде чем пришло известие о пленении Персея. Курия была сердцем содружества и глубокого доверия, укрепленным и защищенным со всех сторон благотворным молчанием, и если люди пересекали ее порог, они оставляли за ее стенами личные чувства, но обретали любовь к родине. Поэтому никто извне не смог бы услышать то, что доверялось там множеству ушей.

{2.1. Случай более нигде не встречается. Публий Лициний Красе Муциан был квестором в 152 г. до н. э. Третья Пуническая война началась в 149 г. Эвмен был царем Пергама, который позднее стал римской провинцией под названием Азия. Подробнее см. рассказ у Ливия (XLII.14). Случай с заговором Персея датируется 172 г. до н. э.}

2.2. Как внимательно магистраты относились в прошлом к соблюдению величия римского народа и своего собственного, может быть показано еще и на таком примере. Среди прочих установлений по поводу поддержания величия они твердо придерживались правила: никогда не отвечать грекам иначе, как по-латыни. И действительно, даже самих греков они обязали отказаться от своего величайшего вклада — изящества речи и принудили разговаривать через переводчика, причем не только в нашем Городе, но и в Греции и в Азии, чтобы достоинство латинской речи получило бы признание у всех народов. И не потому, что нашим не хватает ученого обоснования, но потому, что во всяком деле, как считается, паллий должен уступать тоге, и не годится, чтобы вес и авторитет империи приносился в жертву привлекательной сладости букв.

{2.2. Ср. признание Цицерона (Против Верреса II.IV.147): «Он [претор]... сказал, что мое выступление с речью в греческом сенате было недостойным поступком с моей стороны, но уж совершенно недопустимо было то, что я, находясь среди греков, говорил по-гречески» (пер. B. О. Геренштейна). Паллий — греческий плащ, тога — одеяние римского гражданина.}

2.3. И ты, Гай Марий, ты не должен быть обвинен в деревенской суровости не только потому, что старость твоя была увенчана двойным венком и славными трофеями в Нумидии и Германии, но еще и потому, что ты, победитель, не пожелал воспользоваться более изящным красноречием побежденного народа. Я думаю, ты боялся, как бы не стать постепенно изменником национальной традиции, упражняясь в чужеземном умствовании. Кто бы еще открыл двери нашей современной практике, когда уши сената не приемлют греческие разглагольствования? Ритор Молон, блестящий учитель Цицерона, был, как мы знаем, первым из всех иноземцев, кто выступал в сенате без переводчика. Он по праву заслуживал чести, поскольку принес пользу силе римского красноречия. Общеизвестна слава города Арпина, как бы мы ни хотели относиться к самому знаменитому критику писем или к самому изобильному источнику красноречия.

{2.3. Ср. сообщение Плутарха о Марии (2): «... Он так и не выучился греческой грамоте и ни в одном серьезном деле не пользовался греческим языком, почитая смешным обучаться наукам у наставников, которые сами в рабстве у других» (пер. C.А. Ошерова). Молон — оратор с острова Родос. См.: Цицерон. Брут, 309 и след. Арпин — родина Цицерона, отсюда понятен намек.}

2.4. Наши предки с величайшей тщательностью поддерживали традицию, в соответствии с которой никто не должен был находиться между консулом и первым ликтором, даже исполняя свои обязанности. Только сын консула и его мальчик-раб могли идти впереди. Этот обычай поддерживался настолько усердно, что даже когда Квинт Фабий Максим, человек, который был консулом пять раз, пользовался величайшим уважением и в то время находился в очень преклонном возрасте, был приглашен своим сыном, консулом, идти между ним и ликтором, дабы его не смяла встретившая их на пути толпа врагов-самнитов, он отказался.

Посланный сенатом в должности легата к своему сыну, консулу, в Свессу, он перед стенами лагеря решил исполнить надлежащий обряд уважения. Раздраженный тем, что ни один из одиннадцати ликторов не предложил ему спешиться, он в гневе продолжал сидеть в седле. Увидев это, его сын приказал своему первому ликтору, чтобы тот велел отцу спешиться и предстать перед ним. Фабий немедленно подчинился велению со словами: «Сын мой, я не презираю твою высшую власть, но я хотел проверить, знаешь ли ты, как вести себя в должности консула. И не потому, что не знаю, как надо уважать отца, но потому, что полагаю общественные установления выше частных».

{2.4. Максим смешивает здесь двух персонажей. Герой первого рассказа — Фабий Максим Руллиан, консул 292 г. до н. э. Второй — знаменитый Фабий Максим Веррукос по прозвищу Кунктатор (Медлитель), диктатор в 217 г., сторонник сдерживающей войны против Ганнибала. Его сын был консулом в 213 г. Аналогичный рассказ см. у Ливия (XXIV.44) и Авла Геллия (П.2.13), цитирующего «Анналы» Клавдия Квадригария. Вариант — у Плутарха (Фабий Максим, 24). Всего ликторов было 12, один из которых — первый и старший.}

2.5. С действиями Квинта Фабия, достойными похвалы, можно сравнить поступок нескольких мужей, отличившихся исключительным терпением. Они были посланы в качестве легатов в Тарент, чтобы потребовать возмещения ущерба, и подверглись там величайшему оскорблению, вплоть до того, что одного из них буквально опрыскали мочой. Когда, по греческому обычаю, они прибыли в театр, то рассказали о своей цели в предписанных им выражениях, ни словом не упомянув о нанесенных им обидах, чтобы не отклоняться от официального поручения. Даже тяжелейшее оскорбление не смогло нарушить их врожденного уважения к древним обычаям. О Тарент, ты действительно достиг предела в своем наслаждении процветанием, которым долго хвалился к всеобщей зависти. Ты слишком заважничал от блеска судьбы, ты смотрелся высокомерным, устойчивым и самодостаточным, но все равно рухнул из-за своей слепой безрассудности под неоспоримым мечом нашей империи.

2.6. Но вот, чтобы от нравов, испорченных роскошью, продвигаться в направлении строжайших установлений, сенат в стародавние времена учредил некое постоянное место, которое и сейчас называется «сенакул». И сенаторы не ждали особого постановления о созыве, но прямо оттуда следовали в курию, поскольку считали, что гражданин должен исполнять общественные обязанности по своей воле, не дожидаясь официального решения, ибо во втором случае он заслуживает сомнительной похвалы: служба, навязанная властью, способствует доверию к тому, кто требует, но не к тому, кто исполняет.

{2.6. Лат. senaculum, «малый сенат». Термин фиксируется у знаменитого римского энциклопедиста Марка Теренция Варрона (116-27 до н. э.) в трактате «О латинском языке» (V.156). Буква «С» означает censuerunt, «проверили». Скорее всего, имеется в виду буква «Т», прямо указывающая на трибунов.}

2.7. Надо бы еще вспомнить, что народным трибунам запрещалось входит в курию. Их скамья устанавливалась пред дверью, и они с величайшей тщательностью проверяли всякое постановление сената вплоть до того, что никакое решение не имело силы без их одобрения. Все древние сенатские постановления обычно подписывались буквой «С», и это означало, что трибуны также с ними согласны. Хотя они соблюдали интересы всего народа и имели право прекратить действие любого магистрата, они все же позволяли магистратам использовать в качестве знаков отличия всенародно одобренные серебряные сосуды и золотые кольца, с тем чтобы этими предметами подчеркнуть уважение к официальным лицам.

2.8. Сколь бы ни возрастало величие магистратов, оно все же сдерживалось. Внутренности жертвенных животных переправлялись в государственную казну, а затем квесторы их продавали. Таким образом, в жертвоприношениях римского народа культ бессмертных богов сопровождался человеческой умеренностью, когда наши правители прямо у алтарей приучались к необходимости иметь незапятнанные руки. Умеренность эту настолько ценили, что, по решению сената, вознаграждали тех, кто справедливо управлял провинциям. Ибо считалось неприемлемым и постыдным, чтобы тот, кто прекрасно зарекомендовал себя в глазах общества в дальних краях, у себя дома испытал падение своего достоинства.

{2.8. Упоминание о продаже жертвенных животных более нигде не фиксируется.}

2.9. Молодые люди из сословия всадников собираются дважды в году, чтобы предстать перед высокими властями. Обычай празднования Луперкалий был установлен Ромулом и Ремом, которые возликовали, когда их дед Нумитор, царь Альбы Лонги, позволил им основать город под холмом Палатином, где их нашел и взрастил Фавстул, в месте, которое освятил Эвандр из Аркадии. После жертвоприношения, массового забоя коз и радостного пиршества с обильными возлияниями, юноши, одетые в шкуры жертв, бегали вокруг и в шутку стегали ремнями всех встречных. В память об этом веселом обычае был учрежден ежегодный праздник. Квинт Фабий постановил устраивать в июльские иды смотр всадников, одетых в пурпурные плащи. Он же, будучи цензором, вместе с Публием Децием, чтобы положить конец распрям и чтобы чернь не захватила в свои руки проведение выборов, разделил все население по четырем трибам и назвал их городскими. За этот акт примирения он, хотя и так был прославлен военными победами, получил прозвище Максим.

{2.9. Легенда об основании Рима подробно рассказана Ливием (1.4 и след.). Название «Луперкалии» происходит, возможно, от lupus, «волк» и агсеге, «отгонять», а возможно и от lupus-hircus, «волк-козел». Этот праздник справлялся 15 февраля. О Фабий и Деции см.: Ливии, ГХ.46.14,15.}

3. Предисловие Похвальна скромность народа, который без промедления обрекал себя на тяготы и опасности воинской службы, так что военачальникам не было необходимости приводить к присяге представителей неимущих слоев, которым, в силу их чрезмерной бедности, не доверяли в руки оружие.

{3. Предисловие. Под неимущими здесь подразумевается сословие capite censi, то есть люди, внесенные в соответствующие списки только как физические лица, не имеющие собственности.}

3.1. Однако этот обычай, хотя и долго сохранялся, был нарушен Гаем Марием, который привлек неимущие слои к службе в армии. Человек, достойный в других отношениях, он не был большим приверженцем старины, считая себя представителем нового поколения. Он понимал, что если пренебрежение неимущими в армии и дальше будет усиливаться, то всякий зловредный толкователь доблестей наверняка назовет его «императором черни». Поэтому он и привлек в римское войско это досадное сословие, чтобы о нем забыли и чтобы такое клеймо не запятнало его собственную славу.

{3.1. Реформа в армии относится к первому консульству Мария (107 до н. э.). Тем самым Марий добился юридической ликвидации сословия capite censi.}

3.2. Мастерство владения оружием обеспечил воинам консул Публий Рутилий, коллега Гнея Маллия. В отличие от всех предшествующих военачальников он призвал в войска инструкторов из гладиаторской школы Гая Аврелия Скавра, чтобы те внедрили в легионах более изощренную технику нанесения ударов и уклонения от них. То есть он соединил храбрость с искусством и, наоборот, искусство с храбростью, с тем чтобы усилить качество и того, и другого.

{3.2. Рутилий — консул 105 г. до н. э. Сообщение более нигде не фиксируется.}

3.3. Велитов впервые использовали в войне, когда полководец Фульвий Флакк осаждал Капую. Наши всадники не могли устоять против частых атак кампанских конников, которым они уступали в численности. Тогда центурион Квинт Навий выбрал из пехотинцев наиболее проворных и вооружил каждого из них семью короткими кривыми дротиками и небольшим щитом, а также научил их быстро запрыгивать на коня и спрыгивать с него, так что пехота превращалась в кавалерию и в итоге смогла легко отражать атаки вражеских пехотинцев и всадников, пользуясь похожим оружием. Это тактическое новшество свело на нет атаки вероломных кампанцев, а Навий, его автор, получил от полководца награду.

{3.3. Велиты — легковооруженные воины, появились в римской армии в 212 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVI.4-10.}

4.1. От военных установлений наш следующий шаг — к городским лагерям, то есть театрам, хотя они часто выстраивались в боевой строй. Изобретенные для служения богам и отдыха людей, театры запятнали удовольствие и религиозное чувство кровью граждан ради сценического уродства, так что мир раскраснелся от стыда.

{4.1. Беспорядки в театрах были обычным явлением в Риме. Об одном таком случае, переросшем в настоящую резню в 15 г. н. э., рассказывает Тацит (Анналы, 1.77).}

4.2. Начали все это цензоры Мессала и Кассий. Но по просьбе Публия Сципиона Назики было решено продать с аукциона имущество актерской труппы. Постановлением сената было также заявлено, что никто в Риме или в радиусе одной мили не должен устанавливать скамьи или смотреть представление сидя, несомненно, для того, чтобы умственное расслабление сочеталось с положением стоя, свойственным римлянам.

{4.2.... Цензоры Мессала и Кассий -154 г. до н. э.}

4.3. В течение 558 лет сенаторы на представлении игр пребывали вместе с народом. Но эта традиция была нарушена эдилами Атилием Серраном и Луцием Скрибонием, когда они учредили игры в честь Матери богов. По совету молодого Сципиона Африканского они выделили сенаторам отдельные места - шаг, который обидел душу толпы и нанес удар по популярности Сципиона.

{4.3. Описанное событие произошло в 194 г. до н. э. Сципион Африканский — Публий Корнелий Сципион Африканский Старший, бывший консулом в 194 г. до н. э.}

4.4. Теперь давайте припомним причину зарождения игр. В консульство Гая Сульпиция Петика и Гая Лициния Столона разразилось моровое поветрие, невероятное жестокое, которое отвлекло наше сообщество от военных действии и заставило озаботиться внутренними бедами. Очевидно, что помощь следовало искать в новом религиозном культе, но не в людских советах. Тогда народ, который до сих пор знал только цирковые бега, учрежденные Ромулом под названием консуалий после похищения сабинских женщин, обратил свои уши к песням, сочиненным для умиротворения небесных божеств. Но, поскольку в людском нраве заложено следовать всякому мелкому начинанию с усердной настойчивостью, молодежь добавила к обрядовым словам, обращенным к богам, шаловливую жестикуляцию с грубыми и неловкими телодвижениями и, таким образом, дала начало приглашению танцоров из Этрурии. Их изящная стремительность происходила от древнего обычая куретов и лидийцев, от которых этруски ее и заимствовали, и она же очаровала глаза римлян своей приятной новизной. И поскольку в Этрурии танцор назывался «истер», то актеры стали зваться гистрионами. Постепенно мимическое искусство приблизилось к подобию сатур. Поэт Ливии первым из всех отошел от сатур и перевел внимание зрителей на связанные темы пьес. Он сам исполнял роль в одной постановке, и после того как его много раз вызывали зрители, у него пропал голос. Поэтому он поставил вместо себя мальчика с флейтистом, а сам в молчании исполнил мимическую партию. Ателланы пришли от осков. Эта форма представления соответствовала строгой италийской морали и не подлежала запрету, поэтому и актеры не изгонялись из своих триб и допускались к военной службе.

{4.4. ... Разразилось моровое поветрие — в 364 г. до н. э. Ливии рассказывает, что мор начался в 365 г., при предыдущих консулах (VII.2 и след.). Куреты — спутники богини Реи. Сатуры, исконно римский жанр, появились позже, не ранее середины II в. (Энний, Луцилий и др.). Речь идет, видимо, о текстах, написанных так называемым сатурнийским стихом. Ливии Андроник — автор второй половины III в. до н. э. Грек из Тарента, раб, затем вольноотпущенник, он положил начало римской поэзии и театру. Ателлана — короткая комедия с четырьмя постоянными персонажами: обжора Макк, глупый хвастун Буффон, незадачливый старик Папп и хитрый горбун Доссен. Жанр, скорее всего, происходил из оскского города Ателла.}

4.5. По названиям прочих игр можно судить об их происхождении, начало же их отнесем к Секулярным играм, о которых известно меньше. Когда Рим и его пригороды опустошались страшным моровым поветрием, некий богатый человек по имени Валезий, живший в деревне с двумя сыновьями и дочерью, страдающими от болезни, совершенно отчаялся найти помощь у врачей. Однажды, приготовив горячую воду на очаге, он опустился на колени и стал умолять домашних богов, чтобы они перенесли болезнь с детей на него, в его голову. И прозвучал голос, который сказал, что он спасет своих детей, если немедленно отправит их вниз по реке Тибр до Тарента, а там укрепит их силы водой с алтаря Юпитера и Прозерпины.

Валезия чрезвычайно смутило это предсказание, поскольку плавание предстояло долгое и опасное. Тем не менее хрупкая надежда пересилила страх, и он без промедления доставил своих детей на берег Тибра, — он жил на вилле неподалеку от сабинского округа под названием Эрет, — а потом перевез их на лодке в Остию. Глубокой ночью он причалил к Марсову полю. Больные дети хотели пить, а он не мог им помочь, потому что на лодке не было огня. Но кормчий указал ему на дымок неподалеку. И он же посоветовал высадиться у Тарента, — так называлось это место. Валезий немедленно схватил чашу и понес почерпнутую в реке воду к тому месту, откуда поднимался дым, теперь уже в более радостном настроении, так как решил, что напал на след божественного лекарства и что оно совсем рядом. Земля скорее дымилась, чем тлела, поэтому, твердо придерживаясь предсказания, он собрал несколько легких щепок, чтобы поддержать огонь, и раздул пламя, согрел воду и дал детям ее выпить. После этого дети заснули целительным сном и проснулись уже выздоровевшими от затянувшейся жестокости болезни. Они сказали отцу, что во сне увидели, как боги поочередно очищают их тела, и услышали указание принести черные жертвы на алтаре Юпитера и Прозерпины в благодарность за питье, а также предоставить богам пиршественные ложа и устроить ночные игры.

Валезий не увидел никакого алтаря в этом месте и подумал, что от него ждут его установления. Он намеревался отправиться в Рим купить алтарь, оставив людей, чтобы те вырыли яму в земле для твердого основания. Следуя указаниям хозяина, они разрыли почву и, дойдя до глубины в двадцать футов, обнаружили алтарь, на котором было написано, что он посвящен Юпитеру и Прозерпине. Один из рабов сообщил об этом Валезию, который, выслушав эту весть, отказался от намерения купить алтарь и совершил священный обряд с черными жертвами, которые в древнем Таренте назывались «темными», устроил игры и ложа на три ночи, потому что именно за три ночи его дети были спасены от опасности.

Валерий Публикола, который стал первым консулом, последовал его примеру, когда пожелал прибегнуть к помощи сограждан. У этого алтаря давали обеты, приносили в жертву рогатый скот черного цвета — быков Юпитеру, коров Прозерпине, — на три ночи устанавливали ложа и проводили игры. А потом алтарь засыпали землей, как и было ранее.

{4.5. См. также: Плутарх. Публикола, 21.}

4.6. С умножением богатства вслед за религией в игры проникло изящество. Побужденный этим, Квинт Катул, подражая кампанской роскоши, впервые навесил тент над сидячими местами для зрителей. Гней Помпей, дабы умерить летний зной, устроил небольшие каналы с водой. Клавдий Пульхр раскрасил сцену в разные цвета, тогда как до него она возводилась из простых досок. Гай Антоний отделал всю сцену серебром, Петрей - золотом, Квинт Катул — слоновой костью. Лукуллы сделали сцену поворачивающейся, Публий Лентул Спинтер украсил ее серебряным орнаментом. Марк Скавр ввел в обиход шествие актеров в специально подобранных одеяниях вместо былых ярко-алых туник.

{4.6. Нововведение Катула относится к 69 г. до н. э., Помпея -к 55 г., Пульхра — к 99 г., когда он был курульным эдилом, Антония, претора, — к 66 г., Петрея — до 64 г. Луций Лициний Лукулл и Марк Теренций Варрон Лукулл были курульными эдилами в 79 г., Спинтер — в 63-м, Скавр — в 58 г. См. также: Цицерон. Об обязанностях, 11.57.}

4.7. Первый бой гладиаторов в Риме был представлен на Коровьем рынке в консульство Аппия Клавдия и Квинта Фульвия. Устроили его в память об умершем отце сыновья Брута Перы, Марк и Децим. Состязание атлетов состоялось благодаря немыслимой щедрости Марка Скавра.

{4.7. Первый поединок гладиаторов датируется 264 г. до н. э. См.: Ливии. Периохи, 16.}

5.1. Никто никогда не видел позолоченную статую ни в Риме, ни в иной части Италии, до тех пор пока Марк Ацилий Глабрион не воздвиг таковую конную статую в храме Благочестия в память о своем отце, который построил этот храм в консульство Публия Корнелия Лентула и Марка Бебия

Тамфила по обету в знак победы при Фермопилах над царем Антиохом.

{5.1. Ср. Маний Ацилий Глабрион — дуумвир 181 г. до н. э. Победа над Антиохом была одержана в 191 г. до н. э. Ср.: Ливии, Х.40.34.5 и след. Благочестие — обожествленное понятие долга перед богами, отечеством, родителями.}

5.2. В течение многих столетий гражданское право было скрыто среди ритуалов и церемоний в честь бессмертных богов, и его знали лишь понтифики. Затем Гней Флавий, сын вольноотпущенника и писец, избранный к большому недовольству нобилитета курульным эдилом, сделал это право общественным достоянием и выставил на форуме календарь для всеобщего обозрения. Когда однажды он зашел навестить своего заболевшего коллегу, знать, заполнившая спальню, не предложила ему сесть. Тогда он приказал внести курульное кресло и уселся в нем, отомстив таким образом и за свою должность, и за пренебрежение к его личности.

{5.2. Сделал это право общественным достоянием — в 304 г. до н. э. См.: Цицерон. Письма к Аттику, VI. 1.8; Ливии, IX.46 и след. Календарь — доски с фастами, «чтобы народ знал, по каким дням можно вести тяжбы» (Ливии).}

5.3. Комиссия по ядам, прежде не известная ни римским нравам, ни законам, была учреждена после того, как вскрыли преступное деяние множества матрон. Они отравили своих мужей и были призваны к ответу благодаря сведениям, полученным от одной рабыни. Вплоть до ста семидесяти женщин были приговорены к высшей мере наказания.

{5.3. Это деяние датируется 331 г. до н. э. Подробнее см.: Ливии, VIII.18 и след.}

5.4. Коллегия флейтистов была предназначена для услады толпы на форуме, когда там совершались серьезные общественные и частные дела, при этом флейтисты носили маски и пестрые одеяния. Их сообщество имеет следующее происхождение. Однажды им запретили принимать пищу в храме Юпитера, как было принято с незапамятных времен, и они в негодовании удалились в Тибур. Сенат не мог допустить, чтобы священные обряды проходили без надлежащего управления, и через послов сообщил тибурцам, что флейтистам дозволено вернуться в римские храмы в знак особого к ним расположения. Когда же те стали упорствовать, для них было устроено праздничное пиршество, а затем их, сонных и опьяневших, посадили в повозки и доставили в Рим. Их прежние привилегии были восстановлены, как и право на их забавы. И с тех пор они носят маски, изображающие пьяную стыдливость.

5.5. Простота, с которой древние принимали пищу, — еще одно доказательство их достойной умеренности. Самые великие из них не дерзали завтракать или обедать в открытую. И не было у них никаких праздничных пиршеств, при виде которых народ бы краснел и опускал глаза. Они были до такой степени умеренны, что часто хлебу предпочитали кашу из полбы, — вот почему при священных обрядах они использовали сделанный из смеси муки и соли пирог, который зовется «мола», а полбу скармливали священным курицам при ауспициях. Они считали, что умилостивлять богов следует той же пищей, которую употребляли сами, и чем она проще, тем успешнее пройдет обряд.

5.6. Они почитали богов, чтобы снискать их благосклонность, а вот культ богини Лихорадки установили для того, чтобы уменьшить ее вредоносное воздействие, и воздвигали ей храмы, один из которых до сих пор сохранился на Палатине, другой — перед усыпальницей Мария, а третий — в возвышенной части Длинной улицы. В эти святилища обычно приносили лекарства для больных. Такой порядок был установлен, чтобы в какой-то степени смягчить душевные волнения людей. Но здоровье свое наши предки сохраняли с помощью самых очевидных средств, которым более всего доверяли, и бережливость была своего рода матерью их благополучия, врага роскошных пиршеств, чрезмерного винопития, невоздержанности в любовных связях.

6.1. Нечто близкое к строгости наших предков культивировали и спартанцы. Соблюдая суровые законы Ликурга, они долгое время отводили глаза от Азии, чтобы не попасть под влияние ее изощренного образа жизни. Они слышали, что именно из Азии происходят всяческие виды неумеренности и наслаждения и что ионийцы ввели в обиход умащивать себя благовониями и украшать венками за обедом да еще подавать вторые блюда — немалый стимул для роскоши. Поэтому совсем не удивительно, что люди, восхвалявшие труд и терпение, не желали, чтобы прочнейшие жизненные силы их родины расслаблялись и притуплялись под влиянием чужеземных наслаждений, ибо сознавали, насколько легко мужественности перейти в роскошь и насколько сложнее роскоши обратиться в мужественность. Да и их собственный полководец Павсаний показал, что эти страхи не лишены смысла. После выдающихся успехов, познакомившись с азиатским образом жизни, он, не краснея, променял свою храбрость на женственную утонченность азиатов.

{6.1. О Павсании см. рассказ Фукидида (1.130), ср.: Непот. Павсаний, 3.1: «Он пользовался царской утварью и носил мидийские наряды, таскал за собой телохранителей из мидийцев и египтян, задавал роскошные пиры по персидскому обычаю, вызывавшие негодование присутствующих, не допускал к себе посетителей, гордо отвечал, жестоко командовал» (пер. Н. Н. Трухиной).}

6.2. Войско этого государства не вступало в сражение, пока души воинов не впитают в себя теплоту бодрости под сопровождение флейт и стихов в ритме анапеста, ритме живом и быстром, побуждающем к стремительному натиску. Спартанцы носили в бою алые туники, чтобы скрыть кровь из ран не на ужас себе, но в расчете ошеломить врага.

{6.2. См. также: Цицерон. Тускуланские беседы, 11.37; Фукидид, V.70; Ксенофонт. Лакедемонская полития, XI.3 и след.}

6.3. Вслед за величественным воинским духом лакедемонян идут афиняне, самые опытные в мирных делах. У них безделье под видом тоски переместилось из потаенных мест на рыночную площадь, и какое бы преступное деяние ни обнаруживалось, оно вызывало разве что чувство стыда.

6.4. Самый древний и уважаемый орган власти в этом городе был Ареопаг, который обычно тщательно расследовал повседневные дела каждого афинянина, источники его заработка, а потому люди следовали добродетели, так как знали, что должны отчитываться за свой образ жизни.

6.5. Афиняне первыми ввели в обиход украшать достойных граждан венками, так, например, голова знаменитого Перикла — с венком из двух оливковых ветвей. Это — похвальный обычай, по отношению как к деянию, так и к человеку. А поскольку лучшая поддержка доблести — честь, Перикл заслужил право стать одним из тех, с кого началась эта традиция.

6.6. А вот еще одно установление афинян, достойное памяти. Неблагодарный вольноотпущенник, обвиненный своей бывшей госпожой, предпочел снять с себя право на свободу. Она же сказала ему: «Я не хочу, чтобы ты в моем лице обрел нечестивого гражданина и оценщика такого подарка и не могу заставить себя поверить в твою полезность для города, так как вижу, что злой умысел проник в твой дом. Давай-ка, иди отсюда и останься рабом, раз уж ты не умеешь быть свободным».

6.7. Также и массилийцы в смысле суровости исполнения своих обязанностей, следования обычаям предков, набожности удивительно напоминают римлян. Они позволяют себе трижды отменять отпуск на волю одного и того же человека, если обнаруживают, что последний трижды обманул своего хозяина. И они вовсе не думают, что могут ошибиться в четвертый раз, ибо считают, что содеянного трижды достаточно, чтобы уличить человека в преступных намерениях.

Это же сообщество представляет собой самого строгого хранителя суровости в том, что не разрешает мимам выходить на сцену, потому что темы их постановок большей частью запрещены законом, пусть даже никто не запрещает их смотреть. Закрыты ворота для тех, кто под предлогом религии ищет поддержку для праздности, ибо общество понимает, что всякое фальшивое или жульническое суеверие должно изгоняться.

А еще со дня основания города хранится там меч для умерщвления виновного. Меч уже покрылся ржавчиной и едва ли отвечает своему назначению, но это - знак того, что в мельчайших делах имеют значение памятники древних обычаев.

Кроме того, перед воротами там установлены два гроба. Из одного свозят на повозках к месту похорон тела вольноотпущенников, из другого - рабов, без всяких рыданий и воплей. Траур заканчивается в день похорон домашними жертвоприношениями и пиршеством для родственников и друзей. Для чего это устроено: чтобы удовлетворить людское страдание или вызвать ненависть к божественной силе за то, что она не желает делиться с нами своим бессмертием?

Яд в смеси с цикутой в этом сообществе охраняется и выдается лишь тому, кто представит Шестистам - так называется там сенат — убедительные доказательства того, что только смерть явится для него избавлением. Запрос сопровождается твердостью волеизъявления, дабы проситель убедил всех, что не намерен опрометчиво расстаться с жизнью, но хочет прибегнуть к мягким средствам, поскольку осознанно выбрал путь ухода. И тогда, сколь бы ни была враждебна судьба или сколь бы она ни благоприятствовала, каждый выбирает разумное основание либо для прекращения жизни, либо для ее продолжения, но в любом случае уход из жизни совершается по одобрению.

{6.7. Рассказ нигде более не зафиксирован.}

6.8. Я думаю, что этот обычай массилийцев заимствован не из Галлии, но из Греции, потому что наблюдал его на острове Кеос, где посетил город Юлид на пути в Азию вместе с Секстом Помпеем. Случилось так, что одна высокородная женщина очень преклонных лет, после того как объяснила согражданам, почему она хотела бы покончить с жизнью, решила прибегнуть к яду, причем сочла, что ее смерть станет более достославной в присутствии Помпея. Будучи носителем всех доблестей, этот достойный муж, преисполненный человечности, не мог оставить без внимания ее просьбу. Он посетил ее и обратился к ней с самой цветистой речью. Он долго и тщетно старался отвратить женщину от ее намерения, но в конце концов отчаялся. Она же, преодолевшая девятый десяток в здравом теле и разуме, улеглась на огромных размеров кровать более изящно, чем обычно, и, опершись на локоть, сказала: «Секст Помпей, пусть боги, от которых я ухожу, нежели тегж которым я направляюсь, вознаградят тебя за то, что ты не счел ниже своего достоинства побуждать меня к жизни и не отказался быть свидетелем моей смерти. Я-то сама всегда видела улыбающийся лик судьбы. И чтобы не увидеть ее нахмурившейся, я собрала остаток духа для счастливого завершения жизни, оставляя пережить меня двух дочерей и стайку внуков». И потом, дав наставления семье, чтобы она жила в согласии, женщина распределила свое имущество и, поручив старшей дочери исполнить обряды в честь домашних богов, недрогнувшей рукой приняла чашу, в которой был растворен яд. После возлияния Меркурию она призвала его руководить ею в ее спокойном путешествии к лучшему месту в подземном мире, а потом с чувством выпила роковой напиток. Затем женщина начала говорить, какие части тела постепенно цепенеют одна за другой, как это оцепенение охватывает ее внутренности и доходит уже до сердца, и все же она попросила, чтобы ее дочери исполнили последнюю обязанность и закрыли ей глаза. А нас, римлян, пораженных таким неожиданным зрелищем и преисполненных слезами, она отпустила.

{6.8. Секст Помпей — возможно, проконсул ок. 25 г. н. э.}

6.9. Однако вернемся к Массилии, от которой я немного отвлекся. Так вот, в этот город никто не может войти с оружием, но должен оставить его на хранение, а затем, при выходе из города, получить назад. Вот почему их гостеприимство столь расположено к иноземцам, но в то же время охраняет их самих.

6.10. Когда покидаешь их стены, сталкиваешься с одним древним галльским обычаем. Дело в том, что у них вошло в привычку давать в долг деньги, которые затем должны быть выплачены им в царстве мертвых, поскольку они уверены, что души людей бессмертны. Назвал бы я их глупцами, если бы был уверен, что они носят штаны, потому что и Пифагор носил паллий.

{6.10. Здесь речь идет о переселении душ, что утверждал Пифагор и во что верили галлы. См.: Цезарь. Записки о Галльской войне, VI. 14.5: «Больше всего стараются друиды укрепить убеждение в бессмертии души: душа, по их учению, переходит после смерти одного тела в другое; они думают, что эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость» (пер. М. М. Покровского). См. также Лукан 1.454-457.}

6.11. Философия галлов жадная и ростовщическая, у кимвров и кельтиберов она проворная и крепкая. Они ликуют в сражении, в преддверии славной и счастливой жизни, но горько рыдают в болезнях, словно готовятся к смерти в бесчестье и несчастье. Кельтиберы даже считали нечестием, если они выживали в битве, где погибал полководец, за которого они давали обет заплатить жизнью. Особенно похвальным у того и другого народа было присутствие духа, — они считали, что безопасность отчизны поддерживается храбростью, а дружба должна быть преданной и непоколебимой.

{6.11. Ср.: Плутарх. Серторий, 14: «По испанскому обычаю, если какой-нибудь вождь погибал, его приближенные должны были умереть вместе с ним — клятва поступить таким образом называлась у тамошних варваров "посвящением"» (пер. А. П. Каждана). О том же обычае у аквитанцев: Цезарь. Записки о Галльской войне, III.22.3; у германцев: Тацит. О происхождении германцев, 14.2: «... Выйти живым из боя, в котором пал вождь, — бесчестье и позор на всю жизнь...» (пер. А. С. Бобовича).}

6.12. Народ фракийцев заслуживает похвалы за свою мудрость, поскольку у них в обычае дни рождения отмечать со слезами, а похороны с радостью. Без всяких наставлений со стороны ученых мужей они сознают правдивую природу нашего жребия. И прочь отсюда, сладость естественной жизни, которая принуждает страдать, если нельзя отыскать ничего более счастливого и благословенного, нежели конец жизни в сравнении с ее началом.

6.13. И в общем правильно поступают ликийцы, когда во время траура облачаются в женские одежды, потому что, утомленные неприглядностью собственного одеяния, они стремятся таким образом быстрее преодолеть никчемную скорбь.

{6.13. Об этом обычае см.: Плутарх. Моралии, 113А.}

6.14 Но зачем же мне все время восхвалять за подобное благоразумие только храбрейших мужей? Давайте-ка взглянем на индийских женщин. По национальному обычаю у мужчины имеется много жен, и после смерти мужа они собираются для споров насчет того, кого из них он больше любил. Ликующая победительница, провожаемая родственниками и друзьями, с радостным лицом восходит на погребальный костер Мужа и сгорает вместе с ним как счастливейшая из женщин. А проигравшие со скорбью и печалью остаются жить. Поставь в середину дерзость кимвров, добавь веру кельтиберов, соедини с бесстрашной мудростью фракийцев, прибавь сюда еще умело найденный способ избавляться от скорби у ликийцев, и все равно ничто из этого ты не сможешь поставить над индийским костром, когда супружеское благочестие влечет к немедленной смерти, как будто возводит на брачное ложе.

{6.14. См. также: Цицерон. Тускуланские беседы, 5.78.}

6.15. Теперь я бы упомянул здесь о безнравственности пунийских женщин, тем более постыдной в сравнении. В городе Сикка имеется храм Венеры, где собираются матроны и откуда отправляются продаваться за деньги, смешивая честное супружество с бесчестными связями.

{6.15. Скорее всего имеется в виду культ Астар-ты. Город Сикка известен также под названием Новая Цирта, или Цирта. О храмовой проституции писали многие авторы, в частности см.: Элиан. Пестрые истории, IV. 1.}

6.16. А вот у персов в ходу похвальный обычай: не смотреть на своих детей, пока тем не исполнится семь лет, чтобы легче перенести их возможную утрату.

{6.16. Геродот (1.136) по этому поводу указывает возраст в 5 лет, Страбон (733) — 4 года.}

6.17. И не следует порицать нумидийских царей, которые, по своему национальному обычаю, не должны целовать никого из смертных. Кто бы ни находился на вершине, для большего уважения он должен быть свободным от всякой низкой и истертой привычки.

{6.17. Упоминание об этом- нигде более не встречается.!}

О ВОЕННОМ ДЕЛЕ

7. Предисловие. Теперь я перехожу к украшению и опоре Римской империи, сохранившейся в нетронутом виде вплоть до нашего времени благодаря здравой непреклонности, — к самым твердым узам военной науки, в недрах и под защитой которой пребывает в безмятежном и спокойном мире наше государство.

7.1. Публий Корнелий Сципион, получивший за разрушение Карфагена имя деда, будучи консулом, отправился в Испанию, чтобы сокрушить кичливую гордость города Нуманции, особенно расцветшую благодаря ошибкам предшествующих командующих. По прибытии в лагерь он немедленно распорядился, чтобы все предметы роскоши были собраны и убраны. Стало очевидным, что лагерь наполнен всякими торговцами и менялами да еще двумя тысячами проституток. Когда наше войско было очищено от этой грязной и постыдной водицы, оно, еще недавно запятнавшее себя страхом перед смертью и позорным договором, воспряло и с возвратившейся отвагой сокрушило храбрую Нуманцию, сравняв город с землей. Таким образом, пренебрежение военной дисциплиной привело к жалкому пленению Манцина, а восстановление последней -к блистательному триумфу Сципиона.

{7.1. См. также: Ливии. Периохи, 57 и след.}

7.2. Метелл действовал своим методом. Приняв в качестве консула командование над африканской армией в Югуртинской войне после купленной снисходительности Спурия Альбина, всеми орудиями власти он восстановил прежнюю воинскую дисциплину. Он не стал хвататься за отдельные части непорядка, но все вместе привел в надлежащее состояние. Он немедленно выгнал из лагеря менял и запретил выставлять на продажу всяческие яства. Он распорядился также, чтобы в походе ни один солдат не пользовался помощью рабов или вьючных животных, но сам нес свое оружие и продукты. Он стал часто перемещать лагерь, окружая его валом и рвом улучшенной конструкции, поскольку Югурта всегда оказывался неподалеку. И к чему привели восстановленная стойкость и обновленное усердие? Верно, к многочисленным победам над врагом, чью спину, однако, так и не довелось увидеть ни одному воину под командованием столь тщеславного полководца.

{7.2. Ср.: Саллюстий. Югуртинская война, 44 и след. В 109 г. до н. э. Метелл чуть было не захватил царя Югурту, но тот сумел ускользнуть и вообще действовал успешнее, благодаря стремительности и внезапности, хотя и уступал в открытом бою.}

7.3. И люди, которые внесли вклад в воинскую дисциплину, не колебались перед необходимостью отомстить и наказать нарушителей ее, не считаясь с семейными узами, даже если навлекали позор на свои семьи. Так, консул Публий Рупилий в войне, которую он вел против беглых рабов на Сицилии, приказал своему зятю Квинту Фабию покинуть эту провинцию за то, что тот по небрежности потерял крепость Тавромений.

{7.3. В войне... против беглых рабов на Сицилии.... — имеется в виду первое Сицилийское восстание рабов 136-132 гг. до н. э.}

7.4. Гай Котта наказал плетьми и поставил служить простым пехотинцем своего кровного родственника Публия Аврелия Пекуниолу, ответственного за осаду Липары, когда тот перешел в Мессену за новыми ауспициями, в результате чего лагерный вал был подожжен, а сам лагерь почти захвачен.

{7.4. Пример более нигде встречается, кроме краткой записи у Фронтина (IV.1.131), заимствованной у Максима.}

7.5. Цензор Квинт Фульвий Флакк изгнал своего брата и преемника Фульвия из состава сената за то, что тот без приказа консулов осмелился отослать домой легион, в котором состоял в должности военного трибуна. Подобные примеры не заслуживали бы даже краткого отклика, если бы я не находился под впечатлением более серьезных историй. Ибо что сложнее: на основании общественного наследия и фамильных портретов отдать приказ о неправедном возвращении на родину или наносить болезненные удары розгами по общему семейному имени, восходящему к древнему предку, и нахмурить цензорские брови в ответ на братскую любовь?

{7.5. Цензор в 174-173 гг. до н. э.}

7.6. Однако наш Город, заполнивший весь круг земель удивительными примерами разного рода, получил из лагеря топоры, сочащиеся кровью полководцев, и чтобы наказание за нарушение воинского порядка было ощутимо, топоры эти на публике сверкали, в частной жизни означали траур, а в целом воспринимались нейтрально, так что было непонятно, какое значение они имели прежде всего – восторг или скорбь. Поэтому, Постумий Туберт и Манлий Торкват, строжайшие охранители воинской дисциплины, я сомневаюсь, могу ли рассказать о вас, ведь ваша слава значительно перевешивает мои скромные возможности представить вашу доблесть в надлежащем свете. Вот ты, диктатор Постумий, — у тебя был сын. Ты его породил, чтобы продолжить свой род и соблюдать сокровенные священные обряды, ты впитывал его детский лепет, осыпая его поцелуями, ты учил его грамоте, пока он был ребенком, обращению с оружием, когда он стал юношей, причем безупречным, храбрым, любящим тебя точно так же, как и свою родину. И вот он, по своему побуждению, но без твоего разрешения покинул свое место в строю, одолел врагов, и ты его, победителя, приказал обезглавить; я понимаю, что твоя власть оказалась важнее отцовского голоса, но я также понимаю, что твои глаза не смогли бы выдержать зрелище мощного напряжения твоей души. Ты поступил, как Торкват, консул в Латинской войне, который приказал ликтору схватить его сына и забить, словно жертвенное животное. А твой сын, между тем, возвратился победителем, когда, вызванный на бой Гемином Месцием, вождем этрусков, одолел его, но, правда, без твоего ведома. И ты предпочел лишиться сына, нежели допустить, чтобы родина лишилась воинской дисциплины.

{7.6. Постумий — диктатор в 458 г. до н. э. Ливии (IV.29.6) не очень доверял этому рассказу: «Этому верить и не хочется, и не следует, ибо есть и другие мнения, опровержением же служит то, что мы называем такую суровость Манлиевой, а не Постумиевой...» (пер. Г. Ч. Гусейнова). Тит Манлий Торкват, консул 374 г. до н. э., казнил своего сына за неповиновение на поле сражения (Ливии, 8.7).}

7.7. А теперь давайте задумаемся о высоте духа диктатора Луция Квинкция Цинцинната. Так что же? После того как он сокрушил в бою эквов и прогнал побежденных под ярмом, он принудил Луция Минуция сложить с себя консульские полномочия только потому, что его лагерь окружили те же самые враги? Правильно, у него был человек, недостойный высшего командования: ров и вал лагеря сумели защитить, но он даже не почувствовал стыда за то, что римское оружие было от страха зажато внутри лагеря. Что ж, поэтому двенадцать фасций, которые за высочайшую славу дарует сенат, сословие всадников и вообще весь народ и которые признаны и в Лации, и во всей Италии, оказались разбиты и сброшены, по усмотрению диктатора. И какой бы вред ни остался безнаказанным для воинской славы, но уж консул, виновник всех проступков, был наказан заслуженно. Так вот, Марс, отец нашей империи, когда злодеяния людей привели к отклонению от твоих ауспиций, только искупительные жертвы, если можно их так назвать, заставили ввести строгий надзор за родством по женитьбе, кровным и братским родством, гибелью сыновей, постыдным сложением консульских полномочий.

{7.7. Цинциннат был диктатором в 458 г. до н. э. См.: Ливии, III.29.2 и след.}

7.8. Следующий пример — того же порядка. Начальник конницы Квинт Фабий Руллиан осмелился нарушить приказ диктатора Папирия и повел войска на врагов. Папирий приказал подготовить его к наказанию розгами, и ликторы уже сорвали с него одежду. А ведь он сокрушил самнитов и возвратился в лагерь, но ни его доблесть, ни успех, ни знатность не смягчили диктатора. Невероятное зрелище! Руллиан, начальник конницы, победитель, в разодранной ликторами одежде был подвергнут избиению плетьми, так что победа, достигнутая им в бою, оказалась обесчещенной, а к полученным им кровавым ранам добавились новые, от ударов. Войско, уступившее его мольбам, дало ему возможность оправиться в Рим, где он напрасно взывал к сенату о помощи, в то время как Папирий настаивал на жестоком наказании. Даже его отец, который и сам был диктатором и трижды консулом, обратился к народу и попросил заступничество у народных трибунов. Но и это обстоятельство не заставило Папирия смягчить свою свирепость. И только когда уже весь народ и народные трибуны обратились к нему с увещеванием, он согласился отменить приговор, но не ради Фабия, а подчиняясь власти народа и трибунов.

{7.8. Папирий был диктатором в 325 г. до н. э. Подробно эта история рассказана Ливием (VIII.30-36 и след.)..... Его отец — Марк Фабий Амбуст был консулом в 360, 356 и 354 гг. до н. э. и диктатором в 351 г.}

7.9. Вот и Луций Кальпурний Пизон, сражавшийся с беглыми рабами на Сицилии, использовал такие способы унижения достоинства префекта, когда Гай Тит, префект конницы, был окружен превосходящими силами врагов и сдал оружие. Пизон приказал, чтобы тот на протяжении срока службы находился при палатке полководца от рассвета до заката, босой, одетый в плащ с обрезанной бахромой и тунику без пояса. Он также запретил ему вступать в общение с людьми, принимать ванну, отнял у него конные турмы, которыми тот командовал, и перевел их в распоряжение вспомогательных отрядов пращников. Этим Пизон хотел показать, что те, которые, цепляясь за жизнь, упустили возможность установить трофеи в знак победы над рабами, более всего заслуживавших креста, те, которые не залились краской стыда, когда рабские руки протащили под ярмом их свободу, заслуживают познать горечь жизни и молиться о смерти как мужчины, а не страшиться ее как женщины.

{7.9. 133 г. до н. э. Турма — отряд из 30 всадников.}

7.10. Не менее строгим, чем Пизон, оказался Квинт Метелл. Когда он воевал в Контребии, пять когорт, поставленных им в надлежащем месте, покинули его под натиском врагов. Метелл приказал им немедленно атаковать эту позицию и не потому, что надеялся ее вернуть, но чтобы наказать воинов за отступление, подвергнув их опасности открытой битвы. Он также объявил во всеуслышание, что тот, кто вернется в лагерь, будет сочтен врагом и убит. Устрашенные такой суровостью воины, хотя тела их были уже измучены, а души отчаялись, сумели преодолеть неровности места и сокрушить множество врагов. Так необходимость победила человеческую слабость.

{7.10. Македонская война 143 г. н.э.}

7.11. В той же провинции Квинт Фабий Максим, желая ослабить и сокрушить дух воинственного народа, заставил свою милосерднейшую природу обрести строгость и даже жестокость, оставив на время добросердечие. Всем, кто дезертировал из римских рядов к врагу, но был схвачен, он велел отсечь руки, чтобы их изувеченные за измену конечности внушали ужас остальным. И вот эти отделенные от тел руки, разбросанные на окровавленной земле, действительно явились грозным предупреждением для других воинов, так что те даже и не дерзали совершить подобный проступок.

{7.11. Максим воевал в Македонии в 141-140 гг. до н. э.}

7.12. Никто не мог превзойти в мягкости старшего Сципиона Африканского. Однако для укрепления воинской дисциплины он не задумываясь привлек совершенно чуждую ему жесткость. Когда он захватил Карфаген и к нему доставили всех тех, кто дезертировали из наших войск к карфагенянам, Сципион гораздо более жестоко расправился с римскими перебежчиками, нежели с латинскими: первых он распял, как беглых рабов, покинувших свою страну, вторых обезглавил, как нарушивших союзническую присягу. Я не буду в дальнейшем возвращаться к его поступку, потому что это дело Сципиона и потому что нет нужды оскорблять римскую кровь, испытавшую наказание для рабов, пусть даже и заслуженное, и лучше мне перейти к деяниям, о которых надлежит рассказать без ущерба для национального чувства.

7.13. Сципион Африканский Младший после низвержения Пунийской империи бросил дезертиров — не римлян, а других национальностей — к диким зверям на публичных представлениях.

{7.13. 146 г. до н. э. См.: Ливий. Периохи, 51.}

7.14. И Луций Павел после победы над царем Персеем уложил жителей той же страны, виновных в том же преступлении, перед слонами, чтобы те их растоптали. Полезнейший пример, если только обсуждать деяния выдающихся людей со смирением, без упреков в высокомерии. Все потому, что воинская дисциплина требует жесткости и сурового наказания, ибо сила в оружии, которое, если не отклонится с верного пути, будет побеждать, пока не окажется побежденным.

{7.14. 168 г. до н. э. Сообщение нигде более не фиксируется.}

7.15. Теперь самое время рассказать о мерах, которые принимали не отдельные лица, но сенат в целом для поддержки и защиты воинских установлений.

Луций Марций, военный трибун, с поразительным рвением собрал рассеянные остатки армий Публия и Гнея Сципионов, сраженных пунийским оружием и с одобрения воинов, был назначен их полководцем. Свое донесение в сенат он начал словами: «Луций Марций, пропретор». Отцы-сенаторы не одобрили присвоение и использование им таковой должности на том основании, что полководцы, по обычаю, назначались решением всего народа, но не солдатами. Конечно, в связи с серьезным кризисом, вызванным военными потерями, даже и военный трибун мог воспользоваться некоей лестью, хотя только он один был способен отстоять права всего государства. Но никакое бедствие, никакие заслуги не могли оказаться выше воинской дисциплины.

Сенаторы вспомнили, какую душевную жесткость проявили их предки во время Тарентинской войны, когда могущество всей республики было поколеблено. Они получили в свое распоряжение большое число пленных, отпущенных царем Пирром, и постановили следующее: те из них, которые служили в кавалерии, переходят в пехоту, а бывшие пехотинцы приписываются к вспомогательным отрядам пращников, и чтобы никто из них не смел разбить палатку в лагере и не окружил валом и рвом любое назначенное им место вне лагеря, и вообще никаких палаток, сделанных из шкур. А к прежнему роду службы каждый из них мог вернуться только после доставки доспехов, снятых с двух врагов. Устрашенные этими карами, они из безобразных должников Пирра превратились в самых сильных его врагов.

Точно так же гнев сената обратился против тех, которые опозорили республику при Каннах. Находясь под тяжестью своего постановления о могилах погибших, они получили письмо от Марка Марцелла с просьбой разрешить ему использовать уцелевших солдат при осаде Сиракуз. Ему ответили, что те недостойны возвратиться в свои лагеря, впрочем, разрешили ему сделать все, что, по его мнению, пойдет на благо государства, но чтобы никто из солдат не был освобожден от военного дела, не получал награды и не возвращался в Италию, пока здесь находятся враги. Вот так доблесть по обыкновению презрела малодушие.

Посмотрим теперь, как тяжело реагировал сенат, когда солдаты позволили погибнуть консулу Луцию Петилию, храбро сражавшемуся против лигуров. Было решено приостановить ежегодную выплату легиону, так же как и все прочие выплаты, потому что солдаты не подставили себя копьям врагов, чтобы закрыть своего полководца. Этим же декретом было решено воздвигнуть Петилию величественный памятник на века, под которым захоронить его прах, чтобы прославить величие смерти на поле боя.

А вот как презрительно сенат отверг предложение Ганнибала о выкупе шести тысяч пленных римлян, содержащихся в его лагере. Сенаторы отказались, сознавая, что такое большое число вооруженных и вполне дееспособных воинов ни за что не попали бы бездарно в плен, если бы собирались умереть с честью. И вот тут я не знаю, что для них стало большим позором: что отчизна на них не надеялась, или что враги их не боялись, — между первым и вторым мнением разница небольшая.

Много раз сенат показал себя жестким и бдительным в отношении воинской дисциплины. Показателен такой случай. Солдаты, которые во время бесчестной войны захватили Регий и после смерти полководца Юбеллия избрали своим начальником его писца Марка Цезия, были брошены в тюрьму. Когда же народный трибун Марк Фурий объявил, что наказание, по обычаю предков, не может налагаться на римских граждан, решение все же не отменили. И постановили каждый день бить плетьми и казнить отсечением головы пятьдесят человек, тела их не хоронить, а смерть не оплакивать.

{7.15. Рассказ о Марций (211 до н. э.) см. у Ливия (XXVI.2). Эпизод Тарентинской войны относится к 279 г. до н. э. Подробный рассказ о Марцелле см. у Ливия (XXV.5.10-XXV.7.4). Пример с письмом (или с двумя письмами) относится к 212 г. до н. э., когда воины, уцелевшие при Каннах, по решению сената были сосланы на Сицилию. О Петилий см. у Максима (1.5.9) и Фронтина (IV.1.46), заимствовавшего рассказ Максима. См. подробный рассказ Ливия о предложении Ганнибала в 216 г. до н. э. (XXII.58.6-XXII.61.10). Ливии отмечает, что существуют разные версии этого события: см., например: Аппиан. Войны с Ганнибалом, 28.118 и след. История с Юбеллием и Цезием — 282 г. до н. э. Марк Фурий — случай, по-видимому, относится к 264 г. до н. э.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Деятельность отцов-сенаторов еще покажется мягкой, если мы захотим внимательно присмотреться к жестокости карфагенского сената по поводу военных дел. По его решению полководцы, неправильно проводившие кампанию, приговаривались к распятию, даже если судьба была к ним благосклонна. То есть их успехи приписывались помощи богов, а неудачи считались их собственными огрехами.

{Внешний пример 1. О том же обычае сообщает Ливии (XXXVIII.48.13).}

Внешний пример 2. Клеарх, спартанский полководец, поддерживал воинскую дисциплину примечательными, раз за разом повторяемыми словами: полководца должны больше бояться свои воины, нежели враги. Тем самым он внушил солдатам простую мысль: если сомневаешься, отдать ли свою жизнь в бою, лишишься ее при наказании. Это стало чем-то вроде лозунга, который внедрялся спартанцам еще дома, до сражения. Этого вполне достаточно для чужеземных сведений, тем более что мы можем привести и наши собственные примеры, более изобильные и плодотворные.

{Внешний пример 2. О Клеархе см. также: Ксенофонт. Анабасис, II.6.10.}

ЗАКОНЫ О ТРИУМФАХ

8. Предисловие. Ревностно соблюдаемая воинская дисциплина обеспечила власть римлян над всей Италией, над многими городами, великими царями, могущественными народами, воротами Понтийского пролива, уничтоженными границами в Альпах и Таврии, и превратила маленькое поселение Ромула в вершину всего круга земель. Все триумфы пребывают в недрах воинской дисциплины, так что приступаю к изложению законов о триумфах.

8.1. Многие полководцы желали быть награжденными триумфом даже за пустячные сражения. Чтобы им противостоять, был принят закон, согласно которому право на триумф даровалось лишь тому, кто уничтожит в одном сражении не менее пяти тысяч врагов. Ибо наши предки полагали, что украшение нашего Города — не число триумфов, но их слава. Менее знаменательный закон о награждении лавровыми венками был забыт, но затем поддержан другим законом, внесенным народными трибунами Луцием Марием и Марком Катоном. Согласно ему, подлежали наказанию те полководцы, которые отваживались в официальном донесении сообщать сенату неверное число убитых врагов или пропавших граждан: от них требовалось немедленно по прибытии в Город поклясться перед квесторами, что записанные ими для сената данные о тех и других верны.

{8.1. Дата принятия закона насчет пяти тысяч неизвестна. Закон Мария и Катона — 62 г. до н. э.}

8.2. После этих законов есть смысл рассказать о судебном процессе, на котором триумфальное право оспаривалось и победило в прениях между самыми высокопоставленными людьми. Консул Гай Лутаций и претор Квинт Валерий уничтожили крупный пунийский флот близ Сицилии, и в связи с этим сенат постановил предоставить триумф консулу Лутацию. Когда же Валерий запросил для себя то же право, Лутаций ответил, что нечестиво для триумфа ставить на один уровень более высокую и более низкую ветви власти. Дебаты настойчиво продолжались. Валерий призвал Лутация к торжественной клятве, что пунийский флот действительно был уничтожен под его командованием. Лутаций не колеблясь подтвердил это. Судьей в их споре был назначен Атилий Калатин, и при нем Валерий сообщил, что раненый консул все сражение пролежал на носилках, а ответственность за командование принял на себя он. Тогда Калатин, прежде чем Лутаций поведал свою версию, сказал: «Ответь, Валерий, если вы двое, имея разные мнения, спорите насчет того, кому следует приписать успех битвы, то как по-твоему, что ценится выше: команды консула или претора?» Валерий ответил, что он не оспаривает первенство консульских полномочий. «А теперь так, — сказал Калатин, — допустим, ты получил два взаимоисключающих предсказания, какому из них ты скорее последуешь?» «Конечно, консульскому», — ответил Валерий. «Вот теперь понятно, — сказал Калатин, — раз уж я взялся рассудить вас насчет того, чьи команды и предсказания первичны, и ты признался, что в обоих случаях консульские, для меня сомнений не осталось. Поэтому, Лутаций, хотя ты еще ничего не сказал, я склоняюсь в твою пользу». Удивительным образом был решен этот открытый спор: судья добился права высочайшей чести для более достойного Лутация, но и на Валерия не легло пятно бесчестия, хоть он и домогался награды за храбрую и успешную битву не совсем законным путем.

{8.2. Победа Лутация и Валерия — 242 г. до н. э.}

8.3. А вот что делать с Гнеем Фульвием Флакком, который презрительно отверг столь желанную честь триумфа, предоставленного ему сенатом за успешные военный действия? Можно сказать, что он не ожидал большего, по сравнению с тем, что случилось. Ибо, как только он вошел в Город, его подвергли общественному суду и изгнали. Так что своим высокомерием он оскорбил религиозные чувства, а вину искупил наказанием.

{8.3. 212 г. до н. э. См.: Ливии, XXVT.2.7.}

8.4. Более мудрыми оказались Квинт Фульвий, захвативший Капую, и Луций Опимий, заставивший сдаться жителей Фрегелл, когда обратились к сенату с просьбой о триумфе. Обоим было чем гордиться, но ни один не достиг желаемого, и не из-за ревностного отношения сената к этому делу и нежелания допустить в курии подобное, но в силу четкого следования закону, который предполагал награждение триумфом только в случае расширения границ государства, а не возвращения того, что ранее принадлежало римскому народу. В этом есть существенное различие: прибавить что-либо или вернуть то, что было отобрано, подобно тому как есть разница между началом благодеяния и концом несправедливости.

{8.4. Капуя — 211, Фрегеллы -125 гг. до н. э.}

8.5. И в самом деле, закон, о котором я говорю, так тщательно соблюдался, что триумфа не были удостоены ни Публий Сципион, возвративший Испанию, ни Марк Марцелл, захвативший Сиракузы, потому что они были посланы вести военные действия без каких-либо полномочий магистратов. Надо, конечно, одобрить охотников за славой, которые заслужили всяческую похвалу в виде лавровых ветвей, сорванных их проворными руками на безлюдных горах, или носов пиратских кораблей: Испания была вырвана из Карфагенской державы, от нее же были отрезаны Сиракузы, главный город Сицилии, но и они не могли стать основанием для триумфальных колесниц. И о каких людях идет речь! Сципион и Марцелл — их имена сами по себе бесконечный триумф. Но хотя сенат охотно короновал бы их, более суровые защитники правды и доблести, несущие на своих плечах благо нашей отчизны, сочли, что лавры следует сохранить для более законного деяния.

{8.5. По Ливию (XXVI.21.1-4), Марцелл все же был удостоен овации — «малого триумфа». По поводу Сципиона Ливии говорит, что «до сего дня ни один человек, не занимавший еще должностей, триумфа не получал» (XXVIII.38.4, пер. М. Е. Сергеенко).}

8.6. Добавлю еще одно. По обычаю, военачальник, готовящийся к триумфу, приглашал на обед консулов, но потом просил отказаться от приглашения, так как в день триумфа никто из высших магистратов не мог сидеть за столом военачальника.

8.7. Однако ни один человек, даже принесший знаменательную пользу республике в гражданской войне, не мог на этом основании быть удостоен ни титула «император», ни благодарственных молений, ни триумфальной колесницы, ни овации, потому что такие победы расценивались как печальные, хотя и необходимые, но обязанные крови соплеменников, а не внешних врагов. Так плачевно выглядели Назика и Опимий, когда устроили резню сторонников Тиберия и Гая Гракхов. Когда Квинт Катул разгромил своего коллегу Марка Лепида со всеми мятежниками, он вернулся в город с выражением сдержанной радости на лице. Гай Антоний, победивший Катилину, принес в лагерь уже вытертые мечи. Луций Цинна и Гай Марий со страстью глотали кровь своих соплеменников, это правда, но и они не спешили тотчас к храмам и алтарям богов. Даже Луций Сулла, который выиграл больше гражданских войн, чем кто-либо другой, и чьи победы были более жестокими и кичливыми в сравнении с другими, когда праздновал триумф после установления и укрепления своей власти, пронес в процессии изображения множества городов Греции и Азии, но ни одного римского. Досадно и отвратительно выставлять напоказ беды республики. Никому сенат не вручал лавровый венок, и никто не испрашивал его для себя, если лавр был залит слезами. Но руки тянулись к дубовому венку, которым награждали за спасение жизни соотечественника. Им в знак вечного триумфа был украшен косяк двери во дворце Августа.

{8.7. Ряд примеров по поводу побед в гражданских войнах см.: Цицерон. Филиппики, XIV.22-24. Строго говоря, венок из дубовых листьев давали за спасение жизни полководца.}

О ЦЕНЗОРСКОМ ЗНАКЕ

9. Предисловие. От лагерной дисциплины и внимательного рассмотрения военной системы я хотел бы перейти к цензорам, учителям и хранителям мира. Если богатство римского народа выросло до столь высокого уровня благодаря доблести полководцев, то честность и воздержанность поддерживались пристальной опекой цензоров, чьи достижения вполне сравнимы с военной славой. Что толку в приятной чужой земле, если жизнь дома нехороша? Можно захватывать города и народы, накладывать руки на царства, но лишь до тех пор пока на форуме и в сенате твердо соблюдаются обязанности и скромность, в противном случае огромные, уже доставшие до неба приобретения не будут покоиться на твердом основании. Потому-то нашей целью станет понимание и, более того, описание проявлений цензорской власти.

9.1. Цензоры Камилл и Постумий велели людям преклонного возраста и при этом холостякам вносить в казну некоторые суммы медными монетами в качестве штрафа. Они заслужили и второе наказание, потому что осмелились выступить против заслуженного установления, и им высказали такой упрек: «Природа пишет для вас закон: раз уж вы родились, то и вы должны рождать. Вскормив вас, родители приучили вас к почитанию и обязали вас воспитать и внуков. К этому надо добавить, что вы получили подарок судьбы в виде столь долгой задержки по отношению к этому обязательству, в течение этого времени вы безрассудно тратили ваши годы, избегая именоваться мужем или отцом. Так вот, идите и распутайте эти ветви, полезные для многочисленного потомства».

9.2. Суровости Камилла и Постумия последовали цензоры Марк Валерий Максим и Гай Юний Бубулк Брут, правда, суровости иного рода. Они изгнали Луция Анния из состава сената за то, что тот развелся с молодой женой, не пригласив на совет никого из друзей. Возможно, это было даже более серьезное преступление, поскольку здесь священными требованиями брака просто пренебрегли, что считалось вредоносным. Поэтому лучшее суждение цензоров заключалось в том, чтобы счесть его недойным входить в курию.

{9.2. Случай датируется 307 г. до н. э. Анний, возможно Антоний, ближе не известен.}

9.3. Подобным образом поступил Марк Порций Катон с Луцием Фламнием, вычеркнув его из списка сенаторов, потому что у себя в провинции тот обезглавил преступника, выбрав для этого такое время, чтобы женщина, в которую он был влюблен, могла бы взирать на это. Возможно, Катона немного удержало консульское звание, которое тот носил, а также авторитет его брата, Тита Фламиния. Но, будучи и цензором, и Катоном, он дал двойной образчик суровости и постановил, что Фламний заслуживает даже большего наказания, ибо запятнал величие высочайшего достоинства столь мерзким деянием, и что пусть теперь к его фамильным портретам добавятся изображения глаз проститутки, наслаждавшейся видом человеческой крови, и молящие руки царя Филиппа.

{9.3. Рассказ Ливия (XXXIX.43) датирует это событие 184 г. до н. э. О том же дважды упоминает Плутарх (Катон Старший, 17; Фламиний, 18).}

9.4. Что же сказать о цензорстве Фабриция Лусцина? Каждое поколение рассказывало и еще будет рассказывать, как Корнелий Руфин, прошедший через два консульства и диктаторство при всеобщем уважении, не был причислен к сенаторскому сословию, потому что собрал у себя десять фунтов серебряных сосудов, показав тем самым тягу к роскоши и дурной пример. Мне кажется, что сами писания нашего столетия вызывали изумление, когда рассказывали о такой суровости, и можно было даже решить, будто в них описаны дела какого-то другого города, но не нашего. Поскольку трудно поверить, что в нашем Городе какие-то десять фунтов серебра были расценены как чрезмерное состояние, вызывающее зависть.

{9.4. О Руфине см.: Ливии. Периохи, 14.}

9.5. Цензоры Марк Антоний и Луций Флакк изгнали из сената Дурония, потому что он, будучи народным трибуном, отозвал закон, ограничивающий расход денег на пиры. Замечательная причина для знака! И как же нахально этот Дуроний взобрался на ростральную колонну и возгласил оттуда следующее: «На вас накинули узду, квириты, еще вполне терпимую. Вы связаны и ограничены горькими оковами рабства. Закон этот был задуман для того, чтобы заставить вас стать бережливыми. Так давайте же отзовем это властное правило, отдающее ржавчиной суровой древности. Откуда, в самом деле, взяться свободе, если страждущим не дозволяется умереть в роскоши?»

КНИГА III

О ПРИРОДНОМ ХАРАКТЕРЕ

1. Предисловие. Я собираюсь рассказать о «колыбели» и элементах доблести и буду ссылаться на образцы природного характера, прослеживая их развитие во времени вплоть до высшей точки славы.

1.1. Еще мальчиком Марк Эмилий Лепид вступил однажды в бой, убил врага и спас своего соратника. В знак этого памятного деяния на Капитолии, по решению сената, была поставлена ему статуя с надписью, спрятанной в медальоне, на случай, если кто вдруг сочтет, что, хотя он уже достаточно проявил себя как взрослый, но еще недостоин официальных почестей. И вот так Лепид быстро преодолел порог взрослой храбрости и возвратился с поля боя с двойной похвалой, которую едва дозволяли его годы. Потому что враждебное оружие, выхваченные из ножен мечи, летающие повсюду копья, шум приближающейся конницы, вообще стычка сражающихся сторон вызывает ужас у подрастающего поколения. И среди всего этого юность рода Эмилиев была увенчана венком и обрела военную добычу.

1.2. Не лишен был этого духа и Марк Катон. Он воспитывался в доме дяди, Марка Друза. Тот был народным трибуном, и как-то раз к нему пришли латины и стали просить о праве римского гражданства. Квинт Поппедий, их вождь и гость Друза, попросил Катона, чтобы тот замолвил слово перед дядей по этому поводу. Катон жестко ответил, что он не станет этого делать, и остался непреклонным, и даже когда его попросили второй и третий раз, по-прежнему был непреклонен. Тогда Поппедий взял его на руки, отнес под крышу дома и пригрозил, что если тот не согласится выполнить просьбу, он его сбросит. Но даже это не произвело никакого впечатления на мальчика. И тогда вырвались у Поппедия такие слова: «Какое счастье для нас, латины и союзники, что он еще слишком мал, ибо, будь он сенатором, мы бы даже и не надеялись на гражданство». Вот в таком нежном возрасте Катон уже ощущал тяжесть, которая лежит на плечах сенаторов, а потом, уже сам став сенатором, с непреклонностью отказывал латинам в их запросах по поводу гражданства.

Однажды он же, носящий юношескую тогу, пришел в дом Суллы, чтобы выразить свое почтение, и вдруг увидел головы проскрибированных, принесенные в атрий. Он был потрясен этим и спросил своего педагога по имени Сарпедон, почему не найдется никого, кто уничтожил бы столь жестокого тирана. Тот ответил, что люди испытывают нужду не в воле, но в удобном случае, поэтому его, Суллу, охраняет большой отряд воинов. Тогда Катон стал просить Сарпедона дать ему меч, чтобы он смог легко убить Суллу, который, по обыкновению, возлежал на ложе. Педагог, знавший нрав Катона, устрашился его предложению и впредь внимательно обшаривал его, прежде чем вести к Сулле. А мальчик, увидев это обиталище жестокости, не испугался победителя, который именно в это время уничтожал консулов, легионы и большую часть сословия всадников. Будь на месте Катона даже сам Марий, и он подумал бы о том, как быстрее удрать, нежели убить Суллу.

{1.2. Случай в доме Друза относится к 91 г. до н. э., когда Катпону было всего 4 года. Описываемый визит к Сулле состоялся, когда Катону было 14 лет. См.: Плутарх. Катон, 2-3.}

1.3. Сын Суллы Фавст в школе восхвалял проскрипции отца и угрожал, что, став взрослым, поступит совершенно так же с каждым из соучеников, а Гай Кассий за это надрал ему уши. Не верилось, что эта достойная рука запятнает себя отцеубийством.

{1.3. Один из убийц Цезаря Кассий учился в школе вместе с Фавстом. См.: Плутарх. Брут, 9.}

Внешний пример. Ну и чтобы привлечь что-либо из греческой жизни. Знаменитый Алкивиад, насчет которого я не знаю, какие его качества — добрые или скверные — нанесли вред его стране (с первыми он обманывал соотечественников, со вторыми им окончательно навредил), так вот, этот Алкивиад, будучи еще мальчиком, однажды пришел к своему дяде Периклу и увидел его скорбящим в одиночестве. Он спросил, что его тревожит. Перикл ответил, что построил по заказу государства пропилеи Минервы (то есть, путь в крепость) и при этом истратил на работы огромную сумму, а теперь не может решить, как ему отчитаться за свое руководство этим строительством, отсюда и его уныние. «Ну и хорошо, — сказал племянник, — а теперь лучше подумай, как не давать никакого отчета». И тогда великий и мудрый Перикл, который сам ничего не смог придумать, воспользовался советом мальчика. Он устроил так, что афиняне оказались вовлеченными в войну в непосредственной близости от города, и им уже стало не до проверки. И что бы ни решили афиняне: жаловаться на Алкивиада или восхвалять его, — все равно общественное мнение плавало между ненавистью и восхищением этим человеком.

{Внешний пример 1. Случай 431 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Алкивиад, 7.}

О ХРАБРОСТИ

2. Предисловие. Поскольку мы уже рассмотрели начала и первые проявления доблести, обратимся теперь именно к этому качеству, самая весомая сила и самые действенные мышцы которого проявляются в храбрости. Нет сомнения, Ромул, основатель нашего Города, что первую хвалу такого рода заслуживаешь именно ты. Но позволь мне прежде вспомнить одно событие, которому ты сам обязан честью, потому что благодаря ему твой труд по основанию Города не пропал даром.

2.1. Этруски пробивались в Город через Свайный мост. Гораций Коклес встал в начале моста и в тяжелом бою сдерживал войско врагов до тех пор, пока мост за его спиной не разрушили. Когда он увидел, что его родина избежала нависшей угрозы, он в полном вооружении бросился в Тибр. Пораженные этой храбростью, бессмертные боги сохранили его целым и невредимым. Его не смутила высота берега, оружие и доспехи не увлекли его на дно своим весом, его не затянул водоворот, в него не попала ни одна стрела или копье, хотя они летели со всех сторон, и он доплыл до земли, не пострадав. То есть он один приковал к себе взгляды и соотечественников, и врагов: первые смотрели на него с восхищением, вторые — со смешанным чувством радости и ужаса. В тяжелейшей битве в одиночку он сражался с двумя армиями: одну заставил отступить, другой преградил путь. Словом, наш Город спасли его щит и Тибр. Недаром говорили потом этруски: «Мы победили римлян, но нас победил Гораций».

{2.1. Случай 508 г. до н. э. См.: Ливии, 11.10.}

2.2. Клелия заставляет меня немного отойти от задуманного. Она ведь отважилась на геройский подвиг в то же самое время, против того же врага и в том же месте — на Тибре. Она вместе с другими девушками была заложницей у Порсенны. Ночью, незаметно пройдя мимо стражей, вскочила на коня и быстро переплыла реку, освободив не только себя, но и отчизну от угрозы, и зажгла таким образом в глазах мужей свет девичьей храбрости.

{2.2. 508 г. до н. э. Порсенна — этрусский царь. По Ливию (11.13), Клелия спаслась не только сама, но вместе с несколькими подругами.}

2.3. Возвращаюсь теперь опять к Ромулу. Он был вызван на смертный бой с Акроном, царем ценинцев, и, хотя знал, что воинов у того больше и они храбрее и что было бы безопаснее идти в бой со всей армией, чем одному, предпочел, однако, положиться на свою правую руку как предзнаменование, — и судьба не отвернулась от него. Убив Акрона и обратив врагов в бегство, он снял с царя тучные доспехи и доставил их в храм Юпитера Феретрийского. Вот так: храбрость, освященная общественным религиозным пылом, не нуждается в восхвалении толпы.

{2.3. «... Он предпочел, однако, положиться на свою правую руку как предзнаменование...» — то есть схватиться один на один перед началом общего боя. Тучные доспехи, лат. spolia optima — доспехи предводителя. Феретрийский, — возможно от лат. ferre, нести или ferire, бить. Ср.: Ливии, 1.10.}

2.4. Вслед за Ромулом тому же богу посвятил тучные доспехи Корнелий Косе, когда, будучи магистром конницы, в сражении убил вождя фиденян. Великий Ромул положил начало такого рода славе, а Косе оказался в силах продолжить ее.

{2.4. Случай 437 или 428 г. до н. э. Ср.: Ливии, IV. 19 и след.}

2.5. От этих примеров следует отделить случай с Марцеллом. В битве при По он показал выдающуюся силу духа, когда с несколькими всадниками бросился на предводителя галлов, окруженного множеством своих воинов, убил его, снял с него доспехи и посвятил их Юпитеру Феретрийскому.

{2.5. 222 г. до н. э. См.: Ливии. Периохи, 20; Плутарх. Марцелл, 7 и след.}

2.6. Тит Манлий Торкват, Валерий Корвин и Сципион Эмилиан выказали такую же храбрость в подобном же сражении. Они таким же образом расправились с вражескими вождями, которых вызвали на бой. Но поскольку они действовали по иным ауспициям, то не сложили тучные доспехи в храм Юпитера Феретрийского. Тот же Сципион Эмилиан, когда воевал в Испании под командованием Лукулла, во время осады добротно укрепленного города Интеркатии первым взобрался на его стены. И не было никого в этом войске, кто был бы более достоин сохранить себя и прославиться в своем высшем сословии, врожденных свойствах души и в будущих деяниях, что приличествовало имени консула. Вот так самый прославленный из молодых людей сумел в тяжких трудах отвратить угрозу от республики и выдвинуться в своей доблести. То есть Эмилиан принял вызов, от которого отклонились все прочие воины из-за тяжелых условий.

{2.6. Рассказ о Манлии Торквате (361 г. до н. э.) см. у Ливия (VII.10 и след.) и Цицерона (Об ораторе, III.112), о Валерии Корвине (349 г. до н. э.) — у Ливия (VII.26 и след.); о Сципионе Эмилиане (151 г. до н. э.) — у Ливия (Периохи, 48); Веллея Патеркула (1.12.4).}

2.7. Наша древность дает и другие примеры храбрости. После поражения от галлов римляне собрались было в крепости на Капитолии. Но поскольку они все не могли там поместиться, то они приняли единственно верное решение: оставить стариков в нижней части Города с тем, чтобы молодым было легче защитить остатки государства. И вот даже во время такого несчастья наше общество не забыло о доблести. При открытых дверях выполнившие свои обязанности старейшины со всеми знаками магистратов и жрецов уселись в курульные кресла и потом смертью своей явили народу блеск и красоту прожитых лет и дали наглядный урок, как переносить тяготы судьбы. Враги были потрясены их величественным видом и роскошными одеждами, а также их смелостью. Ну и кто бы мог усомниться, что эти галлы, победители, не обратят свое первое изумление в насмешку и издевку? Гай Атилий не стал ждать, но ударил жезлом какого-то галла, который осмелился схватить его за бороду, а потом спокойно подставил свое тело под руки обезумевшего от боли убийцы. Такая доблесть не подвластна натиску, она не ведает нечестивого спокойствия, она охотнее подчиняется Фортуне, нежели всякой мелкой участи, и дает новый и яркий пример того, как следует умирать человеку, если это ему предначертано.

{2.7. Гай Атилий — по Ливию (V.41.9), это был Марк Папирий.}

2.8. А теперь следует воздать заслуженную славу молодому римскому воинству. Когда консул Гай Семпроний Атратин безуспешно сражался с вольсками под Верруго, он, чтобы предотвратить бегство сломленных воинов, спешился с коня, выстроил их в центурии и нанес сильнейший удар вражескому войску. Рассеяв его, он занял ближайший холм и вызвал на себя всю атаку вольсков, дав прочим нашим легионам спасительную передышку, чтобы те смогли укрепить свой дух. И вот когда вольски уже призадумались о возведении трофеев, ночь положила конец сражению, и они отошли в полном неведении насчет того, победители они или побежденные.

{2.8. 423 г. до н. э. См.: Ливии, IV.38 и след. Ср.: Максим, VI.5.2.}

2.9. Достоинство всаднического сословия проявилось в удивительной храбрости Фабия Максима Руллиана, когда он вел войну с самнитами и сумел избежать упрека в неправильных боевых действиях. Папирий Курсор прибыл тогда в Город за новыми ауспициями, Фабия же поставили командовать, но запретили вести войско в бой. Тем не менее он вступил в стычку с врагом -не столько несчастливо, сколько необдуманно - и, без сомнения, был обречен. Но тут наши знатные молодые воины скинули с коней уздечки и направили их в гущу самнитских рядов. Выказав такое присутствие духа, они вырвали победу из рук врагов и восстановили обеты этого великого гражданина, данные им своей отчизне.

{2.9. 325 г. до н. э. См.: Ливии, VIII.30. Ср.: Максим, П.7.8.}

2.10. А сколь решительны оказались те воины, которые вновь затащили на берег пунийский корабль, действуя в ненадежном море так, словно пехотинцы на твердой земле?

{2.10. Текст неясен: переведено по смыслу. Рассказ нигде более не фиксируется.}

2.11. К тому же времени и к тому же типу относится воин битвы при Каннах, где Ганнибал разгромил скорее силу римлян, нежели их дух. Израненные руки этого воина уже не держали оружие, тогда он схватил за горло нумидийца, собравшегося сорвать с него доспехи, буквально выгрыз ему нос и уши и после этой последней мести испустил дух. И, несмотря на ужасный исход битвы, насколько же храбрее убийцы оказался убиенный! Пуниец в победе доставил утешение умирающему, а римлянин в конце жизни сумел отомстить за себя.

{2.11. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии XXII.51.9.}

2.12. Этот выдающийся солдатский дух проявился в тяжелом испытании и у военачальника, о чем я собираюсь поведать. Публий Красе вел в Азии войну с Аристоником и был захвачен в плен между Элеей и Мириной фракийцами, которых было множество в армии Аристоника. Не желая к нему попасть, Красе сумел избежать позора, придумав такой способ. Он вонзил палку, которой погонял своего коня, в глаз варвару. Обезумев от страшной боли, тот глубоко вонзил в Красса кинжал и таким образом избавил римского военачальника от стыда за утраченное величие. Красе доказал Судьбе, что человек, которого она решила наказать столь мучительным унижением, не заслужил этого и сам разорвал печальные оковы, которые она набросила на его свободу, причем сделал это и мудро, и храбро.

{2.12. 130 г. до н. э. Ср.: Флор 1.35.4 и след.}

2.13. С той же решимостью действовал и Сципион Метелл. Он не сумел защитить в Африке своего зятя Гнея Помпея и направился морем в Испанию. Увидев, что его корабль захвачен врагами, он пронзил себя мечом. Он лежал на корме, когда кто-то из воинов Цезаря спросил, где полководец. Тогда Сципион ответил: «Полководец в порядке». Он сумел сказать ровно столько, сколько требовалось, чтобы навечно засвидетельствовать силу своего духа.

{2.13. Полностью — Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион, консул 52 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 114 и след.}

2.14. А твоей прославленной кончине, Катон, памятником стала Утика, где из твоих знаменитых ран пролилось больше славы, чем крови. Спокойно бросившись на меч, ты дал людям великое свидетельство того, что человеку чести более подходит достоинство без жизни, нежели жизнь без достоинства.

{2.14. 46 г. до н. э. Ср.: Африканская война, 88 и след.}

2.15. Дочь его обладала неженским духом. Прознав, что ее муж Брут готовится убить Цезаря, она накануне этого нечестивого деяния, когда Брут удалился из спальни, попросила принести нож цирюльника, чтобы будто бы остричь ногти, и ранила себя, представив все как несчастный случай. Крики слуг привлекли Брута назад в спальню, где он стал ругать ее за то, что она взялась не за свое дело. Тогда Порция сказала ему: «То, что я сделала, неслучайно: в нашем положении это — вернейшее доказательство моей любви к тебе. Я хотела испытать, насколько хладнокровно смогу поразить себя железом, если твое намерение осуществится».

{2.15. 44 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Брут, 13 и след.}

2.16. Более счастливым в этом роду оказался Катон Старший, от которого происходит ветвь семьи Порции. Когда в сражении он попал под вражескую атаку, его меч выскользнул из ножен и упал на землю, где его затоптали ноги множества врагов. Когда он заметил потерю, то сохранил спокойную душу, будто и не было вокруг никакой опасности, без всякой боязни. Пораженные этим зрелищем враги на следующий день пришли к нему просить мира.

{2.16. 168 г. до н. э. Скорее всего, имеется в виду сын Катона, который сражался в битве при Пидне. Ср.: Плутарх. Катон Старший, 20; Эмилий Павел, 21.}

2.17. Храбрость в тоге также приходит на ум наряду с военной отвагой, ибо храбрость заслуживает одинаковой похвалы и на форуме, и на войне. Тиберий Гракх во время своего трибуната снискал всеобщую признательность богатыми дарами, так что держал в руках все государство. Он часто и открыто говорил, что сенат надо уничтожить, а все дела передать народу. Отцы-сенаторы были созваны консулом Муцием Сцеволой в храм Согласия, где стали думать, что предпринять в такое бурное время. Все решили, что консул должен защитить республику с помощью оружия, но тот отказался прибегнуть к силе. Тогда выступил Сципион Нази-ка и сказал: «Поскольку консул следует закону, то получится так, что государство погибнет вместе со всеми законами. А я предлагаю себя как частное лицо, чтобы исполнить вашу волю». Затем он левой рукой отвернул край тоги, поднял правую руку и возгласил: «Кто хочет спасти республику, пусть следует за мной». Этим призывом он рассеял колебание лучших граждан и заставил Гракха и его преступных сторонников понести заслуженное наказание.

{2.17. 133 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Тиберий Гракх, 19 и след.}

2.18. Точно так же, когда народный трибун Сатурнин, претор Главкий и вновь избранный народным трибуном Эквитий сотрясли наше общество мятежами и никто не осмелился выступить против их популярности, Эмилий Скавр первый призвал Гая Мария, бывшего в шестой раз консулом, силой защитить свободу и законы и немедленно приказал доставить оружие и доспехи ему самому. Когда их принесли и он надел доспехи, то чуть не упал в них из-за преклонного возраста, но все-таки с копьем в руке занял место перед дверьми здания сената и был ранен брошенным камнем. Собрав скудные силы, он защищал государство до последнего вздоха. Таким присутствием духа он побудил сенаторов и всадников к возмездию.

{2.18. 100 г. до н. э.}

2.19. Теперь, божественный Юлий, первый в оружии и тоге, яркий свет звезд, убедительнейший образец действительной доблести, обратимся к тебе. Когда Юлий увидел, что наш строй дрогнул перед яростным натиском бесчисленного множества нервиев, он выхватил щит у одного нерешительного воина и без промедления вступил в сражение. Его поступок вдохновил все войско, и божественным пылом души он склонил на свою сторону судьбу войны. В другом сражении Цезарь схватил за горло готового бежать знаменосца с орлом Марсова легиона и бросил его в противоположную сторону. Указав рукой на врага, он спросил: «А ты куда собрался? Вон там люди, с которыми мы сражаемся». Вот так, совладав с одним солдатом, он этим мощным призывом прекратил панику во всех легионах, научил их преодолевать себя, когда они готовы были уступить.

{2.19. Эпизод со щитом 57 г. до н. э. см. у Цезаря (Записки о Галльской войне, 11.25) и Плутарха (Цезарь, 20). Вторая битва упомянута у Плутарха (Цезарь, 52) и Аппиана (Гражданские войны, 11.95) и относится к африканской кампании 47-46 гг. до н. э. Ср.: Светоний. Божественный Юлий, 62.}

2.20. А вот еще одно свидетельство человеческой храбрости. Когда Ганнибал осаждал Капую, где находилась римская армия, Вибий Акка, префект Пелигнейской когорты, бросил свое знамя через вал пунийцам, выкрикнув, что если враги завладеют знаменем, то на него самого и на его товарищей по оружию падет проклятие, после чего в стремительном порыве бросился с авангардом когорты, чтобы отбить знамя. Это заметил Валерий Флакк, трибун третьего легиона, и обратился к своим воинам. «Я вижу, — сказал он, — мы пришли сюда, чтобы стать свидетелями чужой доблести. Пусть не падет позор на нашу кровь, когда мы, римляне, пожелаем сравняться в славе с латинами. Помолясь, я готов к тому, чтобы пасть знаменательной смертью, то есть найти счастливый исход храбрости, или самому броситься вперед». Выслушав его, центурион Педаний поднял свое знамя и сказал: «Оно скоро окажется вместе со мной по ту сторону вражеского вала, а потому следуйте за мной те, кто не хочет, чтобы его захватили». И он бросился со знаменем в стан врагов и увлек за собой легион. Таким образом, храбрый порыв трех человек стоил Ганнибалу потери собственного лагеря, хотя еще совсем недавно он мнил себя хозяином Капуи.

{2.20. 212 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXV.11.4-7. На самом деле римское войско осаждало лагерь Ган-нона близ Беневента.}

2.21. В храбрости им ничуть не уступил Квинт Окций, прозванный Ахиллесом, поскольку его отвага не поддается никакому описанию. Хотя я не знаю подробности других его подвигов, но два деяния, о которых я собираюсь поведать, уже достаточны для того, чтобы показать, каким великим воином он был. Он прибыл в Испанию в качестве легата к консулу Квинту Метеллу и сражался под его началом в войне с кельтиберами. Когда он узнал, что его вызвал на смертельный поединок какой-то молодой воин из этого народа, то покинул свой обеденный столикий приказал, чтобы его оружие и доспехи были отнесены за вал и чтобы к нему тайно подвели коня на случай, если вмешается Метелл. А горделиво скачущего кельтибера он поразил насмерть, снял с него доспехи и ко всеобщей радости доставил их в лагерь. Вновь вызванный на бой неким Пиресом, выделявшимся из всех кельтиберов знатностью и храбростью, он заставил его сдаться. И этот юный враг с горячим сердцем не краснея отдал Окцию свой меч и плащ на глазах и того, и другого войска. И он даже умолил, чтобы между ними был заключен союз гостеприимства после установления мира между римлянами и кельтиберами.

{2.21. О подвигах Опция см. у Ливия (Периохи, 54); Ср.: Аппиан. Иберийская война, 78. Первый случай относится к 143-142 гг. до н. э...}

2.22. Нельзя обойти молчанием Ацилия, солдата десятого легиона, который сражался на стороне Цезаря в морской битве. Он держал за борт массилийский корабль правой рукой, но ее оторвало; тогда он схватился за корму левой рукой и держался до тех пор, пока захваченное судно не затонуло. Его подвиг не сделался широко известным, как того заслуживал. Но расточительная на слова в своих песнопениях Греция сохранила в литературе на вечные времена память о Кинегире Афинском, выказавшем подобную же храбрость в сражении с врагами.

{2.22. Об Ацилии см.: Светоний. Божественный Юлий, 68.5; Плутарх. Цезарь, 16.}

2.23. Морской славе Ацилия последовал на суше центурион Марк Цезий Сцева под командованием того же полководца. Он сражался перед лагерем, которым командовал. В это время Юстулей, префект Гнея Помпея с большим числом воинов стремился овладеть этой позицией. Сцева разил всех, кто приближался, бился, не отступая ни на шаг от созданной им груды трупов. Он был ранен в голову, плечо и бедро, потерял глаз, его щит был пробит в ста двадцати местах. Таковой была воинская дисциплина в лагере божественного Юлия.

Я не знаю, Сцевий, в какой части мира найду я большее восхищение твоим непобедимым духом, потому что твоя выдающаяся храбрость не позволяет ответить на вопрос, где ты сражался яростнее: на море или на суше. В войне Гай Цезарь не ограничил свои деяния только берегами Океана, но и наложил небесную длань на Британские острова. И вот там на корабле ты с четырьмя товарищами был выброшен на скалу вблизи от острова, который позднее осадили скопища противников. Когда отлив сделал пространство между скалой и островом приемлемым для прохода, туда устремилась орда врагов. Прочие римляне возвратились на корабле на берег, а ты один, не отступая, держал оборону. Со всех сторон летели копья, яростно наседали враги, чтобы захватить тебя, а ты за один день поразил дротиками такое число противников, какого хватило бы на пятерых. В конце концов ты выхватил меч и стал разить храбрейших твоих врагов, то отталкивая их щитом, то пронзая лезвием, что стало немыслимым зрелищем как в глазах римлян, так и британцев. А потом, когда гнев и стыд их сломили, ты с пронзенным бедром, с рассеченным тяжелым камнем лицом, с раздробленным шлемом, с продырявленным во многих местах щитом бросился в пучину. Отягощенный двумя панцирями, ты выбрался из волн, красных от вражеской крови. Когда же ты предстал перед своим полководцем с сохраненным, хотя и сильно изношенным щитом, ты, достойный похвалы, попросил прощения, будучи великим в сражении, но еще более великим в соблюдении воинской дисциплины. И величайший ценитель доблести отметил твои деяния и твои слова, достойные чести центуриона.

{2.23. В битве при Диррахии в 48 г. до н. э. См.: Цезарь. Записки о Галльской войне, III.53.4 и след. Скорее всего его звали не Сцева, а Кассий, поскольку под этим именем Светоний и Плутарх (см. выше) упоминают его в сравнении с Ацилием. Светоний говорит только об эпизоде при Диррахии, а Плутарх о сражении в Британии, к тому же не называет его по имени, но просто «воином». Чтение Сцевий у Максима — по конъектуре Кемпфа на основании Кассия Диона (XXXVII.53.3), где рассказывается похожая история.}

2.24. Касательно воинских подвигов будет уместным завершить наше/ изложение римских примеров рассказом о Луций Сикции Дентате. Его деяния и почести выходят за рамки вероятного и не подтверждаются надежными свидетельствами, в том числе и Марком Варроном. Говорят, Сикций участвовал в ста двадцати сражениях, проявив такую твердость духа и тела, что более чем в половине случаев обеспечивал победу. Он снял с врагов тридцать шесть доспехов, восьмерых противников поразил в единоборствах на глазах своего и чужого войска. Он вырвал из лап смерти четырнадцать соотечественников, получил в грудь сорок пять ран, но сохранил в целости спину. Девять раз он следовал за триумфальной колесницей полководцев, обращая внимание всех людей на свои многочисленные награды: восемь золотых венков, четырнадцать гражданских, три за взятие крепостных стен, один за осаду. И еще восемьдесят три цепочки, сто шестьдесят браслетов, восемнадцать копий, двадцать пять фалер, словом, украшений одного этого воина хватило бы на легион.

{2.24. Рассказ о Сикции см. у Дионисия Галикарнасского (Х.36.2). В некоторых источниках этот воин именуется Сицинием или Сергием. Фалера — военная награда в виде диска, носимая на ремне.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. В Калах смешалась ко всеобщему удивлению кровь множества тел. В этом городе Фульвий Флакк задумал покарать кампанцев за измену, для чего приказал обезглавить лидеров общины прямо перед трибуналом. Но тут ему доставили письмо от сената с требованием положить этому конец. К страдающим добровольно пробился кампанец Тит Юбеллий Таврея и громко закричал: «Фульвий, если ты так жаждешь нашей крови, почему же ты и меня не обезглавишь секирой, чтобы потом похваляться, как по твоему приказу был умерщвлен более мужественный человек, нежели ты?» Тогда Фульвий сказал, что охотно сделал бы это, если бы его не остановило решение сената. Кампанец ответил: «Но у меня нет указания отцов-сенаторов, а потому смотри на деяние, любезное твоим глазам и слишком величественное для твоей души». А потом, умертвив свою жену и детей, сам пал на меч. И как же нам оценить этого человека, который предпочел выставить напоказ жестокость Фульвия вместо того, чтобы воспользоваться прощением сената?

{Внешний пример 1. 211 г. до н. э. Ср. рассказ Ливия (XXVI.15). В рукописях разночтение: Юбеллий и Вибеллий.}

Внешний пример 2. А вот какой горячий дух был у Дария. Когда он освободил персов от грязной и жестокой тирании магов, то одного из них, приведенного из потайного места, он припечатал весом собственного тела. Его напарник в этом славном деле ошибся и вместо того, чтобы поразить мага, ранил самого Дария. Тогда тот сказал: «Не стоит так нагло пользоваться мечом без моего соизволения, а то ведь убьешь нас обоих до того, как он умрет».

Внешний пример 3. И здесь на ум приходит знаменитый спартанец Леонид, ибо нет ничего отважнее его решения, его действия, его смерти. Всего с тремястами соотечественников он сразился при Фермопилах с целой Азией, а Ксеркса, обнаглевшего на суше и на море и страшного не только для людей, но для самого Нептуна, которого он чуть ли не сковал цепями и не затмил небо, безудержной храбростью своей лишил последней надежды. И только предательство и подлость местных жителей вытеснили его с его оплота. Иначе говоря, он предпочел умереть в борьбе, нежели уступить место, назначенное ему его родиной, и вот какими горделивыми словами сопроводил он своих воинов в сражение, где им предстояло умереть: «Давайте позавтракаем здесь, друзья, обедать будем в подземном царстве». Смерть была заранее провозглашена: лакедемоняне повиновались ему, ибо знали, что победа обещана.

{Внешний пример 3. Битва при Фермопилах — 480 г. до н. э.}

Внешний пример 4 — Фирейская земля шире по своей славе, нежели по протяженности: здесь равно знаменит и борьбой, и смертью Офриад. Своей кровью он начертал запись о победе над врагами и таким образом после смерти оставил трофей для отчизны.

{Внешний пример 4 — Фирейская земля — у города Фиреи в Лаконии. В войне Спарты и Аргоса за Фирею (ок. 550 до н. э.) исход должны были решить два отряда по триста человек с обеих сторон; все они погибли, но единственный уцелевший спартанец Офриад поставил трофей в знак спартанской победы. Ср. Овидий. Фасты, II.663-666.}

Внешний пример 5. Выдающаяся храбрость спартанцев сменилась поражением. Эпаминонд, величайшее счастье Фив, стал губителем лакедемонян. Он выковал славу этого древнего города, снискал всеобщую благодарность победой под Левктрами, а при Мантинее был пронзен копьем. Изнемогая от потери крови, но собравшись духом, он спросил у соплеменников, пытавшихся ему помочь, во-первых, цел ли его щит, а во-вторых, одержана ли победа. И услышав, что все совпало с его надеждами, он произнес: «Друзья, это -не конец моей жизни, это нечто лучшее, ибо теперь рождается ваш Эпаминонд, который сейчас умирает. Я вижу, что предзнаменования мои сбылись и Фивы стали во главе Греции, а храбрая и горделивая спартанская община гибнет от нашего оружия. Я умираю бездетным, но не без детей, ибо оставляю моих чудесных дочерей — Левктру и Мантинею». Затем он приказал выдернуть копье и испустил дух с таким выражением на лице, словно бессмертные боги даровали ему возможность насладиться победой и он возвратился на родину счастливым.

{Внешний пример 5. Битва при Мантинее — 362 г. до н. э. Ср.: Непот. Эпаминонд, 9.}

Внешний пример 6. И Ферамен Афинский, вынужденный умереть в тюрьме по приговору общества, выказал немалую силу духа. Без колебания выпил он чашу с ядом, принесенную ему по приказу Тридцати тиранов, и со смехом выплеснул остаток на землю. А потом сказал, улыбаясь, государственному рабу, который поднес чашу: «За здоровье Крития, отнеси-ка ему эту чашу прямо сейчас». Тот был самым жестоким из всех Тридцати тиранов. И оказалось, что легко перенести казнь -все равно, что избавить себя от казни. Ферамен умер, словно бы дома в своей постели, по приговору врагов, но и по собственному выбору.

{Внешний пример 6. Ферамен — один из Тридцати тиранов в Афинах в 404 г. до н. э., но наиболее умеренный. Ср.: Ксенофонт. Греческая история, II.3.56.}

Внешний пример 7. Ферамен черпал мужество в писаниях и учениях, а вот для Ретогена наставницей в доблести стала жесткость его народа. Нуманция была разорена и опустошена. Ретоген, который по знатности, богатству и почестям превосходил всех сограждан, собрал отовсюду древесину и поджег свой дом, красивейший в городе. А потом созвал оставшихся жителей на крышу и велел им биться друг с другом попарно и установил между ними меч, так, чтобы побежденный упал бы на него, а затем, с перерезанным горлом, полетел в огонь. И когда он истребил всех по жестокому закону смерти, сам бросился в пламя.

{Внешний пример 7. 133 г. до н. э.}

Внешний пример 8. В отношении общегородской враждебности к римскому народу имеет смысл упомянуть о Карфагене. Когда город был захвачен, жена Гасдрубала упрекнула его в нечестивости, потому что он для себя выпросил у Сципиона разрешение на жизнь. А потом, схватив их общих детей, согласившихся умереть, бросилась с ними в пламя своей отчизны.

{Внешний пример 8. 146 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 51.}

Внешний пример 9. А в качестве примера женской отваги мне хотелось бы рассказать о судьбе двух одинаково храбрых девушек. Губительная гражданская распря в Сиракузах полностью уничтожила потомство царя Гелона, в результате чего осталась в живых одна лишь его дочь Гармония, еще девушка. Когда враги пытались вломиться к ней, соперничая друг с другом, ее кормилица подставила вместо нее другую девушку такого же возраста, наряженную в царские одежды, и та приняла на себя удары вражеских мечей, причем, даже умирая от железа, она ни словом не обмолвилась о том, кто она на самом деле. Гармония, восхищенная такой верностью души, не смогла заставить себя жить дальше. Поэтому она позвала убийц, раскрыла себя и погибла. Таков был конец жизни: для одной в тайне, для другой в открытой правде.

{Внешний пример 9. Гелон был сыном Гиеро-на II, тираном стал в 215 г. до н. э. и никогда царем не был. Рассказ об убийстве Гармонии см. также у Ливия (XXIV.25.11 и след.).}

О СТОЙКОСТИ

3. Предисловие Выдающиеся деяния мужчин и женщин в глазах людей приравняли храбрость к стойкости и восславили ее, потому что стойкость произросла из не менее крепких корней и не менее знаменательного духа и сравнялась с храбростью, как будто была рождена ею или вместе они родились из одного источника.

3.1. Что из вышеизложенного мною может сравниться с деяниями Муция? Будучи в ярости по поводу того, что наш Город столько страдал от тяжелой и затяжной войны с этрусским царем Порсенной, он тайно проник в лагерь царя с мечом, рассчитывая убить того перед алтарем во время жертвоприношения. Но, убежденный в своей храбрости и преданности отчизне, он не смог утаить своего присутствия, зато с выдающейся отвагой выказал презрение к пыткам. Ненавидя свою правую руку, как я полагаю, из-за того, что не сумел нанести ею смертельный удар царю, он держал ее над очагом до тех пор, пока она вся не сгорела. И действительно, бессмертные боги никогда не созерцали напряженными очами подобного отправления культа. Он заставил самого Порсенну забыть об опасности, а его жажду мщения обернул в изумление. Ибо тот сказал: «Муций, возвращайся к своим и скажи им, что, хотя ты покушался на мою жизнь, я даровал тебе твою». Муций не ответил лестью на эту милость, ибо его более опечалило то, что Порсенна выжил, нежели обрадовало спасение. Но он восстановил вечную славу Города своим именем — Сцевола.

{3.1. Рассказ о Муций Сцеволе см. у Ливия (11.12 и след.).}

3.2. Достойна похвалы и доблесть Помпея. Исполняя обязанности посла, он был схвачен царем Гентием, и от него потребовали, чтобы он раскрыл замыслы сената. Он же вложил палец в горящую лампу, сжег его и тем самым разрушил все надежды царя вырвать к него какие-либо сведения под пыткой, и наоборот, с величайшим усердием подвел его к мысли о том, чтобы домогаться дружбы с римским народом.

А теперь, чтобы более не увлекаться примерами того же рода из нашего отечества, слишком часто напоминающими о гадких ужасах гражданских войн, я ограничу себя этими двумя римскими рассказами о людях самых знатных родов, не опасаясь общественного укора, и обращусь к примерам извне.

{3.2. О каком Помпее идет речь - неясно.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. По древнему обычаю македонян, мальчики знатных родов прислуживали царю Александру при жертвоприношении. Один из них встал перед ним с курильницей в руках, и какой-то горящий уголек вывалился ему на ладонь. Его настолько прожгло, что запах паленой кожи стали явственно ощущать присутствующие, но он терпеливо и в молчании сносил боль, дабы не помешать священнодействию Александра, не качнуть курильницу и ни малейшим стоном не запятнать религиозное действо. Царь же, чем более восхищался долготерпением мальчика, тем более хотел удостовериться в его храбрости, а потому сознательно затянул обряд, но не изгнал мальчика из своего окружения. Вот если бы Дарий обратил взор на эдакое диво, то понял бы, что никогда не смог бы победить воинов, происходящих от такого древа, впрочем, он и в деле увидел, что их нежный возраст не помеха твердости духа.

Есть еще одна область, проявившая воинскую мощь и постоянство души, выраженные в письменах, это — философия. Поселившись однажды в сердце, она рассеивает нечестивые и бессмысленные пороки и закрепляет в человеке твердую доблесть, делая его неуязвимым для страха или скорби.

{Внешний пример 1. Рассказ нигде более не фиксируется.}

Внешний пример 2. Начну с Зенона Элейского, мужа, проявившего выдающееся благоразумие в исследовании природы вещей и самого деятельного в смысле пробуждения молодых умов. Примеры его доблести сделались образцами для подражания вне его родины. Потому что, живя в родном городе, где он наслаждался безопасностью и свободой, он тем не менее выбрал Агригент, где попал в несчастное положение раба. А все потому, что с такими врожденными дарованиями он надеялся, что сможет вытравить жестокость из безумной головы тирана Фалариса. Когда же он обнаружил, что привычка повелевать значит для того больше, чем какой-либо совет, он в порыве к свободе для отчизны взял да и сжег знатнейших юношей этого города. Когда тиран узнал о содеянном, он собрал на площади народ и подверг Зенона всяким пыткам, надеясь выявить имена его сообщников. Тот никого не назвал и тем самым зародил в тиране подозрение на кого-то из доверенных людей. А еще он упрекнул жителей Агригента в трусости и малодушии, и тут же случился бунт, в Фалариса бросили камень, от удара которого он и умер. Вот так один только старик, почти распятый, не каким-то жалобным стоном, но храбрым увещанием изменил душу и судьбу всего города.

{Внешний пример 2. Агригент — далее упоминается также как Акрагант. Фаларис — тиран VI в. до н. э. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 11.52; Диоген Лаэртский, IX.26 и след. Неясно, о каком Зеноне идет речь, как и в следующем примере.}

Внешний пример 3. Философ с таким же именем был подвергнут пыткам тираном Неархом по подозрению в заговоре с намерением убийства. И у него выведывали имена соучастников. А он, превозмогая боль, заявил, что готов по секрету сообщить все сведения, но только одному человеку. Когда его освободили от пут и к нему подошел тиран, он приблизил уста к его уху и потом сжал его зубами не отпускал, пока тот не испустил дух.

Внешний пример 4 — В стойкости такого рода с ним соперничает Анаксарх. Его пытал кипрский тиран Никокреонт, но никакими розгами не смог добиться желаемого и сам в свою очередь стал ощущать себя под пыткой. Тогда он пригрозил Анаксарху, что отрежет ему язык, на что тот ответил: «Давай, женоподобный мальчишка, эта часть моего тела уж во всяком случае не попадет под твою власть». А потом сам откусил свой язык и выплюнул его в открытый от гнева рот тирана. Так вот этот язык затронул многих, и прежде всего царя Александра, потому что тем самым он получил самое мудрое и красноречивое объяснение положения земли и моря, движения звезд и, наконец, природы мира. Смерть оказалась более славной, чем расцвет, потому что такая храбрость в конце жизни лишь подтвердила значимость деятельности и не только украсила Анаксарха при жизни, но и после гибели возвратила ему славу.

{Внешний пример 4. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 11.52; Диоген Лаэртский, IX.26 и след.}

Внешний пример 5. Да и тиран Гиероним совершенно напрасно изнурял руки, пытая Феодота, высокочтимого мужа. Он наконец истрепал все розги, расслабил веревки, высвободил дыбу, остудил горячие плиты и тогда только сумел добиться, чтобы тот назвал имена заговорщиков. Но в качестве главного Федот назвал преданного тирану телохранителя, на которого и пала вся тяжесть единовластия. И таким образом, благодаря своей выдержке, он сохранил в тайне то, что следовало, и вынудил Гиеронима наказать того, кого он считал другом.

{Внешний пример 5. 215 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXIV.5.10-14.}

Внешний пример 6. Говорят, что у индийцев в ходу следующее упражнение в терпении, а именно, некоторые из них всю жизнь проводят обнаженными, либо укрепляя свои тела ледяным холодом Кавказских гор, либо подставляя их огню без единого стона. Не меньшую славу они снискали за их презрение к боли, за что и получили имя мудрецов.

{Внешний пример 6. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, V.77 и след.}

Внешний пример 7. Эти примеры возникли из благородных и разумных сердец, но не менее удивителен случай, что произошел с душой раба. Какой-то раб из варваров, разозлившись на Гасдрубала за то, что тот уничтожил его хозяина, неожиданно напал на него и убил. Его нашли, подвергли всякого рода пыткам, но он так и умер с радостным выражением лица от сознания свершившейся мести.

Доблесть не привередлива. Она скорбит по живым умам, которые жаждут ее прихода, предлагает им себя щедро, без всякого недовольства или предпочтения одних другим. Она равно доступна всем, она отвечает страстным желаниям, но не ценит знатность и, привлекая добрых людей, оставляет тебе бремя испытания себя самого: справится ли твоя душа или не выдержит.

{Внешний пример 7. 221 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXI.2.6.}

О ТЕХ, КТО РОДИЛИСЬ В СКРОМНОСТИ И СТАЛИ ЗНАМЕНИТЫМИ

4. Предисловие. Вот и получается, что некоторые, рожденные в небогатых семьях, поднимались до величайшей знатности, и наоборот, плод родовитейшего древа впадал в бесчестие и свет, полученный им от предков, обращал в темень. Это лучше объяснить на подходящих примерах. Начну с тех, которых изменение к лучшему привело к благородным качествам.

4.1. Колыбель Тулла Гостилия помещалась в крестьянской лачуге, и детство его прошло среди домашнего скота, который ему пришлось пасти. В расцвете лет он стал во главе Римской империи и вдвое раздвинул ее границы. А в старости, украшенный самыми выдающимися наградами, был вознесен на вершину величия.

{4.1. Тулл Гостилий — римский царь (672-640 до н. э.). У Ливия (1.22.1) иначе. Элиан (Пестрые истории, XIV.36) согласен с незнатным происхождением Тулла.}

4.2. Но Тулл представляет собой удивительный пример из нашей отчизны, а Фортуна принесла в наш Город Тарквиния, который сосредоточил в своих руках всю власть. Он был чужой, поскольку происходил из Этрурии, и еще более чужой, потому что родился в Коринфе да еще в семье торговца, чем и вызывал презрение, и, конечно, стыдился своего отца, которого сослали в изгнание. Но его собственная решительность проложила ему дорогу к славе вопреки всякой зависти. Он расширил границы, привлек новых жрецов к культам богов, увеличил число сенаторов, пополнил сословие всадников и, в завершение своих дел, убедил общество в том, что нет ничего постыдного в избрании царя из окрестных народов и что это ничуть не хуже, чем избирать из своей среды.

{4.2. Речь идет о царе Тарквинии Древнем (616-578 до н. э.).}

4.3. Фортуна словно бы показала свои силы в отношении Тулла, отдав ему, рожденному рабыней, этот Город. Он счастливо правил много лет, четыре раза принес очистительные жертвы, трижды праздновал триумф. Надпись на памятнике ему убедительно рассказывает, откуда он пришел и чего достиг, о его рабском прозвище и о нем как царе.

{4.3. Ср.: Ливии 1.39 и след. Очистительные жертвы приносились каждые четыре или пять лет.}

4.4. А вот еще впечатляющий шаг, который сделал Варрон от мясной лавки отца к консульству. И ведь понимала Фортуна, что недостаточно наградить двенадцатью фасциями того, кто вскармливался в самом ничтожном окружении, а потому даровала ему в коллеги Луция Эмилия Павла. И до такой степени приняла она его, что, когда при Каннах по своей вине истощил он силы римского народа, а Павел, не желавший вступать в сражение, погиб, она возвратила Варрона в Рим живым и невредимым. Она еще привела к воротам сенат, который его, виновника ужасающего позора, поблагодарил за возвращение и привел к должности диктатора.

{4.4. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии, ХХII.25.18 и след.; Максим, IV.5.2.}

4.5. Не меньшее смущение вызывает консульство Марка Перенны, который стал консулом до того, как стать гражданином, но в войне оказался более полезным для республики полководцем, чем Варрон. Он захватил царя Аристоника и таким образом отомстил за поражение Красса. Жизнь его была достойна триумфа, а смерть, по закону Папия, считается недостойной. Хотя его отец добился римского гражданства, но, не имея на это оснований, по приговору сабелльского суда вынужден был удалиться на прежнее место жительства. Вот так и для Перенны темное имя, фальшивое консульство, туманная власть, шаткий триумф бесславно соединились в чужом городе.

{4.5. 130 г. до н. э. Перенна умер в следующем году в Пергаме и не смог справить триумф. О Кроссе см.: Максим III.2.12, хотя здесь у автора возможна путаница. Закон Папия (lex Papia de peregrinis, 65 до н. э.), принятый, видимо, из-за многочисленных нарушений процедуры получения римского гражданства, предписывал всем перегринам (иноземцам) покинуть Рим и устанавливал чрезвычайный уголовный процесс (quaestio extraordinaria) для ослушавшихся.

Под сабеллами понимаются все древнеиталийские народы, многие из которых были союзниками Рима с полным или неполным набором прав гражданства.}

4.6. Возвышение Марка Порция Катона достойно общественной похвалы. Свое имя, неизвестное в Тускуле, он сделал знатнейшим в Риме. Латинская литература воздвигла ему памятник, он способствовал воинской дисциплине, укрепил величие сената и продолжил свою семью, в которой возрос младший Катон для еще большей славы.

Внешние примеры

Внешний пример 1. Добавим к римским примеры извне. Сократ, признанный мудрейшим не только людьми, но и оракулом Аполлона, был сыном повивальной бабки Фенареты и каменщика Софрониска, но достиг ярчайшего блеска славы. И это заслуженно. Способности образованнейших людей растрачивались в слепом диспуте, поскольку они старались на первое место выставить проблемы размеров солнца, луны и других звезд, причем рассуждали об этом больше голословно, нежели при помощи точных аргументов, покушаясь на объяснение всего мироустройства. Сократ первым отошел от этих высокоученых заблуждений и принялся тщательно исследовать внутренние тайны человека и скрытые в его сердце аффекты. Если доблесть оценивать саму по себе, то Сократ — лучший учитель жизни.

Внешний пример 2. Кто был отец Еврипида, кто матерью Демосфена, уже в их время было неизвестно. Но книги почти всех ученых мужей заявляют, что мать первого торговала овощами, а отец второго — ножами. Но кто превысит в славе одного в трагедии, другого в ораторском искусстве?

{Внешний пример 2. Ср. замечания Аристофана (Ахарняне, 478 и след.) и Плутарха (Демосфен, 4), а также Ювенала (10.130-132).}

О ТЕХ, КТО РОДИЛИСЬ ОТ ЗНАМЕНИТЫХ РОДИТЕЛЕЙ, НО СДЕЛАЛИСЬ НЕЧЕСТИВЦАМИ

5. Предусловие. А это вторая часть моего рассуждения, которая должна последовать за скрытыми образами знаменитых людей, хотя я хочу рассказать о тех, которые выродились из блеска и погрязли в самой нечестивой праздности и обмане.

5.1. Что ближе к чудищу, чем Сципион, сын старшего Сципиона Африканского? Рожденный в обстановке семейной славы, он позволил захватить себя маленькому отряду воинов царя Антиоха, хотя было бы лучше для него ускользнуть, избрав добровольную смерть (особенно посреди столь звучных имен отца и дяди, из которых первый уже овладел Африкой, а второй начал поход из возвращенной большей части Азии), чем дать связать свои руки врагам и уцепиться душонкой за милость того, за победу на которым Луций Сципион еще недавно справил пышный триумф перед глазами богов и людей. Он же, будучи кандидатом в преторы, принес на Марсово поле свою тогу, до того запятнанную позором, что, если бы не помощь Цицерия, который был письмоводителем его отца, вряд ли народ удостоил его этой чести. Да и какая разница: принес бы он домой отказ или претуру? Когда родственники убедились, что он оскверняет свою должность и что не следует ему претендовать на кресло и право вынесения приговоров, они к тому же отобрали у него перстень с выгравированным профилем Сципиона. О боги, как же вы дозволили, чтобы от такого сияния родилась такая тьма!

{5.1. Какой именно Сципион имеется в виду — неясно. Возможно, это Луций Сципион, пертор 174 г. до н. э. Ср. ссылки Цицерона (Брут, 77; О старости, 35; Об обязанностях, 1.121) и самого Максима (IV.5.3). Цицерий был претором в 173 г. до н. э.}

5.2. А теперь посмотрим как беспутно прожег жизнь Квинт Фабий Максим, сын Квинта Фабия Максима Аллоброгика, самого достойного гражданина и полководца. Даже если не касаться других его нечестивых поступков, его нрав более чем выявился отношением к нему городского претора Квинта Помпея, который запретил ему овладеть собственностью отца. И в таком большом городе не нашлось никого, кто оспорил бы это решение, потому что люди были возмущены тем, что деньги, служившие украшением рода Фабиев, будут бездарно растрачены. Так суровость общества лишила наследства того, кому оно должно было достаться по воле всепрощающего отца.

{5.2. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 1.81. Квинт Помпей Руф -претор 91, консул 88 гг. до н.э.}

5.3. Клодий Пульхр снискал славу у простонародья тем, что прицепил кинжал к столе Фульвий, тем самым поставив воинское отличие под власть женщины. Их сын Пульхр в юности был вялым и слабохарактерным и особенно покрыл себя позором, когда связался с отвратительнейшей проституткой и умер бесславной смертью: испустил дух, когда обожрался и его стало рвать.

{5.3. Фульвия была женой Клодия.}

5.4. В обильном урожае блистательных и выдающихся граждан первое место занял Квинт Гортензий за свой авторитет и красноречие. А вот его внук, Гортензий Корбион, прожил более гнусную и непристойную жизнь, нежели любая шлюха. В конце концов он развратил свой язык в лупанариях, удовлетворяя похоть всех клиентов, в то время как его дед нес стражу на форуме во благо граждан.

О ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ УБЛАЖАЛИ СЕБЯ В ОДЕЖДЕ И В ЖИЗНИ БОЛЕЕ СВОБОДНЫМ ОБРАЗОМ, ЧЕМ БЫЛО В ТРАДИЦИИ У ПРЕДКОВ

6. Предисловие. Я вижу опасность пути, по которому я двинулся. Поэтому отзову себя сам, ибо продолжая разыскивать кораблекрушения того же рода, можно впасть в бесполезную болтливость. Вернусь назад, и пусть эти мерзкие тени лежат на самом дне ямы с нечистотами. Лучше рассказать о знаменитых людях, которые в какой-то степени потакали себе нововведениями в одежде и в повседневной жизни.

6.1. Публий Сципион пребывал на Сицилии, обдумывая разрушение Карфагена и отыскивая место, с которого можно было бы переправить войско в Африку. Пока он планировал и советовался, он проводил время в гимнасии, нося плащ и сандалии. Он не собирался слабыми руками справиться с толпой пунийцев, поэтому и упражнялся, хотя живые и деятельные люди чем больше времени проводят на отдыхе, тем более стремятся к делу. Поэтому я и предположу, что он просто хотел снискать большую популярность среди союзников, подражая им в их ежедневных привычках и физических упражнениях. Однако до того как показаться им, он много и долго изнурял свои плечи и конечности, чтобы сделать их устойчивыми для военных целей. В этом заключался его труд, а тем было явлено освобождение от труда.

{6.1. 205 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXIX.19.11 и след.; Тацит (Анналы, 11.49). Здесь и далее Максим обращает внимание на то, что римляне в ряде случаев предпочитали греческое одеяние.}

6.2. Мы видим на Капитолии статую Луция Сципиона, облаченного в хламиду и сандалии. Без сомнения, он сам пожелал, чтобы его изобразили в том виде, в котором он обычно и представал.

6.3. Да и Луций Сулла, когда командовал армией, не стеснялся ходить по улицам Неаполя в хламиде и сандалиях.

6.4. Гай Дилий был первым, кто справил триумф после того, как разбил пунийский флот. И потом, по окончании всякого званого обеда, он имел обыкновение возвращаться домой с восковым светильником в руке, причем впереди шел флейтист, а сзади музыкант, играющий на лире. Таким образом, в этой ночной церемонии он каждый раз отмечал значимость своего воинского успеха.

{6.4. Речь идет о морском сражении при мысе Мила (к северо-западу от Мессаны) в 260 г. до н. э., когда было захвачено и уничтожено около 50 кораблей карфагенян. Ср.: Цицерон. О старости, 44; Ливии. Периохи, 17 и след.}

6.5. Когда Папирию Массону сенат отказал в триумфе за успешно проведенную кампанию, он справил его на Альбанском холме и стал первым, кто так поступил, показав пример другим. А на шествие он явился в миртовом венке вместо лаврового.

{6.5. Имеется в виду победа на Корсике в 231 г. до н. э.}

6.6. Весьма самонадеянно поступил Гай Марий. Справляя триумфы по поводу побед над Югуртой, кимврами и тевтонами, он всегда осушал канфар, поскольку, как говорят, отец Либер, справивший индийский триумф по поводу Азии, употреблял именно этот тип чаши, а Марий тем самым подчеркивал, что его победы вполне сравнимы с победами Либера.

{6.6. Канфар — большая чаша для питья с ручками. Либер — бог Дионис.}

6.7. Марк Катон, будучи претором, вел судебные дела против Марка Скавра и других обвиняемых и не носил при этом туники, но только магистратскую тогу.

ОБ УВЕРЕННОСТИ В СЕБЕ

7. Предисловие. Однако эти и другие примеры доблести указывают лишь на привычку к дерзновенной новизне. А вот из того, о чем я собираюсь поведать, станет ясно, как важно иметь уверенность в себе.

7.1. Гней и Публий Сципионы были уничтожены вместе с большей частью армии войсками пунийцев в Испании, и племена этой провинции стали доискиваться союза с карфагенянами, а ни один из наших полководцев даже не отважился как-то исправить это положение. Тогда вызвался Публий Сципион, которому было тогда двадцать четыре года. Его уверенность в себе дала римскому народу надежду на спасение и победу. И ту же уверенность он показал в самой Испании. Ибо при осаде города Бадия он приказал пришедшим к его трибуналу пленным на следующий день явиться в храм, расположенный внутри города, а потом быстро захватил город и в назначенное время и в назначенном месте поставил свое кресло, где и огласил приговор. Нет ничего значительнее этой уверенности, правдивее этого предвидения, успешнее этой стремительности, достойнее этого достоинства.

Не менее отважным и судьбоносным оказался его рейд в Африку. Он переправил войско из Сицилии вопреки постановлению сената, потому что, если бы он доверился не своему мнению, но решению отцов-сенаторов, то не было бы конца Второй Пунической войне.

Примерно ту же уверенность он выказал, когда высадился на побережье Африки. В его лагере были схвачены лазутчики Ганнибала и доставлены к нему. Он не стал их наказывать или выспрашивать о планах и силах пунийцев, но позаботился, чтобы их тщательно провели мимо всех манипулов. А потом спросил, достаточно ли они узрели из того, за чем им было приказано наблюдать, накормил их и их вьючных коней и отпустил невредимыми. И таким вот духом уверенности он разбил умы врагов, до того как поразить их оружием.

Вернемся к проявлению его уверенности на родине. Луций Сципион был призван в сенат по поводу четырех миллионов сестерциев, полученных от Антиоха, и одновременно были представлены записи поступлений и расходов, по которым назрело обвинительное решение со стороны недовольных. Тогда Сципион Африканский разорвал эти листы, негодуя от возмущения по поводу того, что дело, находившееся в его ведении как легата, вдруг оказалось спорным. И к тому же выступил с речью: «Отцы-сенаторы, —- сказал он, — я не возвращаю в вашу казну четыре миллиона сестерциев, потому что служу другой власти, но ведь благодаря моему полководческому дару и моим предсказаниям я сделал эту казну богаче на двести миллионов. И я не думаю, что это злоупотребление требует расследования моей невиновности. Когда я привел под вашу власть Африку, я оттуда не взял ничего, что было бы со мной связано, кроме моего имени. Я не жаждал пунийских сокровищ, равно как и мой брат — азиатских, так что каждый из нас сделался богаче только в глазах зависти, но не из-за владения деньгами».

Эту твердую защиту Сципиона сенат одобрил как свершившееся деяние. Потом возникла нужда взять из казны деньги для государственных потребностей, а квесторы не осмелились открыть двери, потому что соответствующий закон все еще рассматривался. Тогда Сципион как частное лицо затребовал ключи и отпер казну, заставив закон уступить пользе. И осознание того, что он помнил все законы, даровало ему эту уверенность в себе.

Я не устану и далее рассказывать о его деяниях, тем более что он и сам не уставал проявлять доблестные качества такого же рода. Народный трибун Марк Невий или, как некоторые полагают, два Пелилия вызвали его на суд. На форум его сопровождала многочисленная толпа; по пути он взобрался на ростральную колонну, надел на себя триумфальный венок и сказал: «Квириты, в этот день я приказал горделивому Карфагену принять наши законы. Тем более хорошо бы вам пойти со мной на Капитолий и сотворить благодарственную молитву». За этим выдающимся высказыванием последовало не менее значимое продолжение, ибо в поисках ложа Юпитера Всеблагого Величайшего с ним пошли все сенаторы, все сословие всадников и вообще весь народ. И в результате трибун выдвинул обвинение как бы перед народом, но без народа, потому что остался на форуме один, а его фальшивое поведение вызвало лишь насмешку. Тогда он, чтобы смыть позор, поднялся на Капитолий, где из обвинителя сделался благочестивым почитателем Сципиона.

7.2. Сципион Эмилиан, славный преемник дедовского духа, осаждал однажды сильно укрепленный город. Ему советовали разбросать вокруг железные шары с шипами, а проходы между ними заставить свинцовыми щитами с торчащими из них гвоздями, чтобы враги не смогли внезапно напасть на наши позиции. Сципион ответил, что негоже, когда один и тот же человек собирается захватить врагов и в то же время страшится их.

{7.2. Поражение Гнея и Публия — 211 г. до н. э. Далее речь о сыне последнего, тоже Публии. События в Африке — 205 г. до н. э.... Вопреки постановлению сената... — по Ливию (XXVIII.5.8) иначе. Рассказ о лазутчиках см. у Полибия (V.5.4-5.7) и Ливия (XXX.29.2 и след.). О разбирательстве в сенате — Ливии, XXXVIII.55.10-55.12. О казни -Ливии, XXXVIII.55.13.}

7.3. К какой бы части памяти я ни обращался, все время приходит в голову фамильное имя Сципионов. И как же мне теперь пройти мимо Назики, оставившего знаменательное высказывание, столь ярко выразившее его дух уверенности? Цены на зерно возросли, и тогда народный трибун Гай Куриаций выставил консулов перед народом, чтобы убедить их в необходимости закупки продовольствия и отправки в сенат доверенных людей, которые справились бы с этой работой. Назика стал говорить совершенно обратное, чтобы удержать народ от этой нецелесообразной затеи. «Молчите, квириты, — сказал он, — я лучше знаю, что нужно на благо республики». Его выслушали в почтительном молчании, воздав должное его авторитету, но не своему желанию насытиться.

{7.3. 138 г. до н.э.}

7.4. Дух Ливия Салинатора тоже достоин вечной памяти. Когда он разбил Гасдрубала и армию пунийцев в Умбрии и ему сообщили, что галлы и лигурийцы после битвы беспорядочно рассыпались без полководцев и знамен и их легко сокрушить незначительным отрядом, он ответил, что пусть себе разбредаются: во всяком случае не будет у врагов недостатка в человеке, который сообщит об этом величайшем разгроме.

{7.4. 207 г. до н.э. Ср.: Ливии, XXVII.49.8 и след.}

7.5. Это качество духа проявилось на войне, но оно не менее почетно и в мирное время, выказанное, например, консулом Публием Фурием Филом. Консуляры Квинт Метелл и Квинт Помпей, его рьяные недруги, принялись упрекать его в чрезмерном желании отбыть в провинцию Испанию, которая выпала ему по жребию. Тогда он обязал их ехать с ним вместе в качестве его легатов. В этой уверенности сошлись и храбрость, и почти безрассудство, поскольку он обрек себя на «опоясывание» двумя злобнейшими душами и отправлять свои обязанности решил среди врагов, хотя и среди друзей это было небезопасно!

{7.5. 136 г. до н.э..}

7.6. Кому как нравится, но деяние Луция Красса, который был у наших предков красноречивейшим оратором, должно привлечь внимание. После своего консульства он получил в управление Галлию. Туда же, чтобы следить за его действиями, прибыл и Гай Карбон, отца которого он осудил. Так Красе не только его не изгнал, но пошел навстречу: дал ему место на трибунале и уведомил всех, что никакое решение не будет иметь силы без согласия Карбона. Вот так острый и резкий Карбон ничего не вынес из своего визита в Галлию, кроме осознания того, что его отец был действительно виновен и сослан честнейшим человеком.

{7.6. После своего консульства... — в 95 г. до н. э. Гай Папирий Карбон-отец вначале был сторонником реформ Тиберия Гракха и после его смерти пытался продолжать его дело. Однако, став в 120 г. консулом, он перешел на сторону оптиматов. Обвиненный в 119 г. до н. э. Крассом в причастности к деятельности Гракхов, он покончил с собой.}

7.7. Катон Старший часто привлекался к суду врагами, но никогда не был обвинен. В конце концов он выказал предельную уверенность в своей невиновности таким образом: потребовал вызвать в качестве судьи Тиберия Гракха, с которым до ненависти разошелся по поводу управления государством. И такое торжество духа заставило умолкнуть его противников.

{7.7. Возможно, имеется в виду процесс над Катоном 154 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Катон, 15: «Говорят, что он был под судом чуть ли не пятьдесят раз, причем в последний раз — на восемьдесят седьмом году» (пер. С. П. Маркиша).}

7.8. С ним схож по судьбе Марк Скавр: долгие и крепкие лета, тот же дух. Его обвинили с ростральной колонны, что он якобы получил деньги от Митридата за измену государству. Он, по своей привычке, ответил на это так: «Это несправедливо, квириты, что я прожил жизнь среди одной части вашего сообщества, а отчитываться должен перед другой частью. Большинство из вас ничего не может знать о моих обязанностях и делах, но я все же осмелюсь спросить. Вот, Варий Север Сукрон утверждает, что Эмилий Скавр, подкупленный царем, предал римский народ. Эмилий Скавр всякую вину отрицает. Кому из двоих вы верите?» И восхищенный народ мощным гулом исключил Вария из затеянного им безумнейшего дела.

{7.8. Этот процесс инициировал Квинт Сервилий Цепион, вероятно, в 92 г. до н. э.}

7.9. Красноречивый Марк Антоний поступил наоборот: он доказал свою невиновность не отвержением, но принятием. На пути в Азию в качестве квестора он уже достиг Брундизия, когда получил письмо с обвинением в инцесте от известного своей жесткостью претора Луция Кассия, чей трибунал даже прозвали «скалой для преступников». И хотя он мог бы избежать суда по закону Меммия, который запрещал преследовать людей, отсутствующих по государственным нуждам, он тем не менее поспешил в Рим. И благодаря этому решению, исполненный честной уверенности в себе, он добился оправдания и нового, более достойного отъезда.

{7.9. Здесь имеется в виду знаменитый оратор Марк Антоний (143-87 до н. э.).}

7.10. Вот еще пример общественной уверенности. Во время войны с Пирром карфагеняне по своей воле прислали на помощь римлянам в Остию флот в составе ста тридцати кораблей. Сенат решил отправить к их полководцу легатов — предупредить, что римский народ берет на себя ответственность за войну только в том случае, если сражаются его воины, а значит, пусть их флот отчаливает назад, в Карфаген.

{7.10. Эпизод с карфагенским флотом относится примерно к 278 г. до н. э. Историю с продажей участка см. у Ливия (XXIV.11.6 и след.).}

7.11 От сената давайте перейдем к поэту Акцию — расстояние действительно большое, но все же о нем стоит упомянуть, чтобы потом обратиться к внешним примерам. Сколько бы раз Юлий Цезарь, муж блистательный и могущественный, ни посещал коллегию поэтов, Акций никогда не вставал, чтобы приветствовать его. И не потому, что он сомневался в его величии, но из-за твердой уверенности в том, что в литературных делах он — выше. По этой причине его и не наказали за нахальство, ибо в данном случае это было соперничество книг, но не лиц.

{7.11. Имеется в виду не известный всем Цезарь, но Юлий Цезарь Страбон, убитый в 87 г. до н. э. Упомянутая коллегия поэтов была основана во время Второй Пунической войны (218-201 до н. э.).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. И вовсе не кажется высокомерным Еврипид Афинский. Однажды зрители дружно стали убеждать его убрать из трагедии какую-то сентенцию, тогда он лично вышел на сцену и заявил, что имеет обыкновение писать драмы не для того, чтобы учиться у зрителей, но чтобы учить их. Такая уверенность достойна высокой оценки, ибо подобная требовательность к себе отнюдь не равна презрению и наглости.

А вот как он ответил трагическому поэту Алкестиду, когда, услышав жалобу Еврипида, что за последние три дня усердного труда он смог сочинить только три стиха, тот похвастался, что легко написал сотню стихов. «Есть разница, — сказал Еврипид, — твои стихи на три дня и рассчитаны, а мои — на все время». Действительно, наследие первого забылось после единственной отметины в памяти, а труд усердного и нерешительного пера второго будет столетиями нестись под парусами славы.

Внешний пример 2. Добавлю еще пример с той же сцены. Флейтист Антигенид во всеуслышание сказал своему ученику, талантливому, но плохо воспринимаемому публикой: «Играй для меня и для Муз». В самом деле, высокое искусство, попорченное снисходительностью Фортуны, не проявляет себя с надлежащей уверенностью, но оно должно само сознавать, какой похвалы заслуживает, и даже если прочие его отвергают, оно все равно должно быть судьей самому себе.

{Внешний пример 2. Ср. упоминание Цицерона (Брут, 187).}

Внешний пример 3. Когда Зевксис рисовал Елену, он не думал, что скажут зрители, но следовал этим стихам:

«Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы

Брань за такую жену и беды столь долгие терпят...»

И что еще может требовать художник от своей правой руки, как не верить в понимание красоты, доставленной Ледой с небес или божественным гением Гомера?

{Внешний пример 3. Гомер. Илиада, III. 156-157 (пер. Н. Гнедича).}

Внешний пример 4 — И Фидий использовал гомеровские строки в примечательном высказывании. Он закончил работу над статуей Зевса Олимпийского — самым выдающимся и удивительным произведением, когда-либо созданным человеческими руками. Его друг спросил, что владело его разумом, когда он ваял черты лица Юпитера, словно бы ниспосланного небесами. Он ответил, что опирался на строки своего наставника:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный...

{Внешний пример 4. Гомер. Илиада, 1.528-530 (пер. Н. Гнедича).}

Внешний пример 5. Храбрейшие полководцы не заставят меня отклониться от примеров, менее значимых. Соотечественники Эпаминонда, настроенные против него, доверили ему как оскорбление работы по устройству дорог в городе — должность самую ничтожную. А он без колебания принял это назначение и пообещал, что будет работать наилучшим образом, дабы доказать всем, что скоро эта должность сделается самой почетной. И своей удивительной заботой он превратил самое отверженное занятие в самое желанное и сделал из него украшение для Фив.

{Внешний пример 5. Ср.: Плутарх. Моралии, 811В.}

Внешний пример 6. Когда Ганнибал, находясь в изгнании при дворе царя Прузия, предложил ему как-то вступить в сражение, тот ответил, что гадание на внутренностях жертвенных животных было неблагоприятным. «И что же, — спросил Ганнибал, — ты больше доверяешь куску телячьего мяса, чем старому полководцу?» Посчитаешь слова и увидишь, что говорил он кратко и выразительно, а по духу — обильно и строго. Испанию он отнял у римского народа, силы галлов и лигурийцев подчинил своей власти, невероятным переходом открыл вершины Альп, в чудовищной памяти запечатлел сгоревшее Тразименское озеро и Канны, знаменитый памятник пунийской победе, Капую захватил, Италию замучил. И не мог он равнодушно воспринимать, что его засвидетельствованная долгим опытом слава зиждется на какой-то печени жертвенного животного. И по правде говоря, в отношении военных хитростей и полководческого искусства ум Ганнибала превзошел все жаровни и алтари, и сам Марс тому свидетель.

{Внешний пример 6. Ср.: Плутарх. Моралии, 606С.}

Внешний пример 7. Достойно знатного духа изречение царя Котия. Он узнал, что афиняне даровали ему гражданство. «Я тоже, — сказал он, — дам им привилегии моего народа». То есть он уровнял Фракию с Афинами, сочтя, что такое взаимное благоволение не сможет заставить его ощутить свое более низкое происхождение.

{Внешний пример 7. Около 387 г. до н. э. }

Внешний пример 8. А вот блестящие изречения двух спартанцев. Один, которого укорили, что отправился в бой хромым, ответил, что он собирается сражаться, но не бежать. Другой, которому сообщили, что персы стрелами затмили солнце, сказал: «Ну что же, будем сражаться в тени». И был еще муж из того же города и с той же душой, который, когда его гостеприимец показал ему широкие и очень высокие стены своего города, сказал: «Хорошо, если это для женщин, а если для мужчин — стыдно».

{Внешний пример 8. Ср.: Плутарх. Моралии, 234Е и 190А.}

О РЕШИМОСТИ

8. Предисловие. После описания открытой и духовной уверенности наступает другая задача — представить решимость. Природа так и сопоставила их, что всякий по здравому размышлению убедится в их связи.

8.1. Пока я подыскиваю примеры в широком круге, прежде всего приходит на ум решимость Фульвия Флакка. Он захватил силой оружия Капую — город, которому Ганнибал дал обманное обещание, что поставит его во главе Италии в обмен на безнравственное отступничество. А потом, оценивая вину врагов, словно и не был он выдающимся победителем, Фульвий постановил нечестивым решением уничтожить капуанский сенат. И вот он заковал сенаторов в оковы и распределил их по двум тюрьмам: в Теане и в Калах, намереваясь как можно быстрее совершить казнь. Но тут разнесся слух о более снисходительном решении римского сената. И чтобы преступники не избежали заслуженного наказания, он ночью на коне отправился в Теан, и когда все, находившиеся в тамошней тюрьме, были убиты, немедленно возвратился в Калы, чтобы завершить задуманное. Враги уже были привязаны к столбам, когда он получил известие от отцов-сенаторов с просьбой пожалеть кампанцев, но это было напрасно. Он зажал письмо в левой руке, показывая, что оно доставлено, и приказал ликтору исполнить свою обязанность, а письмо обнародовал уже после. Этой решимостью он даже опередил славу своей победы. И если станешь его оценивать, соразмеряя свои похвалы, то поймешь, что он более велик в деле наказания Капуи, нежели ее захвата.

{8.1. 212 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVI.14-15; Максим, III.2.}

8.2. Эта решимость выразилась в жесткости, а другая — в благочестии, которое Квинт Фабий Максим беспрестанно проявлял к отчизне. Он заплатил Ганнибалу за пленных, и когда его уличили в этом, демонстративно молчал. Сенат приравнял магистра конницы Минуция в смысле власти к нему, диктатору: он хранил молчание. Многие провоцировали его пренебрежительными действиями, но он оставался в том же душевном состоянии и никогда не позволял себе проявить злобу по отношению к республике. Такова была его решимость в любви к согражданам, а вот на войне не была ли она иной? Он увидел, что" римское государство почти уничтожено после битвы при Каннах, и принял все меры для набора нового войска. При этом он понимал, что бессмысленно атаковать карфагенян сразу всеми силами, но лучше сбивать их с толку и избегать решающих сражений. Часто его раздражали угрозы со стороны Ганнибала, нередко возникали возможности для успеха в войне, но он никогда не отступал от здравого смысла и даже воздерживался от мелких стычек, проявляя себя везде человеком, который выше гнева и надежды, что было самым трудным делом. Как Сципион в сражениях, так и Фабий, который их избегал, более всего помогли нашей отчизне. Первый быстро захватил Карфаген, второй своей медлительностью способствовал тому, чтобы не был захвачен Рим.

{8.2. ...Быстро захватил Карфаген... — имеется в виду Новый Карфаген в Испании, захваченный в 209 г. до н. э. Ср.: Максим, VI.3.1, где говорится именно об «испанском Карфагене».}

8.3. Из дальнейшего станет ясно, как Гай Пизон в беспокойных условиях республики удивительным образом и с решимостью исполнял обязанности консула. Возмутитель спокойствия Марк Паликан снискал одобрение толпы благодаря своим вредным льстивым речам. На консульских выборах народ выказал предельное неуважение к республике, стараясь облечь высшей властью того, кто за свои мерзкие деяния заслуживал скорее наказания, нежели почестей. Не хватило, однако, ярости неистовствующего большинства трибуната, чтобы поддержать это шумное безумие и воспламенить его разглагольствованиями. И вот в такой достойной сожаления и постыдной обстановке в республике Пизон чуть ли не руками трибунов был возведен на ростральную колонну. Повсюду шли ожесточенные споры, а у него спросили, намеревается ли он вернуть Паликана в качестве консула, избранного волеизъявлением народа. Сначала он сказал, что не может поверить, насколько республика погрязла во тьме и позоре. А потом, когда на него надавили, крича: «Давай, действуй, а ну как буря разыграется!» — он ответил: «Я его не верну». И этим резким ответом он вырвал у Паликана консульство, до того как тот его получил. Пизон многим рисковал, отказавшись подчинить толпе свою замечательную душевную стойкость.

{8.3. Пизон был консулом в 67 г. до н. э.}

8.4. Метелл Нумидийский в таких же обстоятельствах проявил настойчивость, достойную его величия и характера. Он увидел, куда ведут опасные действия народного трибуна Сатурнина и какой вред нанесет это республике, если его не остановить, и предпочел удалиться в изгнание, нежели согласиться с законом Сатурнина. Кто сравнится с ним в решимости? Чтобы не изменить убеждениям, он предпочел лишиться отчизны, где был на вершине славы и достоинства.

{8.4. Закон Сатурнина 100 г. до н. э. предписывал сенаторам приносить присягу.}

8.5. Никого я не могу поставить впереди него, но авгур Квинт Сцевола заслуживает сравнения с ним. Рассеивая и разбивая своих врагов, Сулла оружием захватил Рим и созвал сенат, страстно желая, чтобы Гай Марий как можно быстрее был объявлен врагом отечества. Никто не осмелился возразить, кроме Сцеволы, который, когда его спросили, отказался вынести приговор. Более того, когда Сулла начал грубо настаивать, он дал такой ответ: «Ты можешь показать мне войска, с помощью которых ты окружил курию, ты можешь вновь и вновь угрожать мне смертью, но ты не в состоянии заставить меня ради спасения моей скудной и старческой крови назвать Мария, который спас и Город, и Италию, врагом.

{8.5. 88 г. до н. э. Более этот случай нигде не упоминается.}

8.6. Что делать женщине в народном собрании? По традиции предков, ничего. Но когда внутреннее спокойствие нарушено беспрестанными волнениями, влияние древности ниспровергается, а насилие становится сильнее благочестивого убеждения и самообладания. Семпрония, сестра Тиберия и Гая Гракхов и жена Сципиона Эмилиана, я не собираюсь включать тебя в повествование о злонамеренных делах мужчин, понимая, что это нелепо. Хотя народный трибун и вывел тебя на площадь перед толпой в момент великого потрясения, ты не совершила ничего, что было бы недостойно твоей семьи. И за это ты заслуживаешь благодарной памяти. Тебя заставили стоять в том месте, где вожди общества по обыкновению собирали мятежных сторонников, на тебя давила сильная воля, жестокие лица, выкрикиваемые угрозы. Невежественная толпа кричала на тебя, весь форум настойчиво побуждал тебя поцеловать Эквития, которого по ошибке считали членом рода Семпрониев и сыном твоего брата Тиберия. Однако ты оттолкнула это чудовище, не знаю, из какого мрака выуженное и с омерзительной настойчивостью заявивше свои права на чужое родство.

{8.6. 100 г. до н. э. Ср: Максим, IX.7.2.}

8.7. Блеск нашего Города померк бы без яркой доблести, выказанной центурионами. Они вышли из низов и достигли почитания. Это новое сословие за свои природные дарования гораздо больше достойно уважения, нежели презрения со стороны нобилитета. Можно ли забыть в данном случае Тития? Он был на стороне Цезаря и стоял в карауле, когда его захватил отряд Сципиона. Тот предложил ему жизнь в обмен на службу у Гнея Помпея, своего зятя. Титий, не колеблясь, ответил: «Благодарю тебя, Сципион, но на таких условиях жизнь мне не нужна». Доблестный дух, без всяких масок!

{8.7. Рассказ относится, скорее всего, к 48 г. до н. э., когда Сципион независимо от Помпея вел войну в Фессалии. В «Африканской войне» (44-46) упоминается не названный по имени центурион 14-го легиона во время африканской кампании 47-46 гг. до н. э., когда Помпея уже не было в живых. Там же (28) рассказывается о двух народных трибунах-цезарианцах, двух Титиях, также попавших в плен к Сципиону. Вероятно, ошибка Максима.}

8.8. Мевий, центурион божественного Августа, также дал пример решимости. Он часто показывал свои выдающиеся качества в войне с Антонием, но однажды был внезапно атакован врагами из засады, схвачен и доставлен к Антонию в Александрию. На вопрос, что с ним делать, он ответил: «Убей меня, потому что никакой дар жизни, никакая угроза смерти не заставят перестать быть воином Цезаря и стать твоим воином». И чем решительнее он презрел жизнь, тем легче ее обрел, ибо Антоний за его доблесть оставил его в живых.

{8.8. Рассказ более нигде не зафиксирован.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Остается еще много римских примеров того же рода, но я вынужден себя ограничить. Таким образом, я обращаю свое перо на внешние события. Начнем с Блассия, ибо нет никого упорнее в решимости. Его родной город Салапия был захвачен отрядом пунийцев. Желая восстановить город для римлян, он отважился со всем рвением попытаться убедить Дазия, хотя тот уже всем сердцем прикипел к Ганнибалу, присоединиться к нему в деле республиканского управления, поскольку без последнего у него ничего бы не вышло. Дазий немедленно донес о нем Ганнибалу, добавив еще и от себя кое-что в корыстных целях, дабы представить Блассия отъявленным врагом. Ганнибал велел явиться обоим, чтобы один доказал свое обвинение, а второй опроверг бы его. Разбирательство, за которым напряженно следили многие собравшиеся, проходило перед трибуналом. Хотя и была возможность для проявления большей настойчивости, Блассий с притворным выражением лица, тихим голосом принялся убеждать Дазия принять сторону римлян, но не карфагенян. Тот, конечно, закричал, что его настраивают против полководца прямо у него на глазах. Но поскольку, кроме одной пары ушей, никто ничего не услышал, то никто и не поверил, что это правда, к тому же обнародованная врагом. А немногим позже поразительная настойчивость Блассия привлекла Дазия на сторону римлян, а Салапия с пятьюстами нумидийцами, оставленными для охраны, была отдана в руки Марцеллу.

{Внешний пример 1. 210 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVI.38. Варианты имени героя — Блаттий, Блатий.}

Внешний пример 2. Вопреки совету Фокиона, у афинян прекрасно пошли дела. А он продолжал упорно утверждать на народном собрании, что, конечно, рад благоприятному развитию событий, но в то же время его совет был лучше. Он не осудил свое собственное верное представление, поскольку совет другого, хоть и неправильный, привел к лучшему положению дел, сознавая, что тот - лучше, но зато его совет мудрее. И в самом деле, только случай приводит к безрассудству льстивую душу, когда она принимает плохой совет, который чем вреднее, тем более неожиданно оказывается полезным. Нрав Фокиона отличался миролюбием, сочувствием, свободой, неизменной и приятной сдержанностью. Его общее единодушие со всеми заслуженно привело к тому, что его стали называть Честным. Эта решимость, которая крепка от природы, мягко расцвела в его кроткой груди.

{Внешний пример 2. Ср. рассказ Корнелия Непота (Фокион).}

Внешний пример 3. Дух Сократа, защищенный силой мужества, показал пример еще более несгибаемой настойчивости. Все афиняне, побужденные несправедливым и диким гневом, вынесли смертный приговор десяти преторам, которые при Аргинусских островах разбили спартанский флот. Сократ в это время был в числе властителей, которые должны были проводить в жизнь решения народного собрания. Посчитав недостойным, что столько заслуженных людей подвергнутся казни лишь на основании волеизъявления народа и без суда, он противопоставил свою решимость безрассудству и громким воплям народного собрания, но не смог смирить всеобщее безумие. Ему не дали возможности вести процесс в соответствии с законом, хотя он и настаивал на том, что его противники запятнают руки невинной кровью преторов. Сократ не испугался того, что может стать одиннадцатой жертвой безумия свой страны.

{Внешний пример 3. 406 г., до н. э. Этот известный случай описан Платоном (Апология Сократа, 32b) и Ксенофонтом (Греческая история, 1.7.15 и след.). На самом деле Сократ опротестовал решение народного собрания как незаконное.}

Внешний пример 4 — Следующий пример, хоть и не столь знаменит, но заслуживает рассмотрения как опыт решимости. Эфиальт, успешно выступавший в судах и пользовавшийся доверием, получил наказ выступить общественным обвинителем. Среди обвиняемых значился Демострат, у которого был сын Демохар, очень красивый мальчик, и Эфиальт воспылал к нему горячей любовью. Сделавшись, таким образом, по общественному жребию грозным обвинителем, а в душе несчастным подсудимым, Эфиальт не смог заставить себя ни прогнать мальчика, который пришел умолять, чтобы он не очень настаивал на обвинениях против отца, ни выдержать зрелища этого мальчика, стоящего перед ним на коленях с покрытой головой, плачущего и стонущего. И все же он честно признал виновным осужденного Демострата. Не знаю, принесла ли ему эта победа славу или мучение, но ясно, что, прежде чем осудить виновного, Эфиальт победил сам себя.

{Внешний пример 4 — Рассказ нигде более не фиксируется.}

Внешний пример 5. Дион Сиракузский в своем примере превзошел его в суровости. Приближенные говорили ему, чтобы он усилил охрану, потому что Гераклид и Каллипп, которым он доверял всем сердцем, злоумышляют против него. Он же ответил, что скорее предпочтет умереть, чем, страшась ужасной смерти, сочтет друзей врагами.

{Внешний пример 5. 354 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Дион, 56. Иначе: Корнелий Непот. Дион, 8.}

Внешний пример 6. То, что последует, знаменательно со стороны того, что сделано, и со стороны известности того, кто это сделал. Александр, царь Македонии, сокрушивший могущество Дария в знаменитом сражении, отбыл в Киликию. В пути он перегрелся и бросился в воды реки Кидн, протекавшей мимо Тарса и знаменитой своей прозрачностью. Поскольку он много выпил, его мышцы оцепенели от холода и началась судорога, а конечности онемели, и, к ужасу всего войска, его отвезли в город, находившийся неподалеку от лагеря. Так он и лежал больным в Тарсе, и призрак грядущей победы разбился о его немощь. Созванные врачи с предельным усердием тщательно выбрали лекарства. Они все склонились к одному средству, но врач Филипп собственными руками смешал новое снадобье и предложил его Александру, будучи его другом и спутником. В тот же самый момент Парменион доставил письмо с предупреждением, что царь должен остерегаться предательства Филиппа, якобы подкупленного Дарием. Когда Александр прочел письмо, он без колебания выпил снадобье, а письмо отдал Филиппу для прочтения. С такой решимостью в доверии к другу он получил самую знаменательную награду от бессмертных богов, которые не пожелали, чтобы лекарство оказалось ядом.

{Внешний пример 6. Имеется в виду битва при Иссе 333 г. до н. э. Ср. также: Плутарх. Александр, 19.}

КНИГА IV

ОБ УМЕРЕННОСТИ

1. Предисловие. Перейдем теперь к самой здоровой части души, умеренности, которая удерживает наш разум от безрассудства. Получается, что именно это качество избегает укуса порицания и вызывает чрезвычайную благосклонность. Попробуем проверить его действие на знаменитых мужах.

1.1. Начнем с колыбели высочайшей магистратуры. Публий Валерий получил прозвище Публикола из-за уважения к величию народа. После изгнания царей он сосредоточил в себе всю их власть и все знаки отличия под титулом консула. Ненавистное чванство магистратов он свел к терпимому уровню, удалил топоры из фасций и заставил склонять их перед народным собранием. Численность последнего он наполовину сократил и взял себе в коллеги Спурия Лукреция, которому и передал фасции, обозначив его превосходство, поскольку тот был старше по возрасту. Он внедрил закон в центуриатные комиции, чтобы никакой магистрат вопреки провокации не смог бы засечь или казнить римского гражданина. Даровав обществу свободу, он постепенно свел на нет собственную власть. И по сути опустошил свой дом, казавшийся крепостью. Но разве мы не знаем, что чем ниже пал его дом, тем выше была его слава?

{1.1. ...Вопреки провокации... — под лат. provocate ad populum понималась апелляция гражданина против решения магистрата.}

1.2. Неохотно распростившись с Публиколой, перейдем теперь к Фурию Камиллу. Его переход от бесчестия к высшей власти был чрезвычайно скромным. Будучи изгнанником в Ардее, когда Город был захвачен галлами, он пришел на помощь согражданам в Вейи в качестве командующего войском только тогда, когда убедился, что его назначение диктатором состоялось в строгом соответствии с законом. Блистательным был вейянский триумф Камилла, блистательна его победа над галлами, но еще более удивительно его промедление. Ибо сложнее одолеть себя, нежели врага...

{1.2. Ср.: Ливии, V.46.11 и след.}

1.3. В умеренности с Камиллом можно сравнить Марция Рутила Цензорина. Его второй раз избрали цензором, и он увлек собрание пламенной речью по поводу того, что нельзя дважды занимать эту должность, поскольку наши предки недаром сократили ее срок в силу ее величия. Обе стороны поступили верно: и Цензорин, и народ. Первый скромно пожелал второму вверить себя власти, второй доверился скромному мужу.

{1.3. Ср.: Плутарх. Гай Марций, 1. Цензорин в данном случае убедил сограждан соблюдать закон, согласно которому один человек не мог дважды избираться цензором.}

1.4. А вот что сделал консул Луций Квинкций Цинциннат. Отцы-сенаторы решили продлить его полномочия не только из-за его исключительных заслуг, но также и потому, что народ предложил избрать на следующий год тех же самых трибунов. И то и другое было незаконным, поэтому Цинциннат немедленно умерил пыл сената, а трибунов убедил последовать его умеренному примеру. Вот так он и стал причиной самого строгого порядка, а народ уберегся от цензорской проверки и противозакония.

{1.4. Ср.: Ливии, 111.21.}

1.5. Фабий Максим однажды задумался над тем, что сам отправлял консульство пять раз и очень часто занимали этот пост его отец, дед, прадед, его предки. И вот когда его сын уже избирался на консульство со всеобщего согласия, он убедил народ освободить его род от этой чести, и не потому, что сомневался в достоинствах сына — тот был человек высоких качеств, — но потому, что величайшая власть не может быть дарована лишь одной семье. Что же может быть действеннее и мощнее, нежели эта умеренность, превзошедшая даже отцовское чувство и ставшая на деле самой могущественной?

1.6. У наших предков не вполне хватило ума заслуженно вознаградить Сципиона Африканского Старшего, поэтому они постарались украсить его соответствующими знаками отличия. Они пожелали воздвигнуть ему статуи в комициях, на рострах, в курии, в святилище Юпитера Лучшего и Величайшего, пожелали также узреть его изображение в пышных триумфальных одеждах на капитолийских подушках, наконец, возжелали ему пожизненного консульства и вечного диктаторства. И неизвестно, отчего он больше страдал: от решения народа или сената, он, великий человек, отказывающийся от почестей, которых заслуживал.

Ту же силу ума он проявил в сенате, когда защищался по делу Ганнибала. От соотечественников последнего прибыли послы, обвинившие Сципиона в том, что тот сеет между ними распрю. Он же всего лишь добавил, что негоже отцам-сенаторам вмешиваться в дела карфагенян. И своей глубокой скромностью содействовал тому, чтобы обеспечить существование одной стороне и достоинство — другой, оставаясь в то же время противником обеих вплоть до окончания войны.

{1.6. Ср.: Ливии, XXXVIII.56.11-56.13. История с Ганнибалом -195 г. до н. э. Там же, XXXIII.47.3-47.6. Речь идет о доносе карфагенян на Ганнибала, который Сципион отверг, указав, что «не подобает народу римскому подписываться под обвинениями, исходящими от ненавистников Ганнибала».}

1.7. А вот Марк Марцелл был первым, доказавшим, что Ганнибала можно победить, а Сиракузы взять. Он был консулом в четвертый раз, когда в Рим прибыли сицилийцы с жалобой на него. Он не стал ничего сообщать в сенат, поскольку его коллега Валерий Левин отсутствовал, а он опасался, что сицилийцы в таком случае не проявят должной отваги. Когда же Валерий возвратился, Марцелл по собственному почину ввел их в сенат и терпеливо выслушивал их жалобы на него. Более того, когда Левин приказал им выйти, он убедил их остаться, пока защищал себя, а когда дело закончилось, последовал за ними, чтобы сенат более свободно выдал свое решение. Жалобщиков осудили, а Марцелл милостиво принял их прошения, словно бы от клиентов. Находясь на вершине, обративший Сицилию в провинцию, он отдал всю славу коллеге. Невозможно выбрать похвалу Марцеллу, раз он сам проложил новые грани терпимости в отношении союзников.

{1.7. 210 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVI.26.5-269.}

1.8. А как великолепно поступил Тиберий Гракх! Будучи народным трибуном, он находился в состоянии открытой вражды со Сципионами, Африканским и Азиатским. Последний не сумел дать обеспечение займа и на этом основании по приказу консула был заключен в тюрьму. Тогда Гракх обратился к коллегии трибунов, но никто не согласился вмешаться в это дело, и он обнародовал собственное решение. Никто не сомневался, что он проявит ненависть к Сципионам. Но Гракх для начала поклялся, что не намерен возобновлять дружеские отношения со Сципионами, а затем прочел следующее. Поскольку Луций Корнелий Сципион в день своего триумфа провел перед колесницей вражеских полководцев, а потом заключил их в тюрьму, то недостойно и чуждо величию республики, если с ним поступят так же. И он, Гракх, не дает на это свое согласие. После этого римский народ осознал, что Гракх опроверг общее мнение, и приветствовал его терпение надлежащей похвалой.

{1.8. Возможно, 184 г. до н.э.}

1.9. Гай Клавдий Нерон тоже может рассматриваться как пример исключительной умеренности. Славу победы над Гасдрубалом он разделил с Ливием Салинатором. Тем не менее он предпочел следовать за триумфальной колесницей Салинатора верхом, но не стать триумфатором самому: хотя сенат и даровал ему такое право, все же победное сражение состоялось в провинции, которой управлял Салинатор. Это был триумф без колесницы, но еще более блистательный, потому что одному воздали за победу, другому за умеренность.

{1.9. 207 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVIII.9.9-9.11.}

1.10. Не дает умолчать о себе и молодой Сципион Африканский. Будучи цензором, он как-то заканчивал составление списков во время солитаврилий. Писец прочитал по общественным табличкам надлежащую молитву, прося богов улучшить и укрепить государство римского народа. «Оно уже стало великим, — сказал Сципион, — поэтому я молю богов сохранить его в безопасности и в вечности». И приказал соответствующим образом исправить запись молитвы. И с тех пор цензоры, заканчивая списки, использовали именно эту исправленную молитву. Потому что он мудро заключил: о прирастании римской империи следовало просить в те времена, когда триумф испрашивали у седьмого ми левого камня, а народ, владеющий большей частью круга земель, должен ревностно стремиться к большему и всеобъемлющему счастью, если он не теряет ничего из того, чем уже владеет.

И столь же ярко раскрылась его цензорская умеренность у трибунала. Он проверял центурии всадников, и перед ним предстал Гай Лициний Сакердот. И Сципион сказал, что знает о его клятвопреступлении, и добавил, что если кто пожелает обвинить Сакердота, то он готов выступить в качестве свидетеля. Однако никто не взялся за это дело. «Веди коня дальше, Сакердот, — сказал Сципион, — и будь свободен от цензорского клейма. Не должен я принимать в тебе участия ни как обвинитель, ни как свидетель».

{1.10. Солитаврилии — лат. solitaurilia или suovetaurilia, жертвоприношение из свиньи (sus), овцы (ovis) и быка (taurus). Цензура Сципиона Эмилиана- 142 г. до н. э... Смотр конницы происходил на форуме. Выражение «веди коня дальше» (traducere equum) означало, что всадник остается на службе. История изложена также Цицероном (Речь в защиту Клуенция, 134).}

1.11. Это душевное равновесие отмечено также и в Квинте Сцеволе, знаменитейшем муже. Его призвали в суд свидетельствовать против обвиняемого, а он дал показания против жертв обвиняемого. А выходя, добавил, что ему бы поверили, если бы и все дали такие же показания; когда человека осуждают на основании только лишь одного свидетельства, то это создает самый дурной пример. То есть он выказал уважение к собственной вере и дал совет, как поступать в интересах общественного блага.

1.12. Понимаю, что значили высказывания и деяния этих мужей, и понимаю, что облек рассказы о них в узкий круг речи. Хотел бы я в кратком виде изложить многочисленные, рассказы о величии, но перо мое в окружении нескончаемого количества людей и дел не в состоянии представить и то и другое. А потому я ограничусь лишь записями. Вот и два Метелла, Македонский и Нумидийский, величайшее украшение нашей отчизны, заслуживают того, чтобы рассказать о них вместе.

Метелл Македонский резко поссорился со Сципионом Африканским, и их разногласия, проистекавшие из соперничества в доблестях, привели к тяжелой, ставшей широко известной вражде. Тем не менее, когда Метелл узнал, что Сципион погиб и его оплакивают, он ринулся на публику с сокрушенным лицом и вскричал прерывистым голосом: «Сбегайтесь, граждане, сбегайтесь! Стены нашего города рушатся! Нечестивая сила захватила Сципиона Африканского, пока он покоился в родных пенатах!» О, республика, столь несчастная из-за смерти Африканского, но счастливая из-за слез Македонского, достойного человека и гражданина! В одно и то же время ты увидела, какого вождя потеряла и какого нового вождя обретаешь. А он еще велел своим сыновьям подставить плечи под носилки и к этой похоронной чести добавил лишь, что в будущем едва им удастся выполнить ту же обязанность по отношению к какому-либо великому человеку. Куда улетучились все пререкания в курии? Куда девались все споры на рострах? Где облаченные в тоги сражения великих граждан и полководцев? Все они были стерты умеренностью, заслужившей глубочайшее уважение.

{1.12. 129 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Моралии, 202А.... Облаченные в тоги сражения... — имеются в виду гражданские распри.}

1.13. Метелл Нумидийский, изгнанный из страны из-за интриг партии популяров, стал жить в Азии. Случилось так, что он смотрел игры в Траллах, когда ему принесли письмо, в котором говорилось, что подавляющим большинством голосов сената и народа ему даровано право возвратиться в Рим. Он не покинул театр, пока не окончилось представление, и не выдал ничем своей радости тем, кто сидели с ним рядом, но сокрыл в себе это великое счастье. И в процветании, и в несчастье он всегда сохранял спокойствие духа благодаря умеренности.

{1.13. 98 г. до н.э.}

1.14. Столь многие семьи заслуживают похвалы, но Катон Младший не даст затеряться в молчании имени Порциев, поскольку едва кто разделит с ним его славу. Он оставил совсем не малый признак величайшей терпимости. Деньги киприотов он доставил в Рим в целости и сохранности. В знак признательности за эту услугу сенат постановил, чтобы ему была предоставлена чрезвычайная претура, что противоречило установленному порядку. Он же не дал этому свершиться и заверил всех, что недостойно, когда эта привилегия даруется только ему, но никому другому. И чтобы это новшество не связывалось с ним, он предпочел участвовать в законных выборах в комициях на Марсовом поле, чем принять такой дар от сената.

{1.14. По Плутарху (Катон Младший, 39), сенат в дополнение к чрезвычайной претуре предоставил ему право «появляться на зрелищах в тоге с пурпурной каймой».}

1.15. Поскольку я собираюсь обратиться к иноземным примерам, чувствую, как берет меня за руку Марк Бибул, занимавший самую высокую должность. Когда он жил в провинции Сирия, то услышал, что два его сына выдающихся способностей были убиты в Египте воинами Габиния. Царица Клеопатра прислала ему этих убийц в цепях, чтобы он смог отомстить за свою тяжелейшую утрату. Более глубокого утешения для скорбящего и представить нельзя. Но он, смирив свою скорбь терпимостью, немедленно приказал вернуть палачей его плоти и крови назад к Клеопатре невредимыми, заметив, что правом наказания обладает сенат, но не он.

{1.15. 50 г. до н. э. Ср.: Цицерон. Письма к Аттику, 6.5.3. См. также: Цезарь. Записки о гражданской войне, III. 110.6.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Архит из Тарента в Метапонте глубоко окунулся в наставления Пифагора и, после серьезного труда и длительного времени, предложил серьезный труд, объемлющий все учение. По возвращении на родину он решил осмотреть свое имение и нашел его в запустении и разрухе из-за пренебрежения со стороны управляющего. Глядя на виновного, он сказал: «Наказал бы я тебя, если бы не был в гневе из-за тебя». Он предпочел оставить его безнаказанным, нежели наказать, повинуясь гневу.

{Внешний пример 1. Ср.: Цицерон. О государстве, 1.59; Тускуланские беседы, IV.78.}

Внешний пример 2. Умеренность Архита оказалась выдающейся, а вот умеренность Платона — более взвешенной. Неуклюжесть раба заставила его вспыхнуть гневом. Понимая, что сам не в состоянии выбрать меру наказания, он доверил этот выбор своему другу Спевсиппу, ибо посчитал, что равного порицания заслуживает и проступок раба, и гнев Платона.

Я меньше удивляюсь поведению его ученика Ксенократа. Услышав, что тот нечестиво отзывался о нем, Платон без промедления отверг все обвинения. Доноситель твердолобо настаивал и спросил, почему же тот не верит. Платон ответил: невероятно, что кто-то, кому отдано столько любви, не ответил бы тем же. В конечном итоге зловредность была проверена на клятве. Не желая оспаривать очевидную неправедность, Платон подтвердил, что Ксенократ никогда не произнес бы ничего такого, если бы не был уверен, что сам Платон этого хочет. Действительно, можно предположить, что душа его нашла прибежище не в теле смертного, но в небесной крепости, да еще и вооруженная, отталкивающая все человеческие пороки в неодолимых сражениях и сохраняющая в самой своей глубине постоянство доблестей.

{Внешний пример 2. Ср.: Плутарх. Моралии, 10D; Диоген Лаэртский, III.38; Сенека. О гневе, III.5.5-5.7. Рассказ о Ксенократе более нигде не встречается.}

Внешний пример 3. Дион Сиракузский, безусловно, не уступал Платону в образованности, а что касается умеренности, он дал еще более яркое свидетельство. Изгнанный из своей страны тираном Дионисием, он прибыл в Мегару, где захотел встретиться со знатным гражданином Теодором в его доме, но его туда не допустили. И так повторялось несколько раз, когда он ждал перед дверьми. Наконец он сказал своему спутнику: «Мы должны терпеть, потому что и я, когда был на высоте положения, делал то же самое». И это его спокойствие снискало ему всеобщее уважение в изгнании.

{Внешний пример 3. Ср.: Плутарх. Дион, 17.}

Внешний пример 4 — По этому поводу я хотел бы обратить внимание на Фрасибула. Духом и оружием он вдохновил афинских граждан, которые, преследуемые жестокостью Тридцати тиранов, были вынуждены покинуть свои дома и влачить жалкое существование, но в конечном итоге вернулись на родину. А победу свою он увенчал восстановлением свободы и еще большей славой умеренности, ибо провел в жизнь закон о забвении всех прошлых дел. Это забвение, которое афиняне назвали «амнистией», возвратило потрясенное и разрушающееся государство к прежнему его состоянию.

{Внешний пример 4- 403 г. до н. э. Ср.: Ксенофонт. Греческая история, П.3.43 и след.}

Внешний пример 5. Не менее удивителен и случай с Стасиппом из Тегеи. Друзья убеждали его под любым предлогом уничтожить или изгнать его влиятельного соперника в деле управления республикой, при этом человека положительного и достойного. Он же отказался, посчитав, что место, освобожденное добрым гражданином, будет занято нечестивцем. То есть предпочел сам быть поверженным, чем позволить отчизне потерять достойного вождя.

{Внешний пример 5. Вероятно, около 370 г. до н. э. Рассказ нигде более не встречается.}

Внешний пример 6. И сердце Питтака было преисполнено умеренности. Поэт Алкей безжалостно нападал на него в стихах, и тот, конечно, испытывал горечь. Однако, когда он стал тираном по настоянию сограждан, то напомнил поэту о своей власти лишь тем, что приложил ладонь к своим устам.

{Внешний пример 6. Питтак стал тираном Митилены в начале VI в. до н. э. Ср.: Диоген Лаэртский, 1.76.}

Внешний пример 7. Упоминание об этом муже заставляет меня обратиться к умеренности Семи мудрецов. Один человек из окрестностей Милета купил у рыбаков их невод с уловом и обнаружил там золотой дельфийский треножник внушительного веса. Разгорелся спор: одна сторона утверждала, что продала только пойманную рыбу, а другая, — что купила в неводе удачу. Новизна дела и большая сумма денег привлекли внимание всех горожан, и было решено спросить у Аполлона в Дельфах, которому должен был быть посвящен треножник. Бог ответил в том смысле, что треножник следует отдать тому, кто превосходит всех в мудрости, причем в таких словах: «Кто выше всех в мудрости, тому я и наказываю владеть треножником». Жители Милета единодушно решили преподнести треножник Фалесу, но он отдал его Бианту, а тот — Питтаку, он же — следующему, и так, по кругу всех Семи мудрецов, треножник дошел до Солона, который воспринял славу мудрейшего и на этом основании дар самого Аполлона.

{Внешний пример 7. Ср.: Диодор Сицилийский, IХ.12.8.}

Внешний пример 8. Уместно привести пример терпимости спартанского царя Феопомпа. Он первым ввел выборы эфоров, которые стали противостоять царской власти, подобно тому как в Риме народные трибуны противостоят власти консулов. Его жена попеняла ему за то, что сыновьям он таким образом оставляет более слабую власть. «Да, — ответил он, — но зато более продолжительную». И был совершенно прав, потому что власть сохраняется лишь тогда, когда ограничивает себя в силе. Таким образом, смирив оковами свою царскую власть, Феопомп стал ближе к доброжелательности сограждан, чем если бы отдался необузданности.

{Внешний пример 8. Ср.: Аристотель. Политика, 1313а и след.}

Внешний пример 9. Границы владений Антиоха Луций Сципион отодвинул за Таврийские горы, так что тот потерял провинцию Азию и живущие вблизи народы. А он искренно поблагодарил римский народ за то, что его освободили от столь тяжелой ответственности и теперь он правит страной умеренных размеров. И в самом деле, нет ничего более славного и выдающегося, чем смирение с помощью умеренности.

{Внешний пример 9. 189 г. до н. э. Ср.: Цицерон. Речь в защиту царя Дейотара, 36.}

О ТЕХ, КТО ОТ ВРАЖДЫ ПЕРЕШЛИ К ДРУЖБЕ ИЛИ СВЯЗИ

2. Предисловие. Умеренность уже достаточно представлена многими и выдающимися деятелями, так что давайте перейдем к замечательному свойству души, позволяющему от гнева скользить к благодарности. Радостно видеть, как бурное море становится спокойным, мрачное небо ясным, а когда война переходит в мир, так это высшее счастье. Поэтому, отбросив в сторону суровость распрей, обратимся к прославлению блистательных союзов.

2.1. Дважды консул и великий понтифик Марк Эмилий Лепид, славный и в частной жизни, и в исполнении общественных обязанностей, долгое время враждовал с Фульвием Флакком, мужем того же ранга. Но когда их одновременно избрали цензорами, он заставил себя забыть о ссоре, ибо счел, что негоже людям, занимающим столь высокое общественное положение, оставаться врагами. И это суждение одобрили его современники, а старые авторы донесли до нас его славу.

{2.1. 179 г. до н. э. Ср.: Цицерон. Речь о консульских провинциях, 20: Лепид после избрания цензором «тотчас, на поле, помирился со своим коллегой и заклятым врагом, Марком Фульвием». В числе тех, кто одобрил и воспел поступок Лепида, был и знаменитый поэт Энний. Развернутый рассказ см. у Ливия (XL.45.6-46.15).}

2.2 Словно бы и не хотели они, чтобы стало известно потомству, как Ливии Салинатор положил конец длительной междоусобице. Он удалился в изгнание, пылая гневом по отношению к Нерону, свидетельством которого и был осужден. Но когда его призвали назад и избрали консулом вместе с Нероном, он заставил себя забыть о своем ожесточении и о тяжелейшей несправедливости. Разделив высочайшую власть с коллегой, он боялся, что может уронить достоинство консула, если будет вести себя враждебно. И вот, сковав свой дух спокойствием, в тяжелое время он сделал все, что мог, для обеспечения безопасности Города и Италии. Стремлением К доблести оба консула подорвали чудовищные силы пунийцев.

{2.2. 208 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVII.35.6-35.9. По этой версии, примириться обоих консулов заставил сенат.}

2.3. И еще примечательный пример, как Сципион Африканский Старший преодолел свою неприязнь по отношению к Тиберию Гракху. Они встретились за священным столом, ненавидя друг друга, а расстались друзьями и родственниками. Потому что, не довольствуясь примирением за пиршественным столом в честь Юпитера на Капитолии, по инициативе сената, Сципион в сложном положении обручил свою дочь Корнелию с Гракхом.

{2.3. Вероятно, 187 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXXVIII.57.2-57.8. Эта Корнелия, младшая из двух дочерей, была матерью двух знаменитых братьев Гракхов.}

2.4. Того же рода человечность исключительно проявилась в Марке Цицероне. Он со всем усердием защищал Габиния, осужденного по обвинению в вымогательстве, хотя тот во время своего консульства заставил его удалиться из Города. Он защищал и Публия Ватиния на двух процессах, хотя тот всегда был настроен враждебно к его общественному положению. И никто не обвинил его в легкомыслии, скорее даже его хвалили, потому что неправедные деяния лучше преодолевать великодушием, чем взаимной враждой.

{2.4. 54 г. до н. э. Цицерон защищал обоих под давлением Помпея и Цезаря.}

2.5. Поведение Цицерона настолько вызвало доверие к нему, что даже его злейший враг Публий Пульхр без колебаний последовал его примеру. Три Лентула обвинили его в инцесте, а он все же защищал одного из них, в свою очередь обвиненного в вымогательстве, и вел себя как друг этого Лентула в присутствии судей, претора и перед храмом Весты, где в свое время Лентул враждебно ораторствовал, пытаясь низвергнуть его грязным обвинением.

{2.5. Луций Корнелий Лентул Крус, о котором, видимо, идет речь, был консулом в 49 г. до н. э.}

2.6. Каниний Галл одинаково успешно выступал и как защитник, и как обвинитель, с одной стороны, женившись на дочери Гая Антония, которого обвинял, с другой стороны, сделав своим управляющим Марка Колония, который обвинял его.

{2.6. Луций Каниний Галл был народным трибуном в 56 г. до н. э.}

2.7. Жизнь Целия Руфа была испорчена, но сострадание, выказанное им по отношению к Квинту Помпею, достойно упоминания. На публичном процессе он его сразил. Однако, когда мать Помпея, Корнелия, отказалась передать ему завещанное имущество и тот обратился к Руфу с письменной просьбой о помощи, последний настоятельно его поддержал. В отсутствие Помпея он прочел в суде его письмо с предельной мольбой и таким образом вскрыл неестественную жадность Корнелии. Замечательный пример гуманности, даже если творцом был Целий.

{2.7. 51 г. до н. э. См. письмо Руфа Цицерону (Цицерон. Письма к родным, 8.1.4). Квинт Помпей, внук Суллы, народный трибун 52 г., натравливал народ на Цицерона. По окончании трибуната он был привлечен Целием и осужден на изгнание.}

О ВОЗДЕРЖАНИИ И УМЕНИИ ВЛАДЕТЬ СОБОЙ

3. Предисловие. С особой заботой и вниманием мы теперь рассмотрим случаи, когда приступы вожделения и жадности, напоминающие сумасшествие, изгонялись, по размышлении и здравом рассуждении, знаменитыми мужами. Потому что и в семье, и в сообществе, и в царстве эти качества легко находили для себя благодатную почву, причем только там, где создавались условия для плотских утех и стяжательства. Ибо там, куда проникают эти самые очевидные человеческие болезни, побеждает несправедливость, расцветает подлость, насаждается жестокость, рождаются войны. Давайте же припомним нравы, противостоящие этим ужасным порокам.

3.1. В возрасте двадцати четырех лет Сципион захватил Карфаген в Испании и получил, таким образом, благоприятные предзнаменования для захвата большого Карфагена. Заложников, которые были захвачены пунийцами, он принял под свою власть. Среди этих заложников была взрослая девушка исключительной красоты. И вот он, человек молодой, победитель, узнав, что она происходит из известного кельтиберского рода и обручена с Индибилисом, знатнейшим среди кельтиберов, вызвал ее родителей и невредимой передал жениху. И даже золото, приготовленное для ее выкупа, он добавил к ее приданому. Великодушием и благородством он добился того, что Индибилис обратил души кельтиберов к Риму и отплатил таким образом за это благодеяние.

{3.1. 209 г. до н. э. См. подробный рассказ у Ливия (XXVI.50 и след.), где юноша выведен под именем Аллуций.}

3.2. Свидетелем воздержанности того великого человека была Испания, а для Катона таковыми стали Эпир, Ахайя, Кикладские острова, побережье Азии и провинция Кипр. Выполняя поручение по сбору денег из этих мест для отправки их в Рим, он совершенно чурался как половых излишеств, так и личной выгоды, несмотря на то, что почвы для этого было там более чем достаточно. А ведь и богатства царей были в его распоряжении, да и множество греческих городов предлагали в течение всего плавания всяческие развлечения. Мунаций Руф, верный спутник Катона, указал на это в своих трудах. А я последними даже и не пользовался, ибо слава его не нуждается в доказательствах: и Катон, и воздержанность родились из одного чрева Природы.

{3.2. 58-67 гг. до н. э. Ср.: Веллей Патеркул, П.45.5; Плутарх. Катон Младший, 36-38.}

3.3. Или даже Друз Германик, составивший высшую славу семьи Клавдиев, редкостное украшение отчизны, будучи по трудам своим и возрасту равным отчиму и брату — Августам, двум божественным очам республики, так вот этот Друз принес свои плотские порывы в жертву любви к дорогой супруге. Да и Антония, чьи женские заслуги превзошли в ее семье мужские доблести, отвечала на любовь мужа исключительной верностью. После его смерти, в расцвете лет и красоты, она сделалась чем-то вроде мужа для своей свекрови. Таким образом, в одном и том же ложе для одной угас пыл юности, а другая обрела на склоне лет опыт вдовства, и пусть эта спальня станет конечным местом для этих двух опытов.

{3.3. Друз погиб в 9 г. до н. э. в возрасте 47 лет. Под свекровью подразумевается Ливия Августа. Вообще смысл фрагмента неясен. По Иосифу Флавию (Иудейские древности, XVIII.6.1) Антония Младшая, дочь Марка Антония и Октавии, предпочла остаться вдовой.}

3.4. А теперь обратимся к тем, чей дух никогда не испытывал стремления к деньгам. Гней Марций, молодой человек из патрицианской семьи, был достойным потомком царя Анка. По названию города вольсков Кориолы, который он завоевал, он получил свое прозвище. Показав примеры исключительного мужества, он был удостоен похвальной речи консула Постумия Киминия перед войском, а также награжден всеми воинскими знаками отличия, десятью пленниками по выбору, ста югерами земли, множеством коне# в полном убранстве, ста быками и таким количеством серебра, какое он мог бы унести. Он же ничего этого не принял, кроме коня для битвы, а также сохранил жизнь одному пленнику, своему гостеприимцу. Имея в виду такую умеренность, я уж и не знаю, что достойно большей похвалы: эти награды или отказ от них.

{3.4. Один югер равнялся 2500 кв. м. Ср.: Плутарх. Гай Марций, 10. В тексте — Гней, вероятно, ошибка.}

3.5. Марк Курий — совершенный образец и римской воздержанности, и выдающейся храбрости. Перед взором самнитских послов он явился в деревенской одежде и, присев у костра, стал есть из деревянной миски, показывая, что считает эту пищу вполне изысканной, поскольку презирал пышность самнитов, как и они изумлялись его бедности. Когда же те предложили ему много золота, собранного по общему их решению, и стали в дружеских выражениях убеждать его принять этот дар, он расхохотался и сказал: «Вы, исполнители пустого и, я бы заметил, ненужного поручения, расскажите самнитам, что Марк Курий предпочитает командовать богатыми, чем сам сделаться богатым. Заберите с собой этот дар, хоть и дорогой, но служащий людям во зло, и запомните, что я еще никогда не проигрывал сражения и никогда не покупался за деньги».

Он же, изгнав Пирра из Италии, не взял из царских трофеев ничего, что могло обогатить войско и Город. И даже когда сенат назначил каждому гражданину по семь югеров земли, а ему сто, он не стал превышать установленный для всех предел, понимая, что человек, неудовлетворенный тем, что получили остальные, не может считаться гражданином республики.

{3.5. Около 270 г. до н. э. Рассказ о встрече с самнитами фиксируется у многих писателей. См., напр.: Цицерон. О старости, 55 и след.}

3.6. Того же мнения придерживался и Фабриций Лусциний. В свое время он был первым по должности в государстве, а по имущественному положению равнялся последнему бедняку. Самниты, бывшие все его клиентами, прислали ему десять фунтов меди и пять фунтов серебра, да еще десять рабов, а он отправил все назад в Самний. В этой доблестной сдержанности он стал богатым без денег, которые лежали бы без всякого применения, потому что богатство его заключалось не в огромных владениях, но в умеренных желаниях. Так и не получила его семья ни бронзы, ни серебра, ни рабов от самнитов, зато снискала среди них славу.

Обеты Фабриция вполне согласовывались с отвергнутыми дарами. Он прибыл послом к Пирру и услышал от Кинея из Фессалии, что у афинян в большом почете какой-то мудрец, убеждающий, что не следует людям ничего желать, кроме удовольствия. Он счел это ужасным и взмолился, чтобы эта мудрость перекочевала к Пирру и самнитам. И пусть афиняне восхваляют свое учение, но благоразумный муж скорее предпочтет отвращение Фабриция наставлениям Эпикура. Что и подтвердилось: город, поставивший во главе удовольствие, утратил самую большую империю, а город, полюбивший труд, напротив, ее обрел; первый не сумел сохранить свободу, второй смог ее даже даровать.

{3.6. Посольство к Пирру — 280 г. до н. э. См.: Цицерон. О старости, 43; Плутарх. Пирр, 20. Самниты и Пирр были в то время союзниками Тарента.}

3.7. Можно полагать, что Квинт Туберон по прозвищу Кат был учеником Курия и Фабриция. Когда он был консулом, этолийцы прислали ему через послов тяжелые серебряные сосуды различного назначения, изготовленные с исключительным мастерством, поскольку, когда ранее они посетили его с приветствием, то увидели на столе глиняную утварь. Он же убедил их в том, что умеренность и бедность не одно и то же, и приказал забрать свои дары. И как же он был прав, предпочтя домашнее этолийскому, если и в последующем всегда опирался на свою воздержанность! А мы к чему пришли? Даже рабы с презрением относятся к утвари, которой тогда не брезговал пользоваться сам консул.

{3.7. 198 г. до н. э. Ср.: Плиний Старший. Естественная история, XXXIII. 142.}

3.8. После разгрома Персея Павел до такой степени насытил древнюю наследственную бедность нашего Города, что впервые тогда освободил его от бремени налогов. Но в свой дом он не взял ничего ценного, полагая, что лучше пусть другие извлекают деньги из его победы, а сам он довольствуется славой.

{3.8. 168 г. до н. э. Ср.: Полибий, XVIII.35.5; Цицерон. Об обязанностях, 11.76 и след.}

3.9. К людям того же духа могут быть приписаны Квинт Фабий Гургес, Невий Фабий Пиктор и Квинт Огульний. Прибыв в качестве послов к Птолемею и получив от него в частном порядке дары, они, еще до доклада в сенате, поместили их в казну, справедливо полагая, что никто не может требовать от гражданской службы ничего, кроме благодарности за хорошее исполнение обязанностей. А в том, что было далее, надо усматривать человечность сената и строгую дисциплину наших предков. Ибо все, что послы внесли в казну, было отдано им не только по постановлению сената, но и с разрешения народа, и в итоге квесторы распределили все между ними. И вот щедрость Птолемея, отказ послов, единство сената и народа вместе проявились в столь достопамятном деянии.

{3.9. 273 г. до н. э. Ср.: Дионисий Галикарнасский XX. 14 и след.}

3.10. А вот этот случай показывает, что в деле такого же рода не меньшей похвалы, чем Фабий и Огульний, достоин и Кальпурний Пизон. Будучи консулом, он освободил Сицилию от тяжестей войны с беглыми рабами и по обычаю полководцев, наградил тех, кто внес свой вклад. Среди прочих был и его сын, который храбро сражался в нескольких битвах. Он украсил его титулом носителя золота венка в три фунта весом, предварительно заметив, что не следует оплачивать из городской казны то, что будет внесено в его дом. Но при этом пообещал юноше золото такого же веса в качестве публичной награды от полководца и частного денежного дара от отца.

{3.10. 133 г. до н. э. Ср.: Плиний Старший. Естественная история, XXXIII.38.}

3.11. А если бы сегодня какой-либо выдающийся муж, закутанный в козье одеяло, в сопровождении трех рабов осмелился управлять Испанией или отправился бы в провинцию через море за пятьсот ассов, довольствуясь той же едой и вином, что и моряки, разве не сочли бы его несчастным? А вот Катон Старший безо всяких жалоб все это переносил, и любили его именно за такой образ жизни, которому он с удовольствием следовал.

3.12. Катон Младший, рожденный в уже богатом и любящем роскошь обществе, многому научился от древней воздержанности, отделенной от него годами. Когда он участвовал в гражданских войнах, возя с собой сына, было при нем двенадцать рабов, числом больше, чем у Старшего, по смыслу же меньше, если вспомнить, как изменились времена и нравы.

{3.12. 49 г. до н. э. Плутарх (Катон, 9) говорит, что Катона «сопровождали пятнадцать рабов, два вольноотпущенника и четверо друзей».}

3.13. Дух мой кипит, когда память обращается к величайшим мужам. После двух знаменитых консульств и множества выдающихся по славе триумфов Сципион Эмилиан взял на себя обязанности посла, сопровождаемый семью рабами. Я думаю, он мог бы приобрести большее от доспехов, захваченных в Карфагене и Нумантии, если бы не предпочел славу за свои подвиги для себя, а добычу для отчизны. И пока он прокладывал путь через земли союзников и иных народов, считали его победы, но не число слуг, а его влияние оценивали не по золоту и серебру, но по его величию.

{3.13. Второе консульство и триумф (134 и 132 до н. э.) последовали после посольства в 140-138 гг.}

3.14. Воздержанность можно отыскать и в душах других народов, но будет уместно обратиться еще к двум примерам, разделенным большим промежутком времени. Когда ужасное нашествие Пирра ослабело и эпирское оружие устало, он решил купить благоволение римского народа, храбрость которого не сумел унять. Тогда он направил в наш город почти все царское богатство с процессией. Его послы разносили из дома в дом разнообразные и очень дорогие дары и для мужчин, и для женщин. Однако никто из граждан не отпер двери своего дома. Город Рим, скорее горячий, чем деятельный сокрушитель наглости Тарента, я не знаю, чем снискал ты свою славу: нравами или оружием.

И в бедах, которые обрушили на республику Гай Марий и Луций Цинна, столь же поразительным образом проявилась воздержанность римского народа. Хотя Гай и Луций и отдали дома проскрибированных на разграбление, не нашлось никого, кто покусился на имущество несчастных граждан. Напротив, все держались подальше от этих домов, словно от священных храмов. И эта совместная воздержанность народа явилась молчаливым ответом на жестокость победителей.

{3.14. Посольство Пирра относится, видимо, к 279 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXXIV.4.6 след. О достойном поведении римлян во время проскрипций в 87 г. до н. э. рассказывает также Веллей Патеркул (П.22.5).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Не будем завидовать тем доблестям у других народов. Перикл, вождь афинян, имел коллегой по претуре автора трагедий Софокла. Во время исполнения обязанностей Софокл в неуемных выражениях стал восхвалять красоту какого-то свободнорожденного мальчика, проходившего мимо. Смиряя его невоздержанность, Перикл заметил, что претор не только руки должен держать вдали от денег, но и отводить глаза от всякого возбуждающего зрелища.

{Внешний пример 1. 441-440 гг. до н. э. Ср.: Цицерон. Об обязанностях, 1.144 и след.}

Внешний пример 2. Когда Софокл был уже в преклонном возрасте, кто-то спросил, как он относится к любовным утехам. Тот ответил: «Великие боги! Да я охотно бежал бы от них, как от тяжкого господства».

{Внешний пример 2. Ср.: Цицерон. О старости, 47 и след.}

Внешний пример 3. Говорят, что столь же воздержанным был и Ксенократ, и следующий рассказ подтверждает это мнение. Фрина, знаменитая в Афинах гетера, всю ночь без сна провела рядом с ним, уже изрядно выпившим вина, и поспорила с какими-то юношами, что она сумеет развратить его воздержанность. Он же, не коснувшись ее и не потревожив словом, позволил ей пребывать в его объятиях сколь угодно долго, а потом отправил ее, раздраженную. Действие воздержания достойно мудрости, однако и сказанное публичной женщиной оказалось забавным. Когда молодые люди стали над ней глумиться, поскольку она, несмотря на свою красоту, изящество и все свои чары, не сумела обольстить выпившего старика, и потребовали за выигрыш в споре оговоренные деньги, она ответила, что поспорила с ними в отношении человека, но не статуи. Ну кто еще более правдиво подтвердил бы воздержанность Ксенократа, чем эта публичная девчонка?

Фрина не произвела на него впечатления свой красотой. Ну а царь Александр? Сумел ли он увлечь его богатством? Можно думать, что и он напрасно искушал статую. Он послал к нему даровитых послов. Их привели в Академию, где Ксенократ принял их, по обычаю крайне скромно, предложив совсем маленькие порции. На следующий день они спросили, кому заплатить за угощение. «Что? — удивился он. — Вы еще не поняли из вчерашнего обеда, что я не нуждаюсь в деньгах?» Вот так царь пытался купить дружбу философа, а философ не пожелал продать ее царю.

{Внешний пример 3. Ср.: Диоген Лаэртский, IV. 7 и след. Здесь Фрина попросила у Ксенократа убежища, словно спасаясь от кого-то. О Ксенократе и Александре см.: Цицерон. Тускуланские беседы, V.91 и след.}

Внешний пример 4 — Александр заслужил прозвище Непобедимый, но не сумел победить киника Диогена. Как-то раз он подошел к нему, греющемуся на солнце, и спросил, что бы он хотел для себя. А тот, человек ничтожного рода, сидел на приступке и с твердой решимостью ответил: «О прочих делах потом, а пока не стой-ка ты между мной и солнцем». В этих словах заключался, видимо, такой смысл: Александр пытается смирить Диогена богатством — скорее он победит Дария оружием.

Тот же Диоген в Сиракузах как-то мыл овощи, и Аристипп ему сказал: «Поклонился бы ты Дионисию, и не пришлось бы тебе это есть». «Напротив, — ответил тот, — если бы ты это ел, не пришлось бы тебе кланяться Дионисию».

{Внешний пример 4 — Об Александре и Диогене см. у Цицерона (Тускуланские беседы, V.92 и след.). Рассказ о Диогене и Аристиппе более нигде не встречается.}

О БЕДНОСТИ

4. Предисловие. Дети — лучшее украшение матроны, и находим мы этому свидетельство у Помпония Руфа в его книге разных историй. Корнелия, мать Гракхов, принимала у себя в доме в качестве гостьи матрону из Кампании, которая показала ей свои украшения, самые прекрасные на то время. Та заняла ее разговором, пока дети не вернулись из школы, а потом сказала: «А вот мои украшения». Конечно, автор имел в виду человека, который ни к чему не стремится, а не того, кто владеет всем, поскольку владение вещами имеет обыкновение заканчиваться плачевно, тогда как наличие доброго разума не влечет за собой наказания со стороны недружественной Фортуны. В таком случае, что важнее: богатство как первое основание счастья или бедность как последняя доля несчастья? Веселый облик одного преисполнен внутренней горечи, тяжелый вид другого подкреплен твердыми и несомненными благами. Лучше показать это на людях, чем на словах.

4.1. Когда власть царей пала по причине чрезмерной гордыни Тарквиния, консулами стали Валерий Публикола и Юний Брут. Валерий потом три раза избирался консулом к величайшему счастью римского народа и расширил славу своего образа многочисленными и великими деяниями. Однако наследие досталось ему столь незначительное, что не покрыло даже расходы на похороны, поэтому он был погребен за общественный счет. И нет нужды в дальнейшем обсуждении бедности такого мужа: всем он владел при жизни, а по смерти недостало ему погребальных носилок и костра.

{4.1. 503 г. до н. э. Ср.: Ливии, II.16.7 и след.}

4.2. А теперь давайте подумаем, насколько великим человеком был Менений Агриппа, которого сенат и плебс выбрали для установления между ними мира. Именно ему подобало стать судьей общественного благосостояния. А ведь если бы народ не собрал по секстанту с человека, ему не хватило бы на похороны, достойные его чести. Но община, разделенная гибельным раздором, предпочла вверить себя рукам Агриппы, когда убедилась, что они хоть и бедны, зато чисты. Пока он был жив, ему нечем было подкрепить свой ценз, а после смерти он стал самым знатным представителем римского согласия вплоть до наших дней.

{4.2. 493 г. до н. э. Ср.: Ливии, 11.33.11 и след. Секстант — мелкая медная монета в 1/6 часть асса. Ко времени Ливия это слово, наряду с некоторыми другими (например, квадрант), употреблялось как обозначение любой мелкой монеты.}

4.3. Надо признаться, что Гай Фабриций и Квинт Эмилий Пап в свое время имели в домах и серебро. У обоих были жертвенные чаши и соляные амбары. А Фабриций считался более зажиточным, потому что предпочел пользоваться чашей из рога. Да и Пап оказался достойным: когда к нему все это перешло по наследству, он счел эти предметы принадлежностью богов, но не своими.

{4.3. Ср.: Плиний Старший. Естественная история, LXXIII.153.}

4.4. Даже те богачи, которые от плуга пришли к консульству, они ведь не променяли почву Пупинии на удовольствия, проматывая с потом огромнейшие куски себе на утеху. Да нет, опасности, угрожающие республике, сделали из них полководцев, а по сути — почему бы не сказать прямо? — пахарей.

4.5. Те, кого сенат послал к Атилию, чтобы вручить ему власть над римским народом, застали его разбрасывающим семена. Но эти истертые сельским трудом руки укрепили республику и разбили многочисленные вражеские войска. Еще совсем недавно Атилий шел за упряжкой волов, а теперь держал поводья триумфальной колесницы. А все потому, что он не стыдился отложить, когда надо, жезл из слоновой кости и вернуться к плугу. Атилий в бедности не горевал и поэтому гораздо явственнее сумел доказать богатым, как важно стремление к твердой славе для общего блага.

{4.5. Гай Атилий Регул — консул 257 и 250 гг. Его прозвание Сарран (от города Саррана), позднее было переосмыслено как Серран (сеятель). См.: Плиний Старший. Естественная история, XVIII.20.}

4.6. К той же крови и к тому же имени принадлежал Атилий Регул, во время Первой Пунической войны многочисленными победами подорвавший могущество Карфагена. Он узнал, что в ознаменование его успехов его власть продлена на следующий год. Тогда он отписал консулам, что управляющий его имением в семь югеров в Пупинии умер и что у наемных работников появилась возможность сбежать со всеми орудиями труда, и просил поскорее прислать ему преемника, чтобы поле не пришло в запустение и жена его с детьми имели бы пропитание. Узнав об этом от консулов, сенат постановил, чтобы земля его обрабатывалась, чтобы жена и дети были обеспечены пропитанием, а утраченные орудия труда заменены новыми за счет республики. Вот так расплатилась наша казна за доблесть Атилия, и потом всякий раз это будет становиться предметом гордости.

{4.6. Ср.: Ливии. Периохи, 18 и след.}

4.7. Таким же примерно было поместье Луция Квинкция Цинцинната. Он владел семью югерами земли, но три из них отписал в казну в качестве уплаты пени за своего друга. Он уплатил также пеню за неявку в суд своего сына, и в суде же было вынесено решение не возвращать ему этот участок земли. Однако у него, обрабатывавшего теперь только четыре югера, сохранилось твердое достоинство отца семейства, да кроме того он еще и был удостоен диктатуры. А в наши дни, если кто владеет таким же участком, что был у Цинцинната, полагает, что живет в нужде.

{4.7. Ср.: Ливии, III.13.10; III.26.8-26.12 и след.}

4.8. А вот семья Элиев — какое уж тут богатство! В одно и то же время жили шестнадцать Элиев, владевших небольшим домом, где теперь стоят памятники Марию, и имением в окрестностях Вейем такого размера, что обработка его требовала гораздо меньше рук, чем имелось у собственников, да еще были закреплены за ними места в Большом Цирке и Цирке Фламиния. Все это было им даровано за общественный счет в знак признания их доблести.

4.9. В этой же семье не было ни одного скрипула серебра, до той поры когда Павел после победы над Персеем не подарил своему зятю, Квинту Элию Туберону, пять фунтов серебра из добычи. Не умолчу и о том, что этот глава рода выдал свою дочь замуж за человека, в доме которого также не водились деньги. И сам он умер в такой бедности, что если бы не был продан его участок — единственное его наследство, его вдова не смогла бы собрать себе на приданое. Душевные качества мужчин и женщин в полную силу расцветали в этой семье, и в каждом деле высоко ценилось прежде всего достоинство. Эти качества приносили им государственные должности, создавали семейные связи, обеспечивали самое существенное влияние на форуме и в частной жизни. Каждый прежде всего заботился о благосостоянии государства, нежели о своем собственном, и предпочитал оставаться бедным, но в богатой стране, чем быть богатым, но в бедном окружении. И эти добрые нравы снискали признательность. Ничто из того, что относится к доблести, не может быть куплено за деньги, а нужда, которую испытывали эти славные мужи, была вознаграждена обществом.

{4.9. 162 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Эмилий Павел, 5; 28: это была чаша весом в пять фунтов — «первый серебряный предмет в доме Элиев».}

4.10. Или вот во время Второй Пунической войны Гней Сципион написал из Испании сенату, чтобы ему прислали преемника, потому что у него дочь на выданье и ей надо обеспечить приданое. И тогда сенат принял на себя отцовские обязанности, чтобы республика не лишилась знаменитого полководца. Посовещавшись с супругой Сципиона и родственниками, сенаторы затребовали из казны некую сумму и устроили свадьбу девушки. Сумма равнялась сорока тысячам ассов, что было воспринято не только как человечность сената, но и как наследие предков. Такова была сдержанность старших, что приданое в десять тысяч ассов, которое принесла мужу Туккия, дочь Цезона, считалось очень большим, а Мегуллия, принесшая в дом мужа пятьдесят тысяч ассов, заслужила прозвище Приданная. Тот же сенат по своей воле спас от бесприданных браков дочерей Фабриция Лусциния и Сципиона, потому что отцовское наследие не оставило им ничего, кроме исключительной славы.

{4.10. Ср.: Сенека. Естественнонаучные вопросы, 1.17.8 и след.; Апулей. Апология, 18. Под Сципионом здесь имеется в виду Сципион Старший.}

4.11. Марк Скавр в первой из трех книг о своей жизни рассказывает, какое малое наследство досталось ему от отца. Он говорит, что получил только шестерых рабов, а все имущество было оценено в тридцать пять тысяч сестерциев. И вот с такими деньгами в будущем он заслуженно стал во главе сената.

Все это — примеры, о которых мы никогда не перестанем сокрушаться и которые в то же время служат нам утешением. Что мы увидели: незначительное количество серебра или вовсе его отсутствие, нескольких рабов, семь югеров скудной земли, дочерей с ничтожным приданым, похороны, недостойные покойников. Но при этом — выдающееся консульство, знаменитое диктаторство, бесчисленные триумфы. Почему же мы денно и нощно обрушиваемся с упреками на благочестивую Фортуну, словно главного врага человеческого рода? А ведь эта Фортуна вскормила и наделила доблестью Публикол, Эмилиев, Фабрициев, Куриев, Сципионов, Скавров и других, равных им, столпов чести. Так пусть лучше, благодаря памяти о прошлом, вспыхнут наши сердца, пусть укрепится наш дух, ослабленный деньгами. Клянусь лачугой Ромула, ветхими крышами Капитолия и вечным огнем храма Весты, где до сих пор пользуются глиняной посудой, что никакое богатство не может быть выше бедности таких мужей.

{4.11. Ср.: Цицерон. Брут, 112.}

О СКРОМНОСТИ

5. Предисловие. Уместно теперь от бедности перейти к скромности. Она ведь стремится к самому правдивому, то есть учит мужей пренебрегать частным ради общественного. Она заслуживает того, чтобы ей воздвигали храмы и посвящали алтари, как если бы она была небесным божеством, потому что она есть прародительница всякого доблестного решения, хранительница повседневных дел, наставница в невинности, драгоценная для близких, воспринимаемая иноземцами и в любое время одаряющая всех приветственным ликом.

5.1. Ну а теперь от восхваления ее перейдем к ее деяниям. От основания Города до консульства Сципиона Африканского и Тития Лонга места для зрителей на общественных играх были общими для сената и народа. Но никогда никто из плебса не отваживался восседать в театре впереди отцов-сенаторов — до такой степени простиралась скромность нашего общества. И реальное доказательство этому среди прочего явилось в тот день, когда Луций Фламиний занял место впереди всех, хотя был уже исключен из состава сената цензорами Марком Катоном и Луцием Флакком, пусть даже он оставался консуляром и братом Тита Фламиния, победителя Македонии и Филиппа. Все присутствующие единодушно заставили его занять приличествующее ему место.

{5.1. Консульство -194 г. до н. э. Случай с Фламинием -184 г. до н. э. Ср.: Максим, II.9.3. Этот рассказ нигде более не фиксируется.}

5.2. Теренций Варрон пошатнул устои республики своим неуместным вторжением во время битвы при Каннах. Сенат и народ предложили ему пост диктатора, но он его отверг, сознавая свою вину, хотя и оправдывал ее гневом богов и уверенностью своего нрава. Куда как лучше было бы сделать подпись «диктатор» под его изображением, чем действительно доверить ему исправление этой должности!

{5.2. Ср.: Максим, III.4.4.}

5.3. Давайте теперь перейдем к достославному деянию скромности. Завистливая судьба на выборах претора свела вместе на Марсовом поле Гнея Сципиона, сына Сципиона Африканского, и писца Гая Цицерея. В разговорах народа выяснилось, что он считает неразумным, чтобы род и клиентела столь великого мужа были бы замешаны в комициальных выборах. Но Цицерей обратил обвинение себе в похвалу. Когда он увидел, что идет по всем центуриям впереди Сципиона, он сошел с возвышения и, сняв с себя белую тогу, далее предоставил собирать голоса своему сопернику, отдав таким образом дань памяти претуре Сципиона Африканского и не заботясь о том, чтобы требовать таковую для себя. Что может быть высшей наградой для такой скромности? Сципион обрел эту должность, но поздравить следовало бы Цицерея.

{5.3. 175 г. до н.э.}

5.4. А чтобы не отходить от комиций: когда Луций Красе домогался консульства, он вынужден был ходить по форуму, умоляя народ голосовать за него по обычаю. Но он никогда не смог бы сделать это в присутствии своего тестя Квинта Сцеволы, мужа высокочтимого и мудрейшего, а потому попросил его не обращать на него внимания, пока он занимается таким ничтожным делом. А все потому, что он более чтил достоинство Сцеволы, нежели свою белую тогу.

{5.4. Ср.: Цицерон. Об ораторе, 1.112. Здесь — остроумное признание самого Красса: «Ведь даже когда я обхаживал народ, домогаясь должности, то во время рукопожатий всегда просил Сцеволу не смотреть на месяц: мне нужно дурачиться, говорил я ему (дурачиться — это значит льстиво просить, потому что тут без дурачества не добьешься успеха), а именно при нем менее, чем перед кем-либо другим, я расположен дурачиться» (пер. Ф. А. Петровского).}

5.5. Помпей Великий на следующий день после поражения от Цезаря в битве при Фарсале прибыл в Ларису и увидел, что встречает его весь город. «Идите, — сказал он, — и поклонитесь победителю». Я бы сказал так, что он не заслужил быть побежденным, если бы не был сокрушен самим Цезарем. А значит, он сохранил достоинство в несчастье. И пусть недолго он носил свое достоинство, но умеренность его несомненна.

{5.5. 48 г. до н.э. Ср.: Лукан. Фарсалия, VII.712-725.}

5.6. И то, что Гай Цезарь нередко являл то же качество, показывают его последние дни. Он был поражен множеством предательских ножей, но в тот самый миг, когда дух его прощался со смертным телом, даже двадцать три его раны не отвадили его от скромности. Обеими руками он приспустил свою тогу, чтобы не видно было его тело, уже содрогающееся. В таком состоянии не люди испускают дух, но бессмертные боги обретают свои места.

{5.6. Ср.: Светоний. Божественный Юлий, 82.2: «... Он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами...» (пер. М. Л. Гаспарова).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Теперь к внешним событиям я подсоединю рассказ, действие которого развернулось до того, как Этрурии было даровано гражданство. Исключительно красивый юноша по имени Спуринна, появившийся в этой стране, привлек к себе внимание самых высокопоставленных женщин. Чувствуя, что он попал под подозрение со стороны их мужей и родителей, он обезобразил ранами свое лицо, посчитав, что его безобразный облик станет большим доказательством его невинности, нежели красивый облик, возбуждающий похоть иноземок.

{Внешний пример 1. Рассказ нигде более не встречается.}

Внешний пример 2. В Афинах как-то один старик пришел в театр и стал искать себе место, но никто из граждан не захотел ему уступить своего. Наконец он добрался до спартанских послов, которые в знак почтения перед его сединой и годами немедленно предоставили ему самое почетное место. Увидев это, все зрители восхвалили аплодисментами благочестие иноземного города. И говорят, что один из лакедемонян при этом сказал: «Афиняне знают, как правильно поступать, но не делают этого».

{Внешний пример 2. Вероятно, рассказ Цицерона (О старости, 63-64) более точен: «... По преданию, в Афинах, когда один человек преклонного возраста пришел в театр, переполненный зрителями, то его сограждане не уступили ему места; но когда он приехал в Лакедемон, то те, кто как послы сидели на предназначенных для них местах, говорят, все встали и усадили старика вместе с собою; после бурных рукоплесканий всех собравшихся один из послов сказал, 'что афиняне правила поведения знают, но следовать им не хотят» (пер. В. О. Горенштейна).}

О СУПРУЖЕСКОЙ ЛЮБВИ

4. Предисловие. От смиренного и нежного чувства я перехожу теперь к чувству, столь же достойному, хотя иногда более жгучему и сильному. И глазам читателя я представлю реальные образцы законной любви, заслуживающие величайшего уважения благодаря твердой верности между мужем и женой, образцы, которые трудны для подражания, но которые следует знать. И пусть даже средний пример пойдет на пользу все понимающему.

6.1. В доме Тиберия Гракха обнаружили двух змей — мужского и женского пола. Ему было предсказано, что, если отпустить змея, умрет его жена, если змею — умрет вскоре он сам. Заботясь более о жене, чем о себе, он приказал змея убить, а змею отпустить и таким образом позволить умереть себе. Вот я и не знаю, стоит ли назвать Корнелию счастливой благодаря такому мужу или же несчастной из-за утраты такого мужа. А ты, Адмет, царь Фессалии, разве не претерпел ты, осужденный за свое тяжкое и жестокое деяние? Ты ведь позволил своей жене умереть вместо тебя, и когда она согласилась на это, ты еще мог спокойно взирать на свет? Да лучше бы ты раньше снискал любовь родителей!

{6.1. Ср.: Цицерон. О дивинациях, 1.36, 11.62 след. Об Адмете см. в трагедии Еврипида «Алкеста».}

6.2. Более убогая жертва злой судьбы, нежели Гракх, — это Гай Плавтий Нумида, хотя и представитель сенаторского сословия, но явивший тот же пример любви. Услышав о смерти жены, он не смог вынести горечь утраты и поразил себя в грудь мечом. Однако вмешались слуги, спасли его от смерти, перевязали рану, но он все же сумел последовать задуманному: сорвал повязки, раскрыл рану и испустил жизненную силу из своего сердца и нутра. И столь жестокой смертью он доказал, сколь мощно бушевало в его груди пламя супружеской любви.

{6.2. Рассказ нигде более не встречается.}

6.3. То же имя и та же любовь — Марк Плавтий. По приказу сената он должен был привести в Азию флот из шестидесяти кораблей и прибыл в Тарент. А там его жена Орестилла, которая его сопровождала, вдруг заболела и умерла. На ее похоронах, когда она уже была возложена на погребальное ложе для помазания и прощального поцелуя, он бросился на меч. Друзья Плавтия положили его рядом с ней в том виде, в каком он был, то есть облаченного в тогу и в сапогах, а затем разожгли костер и сожгли их вместе.

Потом им воздвигли могилу, которую до сих пор можно увидеть в Таренте с надписью по-гречески: «Памятник двум любящим». Я не сомневаюсь, что смерть Плавтия и Орестиллы соединила их души в подземном мире. В самом деле, если любовь есть величайшее и достославное чувство, значит, лучше для любящих соединиться в смерти, чем быть разделенными при жизни.

{6.3. Марк Плавтий Гипсей — скорее всего легат Суллы в 80-х гг. до н. э.}

6.4. То же чувство обнаружила и дочь Гая Цезаря Юлия. Во время выборов эдилов она заметила на одежде своего мужа Помпея Великого, доставленной в дом из лагеря, пятна крови. Устрашенная, она внезапно потеряла сознание и упала, и вследствие этого потрясения и боли во всем теле у нее случился выкидыш к величайшему несчастью для всего мира. Потому что покой не был бы нарушен чередой страшных и безумных гражданских войн, если бы по-прежнему царило согласие между Цезарем и Помпеем, замешанное на кровных узах.

{6.4. Ср.: Плутарх. Помпей, 53. В этом подробном рассказе — некоторые уточнения. При выборе эдилов случились настоящие схватки, и многие сторонники Помпея были убиты, так что ему пришлось сменить тогу: старую, испачканную кровью, слуги принесли домой, что и вызвало шок у Юлии. Она сумела оправиться и позже родила дочь, но умерла при родах, причем дочь пережила ее всего на несколько дней.}

6.5. Твой самый чистый огонь, Порция, дочь Марка Катона, во все века будет вызывать заслуженное восхищение. Когда ты узнала, что твой муж Брут разбит при Филиппах и погиб, ты не колеблясь заглотала горящие угли, поскольку тебе не дали воспользоваться клинком. Ты ушла из жизни, как твой отец, но сделала это по-женски. И я не знаю, кто поступил храбрее: Катон ли, проверенным способом умертвивший себя, или ты, пойдя новым путем.

{6.5. У Плутарха в рассказе о Порции, дочери Катона, прямая ссылка на Максима (Брут, 53): «Супруга Брута, Порция, как сообщает философ Николай и вслед за ним Валерий Максим, хотела покончить с собой, но никто из друзей не соглашался ей помочь, напротив, ее зорко караулили, ни на миг не оставляя одну, и тогда она выхватила из огня уголь, проглотила его, крепко стиснула зубы и умерла, так и не разжав рта» (пер. С. П. Маркиша). См. также биографию Катона (73).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Законная любовь отмечена и у иных народов, о чем не следует умалчивать. Глупо даже спорить о том, как горевала царица Карий Артемисия после смерти своего мужа Мавзола: она воздвигла в его честь памятник, который вскоре занял место среди семи чудес света. Надо ли собирать все прежние свидетельства, если она сама стремилась выбрать себе ту же могилу, выпив напиток с порошком из истолченных костей мертвеца?

{Внешний пример 1. 353 г. до н. э. Ср.: Авл Геллий, Х.18.}

Внешний пример 2. Царица Гипсикратия в своей любви к мужу, Митридату, излила целый дождь чувств. Чтобы поддержать его, она решила пожертвовать своей красотой и нарядилась мужчиной. Она остригла волосы, села на коня и вооружилась, чтобы легче было сносить опасности. Не уставая ни телом, ни духом, она следовала за ним даже после поражения от Гнея Помпея, когда он прорывался сквозь враждебные племена. Такая преданность с ее стороны стала великим утешением для Митридата в его суровых и трудных делах. Потому что в своих скитаниях он видел в жене свой дом и свою семью.

{Внешний пример 2. 65 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Помпей, 32. Здесь, однако, сказано, что Гипсикратия была не женой, но наложницей Митридата.}

Внешний пример 3. Но почему я так увлекся безлюдными просторами варварской Азии, если в Понтийской бухте находится украшение всей Греции — Лакедемон, представивший нашим глазам выдающийся образец женской верности, которую по достоинству можно сравнить с величайшей славой отчизны?

Минийцы, чье происхождение берет начало от спутников Ясона, обосновались на острове Лемнос. Несколько столетий они жили спокойной жизнью. Затем, изгнанные оружием пеласгов, в надежде на чужеземную помощь они заняли вершины Тайгетских гор. Спартанское сообщество из уважения к Тиндаридам — участникам знаменитого плавания, двум братьям, именами которых названы были звезды, — пригласили их жить вместе по своим законам и обычаям. Но это великодушие повлекло опасность для города, когда те попытались насадить царскую власть. Поэтому их взяли под стражу и приговорили к смерти. Согласно древнему обычаю лакедемонян, казнь должна была состояться ночью. Однако их жены, женщины знатных кровей, под предлогом разговоров с мужьями, убедили стражей пропустить их в темницу, где отдали свои платья мужьям, после чего те вышли с покрытыми головами, изображая глубокую скорбь. Что еще можно добавить к этому, кроме того, что заслужили они честь быть женами минийцев?

{Внешний пример 3. Ср.: Геродот, IV.145 и след. Ускользнув таким образом из-под стражи, минийцы вновь разбили лагерь на Тайгете.}

О ДРУЖБЕ

7. Предисловие. Теперь давайте обратимся к узам дружбы, могущественным и стойким, не уступающим силам кровного родства, но даже более верным и надежным, чем последние, ибо те образуются по случаю рождения, случайно, а первые возникают на основе твердой уверенности. Скорее можно безответственно избегнуть родственных уз, нежели дружеских, поскольку первое не обязательно попадает под законное обвинение, а второе как раз открыто для такого обвинения. По-настоящему верные друзья познаются в тревожные времена, когда всякое благодеяние исходит от устойчивой доброй воли. Культ счастья скорее обязан лести, чем глубокому уважению: всегда люди думают, как бы больше извлечь, чем потратить. Больше того, люди с разбитыми судьбами больше нуждаются во внимании друзей для зашиты или утешения. Счастливые и процветающие деяния, подкрепленные божественной помощью, особенно не нуждаются в человечности. Поэтому и память потомства скорее связана с теми, кто не отвернулся от изменчивых судеб своих друзей, чем с теми, кто продолжал наслаждаться счастьем жизни. Кто помнит друзей Сарданапала? А Ореста знают все, причем более потому, что другом его был Пилад, а не потому, что отец его Агамемнон. Дружба первого совершенно погрязла в удовольствиях и роскоши, а дружба вторых в тяжелых и жестоких условиях стала примером утешения в страданиях. Но почему это я начинаю с внешних дел, ведь есть и наши примеры.

{7. Предисловие. Сарданапал — 40-й по счету и последний царь Ассирии, прославившийся своей исключительной роскошью и тягой к наслаждениям, предававшийся безудержным пирушкам, как правило в компании евнухов. Миф о неразлучных друзьях Оресте и Пиладе стал основой трагедий Эсхила («Орестея»), Софокла («Электра»), Еврипида («Орест», «Электра», «Ифигения в Тавриде»).}

7.1. Тиберий Гракх заслуженно считался врагом отечества, ибо власть свою поставил над общим благом. Но какое постоянство он показал в дружбе, даже с учетом его неправедного решения по поводу Гая Блоссия из Кум, достойно рассмотрения. Объявленный врагом, приговоренный к смерти, лишенный похоронных почестей, он не утратил уважения Блоссия. Сенат назначил консулов Рупилия и Лената ответственными за наказание сторонников Тиберия по обычаю предков. Тогда Блоссий пришел к Лелию, чьими советами обычно пользовались консулы, чтобы просить прощения за содеянное, ссылаясь в свое оправдание на дружбу. Тот спросил: «Ну а если бы Гракх велел тебе поджечь храм Юпитера Лучшего и Величайшего, ты бы подчинился, исходя из дружбы, о которой так много говоришь?» Блоссий ответил: «Гракх никогда не приказал бы такого». И это еще не все: он отважился защищать характер Гракха в присутствии всего сената. Но то, что последовало, оказалось еще отважнее и опаснее. Придавленный обвинениями Лелия, он продолжал держаться твердо и признался наконец, что сделал бы все, что повелел Гракх. А придержи он язык, кто бы счел его преступником? И кто бы не назвал его вполне разумным, если бы он отвечал лишь то, что нужно? Но Блоссий не стал защищать свою жизнь почетным молчанием или разумными речами, потому что не хотел, чтобы стерлась память о несчастливой дружбе.

{7.1. 132 г. до н. э. ... Наказание... по обычаю предков... — древнее наказание за отцеубийство, считавшееся самым страшным из преступлений: осужденного зашивали в мешок с ядовитыми змеями. Рассказ о Блоссии, философе-стоике, см. у Плутарха (Тиберий и Гай Гракхи, 20 и след.). Ему удалось бежать в Азию к царю Аристонику. В 130 г. он покончил с собой после поражения Аристоника. Ср.: Цицерон. О старости, 37.}

7.2. В той же семье встречаем примеры крепкого постоянства в дружбе. Когда Гай Гракх был сражен и оказался беспомощным, когда отвернулась от него судьба и раскрыли его заговор, только два друга, Помпоний и Леторий, пришли к нему на помощь и закрыли его своими телами от летящих со всех сторон копий. Чтобы облегчить ему бегство, Помпоний на какое-то время устроил беспорядочную потасовку у Тройных ворот и уже не смог оттуда выбраться. Изнуренный многочисленными ранами, он погиб, я думаю, неохотно уступив смерти. А что до Летория, он встал у Сублицийского моста и мужественно и горячо защищал его до перехода Гракха, а затем, сломленный превосходящими силами, пронзил себя мечом и бросился в Тибр, напомнив тем самым подвиг Горация Коклеса, то есть к простой дружбе добавились преданность отчизне и добровольная гибель. И какими замечательными воинами стали бы Гракхи, последуй они стопами отца или деда по матери!

А с каким чувством, с какой решимостью помогли им в их трофеях и триумфах за неправедное дело их верные спутники Блоссий, Помпоний и Леторий! Следуя дружбе, они подчинились зловещим ауспициям, но их примеры чем несчастнее, тем убедительнее.

{7.2. 121 г. до н. э. О Помпонии см. у Веллея Патеркула (П.6.6.). Здесь с Коклесом сравнивается именно он. См. также: Максим, III. 2.1. Сублиций-ский мост — самый древний в Риме, построенный в честь подвига Коклеса. Дед по матери — Сципион Старший. Ср.: Плутарх. Тиберий и Гай Гракхи, 36-37.}

7.3. Луций Регин, если бы судили его по общественным установлениям, достоин был бы растерзания у потомства, но если судить его по законам дружбы, он должен быть удостоен величайшей похвалы. Будучи народным трибуном и подчиняясь правилам старинной и тесной дружбы, он освободил из-под стражи Цепиона, который нес ответственность за наше поражение от кимвров и тевтонов. И был Регин ему другом до такой степени, что даже сопровождал его в изгнание. О дружба, велика и необорима твоя власть! С одной стороны — рука республики, с другой — твоя рука тянет Регина за собой. Государство обеспечивало его неприкосновенность, а ты, хотя и мягко, приговорила его к изгнанию. И он выбрал наказание, а не служение.

{7.3. Квинт Сервилий Цепион был консулом во время войны с кимврами, от которых потерпел поражение в 105 г. до н. э.}

7.4. Твой случай достоин удивления, но то, что последует, еще более похвально. Вот до чего довело Волумния его преданность другу без всякого вреда для республики. Происходивший из сословия всадников, он покровительствовал Марку Лукуллу и дружил с ним. Когда Марк Антоний казнил Лукулла как приспешника Брута и Кассия, Волумний, который мог спастись бегством, остался верным своему бездыханному другу, непрестанно оплакивал его и стенал, как будто бы он сам был причиной его смерти. Столь исключительная и продолжительная скорбь вызвала внимание Антония, и Волумния привели к нему. Глядя прямо ему в глаза, Волумний сказал: «Император, прикажи умертвить меня рядом с Лукуллом и немедленно, ибо после его смерти я жить не в силах, поскольку считаю себя ответственным за то, что склонил его к неправедному делу». Что крепче этой доброй воли? Он избавил своего мертвого друга от ненависти, предложил заплатить собственной жизнью за его провинность и состраданием по отношению к нему привлек враждебность к себе. Антоний не протестовал. Тогда Волумний, уже уходя, исступленно поцеловал правую руку Лукулла, возложил на грудь его отрубленную голову и подставил шею мечу победителя. И пусть Греция рассказывает о Тесее, как он вверил себя царству отца Диктиса в поддержку незаконной любви Пирифоя, — сказку, которую рассказывают лжецы, а слушают глупцы. Смешанная кровь друзей, раны за ранами, смерть за смертью — вот настоящие свидетельства римской дружбы, а это — чудовищная ложь, сочиненная склонным к обману народом.

{7.4. Рассказ нигде более не встречается. ... Пусть Греция рассказывает... — Максим здесь не совсем внятен. Диктис, или Дитис (как в тексте) был братом Полидектае царя острова Серифа. Он спас от смерти аргосскую царевну Данаю и ее сына Персея, отцом которого был сам Зевс. Царь лапифов (племени гигантов) Пирифой пытался похитить Персефону, и его лучший друг Тесей помогал ему в этом, за что оба были наказаны (позднее Тесея освободил Геракл). Эта пара друзей прославилась также похищением двенадцатилетней Елены (Аполлодор, III. 10.7) и царицы амазонок Антиопы (Павсаний, 1.2.1). Видимо, для Максима это — пример неправедной дружбы.}

7.5. И Луций Петроний достоин похвалы в данном случае. Доверившись культу дружбы, он заслужил равную славу. Рожденный в семье низкого сословия, он затем достиг звания всадника и, благодаря Публию Целию, добился значительных успехов в военной службе. Но Судьба пожелала, чтобы свой благородный дух он выказал не в счастливой жизни, но в жестоких обстоятельствах. Консул Октавий поставил Целия во главе Плацентии. Когда город был захвачен войсками Цинны, Целий, уже старый и больной человек, чтобы избегнуть плена, припал, прося о помощи, к правой руке Петрония, чтобы тот помог ему уйти из жизни. Петроний тщетно убеждал его отказаться от этого намерения, но в конечном итоге, поскольку тот настаивал, убил его, а потом к его телу добавил собственное, ибо не смог пережить смерть человека, которому был обязан каждой ступенью своего восхождения. Вот так к общему концу одного привело чувство стыда, а другого — благочестие.

{7.5. 87 г. до н. э. Ср.: Плиний Старший. Естественная история, VIII. 144; Плутарх. Моралии, 969С.}

7.6. С Петронием можно сравнить и Сервия Теренция, хотя судьба и не дала ему возможности умереть за друга так, как он того хотел. Его следует судить по его намерению, но не по провалу, ибо он сделал все, от него зависящее, чтобы погибнуть самому и чтобы Децим Брут избежал смертельной опасности. Спасаясь бегством из Мутины, Брут узнал, что Антоний послал всадников убить его. Он попытался укрыться в темном месте, спасаясь от возмездия, но был настигнут. Тогда Теренций прикинулся Брутом и, верный своей лжи, подставил себя под удар всадников. Однако Фурий, поклявшийся отомстить Бруту, узнал Теренция, так что он не смог своей смертью воспрепятствовать наказанию друга. Так вот, по прихоти Фортуны, он выжил.

{7.6. 43 г. до н. э. Теренций и Фурий встречаются только в этом рассказе. У Плутарха (Брут, 50) выведен некий Луцилий, выдавший себя за Брута: его доставили в лагерь к Антонию, который привлек его на свою сторону.}

7.7. От этого устрашающего и тяжелого лика дружбы перейдем теперь к радостному и безмятежному. Вспомним те виды дружбы — со слезами, стенаниями, убийствами — и поместим ее теперь в места, более подходящие для счастья, — благоприятные, честные, изобилующие яркими подвигами. Выведем дружбу из темных святилищ и обратимся к Дециму Лелию и Марку Агриппе, которые, с их верными душами и ведомые добрыми предсказаниями, пусть станут вашими друзьями, один — величайший из людей, другой — величайший из богов. И чем, следуя за ними, выставлять на обозрение царственные примеры настоящей преданности, давайте лучше насаждать законы дружбы более счастливо и с большим религиозным рвением и выведем их на свет как счастливое сообщество друзей: с их преисполненными постоянства душами, с усердными общественными обязанностями, с непобедимым спокойствием, заботой о благочестии, а также о достоинстве и благополучии друзей и о тех самых насыщенных плодах, которые пожнет их возраст.

{7.7. Какой именно Децим Лелий имеется в виду, неясно. В эпоху ранней империи один такой Лелий был современником Максима.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Мой разум останавливается на домашнем, но сияние римского Города заставляет меня обратиться к знаменательным деяниям внешнего мира. Дамон и Финтий, только что посвященные в мудрость Пифагора, были связаны друг с другом теснейшими узами дружбы. Дионисий Сиракузский пожелал одного из них казнить, но согласился предоставить ему время, чтобы уладить семейные дела. Если он не вернется вовремя, второй погибнет. Голова одного уже была под мечом, а второй, который мог спасти себе жизнь, и свою голову положил под тот же меч. И вот все, и прежде всего Дионисий, ожидают развязки этой сомнительной истории. Когда же пришел назначенный день и отсутствующий все еще не появился, решили, что он отверг своего глупого друга, но тот заявил, что совершенно не опасается за дружескую твердость. И когда уже настал назначенный Дионисием момент времени, второй неожиданно явился. К изумлению обоих Дионисий отменил казнь и, более того, попросил их принять его в их дружеское сообщество, пообещав свято соблюдать свое третье место с благоговением. Разве это не сила дружбы? Она может внушить презрение к смерти, обратить жестокость в прощение, ненависть в любовь, наказание уравновесить благодеянием. К ней следует относиться с тем же почтением, что и к культу богов: в последнем — благо общества, в первой — частное благо. Богам посвящаются храмы, а дружбе — преданные сердца людей, подобные святилищам, исполненным святости духа.

{Внешний пример 1. Этот рассказ, необыкновенно популярный в Античности, встречается у многих писателей. Ср., например, замечания Цицерона (Об обязанностях, 111.45; О пределах добра и зла, 11.79; Тускуланские беседы, V.63).}

Внешний пример 2. И царь Александр ощутил то же самое. Овладев лагерем Дария, он в сопровождении своего верного Гефестиона явился туда, чтобы утешить тех, кто там находился. При его появлении мать Дария пришла в себя, подняла голову и с уважением приветствовала Гефестиона по персидскому обычаю, поскольку приняла его за Александра из-за его высокого роста и важной осанки. Убедившись в ошибке, она, задрожав, стала придумывать слова извинения. «Не надо, — сказал Александр, — беспокоиться об имени: он — тоже Александр». И кого из них мы поздравили бы сначала? Того, кто решил произнести это, или того, кто это услышал? Всемогущий царь, который уже завоевал весь круг земель своими победами или ожиданиями таковых, коротким замечанием сравнял себя со своим товарищем. О, великий дар слова, ценный и для говорящего, и для слушающего!

И в частном порядке я тоже высказываю свое уважение, имея опыт благоволения со стороны красноречивейшего и блистательнейшего мужа. Боюсь только, как бы меня не поняли неверно, что для меня мой друг Помпей был наподобие Александра, в свою очередь считавшего, что его друг Гефестион — другой Александр. Но я бы заслужил величайший упрек, если бы прошел мимо примеров постоянной и чувственной дружбы, не упомянув о Помпее. Благодаря его душе, как и сердцам дражайших родителей, жизнь моя сделалась счастливее, грусть ушла. От него я получил свободное поведение, возможность преумножать всякое благодеяние, с его помощью я стал более терпимым ко всякому повороту судьбы. Под его руководством и благодаря ауспициям мои занятия обрели блеск. Наверняка я также удовлетворил зависть тех, кто потерял своих друзей, потому что, без сомнения, им доставляло боль мое наслаждение дружбой: нет, я не заслуживаю этого, хотя всегда разделял свою радость с теми, кто хотел бы того же. Но никакое, даже умеренное счастье не сможет избежать зубов недоброжелательства. Ведь есть такие, которые, избегают ли их или обращаются к ним с мольбами, радуются и ликуют по поводу несчастий других, расценивая их как собственные радости. Они богаты чужими утратами, счастливы чужими ошибками, бессмертны чужими похоронами. Но как долго они будут попирать чужие несчастья, не имея собственных, — давайте определим изменчивостью человеческого бытия, лучшего из того, что смягчает заносчивость.

{Внешний пример 2. После битвы при Иссе (333 до н. э.). Ср.: Курций Руф, III.12.15-12.17; Арриан. Поход Александра, II.12.6 и след.}

О БЛАГОРОДСТВЕ

8. Предисловие. Давайте теперь в моем труде призовем на память случаи благородства. У него два похвальных источника — верное суждение и почтенная добрая воля, и оценивают его только на этих основаниях. Потому что дар порождает благодарность, которая с течением времени становится все сильнее. И потому что ценность дара увеличивается относительно удобного времени.

8.1. Случилось, что много столетий назад небольшая сумма денег была выплачена Фабием Максимом в связи со следующим. По соглашению о выкупе он получил назад пленников, захваченных Ганнибалом. Когда сенат не одобрил эту сделку, он послал в Город своего сына, чтобы тот продал единственное имение, которым владел, а вырученную сумму немедленно передал Ганнибалу. Деньги были небольшие — всего лишь за семь югеров земли в Пупинии, но если учесть душу плательщика, то сумма эта не поддается исчислению. Он предпочел расплатиться своим наследством, нежели требовать от отчизны. И это еще более достойно похвалы, потому что стремление одного — более очевидный признак обязательства, чем ожидание легкого возмещения со стороны многих. Один дает, что может, другой — больше, чем может.

{8.1. 217 г. до н. э. Ср.: Ливии, ХХII.23.5-23.8; Плутарх. Фабий, 7. Ср. также: Максим, III.8.2.}

8.2. Ну, а теперь предоставим место для выражения заслуженного благородства женщине по имени Буса, самой богатой в Апулии. Однако не будем сравнивать ее великое достояние со скромными доходами Фабия. Она щедро поддерживала пропитанием примерно десять тысяч соотечественников, уцелевших после битвы при Каннах внутри стен Канузия, но ее необыкновенная щедрость по отношению к римскому народу не отразилась на ее благосостоянии, тогда как Фабий во славу отчизны дошел до нищеты.

{8.2. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXII.52.7. Немного ниже (54.4) Ливии замечает, что «Бусе становилось уже тяжело снаряжать столько людей — их было около десяти тысяч».}

8.3. И Квинт Консидий также заслуживает упоминания за его щедрость, тем более что его деяние было совершено не без выгоды для себя. Республика была почти разрушена из-за безумия Каталины, и даже богатые не могли уплатить долги кредиторам, потому что цена собственности предельно упала. Но и тогда Консидий не разрешил своим доверенным людям взимать долги, которых скопилось уже пятнадцать миллионов сестерциев, ни в чистом виде, ни с процентами. И насколько от него зависело, он смягчил тяжесть общественных беспорядков, выказав личное спокойствие, и ко всеобщему изумлению сумел доказать, что одалживал собственные деньги, не требуя в залог кровь сограждан. А те, которые сейчас, радуясь своим сделкам, приносят домой обагренные кровью деньги, в конце концов увидят, что их радость омрачится презрением, потому что не дали себе труда прочитать благодарственное постановление сената по отношению к Консидию.

{8.3. 63-62 гг. до н. э. Нигде более не встречается, но имя Консидия упомянуто у Цицерона (Письма к Аттику, 1.12.1) наряду с двумя другими персонажами, явно ростовщиками, но более или менее достойными.}

8.4. Думаю, римский народ поспорит со мной: почему это я все говорю о частных лицах, но не о народе в целом. А ведь это важно для доверия к нему, для того, чтобы показать его высочайший дух, который восприняли уже цари, города и народы, а еще потому, что вся слава его великих деяний, благодаря напоминанию, крепнет день ото дня. Азию, которую римляне завоевали в войне, они передали царю Атталу как дар. И все потому, что наш народ понял: для величия и блеска нашей будущей власти надо выбрать благодеяние, но не выгоду для себя, и пожертвовал самой богатой и восхитительной частью круга земель. И дар этот был счастливее самой победы, потому что большое приобретение рождает зависть, а столь великая щедрость только увеличивает славу.

{8.4. 188 г. до н. э.}

8.5. Никакие записи не сравнятся с небесным духом римского благородства в следующем примере. После поражения царя Македонии Филиппа вся Греция собралась на Истмийских играх. Трубы призвали к молчанию, и затем Тит Квинкций Фламиний через вестников велел произнести такие слова: «Сенат, и римский народ, и Тит Квинкций Фламиний, главнокомандующий, постановляют, что все греческие города, находившиеся прежде под властью царя Филиппа, теперь свободны и не подлежат наложению податей». При этом известии людей охватила внезапная и безудержная радость. Поначалу они молчали, будучи не в силах поверить в это. А потом, когда вестники повторили сказанное, люди всколыхнули небеса таким криком, что птицы, доселе летавшие над ними, стали падать на землю в оцепенении. Это можно назвать великодушным деянием, поскольку от рабства было освобождено столько людей, сколько их было в самых знаменитых и богатых городах, и всем римский народ даровал свободу.

Величию народа служат не только дары, сделанные от души и потому достойные памяти, но и чувство тех, кто эти дары принимает. И то, и другое заслуживает равной похвалы.

{8.5. 197 г. до н. э.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Когда Гиерон Сиракузский узнал о поражении римлян при Тразименском озере, он послал в наш Город триста тысяч модиев пшеницы, двести тысяч модиев ячменя и двести сорок фунтов золота. Конечно, он знал о скромности наших предков, которые не приняли бы золота, поэтому обратил его в образ Победы, что и заставило их, движимых религиозным чувством, использовать этот дар. Он был первым, кто решился на такой дар и не побоялся, что его не примут.

{Внешний пример 1. 1 модий равен 8 2/3 литра. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXH.37.5-37.12. Здесь — уточнение. Гиерон отправил в Рим золотую статую Победы весом в 220 фунтов. Пшеницы, по Ливию, было 30 000 модиев. Золото, присланное другими городами, сенат действительно не принял.}

Внешний пример 2. К этому хочу еще добавить рассказ о Гиллии из Акраганта, который, как известно всем, в сердце носил благородство. Он владел огромным состоянием, но был богаче других также и душой и всегда занимался тем, что распределял деньги больше, чем накапливал. Поэтому его дом считался своего рода мастерской щедрости. Его деяния — это и памятники общественной пользе, и приятные глазам народа зрелища, и благотворительные обеды, и бесплатная раздача хлеба, когда цена на него падала. Это -для всех, а в отдельности он давал деньги бедным, оплачивал приданое лишенным средств девушкам, помогал тем, кто пострадал от внезапных потерь близких. Чужеземцы также обретали гостеприимство в его городских пенатах и сельских имениях и уходили они от него, осчастливленные дарами. Однажды он накормил и одел сразу пятьсот всадников из Гел, которые бежали из своего города, гонимые бурей. Что же больше? Его можно назвать даже не смертным, но носителем сокровищницы благородной Фортуны. Все, чем Гиллий владел, было словно бы общим, и за его состояние молились жители не только Акраганта, но соседних поселений. И, рассуждая от противного, представьте себе, что эта щедрость оказалась более надежным стражем, чем плотно запертые сундуки.

{Внешний пример 2. Ср.: Диодор Сицилийский, XIII.84; Афиней. 1.5.4а. Имя героя рассказа варьируется в источниках: Гиллий, Геллий, Теллий. Скорее всего, этот человек жил во 2-й половине V в. до н. э.}

КНИГА V

О ЧЕЛОВЕЧНОСТИ И МЯГКОСТИ

5. Предисловие. Что может быть более подходящими спутниками щедрого дара души, чем человечность и мягкость, в равной степени достойные похвалы? Щедрость одолевает бедность, человечность — случай, мягкость — ненадежную Судьбу. И хотя сложно сказать, что более достойно одобрения, достаточно вознести хвалу тому качеству, которое совпадает с именем «человек».

1.1. Прежде всего я упомяну о самых человечных и мягких поступках сената. Когда карфагенские послы прибыли, чтобы выкупить пленных, тех немедленно отпустили без всяких денег. Две тысячи семьсот сорок три юноши — целое войско — были отпущены, и такая сумма денег с презрением отвергнута, и такие преступные деяние пунийцев прощены! Думаю, что и послы были потрясены и, наверно, говорили друг другу: «О, эта щедрость римского народа, только с божественной милостью ее и можно сравнить! А наше посольство оказалось счастливым даже и без молитв! Нас одарили благодеянием, которого мы ранее и не знали!»

А вот еще серьезное свидетельство человечности сената. Отцы сенаторы постановили, чтобы Сифак, один из самых могущественных нумидийских царей, который умер в заключении в тибурской тюрьме, был удостоен общественных похорон, то есть к дару жизни в данном случае добавилась честь погребения.

И в деле Персея сенат тоже выказал мягкость. Когда он умер в Альбе, где содержался ради его же безопасности, сенаторы послали квестора, чтобы тот организовал общественные похороны, ибо не хотели, чтобы царские останки покоились в бесчестии.

Это все совершалось в отношении врагов, несчастья, смерти, а вот следующее — в отношении друзей, процветания, жизни. По завершении Македонской войны Мисаген, сын Масиниссы, был отправлен к отцу полководцем Павлом вместе со всадниками, которых он привел на помощь римлянам. В пути его флот разбила буря, и его доставили в Брундизий, уже больного. Узнав об этом, сенат немедленно распорядился послать в этот город квестора и проследить, чтобы для юноши создали все условия, оказали необходимую помощь и возместили все расходы его и его спутников. А еще, чтобы были подготовлены корабли, которые доставили бы всех в Африку в хороших условиях и в безопасности. Квестор приказал, чтобы каждому всаднику выделили фунт серебра и пятьсот сестерциев. Хотя юноша все же умер, но после такой человечности со стороны отцов-сенаторов, отец его страдал меньше, оплакивая его смерть.

Тот же сенат узнал, что после победы над Персеем Прузий, царь Вифинии, собрался в путь, чтобы принести свои поздравления. Тогда было решено отправить квестора Публия Корнелия Сципиона в Капую, а в Риме подготовить лучший дом и за общественный счет доставить все необходимое не только для самого царя, но и для его спутников. Таким приемом Город показал истинно человеческое лицо. А царь, который прибыл к нам уже с самыми нежными чувствами, возвратился в свою страну с удвоенным ощущением благодарности.

И Египет испытал на себе римскую гуманность. Царь Птолемей был свергнут с трона младшим братом и прибыл в Рим за помощью с незначительным числом рабов, мрачный и печальный из-за совершенной низости. Пристанище он нашел в доме одного художника из Александрии. Когда об этом узнал сенат, то немедленно принес юноше извинения со всей надлежащей почтительностью за то, что навстречу ему не был послан квестор, чтобы согласно обычаю предков принять его на уровне общественного гостеприимства. Это произошло не вследствие пренебрежения с их стороны, объяснили сенаторы, но из-за его внезапного и тайного приезда. Затем они проводили его прямо в курию, подобрали надлежащее жилище, убедили снять свое жалкое одеяние и назначить день встречи с ними. Они позаботились и о том, чтобы каждый день он получал дары через квестора. Такими действиями они возвели его на вершину царского достоинства и внушили ему надежду на помощь римского народа, надежду, которая перевесила его страх перед судьбой.

{1.1. 201 г. до н. э. Фактически послы прибыли для заключения мира. Ср.: Ливии, XXX.43.7 и след. Случай с Сифаком — 201 г. до н. э.: Ливии, XXX.45. Рассказ о Персее — ок. 165 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Эмилий Павел 37 и след. О Мисагене — 168 г. до н. э. Ср.: Ливии, XLV.14.8 след. О Прузии см. у Ливия 45.44.4-44.21 и след. В рассказе о Египте имеется в виду Птолемей VI Филометор (180-145 до н. э., смещен в 164-163 до н. э.), старший брат Птолемея VIII Эвергета П.}

1.2. От всех отцов-сенаторов перейдем к отдельным из их числа. Консул Луций Корнелий захватил город Ольбию, в сражении за который погиб храбрейший карфагенский полководец Ганнон. Консул организовал торжественные похороны, тело Ганнона было доставлено из его палатки, и Корнелий даже не сомневался в воздаянии таких почестей врагу. Он верил, что эта победа не вызовет гнев ни у богов, ни у людей, ибо сопровождалась она глубокой человечностью.

{1.2. 259 г. до н. э. Ср. Ливии. Периохи, 17; Сильвий Италик, 6.671 и след.}

1.3. А что мне сказать о Квинкций Криспине, снисходительность которого не смогли поколебать ни гнев, ни слава? Он со всем радушием принял в своем доме Бадия Кампанского, пришедшего к нему больным, и с величайшим усердием о нем заботился. После подлой измены кампанцев Бадий в одном сражении вызвал его на бой. Криспин же, будучи сильнее и телом, и духом, предпочел убедить этого неблагодарного человека, нежели одолеть его в бою. «Что ты делаешь, безумец? — спросил он. — Куда ведет тебя неправедная страсть? Ты и перед людьми хочешь выказать нечестивость, которую уже проявил в частной жизни? Квинкций — единственный из римлян, против которого ты хочешь обратить свое преступное оружие, и это тот самый Квинкций, в доме которого ты нашел почести и заботу! Узы дружбы и гостеприимство богов, для ваших сердец ничего не значат, а вот для нашей крови они священны и запрещают мне сойтись с тобой во враждебном споре. Даже если бы в сражении я вдруг свалил тебя своим щитом, то и тогда отвел бы острие меча от твоей шеи. Твоя вина в том, что ты хочешь убить друга, а я этого не желаю. Поэтому ищи другую руку: моя назначена, чтобы спасать тебя». Каждому из них небеса даровали возможности, которые они заслужили. Бадий был повергнут в этом сражении, Квинкций бился достойно и возвратился знаменитым.

{1.3. О Криспине (212 до н. э.) см. у Ливия (XXV. 184-15).}

1.4. А какой чудесный и памятный пример мягкости являет Марк Марцелл! Захватив Сиракузы, он остановился в городской крепости, чтобы увидеть сверху когда-то могущественный, а теперь лежащий в руинах город. Увидев все его несчастья, он не смог сдержать слез. Если бы кто-нибудь, не знающий его, заметил Марцелла, то решил бы, что победитель не он, а другой. Вот так, Сиракузы, к твоим испытаниям все-таки добавилась какая-то доля радости, потому что если и не выпало тебе остаться в целости, то участь твоя все же была смягчена состраданием победителя.

{1.4. О Марцелле (211 до н. э.) см. у Плутарха (Марцелл, 19).}

1.5. Квинт Метелл, сражаясь с кельтиберами в Испании, осадил город Кентобригу. Он уже придвинул осадные машины и искал место в стене, которое следовало разрушить, но человечность возобладала над желанием победить. Жители Кентобриги выставили на линию ударов осадных машин сыновей Ретогена, которые ранее перебежали к Метелу. Ретоген сам известил Метелла, что даже ценой собственной крови он не остановит ход событий, но, чтобы не допустить жесткой гибели сыновей на глазах у отца, Метелл снял осаду. И таким великодушием он, не одолев стены одного города, привлек зато на свою сторону сердца жителей всех кельтиберских городов, показав, что не нуждается в осадах, чтобы привести их под власть римлян.

{1.5. Рассказ о Метелле (142 до н. э.) более нигде не встречается, кроме краткого намека у Флора (1.33.10).}

1.6. Человечность молодого Сципиона Африканского известна не менее широко. После взятия Карфагена он разослал письма в сицилийские города с уверением в том, что все храмовые украшения, похищенные у них пунийцами, будут возвращены на прежние места. Вот благодеяние, приятное и богам, и людям!

{1.6. 146 г. до н. э. Ср.: Цицерон. Против Верреса. П.2.86 и след.}

1.7. Он же проявил еще такую гуманность. Его квестор распродавал пленных, среди них оказался юноша приятной наружности и явно знатного происхождения. Посланный к Метеллу, он рассказал, что родом он нумидиец, после смерти отца остался сиротой и был воспитан дядей, Масиниссой, а в войну с римлянами поспешно вступил без его ведома. Метелл решил, что, простив юноше его ошибку, он тем самым окажет уважение дружбе царя, наиболее преданного римскому народу. Он подарил юноше кольцо, золотую застежку, тунику с широкой полосой, испанский плащ, коня в полной сбруе и отослал его к Масиниссе в сопровождении всадников. Ибо он считал, что самая значительная награда за победу заключается в том, чтобы вернуть богам храмовые украшения, а людям — их родню.

{1.7. 209 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVII.19.8-19.12.}

1.8. Такого же рода благодарную память мы должны хранить о Луций Павле. Узнав, что к нему доставили Персея, вчера царя, а сегодня пленника, он встретил его в облачении со всеми украшениями римской власти, а когда Персей опустился на колени, поднял его и стал по-гречески убеждать не отчаиваться. Он даже сопроводил его в свою палатку, усадил рядом во время совета, дав понять, что нет ничего зазорного в том, чтобы делить с ним стол. Если вглядеться в сражение, проигранное Персеем, с одной стороны, а с другой — в картину, которую я описал, то люди могут засомневаться, какое зрелище для них приятнее. И если победа над врагом хороша, то не менее похвально умение выразить ему сострадание в его несчастье.

{1.8. 168 г. до н. э. Ср.: Ливии, XLV.7.4-8.8 и след.}

1.9. Эта гуманность Луция Павла напомнила о милосердии Гнея Помпея. Тигран, царь Армении, много воевал с римлянами, но и защитил своими силами наш город от Митридата, когда того вытеснили из Понта. Помпей не позволил ему упасть перед ним в мольбе, но добрыми словами ободрил, а диадему, которую тот сбросил, убедил вновь надеть на голову и, отдав еще несколько распоряжений, восстановил его в прежнем состоянии судьбы. Он считал, что одинаково прекрасно и побеждать царей, и создавать их.

{1.9. 66 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Помпей, 33 и след.}

1.10. Как блистателен пример гуманности Гнея Помпея, и сколь жалок случай, когда желаемая гуманность не состоялась! Ведь голова того, кто покрыл виски Тиграна знаками царской власти, была лишена трех триумфальных венков, и во всем мире, которым он еще недавно владел, не нашлось места для его захоронения. Голова, отделенная от тела, была доставлена, словно подарок из египетской сокровищницы, к великому сожалению победителя. Потому что когда Цезарь увидел ее, он забыл о том, что перед ним враг, но вспомнил, что это — его тесть, и оплакал Помпея, его дочь и себя. Он распорядился кремировать голову Помпея в изобилии самых роскошных и дорогих благоуханий. Если бы дух божественного принцепса не был столь кротким, а его уже считали опорой Римской империи — так Фортуна управляет смертными, — и он бы остался непогребенным. Когда Цезарь услышал о смерти Катона, он сказал, что помешал Катону своей славой, а Катон ему своей. Наследство Катона он оставил его детям в сохранности. И жизнь Катона была бы не менее значима даже в сравнении с божественными деяниями Цезаря.

{1.10. О смерти Помпея в 48 г. до н. э. см. у Ливия (Периохи, 112) и Лукана (IX. 1032-1108), о смерти Катона (46 г. до н. э.) — у Плутарха (Катон Младший, 72; Помпей, 80).}

1.11. И душа Марка Антония остается неясной без понимания такой гуманности. Он ведь передал тело Марка Брута своему вольноотпущеннику для похорон и, чтобы сожжение выглядело более почетным, приказал накрыть тело своим плащом, расценив, что поверженный враг уже вне ненависти. А когда узнал, что вольноотпущенник украл плащ, впал в ярость и немедленно наказал его, предварив свои действия такими словами: «Ты что, не знал, какого мужа я доверил тебе для похорон?» Поля при Филиппах были свидетелями его отважной и благочестивой победы, но не слышали таких слов, исполненных благороднейшего негодования.

{1.11. Случай 42 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Антоний, 22; Брут, 53.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Ведомый воспоминанием римского примера в Македонии, я должен вознести хвалу нраву Александра. Его мужество на войне снискало ему бесконечную славу, а его снисходительность — исключительную любовь. В ходе своих упорных походов он увидел многие народы, и вот однажды в каком-то месте его захватила снежная пурга, и он, сидя возле огня в высоком кресле, заметил македонского солдата, изношенного возрастом и оцепеневшего от сильного холода. Не руководствуясь своим положением, но исходя из возраста и его, и своего, он спустился с кресла и руками, которые сокрушили Дария, пристроил скрючившегося от холода воина на свое место, заметив, что для персов занять царский трон означало казнь, а для него — возвратить здравие. И разве удивительно, что многие столько лет счастливо служили под его предводительством, если прежде всего он заботился о жизни простого воина, а не о своем величии?

И он же, не уступающий никакому человеку, но лишь природе и судьбе, хотя.и был измучен жестокостью болезни, приподнялся на локтях и вытянул вперед правую руку для всех, кто пожелал бы коснуться ее. И кто бы не подошел, чтобы поцеловать эту руку, уже обессиленную роком, но все же достаточную для командования самым большим войском и более живую уже и не силой духа, но человечности?

{Внешний пример 1. 327 г. до н. э. Ср.: Курций Руф VIII.4.15. О болезни Александра (323 до н. э.): Курций Руф, Х.5.3; Арриан. Поход Александра, 7.26.1.}

Внешний пример 2. Расскажем также о менее стойкой человечности, но столь же достойной внимания и связанной с афинским тираном Писистратом. Некий юноша, воспылавший любовью к его дочери, еще девушке, как-то прилюдно ее поцеловал. Разгневанной супруге, потребовавшей казнить молодого человека, Писистрат ответил так: «Если мы убьем тех, кто нас любит, что же делать с теми, кто нас ненавидит?» Никак не согласуется это высказывание с тираном!

Таким вот образом перенес он оскорбление, нанесенное дочери, а нанесенное ему — еще более достойно. Когда его друг Фрасипп за обедом бесконечно его оскорблял, Писистрат удержал от гнева и свой дух и свой язык, так что можно было подумать, будто он — какой-то придворный льстец, которого бранит тиран. Когда же Фрасипп собрался уходить, Писистрат, опасаясь, что тот слишком рано покидает стол, попытался удержать его по-дружески. А Фрасипп, преисполненный возбуждения и отравленный собственной злобой, плюнул ему в лицо, но даже этим не заставил его ответить на обиду враждебностью. Напротив, Писистрат даже сдержал сыновей, которые рванулись защитить честь отца. На следующий день, когда осознавший свою вину Фрасипп попытался покончить с собой, Писистрат пришел к нему и отвратил его от этого намерения, пообещав, что они останутся прежними друзьями. Даже если бы он не совершил более ничего, достойного памяти, уж только этими действиями он заслужил одобрение потомков.

{Внешний пример 2. О Писистрате (тиран 561-528 до н. э.) см. у Сенеки (О гневе, III.11.4).}

Внешний пример 3. Столь же мягким был нрав царя Пирра. Он услышал, что тарентинцы отзывались о нем неуважительно за обедом. Тогда он пригласил их к себе и спросил, говорили ли они то, что достигло его ушей. Один из них сказал: «Если бы у нас не кончилось вино, то все, сказанное о тебе, показалось бы детской забавой по сравнению тем, что мы хотели сказать». Такое похмельное извинение и бесхитростное признание правды обратили гнев царя в смех. Таким милосердием и мягкостью он добился того, что тарентинцы возносили ему хвалу, когда трезвели, и молились за него, когда пили.

С таким же величием человечности он послал Ликона Молосского встретить римских послов, которые направлялись в его лагерь выкупить пленных, и обеспечить их безопасность в пути. И чтобы принять их с надлежащими почестями, он сам отправился в царском одеянии и в сопровождении всадников приветствовать их за воротами. Не возгордившийся от удач, он пожелал проявить уважение к тем, кто в это самое время выступал против него с оружием.

{Внешний пример 3. О Пирре и тарентинцах см. у Квинтилиана (VT.3.10) и Плутарха (Пирр, 8 и след.). Эпизод с Ликоном нигде более не встречается.}

Внешний пример 4 — За свою мягкость Пирр собрал заслуженные плоды в самом конце жизни. Невзирая на неблагоприятные предсказания, он напал на город аргивян. В бою он был убит, и Алкионей, сын царя Антигона, сражавшийся на стороне защитников, взял его отсеченную голову и доставил отцу, пошутив, что это — счастливейший итог победы. Антигон укорил юношу за чрезмерное ликование по поводу внезапного падения этого великого человека и за забвение людских деяний. Он поднял голову с земли, надел на нее широкополую шляпу, которую носил сам, следуя македонскому обычаю, приставил голову к телу Пирра и похоронил его с величайшими почестями. А когда позже привели к нему захваченного сына Пирра, Гелена, он убедил его и одеваться по-царски, и нести в себе царский дух, а потом даровал ему останки Пирра в золотой урне, чтобы доставить ее в Эпир, на его родину, его брату Александру.

{Внешний пример 4- 273 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Пирр, 34: Пирр был убит в Аргосе ударом черепицы, а голову ему отсек некий Зопир, воевавший на стороне Антигона, который наказал своего сына палками.}

Внешний пример 5. Наших воинов вместе с консулами самниты прогнали под ярмом близ Кавдинского ущелья. Кампанцы, однако, приняли их с уважением, поскольку они вошли в их город не только безоружными, но и совершенно раздетыми, — так же как до того приняли свое победоносное войско, несущее вражеские доспехи. Они сразу же вручили консулам знаки их достоинства, снабдили воинов одеждой, оружием и провиантом и сделали это очень по-доброму, так что помогли римлянам справиться с горестным чувством от поражения. Если бы они в свое время были преисполнены того же духа по отношению к нашей империи в противостоянии с Ганнибалом, они бы не превратили свои беспощадные топоры в средство жестокости.

{Внешний пример 5. 321 г. до н. э. Ср.: Ливии, IX.6.4-6.7.}

Внешний пример 6. И раз уж я упомянул одного из тяжелейших врагов Рима, закончу тем, что у меня под рукой: тем проявлением мягкости, которое соответствует имени римского народа. Потому что Ганнибал организовал поиски тела Эмилия Павла, сраженного при Каннах, и всех своих воинов, потому что не мог позволить им остаться незахороненными. Тиберия Гракха он удостоил самых почетных похорон, после того как тот был предательски атакован из засады, а останки его вручил нашим воинам для доставки на родину. Марка Марцелла Ганнибал похоронил на Бруттийской равнине: тот слишком усердно наблюдал за передвижениями пунийцев. На погребальный костер его возложили в пунийском плаще и увенчанного золотым венком. Таким образом, обаяние гуманности находит себе место даже в жестоких сердцах варваров, смягчая жестокость, ярость в глазах и притупляя кичливую гордость от победы. Нет ничего недоступного и сложного для гуманности в том, чтобы проложить себе миролюбивый путь между враждебным оружием и между направленными друг против друга решительными остриями мечей. Гуманность побеждает гнев, смягчает ненависть и смешивает кровь врагов с их слезами. Это ведь она вызвала в Ганнибале примечательное высказывание, в котором он обосновал затраты на похороны римских полководцев, потому что похороны Павла, Гракха и Марцелла принесли ему гораздо больше славы, чем их убийство в бою: он победил их с пунийской хитростью, но воздал почести с римской мягкостью. Храбрые и благочестивые тени, и вам бы не допустить оплошности в погребении, которое выпадет на вашу участь. Ибо желательно умереть на родине, но еще более славно умереть за родину. Последние почести, отнятые несчастьем, вы восстановили вашей доблестью.

{Внешний пример 6. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии, ХХП.52.6. Насчет гибели Гракха в 212 г. до н. э. Ливии (XXV. 17.4-17.7) приводит разные версии: «... Одни говорят, что его похоронили в римском лагере свои, другие — что Ганнибал (эта версия распространеннее). Перед карфагенским лагерем сложили костер, вооруженное войско церемониальным маршем обошло его вокруг... Похороны устроил сам Ганнибал — со всеми почестями и подобающими словами» (пер. М. Е. Сергеенко). О похоронах Марцелла в 208 г. до н. э. см. у Ливия (XXVII.28.2 и след.) и Цицерона (О старости, 75).}

О БЛАГОДАРНОСТИ

2. Предисловие. Теперь стоит обратить внимание на признаки благодарности и деяния неблагодарности, потому что они лишь увеличиваются по мере сравнения с пороком и доблестью. Но поскольку они четко отделены друг от друга по своему замыслу, пусть и под моим стилем они будут столь же различны, и пусть лучшее место достанется тому качеству, которое более достойно похвалы, чем попрека.

2.1. Начнем отсчет с общественных деяний. Когда Марций (Кориолан) готовился обратить оружие против своей страны и привел огромное войско вольсков к городским воротам, угрожая Римской империи смертью и тьмой, его мать Ветурия и жена Волумния своими мольбами не позволили ему взвалить на себя такую ответственность. В их честь сенат основал сословие матрон самыми щедрыми постановлениями. Было установлено, что мужчины должны уступать женщинам дорогу на улицах с осознанием того, что для благополучия республики стола важнее оружия, а еще к древним ушным украшениям было добавлено новшество в виде головной повязки. Кроме того женщинам дозволялось носить пурпурные одеяния с золотыми блестками. И в дополнение в том месте, где Кориолан был переубежден, возвели храм и алтарь Женской Фортуны, свидетельствуя таким образом о заботливости по поводу благодеяния этого тщательно избранного религиозного культа.

Нечто подобное произошло и во время Второй Пунической войны. Когда Фульвий осаждал Капую, нашлись две женщины из Кампании, которые отказались выбросить из душ благоволение к римлянам, это были домохозяйка Вестия Оппия и проститутка Клувия Факула. Первая ежедневно молилась за благоденствие нашей армии, а вторая никогда не переставала снабжать продовольствием пленных римских воинов. Когда город пал, сенат восстановил их свободу и собственность и заверил, что если они захотят еще какой-либо награды, ее им охотно предоставят. Поразительно, что отцы-сенаторы нашли время принести благодарность двум женщинам из низшего сословия и тем более так быстро.

{2.1. Об Оппии и Клувии (случай 210 до и. э.) см. у Ливия (XXVI.33.7-34.1).}

2.2. А что может быть лучше благодарности римского юношества, которое в консульство Навтия и Минуция добровольно принесло воинскую присягу, чтобы помочь народу Тускула, границы которого осадили эдуи и который несколькими месяцами ранее защищал римлян и упорством, и храбростью? Никто никогда до этого и не слышал, чтобы люди сами, во избежание задержки, записывались в армию, к чести своей страны.

{2.2. 458 г. до н.э. Ср.: Ливии 3.26.1; 31.3.}

2.3. Достопамятный пример благодарности народа связан с Квинтом Фабием Максимом. Когда он умер, после того как пять раз во благо республики исполнял обязанности консула, то люди стали соперничать друг с другом, кто больше денег внесет, чтобы сделать похороны более обширными и пышными. Пусть тот, кто хочет снискать награду за храбрость, поймет, насколько люди мужественные счастливее в смерти, чем трусливые — в жизни.

{2.3. Случай с Максимом относится к 203 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Фабий Максим, 27: «... Каждый из римлян частным образом принес ему самую мелкую монетку...» (пер. С. П. Маркиша).}

2.4. Благодарность оказывалась Фабию с величайшей славой даже при жизни. Именно он, тогда диктатор, возвел Минуция в ранг магистра конницы на основании решения народа, чего никогда не случалось до сих пор. Все войско было разделено надвое, и Минуций отдельно столкнулся с Ганнибалом в Самнии. Эта встреча быстро стала клониться к поражению, но тут Минуций был спасен Фабием, пришедшим на помощь. Минуций лично обратился к нему как к «отцу» и пожелал, чтобы легионы приветствовали его титулом «патрон». Сняв с себя ярмо равного командования, он, как и следовало, подчинил магистра конницы диктатуре, исправив ошибку неразумного народа путем изъявления благодарности.

{2.4. 217 г. до н. э. Ср.: Ливии XXII.25-30 и след. Инициатива уравнять в правах диктатора и магистра конницы исходила от Марка Метилия, народного трибуна. Это предложение уничтожало различие между диктатурой и консульством Ливии нигде не называет Минуция диктатором. Полибий (III, 103, 4 и 8) пишет о «двух диктаторах для ведения одной и той же войны, чего раньше у римлян не бывало никогда».}

2.5. Клянусь Геркулесом, он вел себя столь же достойно, сколь и Квинт Теренций Куллеон, рожденный в семье претора. Тот по степени уважения мог бы сравниться с немногими из сенаторского сословия. Он породил лучший пример, когда последовал за триумфальной колесницей Сципиона Африканского Старшего в колпаке вольноотпущенника, поскольку сначала был захвачен карфагенянами, а затем освобожден Сципионом. И таким образом он заслуженно выразил перед наблюдавшим за ним римским народом признательность человеку, вернувшему ему свободу.

{2.5. 201 г. до н. э. Ср.: Ливии 30.45.5 и след.}

2.6. Но колесницу Фламинина, когда он справлял триумф над царем Филиппом, сопровождал не один человек, но две тысячи римских граждан, также в колпаках отпущенников. Их захватили в плен во время Пунических войн и обратили в рабство в Греции, а он усердной заботой собрал их всех и возвратил в прежнее положение. И таким образом слава полководца удвоилась: враги были разгромлены, граждане сохранены, и в целом все это стало величественным зрелищем для отечества. Их спасение также было вдвойне приятно всем, во-первых, из-за их числа, а во-вторых, из-за их благодарности за возвращенную долгожданную свободу.

{2.6. 194 г. до н. э. Имеется в виду Тит Фламинин, одержавший победу над царем Филиппом.}

2.7. Метелл Благочестивый благодаря любви к изгнанному отцу слезами завоевал свое прозвище и был столь же знаменит этим, как другие своими победами, и он, не колеблясь, будучи консулом, просил у народа за Квинта Калидия, кандидата в преторы, потому что, будучи еще народным трибуном, тот добился принятия закона, согласно которому отец Метелла был восстановлен в правах гражданства. Метелл всегда ссылался на Калидия как патрона своего дома и семьи. И таким образом он никак не отклонился от обязанностей вождя государства и сумел подчинить исключительное достоинство интересам простого человека не в смысле покорности, а из душевной благодарности.

{2.7. 80 г. до н.э.}

2.8. И у Гая Мария случился приступ благодарности не только выдающейся, но и крепкой. Двум когортам киммерийцев, которые с поразительной доблестью сдерживали натиск кимвров, он даровал гражданство, несмотря на возражения союзников. Это деяние он оправдал в правдивом и выдающемся изречении насчет того, что в лязге оружия не был слышен голос гражданского права, да и в такое время подобало скорее защищать законы, нежели в них вслушиваться.

{2.8. 101 г. до н. э. Камерийцы, иначе камертийцы — жители Камерии (Камерции), сабинского горда в Лации. Ср.: Плутарх. Гай Марий, 28: «Грохот оружия заглушал голос закона»; Моралии, 202С.}

2.9. И почти везде Луций Сулла в погоне за славой шел по следам Мария. В качестве диктатора он всегда снимал головной убор, вставал с кресла, слезал с коня перед Гнеем Помпеем, — который был еще частным лицом, — а на публике говорил, что делает это с удовольствием, помня, что двадцатилетний Помпей привел к нему на помощь войско своего отца. Много наград досталось Помпею, но не знаю, превзошла ли хоть одна из них то благодеяние, что оказал ему Сулла, забыв о своем обыкновении.

{2.9. 79 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Помпей, 8: «... Когда приходил Помпей, Сулла вставал и обнажал голову — почесть, которую он не часто оказывал кому-либо другому, хотя в его окружении было много уважаемых людей» (пер. Г. А. Стратановского).}

2.10. В величайшем блеске найдется место даже для жалкой благодарности. Претор Марк Корнут передал для исполнения постановление сената по поводу похорон Гиртия и Пансы. Тогдашние владельцы похоронных контор пообещали не брать деньги за принадлежности и исполнение своих обязанностей, поскольку те двое пали в сражении во благо республики. Под нажимом они, однако, согласились, чтобы обеспечение похоронными принадлежностями на сумму в один сестерций было приписано им в прибыль. Это условие было вписано в соглашение и вызвало больше доверия к ним, потому что только те, кто живет ради прибыли и ничего другого, могут эту прибыль презреть.

{2.10. 43 г. до н. э. Рассказ нигде более не фиксируется.}

Внешние примеры

Предисловие. Цари иноземных народов, по милости их праха, тоже могли бы вписаться в презренное сообщество, о коем следовало либо вообще умолчать, либо поместить после отечественных примеров. Но поскольку не теряется память даже о делах, совершенных совсем уж незначительными людьми, выделим им отдельное место, не добавляя их ни к какой группе и не ставя впереди нее.

Внешний пример 1. Когда был еще частным лицом, он вдруг возжаждал приобрести плащ, принадлежавший Силосонту с острова Самос, и принялся страстно и настойчиво убеждать его отдать плащ. А насколько благодарно оценила этот дар его душа, он показал, когда воцарился на троне, ибо он даровал Силосонту весь город и весь остров Самос. И здесь дело не в цене вещи, но в том, насколько достойно почитания всякое проявление свободы, и больший дар достался дарителю, но не принявшему его.

{Внешний пример 1. 520 г. до н. э. См. об этом рассказ Геродота (III.139-149 и след.), где Дарий хотел купить плащ, но Силосонт его просто подарил. Назидательная идея раскрывается в словах Дария, уже царя: «... Этот подарок незначительный, но моя благодарность будет такой же, как если бы теперь я получил откуда-нибудь великий дар» (пер. Г. А. Статоновского).}

Внешний пример 2. Царь Митридат также выказал величественную благодарность. Когда Леоник, его ревностный сторонник, был захвачен в плен родосцами после морского сражения, он выменял его на всех плененных им врагов, рассудив, что лучше просчитаться с врагами, чем не воздать должное человеку, верно ему служившему.

{Внешний пример 2. 88 или 72 г. до н. э. Лесник — ближе не известен.}

Внешний пример 3. И римский народ проявил свободу в своем выдающемся даре царю Азии Атталу. Но и Аттал оказался не менее благодарным, ибо по завещанию даровал ту же Азию римскому народу. Ни необычайная щедрость одного, ни забота другого о благодеянии не могут быть выражены в словах столь же ярко, как обмен дружбой и благодарностью двух великих сообществ.

{Внешний пример 3. Аттал III умер в 133 г. до н. э., оставив свое Пергамское царство Риму.}

Внешний пример 4 — Не знаю, но, возможно, сердце царя Масиниссы более чем у другого было преисполнено духом благодарности. По благоволению Сципиона и по желанию римского народа территория его царства была значительно расширена, а он до самого конца своих дней (ибо бессмертные боги даровали ему очень долгую жизнь) пронес память об этом прославленном даре, пребывая в твердой дружбе с Римом. И не только Африка, но и все народы знали, что он — больший друг для семьи Корнелиев и Рима, чем для самого себя. Сломленный тяжелой войной с Карфагеном, едва удерживавший власть, он, отдавая дань уважения предшествующему благодеянию и пренебрегая настоящими опасностями, с готовностью отправил Сципиону Эмилиану, поскольку тот был племянником Сципиона Африканского, добротную и значительную часть нумидийского войска, чтобы тот отвел эти силы в Испанию к консулу Лукуллу, пославшему его за подкреплением. Когда дни Масиниссы были сочтены и он лежал, ослабленный, в постели, оставив огромные богатства своего царства сыновьям, он написал Марку Манилию, назначенному проконсулом Африки, с просьбой прислать к нему Сципиона Эмилиана, который служил в то время под началом Манилия. Ибо он считал, что его смерть была бы более легкой, если бы он сделал последний вздох и отдал последние распоряжения, пожимая руку Сципиона. Но поскольку его кончина случилась раньше приезда Сципиона, он наказал жене и детям, чтобы они признавали лишь один народ на земле — римлян и среди римских семей лишь одну — Сципиона. И чтобы они сохранили для Эмилиана все дела и сделали его судьей в деле раздела царства, и поддерживали все его решения, как если бы они были обозначены в завещании, неизменном и священном. Во множестве разнообразных дел проявил Масинисса свое неколебимое благочестие, дожив до ста лет.

Вот этими и подобными примерами приумножается благочестие человеческого рода. Эти примеры — светочи и вершины, которые заставляют людей творить добро и получать добро в ответ. И несомненно, самое обильное и восхитительное богатство заключается в возможности быть широко известным своими благодеяниями. И раз уж мы возвели благодарность в религиозный культ, то теперь давайте обратимся к тем, кто его отвергает, чтобы еще более прославить его.

{Внешний пример 4- 148 г. до н. э. Ср.: Аппиан. События в Ливии, 105-107; Зонара, IX.27 и след.}

О НЕБЛАГОДАРНОСТИ

3.1. Отца нашего Города сенат, вознесенный им на высшую ступень достоинства, разорвал в курии на куски, не считая, что нечестиво отнимать жизнь у того, кто породил вечный дух римской империи. Грубым и жестоким был тот век.

{3.1. По версии Ливия (1.16) и Дионисия Галикарнасского (11.56 и след.), Ромул был вознесен на небо.}

3.2. За одной такой тяжкой ошибкой общественного мнения последовало покаяние со стороны нашего государства. Фурий Камилл, самый счастливый наследник и самый надежный хранитель общественного спокойствия, не смог обеспечить собственную безопасность. Он был осужден народным трибуном Луцием Апулеем за растрату добычи, захваченной в Вейях, после чего по жесткому, я бы сказал, железному приговору должен был удалиться в изгнание, а в это же самое время он потерял сына, прекрасного юношу, и сам нуждался более в утешении, нежели в грузе несчастий. Но его страна, забыв о замечательных заслугах этого мужа, связала вину отца с похоронами сына. Как же, говорили люди, ведь пятнадцать тысяч ассов пропало из казны, а это и составляло сумму штрафа, наложенного на Камилла. И за такие ничтожные деньги римский народ потерял такого вождя!

Прежняя жалоба еще дрожит в нас, но возникает и другая. Республика была сломлена и разбита оружием во время Пунической войны, и тем не менее Сципион Африканский Старший восстановил ее, обескровленную и почти умирающую, в качестве госпожи над Карфагеном. Приравняв его выдающиеся заслуги к несправедливым деяниям, соотечественники заставили его удалиться в простенькую деревню близ заброшенного болота. Не выдержав тяжести добровольного изгнания, он отошел в подземный мир не в молчании, но приказав сделать на своей могиле такую надпись: «Неблагодарная отчизна, у тебя нет даже моих костей». Что может быть более недостойно, чем нужда, более справедливо, чем жалоба, более умеренно, чем месть? Он отказал в пепле своих останков Городу, которому не дал обратиться в пепел. Таким образом, неблагодарный город Рим испытал только одну-единственную месть со стороны Сципиона, более значительную, нежели, клянусь Геркулесом, жестокость Кориолана, ибо тот сковал отчизну страхом, а Сципион ее пристыдил словами и никогда не жаловался на нее - таково постоянство истинного благочестия, — но только лишь после смерти.

После таких страданий, могу себе представить, как брат его сумел обратиться к нему за утешением. Неужели для того сокрушил он царя Антиоха и присоединил Азию к империи римского народа, справил величайший триумф, чтобы его обвинили в казнокрадстве и приговорили к заключению в тюрьме?

Впоследствии Сципион Африканский Младший не уступал в доблести деду, но под конец жизни также испытал удары судьбы. После того как он изъял из природы вещей два города, угрожавшие Римской империи, — Нуманцию и Карфаген, дома он встретил того, кто похитил его дух, и даже на форуме не нашел никого, кто отомстил бы за его смерть.

Кто не знает, что Сципион Назика добился той же славы при помощи тоги, что и оба Сципиона Африканских своим оружием? Он не допустил удушения республики, даже когда смертоносная рука Тиберия Гракха сжала его горло. Он ведь также испытал вопиюще несправедливую оценку его заслуг соотечественниками, так что под предлогом нового назначения удалился в качестве легата в Пергам, где и провел остаток жизни, нисколько не сожалея о своей неблагодарной отчизне.

Я все еще поглощен мыслями об этой семье и не исчерпал пока свидетельства об обиде, нанесенной Корнелиям. Публий Лентул, самый знаменитый и более всех любящий республику гражданин, в благочестивом и храбром сражении на Авентине обратил в бегство войско Гая Гракха, разбив его грязные поползновения. А наградой за эту битву, с помощью которой он сохранил законы, мир и свободу в их первозданном виде, явилось то, что ему не позволили умереть на родине. Сраженный несправедливостью и завистью, он на собрании добился от сената назначения свободным легатом и тогда же воззвал к бессмертным богам, чтобы никогда не возвращаться к неблагодарному народу, после чего отбыл на Сицилию. Там он и провел остаток дней, твердо придерживаясь обета. Вот так в судьбе пятерых Корнелиев поочередно находили мы самые отменные примеры неблагодарной отчизны.

Их уход был добровольным. А вот Агала, который, будучи магистром конницы, убил Спурия Мелия, стремившегося к царской власти, заплатил за сохранение гражданских свобод собственным изгнанием.

{3.2. 391 г. до н. э. Ср.: Ливии, V.32.8 след. Другие версии рассказа об осуждении Камилла см. у Плиния Старшего (Естественная история, XXXIV. 13), где Камилл обвинялся квестором в растрате или хищении государственных денег, и у Диодора Сицилийского (XIV. 117.6), где его призвали к суду за нечестивый триумфальный въезд в Рим на белых лошадях. Об изгнании Сципиона (187 до н. э.) см. у Ливия (XXXVIII.53 и след.). Место его изгнания — Литерн, колония римских граждан, которая не юридически, но психологически воспринималась как чужбина. Ср. также: Максим, IV. 1.8. Сципион Африканский Младший предположительно был убит в 129 г. до н. э. Насчет Сципиона Назики (умер в 132 до н. э.) см. у Максима (1.4.2; III.2.17). О Публии Лентуле, консуле 162 г. до н. э., см. у Цицерона (Против Каталины, IV.13). О Гае Сервилии Структе Агале (случай 439 до н. э.) также упоминает Цицерон (О старости, 56 след.) с уточнением, что Агала выполнял приказ диктатора. Ср.: Ливии, IV.13 и след.}

3.3. Если мнение сената и народа можно сравнить с внезапной бурей, которая вызывает лишь мягкое сожаление, то неблагодарные деяния отдельных личностей заслуживают подлинного бичевания в более резких выражениях и все потому, что личности эти предпочли благочестию преступление. Ливень, бурю слов заслужил Секстилий, достойный отсечения головы! Во время проскрипций Цинны Гай Цезарь вынужден был бежать. Его бедственное положение заставило его просить у Секстилия убежища в его Тарквинийском поместье и даже требовать его по праву благодеяния. И как же не дрогнула рука Секстилия, когда он оторвал его от предательского стола и от алтарей нечестивых домашних богов, чтобы бросить на расправу жестокому победителю? Думаю, что если бы его обвинитель по воле общества превратился в умоляющего и бросился бы на колени, скорбно прося о поддержке, то и тогда было бы жестоко ему отказать, ибо даже те, которых несправедливость сделала ненавидимыми, из-за несчастья своего заслуживают некоторого снисхождения. Но Секстилий не обвинителя, а покровителя отдал на растерзание свирепейшему врагу собственными руками: и из-за страха перед смертью он недостоин был жить, а уж из-за расчета на деньги тем более достоин был смерти.

{3.3. 87 г. до н. э. Об этом случае упоминает Цицерон (Об ораторе, 111.10), только там фигурирует Марк Антоний и Секстилий, которого первый ранее защитил на суде. У Максима имеется в виду Гай Юлий Цезарь Страбон.}

3.4. Теперь перейдем к другому неблагодарному деянию, созвучному с вышеописанным. Марк Цицерон по просьбе Марка Целия защищал Гая Попилия Лената из Пиценского округа не менее усердно, чем красноречиво, и поскольку случай оказался сомнительным, Попилия отпустили к родным пенатам невредимым. А потом этот Попилий, которому Цицерон ни словом, ни делом не причинил никакого вреда, упросил Марка Антония занести того в проскрипционные списки и позволить ему с ним расправиться. И ему было даровано совершение гнусного деяния. Ликуя, поспешил он в Кайету, где приказал Цицерону подставить под удар свое горло. А ведь этого самого человека он должен был уважать хотя бы в частном порядке за его спасительное рвение, не говоря уже о его широко известном достоинстве. И тотчас отрубил голову римского красноречия и его правую руку мира, чувствуя свою безнаказанность. А потом резво переправил в Город эти останки, словно богатые доспехи, добытые им в бою. И он, несущий этот нечестивый груз, вовсе не думал, что несет голову, защитившую когда-то его самого. Нет слов, чтобы заклеймить это чудовище, ибо нет второго Цицерона, который мог бы достойно оплакать судьбу этого Цицерона.

{3.4. 43 г. до н. э.}

3.5. Не знаю, как теперь перейти к тебе, Помпей Великий. Смотрю на величие твоей судьбы, которая блеском своим некогда заполнила все земли и моря, и помню о твоем падении, слишком мощном, чтобы я осмелился коснутся его рукой. Даже если мы умолчим о Гнее Карбоне, защитившем тебя, еще юношу, на форуме, когда ты боролся за имение твоего отца, а позднее умерщвленном по твоему приказу, случай этот все равно останется в людской памяти как достойный порицания. Ибо этим неблагодарным деянием ты сделал больше для укрепления власти Луция Суллы, чем для твоего собственного чувства благоприличия.

{3.5. 82-81 гг. до н. э. Смерть Карбона много раз описывалась разными авторами, но отмеченная деталь встречается только у Максима.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. А вот, чтобы не насмехались над нашими признаниями иноземные города, поведаем о следующем. Карфагеняне решили удалить с глаз своих Ганнибала, того самого Ганнибала, который ради их безопасности и победы сразил к вящей своей славе столько наших полководцев и столько воинов, то есть вели они себя, будто сами были вражескими воинами.

{Внешний пример 1. 195 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXXVIII.47; Максим (IV. 1.6). Суть дела в том, что по окончании Второй Пунической войны, когда Карфаген должен был выплачивать дань римлянам, карфагеняне, по Ливию, «столько лет кормившиеся казнокрадством... принялись натравливать на Ганнибала римлян, которые и сами искали повода дать волю своей ненависти» (пер. С. А. Иванова).}

Внешний пример 2. Лакедемон не породил никого, кто был бы более велик и более полезен, нежели Ликург, которому Аполлон Пифийский ответил, что не знает, к кому его причислить: к людям или богам. А между тем ни предельная честность в жизни, ни неизбывная любовь к родине, ни здравые, внушенные им законы не смогли спасти его от враждебности соплеменников. Часто бросали в него камни, много раз выталкивали с форума, даже выбили глаз, а в конце концов изгнали из отчизны. А чего ждать от других городов, если даже этот один, прославленный постоянством, умеренностью и достоинством, оказался столь несчастным вопреки своим заслугам?

{Внешний пример 2. Ответ пифии Ликургу передает Геродот (1.65):

Ты притек, о Ликург, к дарами обильному храму,

Зевсу любезный и всем на Олимпе обитель имущим,

Смертный иль бог ты?

Кому изрекать прорицанье должна я?

Богом скорее, Ликург, почитать тебя нужно бессмертным.

Пер. Г. А. Стратановского.

Об отношении к Ликургу сограждан см. у Плутарха (Ликург 11).}

Внешний пример 3. Возьмем теперь Тесея, без которого не было бы славы Афин. Ведь именно он собрал всех жителей, рассеянных по деревенькам, дал форму и внешность общины крупному сообществу, жившему доселе разрозненно и сугубо по-деревенски. Едва преодолев мальчишеский возраст, он даже отказался следовать жестоким указам Ми-носа, самого могущественного царя. Он же одолел распущенное высокомерие Фив, помог детям Геркулеса и мощью своего духе?, а также крепостью десницы сокрушал чудищ и злодеев повсюду, где бы их ни встречал. А между тем афиняне прогнали его на Скир, островок, слишком невеликий для изгнания, и там нашли упокоение его останки.

А Солон? Он же ввел блистательные и полезные законы, так что, если бы афиняне их придерживались, они навечно сохранили бы свое государство. Кто отвоевал Саламин, вражескую крепость, угрожавшую в силу своей близости? Кто был первым, увидевшим нарастание тирании Писистрата и осмелившимся открыто заявить, что она будет сокрушена силой оружия? Так вот этот Солон окончил свои дни, на Кипре, куда бежал, а на родине так и не удостоился заслуженных похорон.

Хорошо же поступили афиняне, когда сослали в изгнание Мильтиада немедленно после поражения трех тысяч персов при Марафоне: зато хоть не оставили его умирать в тюрьме, в оковах. Ну и что же: они думали, что такая жестокость по отношению к человеку, заслужившему лучшее, совершенно забудется? Да нет, они просто не хотели, чтобы тело его, принужденного к такой смерти, было захоронено до того, как его сын Кимон сам будет скован теми же оковами. Вот так-то: сын прославленного полководца, в свою очередь ставший самым прославленным полководцем, мог похвастаться только одним наследием, доставшимся от отца, — тюрьмой и цепями.

Аристид, ставший образцом справедливости для всей Греции, показавший пример исключительного постоянства, был, однако, вынужден покинуть свою страну. До чего же счастливы Афины, что после изгнания того, вместе с кем ушла за море сама честность, сумели-таки найти хоть одного человека, любящего этот город!

Фемистокл — самый знаменитый представитель тех, кто испытал на себе неблагодарность отчизны. Сохранивший ее в безопасности, прославленный, могущественный вождь Греции испытал такую к себе ненависть, что вынужден был прибегнуть к незаслуженному состраданию со стороны Ксеркса, которого совсем еще недавно громил.

Фокион был наделен от рождения двумя самыми выдающимися людскими качествами — кротостью характера и щедростью, так и его афиняне чуть ли не подвергли пытке. И в самом деле, после его смерти во всей аттической земле не нашлось ни кусочка для его останков. А все потому, что сограждане повелели ему удалиться из страны, где он ранее жил среди лучших.

Чего же мы еще хотим, если общественное безумие при всеобщем согласии величайшие доблести низводит на один уровень с тяжелейшими преступлениями, то есть за благодеяние платит несправедливостью? Это нигде нетерпимо, а тем боле в Афинах, потому что в этом городе всякое проявление неблагодарности наказывается по закону, и это справедливо, потому что если кто пренебрегает равным воздаянием за благодеяние, тот разрушает взаимосвязь между дающим и принимающим дар, а без этого едва ли возможна нормальная жизнь людей. Какого же яростного порицания заслуживают те, кто, обладая самыми справедливыми законами, но неправедным нравом, предпочитают следовать нраву, нежели законам? Если бы каким-либо божественным провидением знаменитые люди, судьбы которых я уже описал, сумели бы призвать свою страну на суд в другом сообществе, ссылаясь на законы, которые наказывают за неблагодарность, разве они не ошеломили бы до немоты разумных и многоречивых людей таким иском? «Ваши разрозненные семьи. И разбросанные по деревенским округам хижины стали оплотом Греции. Блеск персидских трофеев под Марафоном, разгром на море Ксеркса при Саламине и Артемисии -все это в вашу пользу. Строения, разрушенные сильнейшими руками, вновь вздымаются в еще большем великолепии. А где живут создатели всего этого? Где они лежат? Отвечайте! Разве не вы своей неблагодарностью заставили Тесея упокоиться на ничтожной скале, Мильтиада — умереть в тюрьме, на Кимона надели отцовские оковы, победителя Фемистокла бросили к ногам врагов, Солона, Аристида и Фокиона прогнали от родных пенатов? И все то время, когда наш пепел предательски и жалким образом разбрасывается, вы учреждаете культ Эдипа, запятнанного убийством отца и женитьбой на матери, но у вас удостоенного чести алтаря, подобно священным героям, да еще и на самом холме Ареса — почтенном жилище, где разрешаются тяжбы между людьми и богами. Да вы больше замечаете чужые огрехи, чем собственные. Читайте закон, который связывает вас клятвами, и раз уж вы не вознаградили тех, кто этого заслуживал, хотя бы искупите перед ними свою вину». Их тени немы и молчаливы, ибо связаны судьбой. Но, не помнящие благодеяния Афины, язык свободной речи молчать не станет.

{Внешний пример 3. Знаменитый полководец Мильтиад умер от ран в 489 г. до н. э. На суде он был приговорен к смерти, замененной выплатой штрафа в 50 талантов, которые уплатил его сын Кимон. Рассказ об этом см. у Геродота (VI. 136 и след.). Аристид по прозвищу Справедливый был изгнан в 488 г. до н. э. на основании закона об остракизме. Ср.: Аристотель. Афинская полития, 22.7 и след. Фемистокл был изгнан, вероятно, в 464 г. до н. э. По Фукидиду (1.137.3), персидским царем был тогда Артаксеркс I. Фокион умер в 318 г. до н. э. Рассказ о его последних годах см. у Корнелия Непота (Фокион, 4 и след.).}

О БЛАГОЧЕСТИИ ПО ОТНОШЕНИЮ К РОДИТЕЛЯМ, БРАТЬЯМ И ОТЕЧЕСТВУ

4. Предисловие. Но теперь давайте оставим неблагодарность и обратимся к благочестию, ибо явно приятнее найти досуг для славной, нежели для ничтожной темы.

4.1. Кориолан, человек высокой души и величайшей мудрости, достойный всего лучшего со стороны республики, был глубоко опозорен неправедным осуждением и бежал к вольскам, в то время враждовавшим с римлянами. Доблесть ценилась везде. Поэтому, когда он прибыл к ним в поисках убежища, он очень скоро сделался у них первым военачальником. Случилось так, что сограждане отказались принять его как главнокомандующего, защищающего их покой, и возбудили судебный процесс против него как полководца враждебной стороны, стремящегося их уничтожить. Он часто обращал в бегство наши войска, а у городской стены по стопам своих побед устроил проход для пехоты вольсков. И тогда народ, столь презрительный в своих суждениях, вынужден был умолять его как изгнанника, раз уж пренебрег им как защитником. Однако пришедшие к нему послы ничего не достигли, и прибывшие вслед за ними жрецы в головных повязках также вернулись ни с чем. Сенат был ошеломлен, народ трепетал, мужчины и женщины равным образом плакали из-за нависшей над ними угрозы. Тогда Ветурия, мать Кориолана, взяв с собой его жену Волумнию и их сыновей, пришла в лагерь вольсков. Сын, увидев ее, сказал: «Отчизна, ты одолела мой гнев в сражении и победила его молитвами пришедших ко мне. Уступаю вам, заслуженно ненавидящим меня, и чреву матери, родившей меня». И вслед за этим освободил римские поля от враждебного оружия. Таким образом благочестие полностью очистило его от скорби за нанесенную обиду, от надежд на возможные победы, от стыда за отказ от своего долга, от страха перед смертью: вот так явление одного из родителей превратило кровавую войну в здоровый мир.

{4.1. Легенда о Марции Кориолане, рассказанная Ливием (11.35 и след.), едва ли исторична. Сенаторы фактически сдали его возмущенным плебеям, а судебный процесс над ним затеяли народные трибуны, после чего он был вынужден удалиться к вольскам.... Жрецы в головных повязках... — шерстяные головные повязки носили жрецы, весталки и мирные послы: в данном случае жрецы явились также и послами.}

4.2. То же благочестие воодушевило Сципиона Африканского, едва перевалившего за мальчишеский возраст, прийти в битве на помощь отцу со всей храбростью взрослого мужа. Своим поступком он спас жизнь отцу, когда тот, будучи консулом, вопреки дурным предзнаменованиям и будучи тяжело ранен, сражался с Ганнибалом у реки Тицин. И ни юношеский возраст, ни нехватка военного опыта, ни гибель в этой несчастной битве многих ветеранов не смогли удержать Сципиона от стремления к заслуженному венку двойной славы, когда он вырвал из лап смерти и отца и консула в одном лице.

{4.2. 218 г. до н. э. Ср.: Ливии XXI.46.7-46.10 и след.}

4.3. Об этих славных примерах римское общество услышало, а вот следующий увидело собственными глазами. Народный трибун Помпоний вызвал на суд перед народом Луция Манлия Торквата, чтобы тот сложил с себя властные полномочия и таким образом успешно завершил войну, а еще по обвинению в жестком обращении с сыном, юношей выдающихся природных дарований: будто бы он заставил его заниматься тяжелым сельским трудом и тем самым отстранил от гражданских обязанностей. Когда юный Манлий узнал об этом, он немедленно прибыл в Город и с рассветом нашел путь к дому Помпония. Тот же решил, что он пришел, чтобы дать показания против отца, который столь жестко обращался с ним, и дабы не смущать его присутствием людей, приказал всем удалиться из спальни. Воспользовавшись предоставленной возможностью, юноша обнажил меч, который тайно пронес под одеждой, и под страхом смерти заставил трибуна поклясться, что тот отзовет все обвинения: в результате Торкват был освобожден от суда. Похвально благочестие по отношению к добрым родителям, а в данном случае чем более грубо вел себя отец, тем более замечательные качества проявил Манлий, когда пришел к нему на помощь в трудных обстоятельствах. Он исполнил свой долг не выпрашиванием прощения, но движимый естественной любовью.

{4.3. 362 г. до н. э. Ср.: Цицерон (Об обязанностях, III.112), Ливии (VII.3.4 и след.). По Ливию, молодой Тит Манлий отнюдь не был образцовым гражданином, хотя и здесь он удостоился похвалы за «сыновнюю почтительность». Он был избран в военные трибуны в 362 г., был диктатором в 353 и 349 гг.}

4.4. В благочестии с ним соперничает Марк Котта. Едва он надел мужскую тогу, как спустился с Капитолия, чтобы возбудить судебный процесс против Гнея Карбона, осудившего в свое время его отца, и таким образом вступил во взрослый возраст, счастливо начав проявление своих природных способностей и исправление гражданских обязанностей.

{4.4. Возможно, 59 г. до н. э. Ср.: Кассий Дион, XXXVI.40.3 и след.}

4.5. Для Гая Фламиния отцовский авторитет был не менее могуществен. В качестве народного трибуна он предложил закон, согласно которому поля Галлии должны распределяться, несмотря на сопротивление сената. На него наседали с просьбами и угрозами, но он не испугался даже возможного призыва в армию и продолжал настаивать на своем предложении. Он уже стоял на рострах, готовясь приступить к голосованию, но тут отец положил ему на плечо руку, и он, подчиняясь семейной власти, спустился с ростр. А собрание народа никоим образом, даже еле слышным шепотом, не выразило ему никакого порицания.

{4.5. Возможно, 232 г. до н.э.}

4.6. Велики примеры мужского благочестия, но думаю, что поступок Клавдии, девы-весталки, выглядит еще более сильным и душевным. Она заметила, как жестокая рука народного трибуна стащила с триумфальной колесницы ее отца, с поразительной быстротой протиснулась между ними и сумела потушить вспыхнувший огонь враждебности. Так отец справил свой триумф на Капитолии, а дочь — свой, у храма Весты, и невозможно определить, кому более воздается: спутнику победы или благочестия.

{4.6. 143 г. до н.э.}

4.7. Простите меня, древнейшие очаги, и вы, вечные огни, даруйте мне прощение, потому что сейчас путь нашего труда отклонится от самого священного вашего храма и поведет нас к месту, скорее необходимому, нежели прославленному. Ибо никакая жестокость Фортуны, никакое запустение не обесценивают дорогое благочестие, а вот дела судебные чем более приземленны, тем точнее.

Некий претор передал триумвиру женщину благородных кровей, приговоренную перед трибуналом к смертной казни, чтобы в тюрьме привести приговор в исполнение. Страж сжалился над ней и отложил казнь. Более того, он даже позволил дочери этой женщины навещать ее, но только после того, как старательно ее осмотрел, чтобы она не принесла с собой ничего из еды, ибо надеялся, что узница просто умрет от голода. По прошествии нескольких дней, он спросил себя, отчего же она до сих пор жива. Проследив за ней более тщательно, он увидел, как дочь, обнажив грудь, утоляет своим молоком голод матери. Об увиденном он сообщил триумвиру, тот — претору, а претор — коллегии судей, и в результате женщину помиловали. До какой степени развивается благочестие, чего только оно не изобретает? С его помощью был найден новый способ спасти родительницу в тюрьме. Что еще более неожиданно и неслыханно, как то, что мать кормилась грудью своей дочери? И можно было бы думать, что таковое против природы, если бы первым законом природы не была любовь к родителям.

{4.7. Около 151 г. до н. э. Аналогичный рассказ см. у Плиния Старшего (Естественная история, VII.121).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Давайте теперь рассмотрим в качестве примера для подражания случай с благочестием Перо. Ее отец Микон, сраженный похожей судьбой, был также взят под стражу. И она его, совсем уже старого, будто ребенка, кормила своей грудью. С глубоким изумлением взирают глаза людей на картину, изображающую тот давнишний случай, и вспоминаются тогда его особенности, и кажется, что в этих молчаливых линиях просыпаются живые и дышащие тела. Ведь душе необходимо припоминание событий далекого пошлого, хотя и недавно нарисованных, но действующих сильнее, нежели литературные свидетельства.

{Внешний пример 1. Ср.: Гигин. Мифы, 1.31 след.}

Внешний пример 2. И о тебе я не умолчу, Кимон, ибо ты, не задумываясь, добровольно облекся в цепи, дабы выкупить похороны твоего отца. И хотя потом судьба вознесла тебя, сделав великим гражданином и полководцем, ты заслужил большей славы в тюрьме, нежели в курии. Доблести часто вызывают необычайное восхищение, вот благочестие вызывает любовь и все, что с ней связано.

{Внешний пример 2. Ср.: Максим, V.3., внешний пример 3.}

Внешний пример 3. И о вас, братья, я не умолчу. Ваши сердца знатнее, ибо вы родились в Испании в семье низкого рода. Но когда, сильные духом, вы поддержали ваших родителей, вы сделались знаменитыми, особенно после вашего впечатляющего ухода из жизни. Вы заключили соглашение с Пакиекидами на двенадцать тысяч сестерциев за уничтожение Этпаста, убийцы их отца, каковую сумму в случае вашей смерти следовало выплатить вашим родителям. И вы не только дерзнули исполнить это славное деяние, но смело и решительно его завершили. Потому что одним и тем же поступком вы отомстили за Пакиекидов, наказали Этпаста, вскормили родителей и себе снискали славу. И вы все еще живы в ваших могилах, ибо сочли, что лучше защитить преклонный возраст ваших родителей, чем ожидать собственной старости.

{Внешний пример 3. Рассказ нигде более не встречается.}

Внешний пример 4 — Более известны братья Клеобис и Битон, а также Амфином и Анапий, первые — потому что помогли матери совершить обряд в честь Юноны, вторые — потому что вынесли на собственных плечах из огня мать и отца. Но ни те, ни другие не умерли за жизнь родителей.

{Внешний пример 4 — О Клеобисе и Битоне см. у Геродота (1.31 след). Их мать была жрицей Геры Аргосской, и ее надо было непременно доставить в храм богини. «Однако быки их не успели вернуться с поля. Медлить было нельзя, и юноши сами впряглись в ярмо и потащили повозку, в которой ехала их мать. 45 стадий пробежали они и прибыли в святилище. После этого подвига, совершенного на глазах у всего собравшегося на праздник народа, им суждена была прекрасная кончина» (пер. Г. А. Статановского). Об Амфиноме и Анапии см. у Сенеки (О благодарении, III.72.2 и след.)}

Внешний пример 5. Я не обижаю гордость аргивян и не умаляю славу горы Этны, но теперь я хотел бы представить пример истинного благочестия, скрытого от нас вследствие незнания. Я охотно свидетельствую здесь о благочестии скифов. Когда Дарий со всеми силами своего царства вторгся в их пределы, они, постепенно отступая, дошли уже до самых безлюдных мест. Наконец он спросил их через послов, когда же они закончат бегство и начнут сражаться. Они ответили, что у них нет ни городов, ни возделанных полей, за которые стоило бы бороться, но когда дойдет он до гробниц их отцов, то узнает, как скифы имеют обыкновение биться. Одним этим столь благочестивым ответом свирепое варварское племя сняло с себя всякое обвинение в дикости. Таким образом, первая и лучшая наставница благочестия — природа, которая, не нуждаясь ни в помощи голоса, ни в применении грамоты, собственными молчаливыми силами наполняет сердца детей любовью к родителям. Как здесь поможет наука? Чтобы достичь утонченности, недостаточно воспитывать врожденные способности, потому что твердая доблесть скорее рождается, чем делается.

{Внешний пример 5. Около 516 г. до н. э. Ср. рассказ Геродота (IV.126-127).}

Внешний пример 6. Кто мог научить так ответить Дарию народ, кочующий на повозках, скрывающийся в лесных чащобах и кормящийся, подобно зверям, мясом растерзанного скота? То же самое показал и сын Креза, лишенный возможности говорить, а значит, защитить отца. Когда Кир захватил Сарды, один из персов, не знавший Креза в лицо, бросился на него в ярости, чтобы убить, и сын, словно забыв о том, что Фортуна отняла у него при рождении, воскликнул, чтобы тот не убивал царя Креза, и таким образом отвел меч, уже занесенный над горлом отца. Вот так, будучи до этого момента немым, он обрел голос, чтобы спасти отца.

{Внешний пример 6. 546 г. до н. э. Ср.: Геродот, 1.85 и след.: после этого случая сын Креза обрел голос.}

Внешний пример 7. Похожее чувство укрепило силу разума и тело юноши Пултона из Пинны во время Италийской войны. Он отвечал за оборону своего осажденного города, когда римский военачальник вывел у него на глазах его захваченного в плен отца, окруженного воинами с обнаженными мечами, грозясь убить его, если Пултон не откроет ему путь для вторжения. Без посторонней помощи юноша вырвал отца из рук врагов и потому достоин двойной славы: как спаситель отца и как человек, не ставший предателем отчизны.

{Внешний пример 7. Возможно, 90 г. до н. э. Ср.: Диодор Сицилийский, XXXVII.19 и след. Однако здесь речь идет об осаде лояльной к Риму Пинны италийскими племенами.}

О БЛАГОЧЕСТИИ ПО ОТНОШЕНИЮ К РОДИТЕЛЯМ, БРАТЬЯМ И ОТЕЧЕСТВУ

5. Предисловие. А вот теперь это чувство благочестие — переходит на новый уровень братской любви. Ибо заслуженно считается, что принятие наиболее многочисленных и самых больших благ составляет первое условие любви, тогда как дарование всех этих благ должно расцениваться как второе условие. Как изобильна сладость этого воспоминания! До своего рождения я жил в одном и том же доме и свое младенчество провел в одной и той же колыбели, одних и тех же людей называл своими родителями, а тех, кто молился за меня, я почитал наряду с масками предков. Мне дорога жена, сладки мои дети, приятны друзья, я с удовольствием принимаю моих родственников по браку.

5.1. Я это говорю, призывая в свидетели Сципиона Африканского. Теснейшим образом связанный с Лелием, он, однако, умолил сенат, чтобы провинция, отобранная по жребию у его брата, не была передана ему, и пообещал, что готов отправиться в Азию в качестве легата к Луцию Сципиону, как старший брат к младшему, как храбрейший в войне к невоинственному, как преисполненный славой к бесславному, как уже «Африканский» к тому, кто еще не стал «Азиатским». Таким образом, из двух знаменитых прозвищ тот одно принял, другое отдал и триумфальную тогу передал другому, который поистине оказался более влиятельным в гражданской службе, нежели его брат на войне как полководец.

{5.1. 190 г. до н. э. Ср. рассказ Ливия (XXXVII.1.7-1.10 и след.), более внятный, чем пустые ораторские приемы Максима. «Лелий в сенате пользовался большим влиянием. И когда консулам предложили поделить провинции жеребьевкой или по уговору, он сказал, что достойнее будет вверить свою судьбу отцам-сенаторам, нежели жребию. Сципион ответил, что он подумает о том, как ему следует поступить. Переговорив с братом наедине и получив от него указание смело довериться сенату, он объявил сотоварищу, что согласен на его предложение. Таких случаев еще не бывало, а если и были в прошлом такие примеры, то воспоминание о них изгладилось за давностью лет. Сенат был охвачен возбуждением от этой новости, все ожидали упорной борьбы. И тут Публий Сципион Африканский объявил, что если провинция Греция будет выделена его брату Луцию Сципиону, то сам он пойдет к нему легатом. Эта речь, выслушанная с большим одобрением, решила исход состязания. Всем хотелось испытать, кому от кого будет больше пользы: царю Антиоху от Ганнибала, побежденного Сципионом, или консулу и римским легионам от Ганнибалова победителя — Сципиона. Почти единодушно Греция была отдана Сципиону, а Италия — Лелию» (пер. С. А. Иванова).}

5.2. Консул Марк Фабий разгромил в знаменитом сражении этрусков и вейянцев, однако не воепользовался правом на триумф, с восторгом предложенным ему сенатом. А все потому, что брат его, консуляр Квинт Фабий, пал в этом бою, храбро сражаясь. Какое же великое благочестие к братской привязанности царило в его груди, когда он отверг величайшие почести?

{5.2. 479 г. до н. э. Ср.: Ливии, П.47.10 и след.}

5.3. Этот пример украшает древность, а наше время украсил другой случай. Украшением для нас стали братья, снискавшие славу сначала для семьи Клавдиев, а теперь — Юлиев. Наш принцепс и родитель очень любил своего брата Друза. Когда при Тицине, куда он прибыл как победитель, чтобы обнять своих родителей, он вдруг узнал, что его брат в Германии страдает от мучительной болезни, его мгновенно объял страх. И каким же быстрым был его путь, — словно на одном дыхании перейдя через Альпы и Рейн за один день и ночь, меняя на пути коней, он покрыл расстояние в двести миль через варварскую страну, лишь недавно завоеванную, с единственным соратником, проводником Антабагием. В это время тяжелейшего труда он все-таки сумел преодолеть опасности, ускользая от смертельных ловушек, благодаря священнейшему благочестию и богам, которые покровительствуют выдающимся доблестям, и Юпитеру, самому верному хранителю Римской империи. И Друз, хотя был уже во власти судьбы и не мог исполнять своих обязанностей из-за упадка душевных и телесных сил, тем не менее в самое напряженное мгновение между жизнью и смертью приказал выслать легионы со всеми знаменами навстречу брату, чтобы те приветствовали его как императора. А потом он приказал поставить его палатку по правую руку от своей и пожелал, чтобы тот принял титул консула и императора. То есть в одно и то же время он высоко вознес величие брата, но и утратил свою жизнь. А я со своей стороны замечу, что с этим примером кровного чувства можно сопоставить только Кастора и Поллукса.

{5.3. 9 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 142; Тацит. Анналы, 3.5 и след.}

5.4. Но память обо всех выдающихся полководцах окажется лишенной смысла, если в этой книге я не поведаю о великом благочестии со стороны простого солдата по отношению к своему брату. Этот воин служил у Гнея Помпея и как-то раз, схватившись в бою с воином Сертория, убил его. Сняв с него доспехи, он узнал в нем брата. Долго и мучительно укорял он богов за их дар нечестивой победы, а затем принес тело в лагерь, облачил в дорогое одеяние и возложил на погребальный костер. И наконец он возжег светильник и пронзил свою грудь тем самым мечом, которым убил брата, упал к его телу и погиб в общем с ним погребальном огне. Он мог бы оправдать себя безвинным незнанием, но поставил свое благочестие выше прощения со стороны других людей и не колеблясь разделил судьбу брата.

{5.4. 87 г. до н. э. Ср.: Ливий. Периохи, 79. Второй солдат был из войска Луция Цинны, а не Сер-тория.}

О БЛАГОЧЕСТИИ ПО ОТНОШЕНИЮ К РОДИТЕЛЯМ, БРАТЬЯМ И ОТЕЧЕСТВУ

6. Предисловие. Это благочестие затрагивало ближайшие кровные узы. Осталось теперь рассмотреть примеры благочестия по отношению к отчизне. Величие страны, равное величию богов, укрепляет влияние родителей, да и братское чувство в этом случае приносит немедленные и счастливые плоды, потому что, даже если рушится семья, республика остается в целости, но если уже она разрушается, то с неизбежностью влечет за собой и крах родных пенатов, а также всех жителей. Какие подобрать слова для этих примеров? Их сила настолько велика, что проверить их значимость можно лишь ценой собственной жизни.

6.1. Брут, первый консул, и Аррунт, сын Тарквиния Гордого, свергнутого с трона, сшиблись верхом в столь яростной схватке, что пронзили копьями друг друга и бездыханными пали на землю. И мне остается лишь добавить, что римский народ заплатил высокую цену за свою свободу.

{6.1. 509 г. до н. э. Ср.: Ливии, II.6.8 и след. Это был действительно тяжелый бой с неясным исходом.}

6.2. Посредине форума разверзлась вдруг земля и образовалась большая впадина. Было дано предсказание, что заполнить ее можно только тем, что дало великую силу римскому народу. Курций, юноша высокого духа и происхождения, истолковал это таким образом, что наш Город силен прежде всего храбростью и оружием. После чего взобрался на коня и, пришпорив его, в полном боевом облачении бросился в эту бездну. А сограждане в его честь набросали поверх зерно и в конце концов закрыли расщелину. Многие выдающиеся деяния украсили с тех пор форум, но ни одно из них не сравнится с блистательным примером патриотического благочестия Курция. За ним первенство в славе, а я добавлю похожий рассказ.

{6.2. 362 г. до н. э. Ср.: Ливии, VII.6 и след.}

6.3. Претор Генуций Кип в облачении полководца выходил из городских ворот, и тут привиделось ему нечто странное и доселе неслыханное. Будто бы внезапно у него на голове образовалось некое подобие рогов и было предсказано, что если он вернется в Город, то станет там царем. И он немедленно сам себя обрек на добровольное и вечное изгнание. Он предпочел достоинство благочестия прочной славе семерых царей. В ознаменование этого события у ворот, через которые он уходил, была поставлена медная рогатая голова, названная «раудускула», потому что на изготовление ее пошли медные раудеры.

{6.3. Ср.: Овидий. Метаморфозы 15.565-621 и след. Лат. raudus означает и кусочек меди и маленькую медную монету. Ср.: Варрон. О латинском языке 5.163.}

6.4. Славу Генуция, величественнее которой даже и представить ничего нельзя, перенял словно по наследству претор Элий. Когда он творил суд, ему на голову вдруг сел дятел. Гадатели убедили его в том, что если птица останется жива, то судьба его семьи будет счастливой, но республики — несчастной, а если ее убить, все будет наоборот. Прямо на глазах у сената Элий немедленно убил птицу. И вот в битве при Каннах род Элиев потерял семнадцать храбрых мужей, а республика с течением времени поднялась до высочайшей империи. А Сулла, Марий и Цинна, несомненно, высмеяли бы эти примеры, сочтя их глупостью.

{6.4. Рассказ Фронтина (IV.5.14) выглядит несколько иначе: «Когда городской претор Г. Элий творил суд, на голову ему сел дятел, и гаруспики разъяснили, что если птицу отпустить, победа достанется неприятелю, а если ее убить, победит римский народ, зато Г Элий погибнет вместе с семьей. Элий не поколебался убить дятла. И когда наше войско побеждало, он сам с четырнадцатью Элиями из того же рода был убит в бою» (пер. А. Рановина). Автор оговаривается, что, возможно, это был не Элий, а Лелий. Плиний Старший (Естественная история, Х.41) говорит о городском преторе Элий Тубероне, занимавшем этот пост в 201 г. до н. э. Возможно, что это был и Публий Элий Пет, городской претор в 203 г.!}

6.5. В Латинской войне Публий Деций Муз, первый консул в своем роду, увидев, как строй римлян дрогнул и почти уже уступил, пожертвовал своей жизнью ради спасения республики и ринулся на коне в самую гущу врагов, ища спасения для отчизны и смерти для себя. Многих он зарубил и сам погиб, израненный множеством копий, на вершине из тел. Вот так из его ран и крови выросла победа, на которую никто не надеялся.

{6.5. 340 г. до н. э. Ср.: Максим, 1.7.3.}

6.6. Пример этого полководца стал бы единственным в своем роде, если бы похожий дух не унаследовал его сын. В свое четвертое консульство он повторил подвиг отца с подобной же верой и храбростью в сражении, спас наш Город от разрушения и восстановил его мощь. Вот почему трудно понять, когда римское общество было счастливее, при наличии или при утрате Дециев-полководцев.

{6.6. 295 г. до н. э. Это была битва с галлами: ср. Ливии, Х.26-30 и след.}

6.7. Сципион Африканский Старший не погиб за отечество, но с поразительной доблестью отстаивал интересы республики. Сраженный бедой при Каннах, наш Город уже ничего собой не представлял, кроме как добычу для победителя [Ганнибала]. Остатки разбитого войска, по совету Квинта Метелла, собирались уже покинуть Италию. А бывший военным трибуном Сципион, тогда еще очень молодой, обнажил меч и, угрожая воинам смертью, убедил их поклясться, что они никогда не покинут свою страну. Он не только сам выказал глубочайше благочестие, но вновь вернул его в сердца других.

{6.7. 216 г. до н. э. Рассказ Ливия (XXII.53.9-53.11) заставляет думать, что Сципион фактически раскрыл заговор: «В сопровождении нескольких человек он отправился к Метеллу и застал у него собрание юношей... Выхватив меч и размахивая им над головами совещавшихся, Сципион воскликнул: "По велению души моей я клянусь, что не брошу в беде государство народа римского и не потерплю, чтобы бросил его другой римский гражданин. <... > Я требую, Марк Цецилий, чтобы ты и все, кто присутствует здесь, поклялись этой же клятвой...". Все, перепуганные не меньше, чем если бы видели перед собой победоносного Ганнибала, поклялись и сами себя отдали под стражу Сципиону» (пер. М. Е. Сергеенко). Имя Метелла здесь под вопросом.}

6.8. А теперь перейдем от частных лиц к всеобщему и увидим, какой жгучей и постоянной любовью к отчизне пылало все общество. Во время Второй Пунической войны, когда казна была уже истощена и не хватало денег на отправление культов богов, публиканы по своей воле пришли к цензорам, убедили их забыть все прежние обязательства, как будто бы республика вновь пребывает в денежном изобилии, и сказали, что все затраты они берут на себя и не попросят ни одного асса вплоть до окончания войны. Более того, хозяева рабов, отпущенных Семпронием Гракхом на свободу за храбрость в битве при Беневенте, отказались принять деньги за них у этого полководца. В лагере ни один всадник и ни один центурион не потребовали денежного пособия. Мужчины и женщины внесли в общее дело все, что у них было ценного из золота и серебра, и даже мальчики пожертвовали знаки своего происхождения, дабы преодолеть суровость времени. Никто и не заботился о том, чтобы извлечь пользу из сенатских постановлений по поводу освобождения от налоговой тяжести, но, напротив, все платили с исключительным рвением и даже больше, чем требовалось. И ведь они знали, что Вейи захвачены и что золото, как пожелал Камилл, отправлено к Дельфийскому Аполлону в качестве десятины и выкупить его невозможно, и все-таки матроны приносили в казну все свои украшения. И, конечно, они слышали, что тысяча фунтов золота, предназначенная галлам за уход с Капитолия, представляла собой их переплавленные украшения. Но, и по собственному побуждению, и следуя примеру древности, они сочли необходимым использовать любые возможности.

{6.8. 214 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXIV.18.10-18.15. Публиканы — откупщики государственных доходов..... Знаки своего происхождения... — собственно, буллы — медальоны, как правило золотые, которые вешались на шею младенцам.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. На эту же тему есть у нас несколько внешних примеров. Территория Аттики была опустошена огнем и мечом огромного вражеского войска. Тогда Кодр, царь афинян, утратив надежду на людскую помощь, решил прибегнуть к помощи оракула Аполлона и спросил через посланников, когда же кончится эта страшная война. Бог ответил, что она кончится лишь тогда, когда он сам падет от руки врага. Это стало известно не только в Афинах, но и в стане врагов, которые тут же приказали, чтобы никто не Смел даже ранить Кодра. Когда он об этом узнал, то скинул с себя все знаки власти, переоделся в одежду раба и выдвинулся навстречу вражескому отряду, занимавшемуся заготовкой провианта. Одного из врагов он ударил серпом и заставил его убить себя. Его смерть предотвратила гибель Афин.

{Внешний пример 1. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 1.116 и след.}

Внешний пример 2. Из того же источника благочестия исходит дух Фрасибула. Пытаясь освободить афинян от чудовищного владычества Тридцати тиранов, он отважился выступить против них с небольшим отрядом. Один из соратников спросил у него: «Когда Афины обретут свободу с твоей помощью, какой благодарности ты ожидаешь?» Фрасибул ответил: «Пусть боги сделают так, чтобы я отплатил городу тем, что задолжал». И с таким настроем он сумел одолеть тиранию и снискал себе славу.

{Внешний пример 2. 404 г. до н. э. Пример нигде более не встречается.}

Внешний пример 3. Фемистокл прославился собственными заслугами. Несправедливость со стороны отчизны сделала его, победителя персов, их полководцем. Не желая нападать на свою страну, он совершил жертвоприношение, отпил из чаши бычью кровь и пал замертво возле алтаря как блистательная жертва благочестия. Итогом его достопамятной смерти стало то, что Греция никогда более не нуждалась в другом Фемистокле.

{Внешний пример 3. Около 459 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Фемистокл, 31. Бычья кровь считалась в античности ядом. У Цицерона (Брут, 43) та же история изложена с изрядным сарказмом: «... Клитарх и Стратокл утверждают, что Фемистокл заклал быка, нацедил в чашу его крови, выпил ее и упал замертво. Такую смерть им было удобнее расписать на трагический и риторический лад; обыкновенная же смерть не давала никакого материала для ораторских украшений» (Пер. под ред. М. Л. Гаспарова).}

Внешний пример 4 — Еще один пример того же порядка. Карфаген и Кирена затеяли ожесточеннейший спор по поводу границ. Наконец решили, что надо в одно и то же время послать молодых людей с обеих сторон навстречу друг другу и место, в котором они сойдутся, считать пограничным для двух народов. Но карфагеняне, два брата по имени Филены, мошеннически нарушили это соглашение. Они сильно ускорили шаг и в назначенный час оказались дальше, где и установили границу. Когда молодые люди из Кирены выяснили, что случилось, они поначалу стали жаловаться на хитрость карфагенян, но в конечном итоге постарались противопоставить этому жесткое условие. А именно, заявили они, пусть граница проходит в этом месте, но только в том случае, если Филены позволят закопать их живыми в землю. Но задуманное не получилось: братья без промедления предоставили себя киренцам для погребения. То есть они предпочли, чтобы границы их страны стали более протяженными, нежели их жизни; так они и полегли, расширив границы Пунийской империи и при помощи духов, и собственными костями.

Ну и где теперь величественные стены гордого Карфагена? Где морская слава его знаменитой гавани? Где многочисленные войска? Где его неисчислимая кавалерия? Где его горделивый дух, неудовлетворенный гигантскими пространствами захваченной Африки? Фортуна поделила их между двумя Сципионами. Но память о доблестном деянии Филенов не изгладилась даже после падения их страны. Нет ничего бессмертнее доблести, добытой душами и руками смертных.

{Внешний пример 4 — Ср.: Саллюстий. Югуртинская война, 79: на спором месте были воздвигнуты в честь Филенов алтари, находившиеся приблизительно в 180 милях от Карфагена и в 80 милях от Кирены.}

Внешний пример 5. Это благочестие было исполнено юношеского пыла. Но и Аристотель, уже в преклонных годах и весь покрытый морщинами, не забывал заботиться о благе своей отчизны, которую вражеское оружие почти сравняло с землей. Он, лежа в постели в Афинах, тем не менее возродил родной город руками македонян, которые ее разрушили. Так что разрушение города Александром по сравнению с восстановлением его Аристотелем вовсе не впечатляет.

Очевидно, что люди всех сословий и возрастов возвышаются благодаря обильному и интенсивному благочестию по отношению к отчизне. Множество блистательных примеров, известных во всем мире, лишь подтверждает священнейшие законы природы.

{Внешний пример 5. Город Стагира, родина Аристотеля, был разрушен в 342 г. до н. э. Филиппом II, но и восстановлен либо им, либо Александром. Ср.: Плутарх. Александр 7.}

О ЛЮБВИ И НЕЖНОСТИ РОДИТЕЛЕЙ К ДЕТЯМ

7. Предисловие. Пусть теперь родительское прощение по отношению к детям распустит паруса благочестивого и миролюбивого чувства и, подстегнутое попутным ветром, принесет с собой приятный и чарующий дар.

7.1. После пятого консульства, снискав величайшую славу за свои доблести и за свою жизнь, Фабий Руллиан не уклонился от того, чтобы завершить тяжкую и опасную войну в качестве легата у своего сына Фабия Гургита. Потому что он хотел помочь ему духовно, хотя его совсем преклонный возраст был бы более уместен для ложа, нежели для трудностей сражений. Однако он с превеликим желанием сопровождал на коне своего сына, которого когда-то ребенком возил с собой в собственных триумфальных процессиях. Ибо он видел себя творцом этого славного шествия, но не простым участником.

{7.1. 292-291 гг. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 11 и след.}

7.2. Отцовский жребий римского всадника Цезетия менее блистателен, но его нежность вполне сопоставима. Цезарь, теперь уже победитель всех врагов, и внешних, и внутренних, приказал ему отречься от сына, потому что, когда тот был народным трибуном, то вместе со своим коллегой Маруллом возбуждал ненависть к нему, говоря, что он стремится к царской власти. Цезетий отважился ответить так: «Ты скорее лишишь меня всех сыновей, Цезарь, чем я одного из них исключу из цензового списка». У него было два высокоодаренных сына, которым Цезарь обещал благорасположение и содействие в карьере. Исключительная мягкость божественного принцепса обеспечила безопасность отца. Но разве может кто отрицать, что его дерзновенная попытка выше обычного человеческого деяния, ибо он обратился к тому, у ног которого лежал уже весь мир?

{7.2. 44 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 116 и след.}

7.3. Не знаю, может быть, любовь к сыну Октавия Бальба еще более живая и горячая. Занесенный триумвирами в проскрипционный список, он уже покинул свой дом через заднюю дверь и готов был спасаться бегством, которому ничто не препятствовало, как вдруг раздался ложный крик соседей о том, что сын его, оставшийся дома, убит. И он вернулся встретить смерть, от которой бежал, отдал себя в руки стражей и погиб. Без сомнения, мгновение неожиданного счастья, когда он увидел сына невредимым, он счел более ценным, нежели собственную жизнь. И сколько страдания было в глазах юноши, увидевшего, как его любимейший отец умирает за него!

{7.3. 43 г. до н. э. Ср.: Аппиан. Гражданские войны, IV.21. Здесь рассказано иначе: Бальб бежал вместе с сыном к морю, но следовал позади него. Ему сообщили по ошибке, что сын схвачен, он вернулся и отдал себя в руки солдат, сын же погиб в кораблекрушении.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Обратимся теперь к более приятным историям. Антиох, сын царя Селевка, был охвачен безграничной страстью к своей мачехе Стратонике. Сознавая нечестивость этой сжигавшей его страсти, он утаил рану нечестивого сердца с помощью благочестивого притворства. Различные страсти, бушевавшие внутри него, горячее желание и глубокий стыд довели его до истощения. Он уже лежал в постели, готовясь к смерти, близкие оплакивали его, отец в глубоком горе размышлял о смерти единственного сына и своей несчастной доле. Вся семья выглядела скорее простой, нежели царской. Но это облако страдания рассеял математик Лептин или, как полагают иные, врач Эразистрат. Сидя рядом с Антиохом, он стал наблюдать за ним и заметил, что когда входила Стратоника, тот краснел, дыхание прерывалось, а после ее ухода, наоборот, бледнел и начинал тяжело дышать. Более тщательное наблюдение открыло ему истину. Пока Стратоника входила и выходила, он держал юношу за запястье и по пульсу, который то учащался, то затухал, определил природу болезни и рассказал об этом Селевку. А тот, не колеблясь, уступил свою самую дорогую супругу сыну, видя в такой глубокой любви перст Фортуны и веря, что притворство в сокрытии стыда уже почти довело его до смерти. Представим себе этого царя, старого и любящего человека: сколько же преград пришлось одолеть отцовской нежности!

{Внешний пример 1. Антиох I, сын Селевка I, царствовал в 280-261 гг. до н. э. Ср.: Аппиан. Сирийские дела, 59-61 и след. Эта история рассказывается многими авторами. Математик, или астролог, Лептин Аппианом не упоминается.}

Внешний пример 2. Селевк уступил свою жену, тогда как Ариобарзан отдал своему сыну все Каппадокийское царство на глазах Гнея Помпея. Царь пришел к нему в палатку, а тот пригласил его сесть в курульное кресло. Царь же заметил, что сын его занял место у углу для писцов, что явно не соответствовало его положению. Отец не мог вынести того, что его сын сидит ниже его самого, а потому встал с кресла, снял с себя диадему и возложил ее на голову сына, предложив ему занять место, которое он освободил. Юноша расплакался, весь задрожал, диадема соскользнула с него, и он не смог заставить себя даже подойти к новому месту. И это почти невероятно: тот, кто снял с себя царство, был счастлив, а тот, кому оно передавалось, напротив, несчастен. И не было бы конца этому спору, если бы не пришел на помощь отцовскому желанию авторитет Помпея. Он обратился к сыну как к царю, попросил его надеть диадему и убедил сесть в курульное кресло.

{Внешний пример 2. 63-62 гг. до н. э. Ср.: Аппиан. Митридатовы войны, 105 (без подробностей).}

О СУРОВОСТИ ОТЦОВ ПО ОТНОШЕНИЮ К ДЕТЯМ

8. Предусловие. Мягкость этих отцов подходит для комедии, а суровость следующих — для трагедии.

8.1. Луций Брут был равен по славе Ромулу: второй основал город Рим, первый — римскую свободу. Наделенный высочайшей властью, он велел заключить под стражу своих сыновей, высечь их розгами, привязать к столбу и обезглавить за то, что они пытались восстановить на троне Тарквиния, которого сам он изгнал. То есть он предпочел быть консулом, нежели отцом, и прожить бездетным, чем умалить общественное наказание.

{8.1. 509 г. до н. э. Ср.: Ливии, II.5 и след.}

8.2. Его примеру последовал Кассий. Сын его, народный трибун, первым предложил аграрный закон и разными путями привлек к себе симпатии людей. Когда он сложил с себя полномочия, его отец собрал на совет друзей и открыто обвинил сына в стремлении к царской власти. А далее приказал его высечь и казнить, имущество же его посвятил Церере.

{8.2. 485 г. до н. э. Ср.: Ливии, 11.41 и след.}

8.3. В таком же положении Тит Манлий Торкват, человек редкостного достоинства, снискавший многие похвалы, опытный в гражданском праве и священнодействии понтифика, даже и не подумал о необходимости собирать совет родственников и друзей. Когда послы Македонии прибыли с жалобой на его сына, Деция Силана, который был тогда правителем этой провинции, он попросил отцов-сенаторов не принимать решение по этому делу, пока он сам не разберет тяжбу между македонянами и сыном. Затем он начал расследование при полном одобрении как со стороны этого почтенного сословия, так и со стороны жалобщиков. Сидя дома, он в течение двух суток выслушивал обе стороны, а на третьи сутки, после того как были представлены убедительнейшие свидетельства, вынес следующее заключение. «Я теперь убежден в том, что сын Силан брал взятки от наших союзников, а потому считаю его недостойным республики и моего дома и приказываю ему немедленно удалиться с моих глаз». Потрясенный ужасным приговором отца, Силан не смог больше взирать на свет и на следующую ночь повесился. Торкват таким образом сыграл роль строгого и религиозного судьи к удовлетворению всего общества. Македония получила отмщение. Строгость отца могла бы быть смягчена смертью раскаявшегося сына. Отец же совсем не принимал участия в подготовке к похоронам юноши, а в самый день погребения все свое внимание уделял тем, кто приходил к нему за советом. В атрии, где он заседал, находилась посмертная маска Торквата Империоза, известного своей исключительной жесткостью, и, как разумный человек, он все время помнил, что маски должны находиться в главной части дома, чтобы потомки могли не только прочесть о доблестях предков, но и следовать их примеру.

{8.3. 140 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 54.}

8.4. Под натиском кимвров у реки Атезия римские всадники, бросив консула Катула, в ужасе бежали в Рим, и был среди них сын Марка Скавра, светоча и украшения отечества. Тогда отец отправил ему послание в таком духе, что он охотнее натолкнулся бы на его кости после смерти в бою, чем увидел бы его живого, но виновного в столь позорном бегстве, и если сохранились в его сердце остатки стыда, пусть удалится с глаз долой от отца, породившего выродка. Потому что вспомнил он собственную юность и задумался, нужен ли ему такой сын, или следует его презреть. Получив такое послание, юноша заколол себя мечом, выказав против себя больше храбрости, чем против врагов.

{8.4. 102. до н. э. Ср.: Фронтин, IV.1.13.}

8.5. Авл Фульвий, муж сенаторского сословия, с не меньшим настроем, чем Скавр, отозвал из войска своего сына, который накануне бежал с поля боя. Юноша, выделявшийся своими способностями в науках и внешним видом, по неправедному совету Катилины, с которым подружился, поспешил в его лагерь. Отец перехватил его на середине пути и казнил, предварительно заметив, что породил его не для Катилины против отчизны, но для отчизны против Катилины. Он мог бы держать его под стражей до окончания этой гражданской войны, но тогда речь шла бы об осторожном отце, но не о безжалостном.

{8.5. 62 г. до н. э. Ср.: Саллюстий. Заговор Катилины, 39.5.}

ОБ УМЕРЕННОСТИ РОДИТЕЛЕЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ПОДОЗРЕВАЕМЫМ ДЕТЯМ

9. Предисловие. Но чтобы несколько умерить примеры вспыльчивых и жестоких отцов, приведем рассказы, когда наказание немного смягчалось прощением.

9.1. Луций Геллий, который прошел через все магистратуры, включая цензорство, был почти уверен, что его сын виновен в тяжелейших преступлениях, в частности в связи с мачехой и в подготовке заговора с целью убийства отца. Он не стал тут же его наказывать, но пригласил на совет почти весь сенат, изложил свои подозрения и позволил юноше защищать себя. После тщательного расследования этого дела он оправдал его и с общего согласия, и своим решением. А казни он его в приступе гнева, стал бы большим преступником, чем наказанный.

{9.1 Геллий был цензором в 70 г. до н. э.}

9.2. Квинт Гортензий, в свое время свет римского красноречия, выказал поразительное терпение в отношении своего сына. Он настолько подозревал его в неприличном поведении и так был им обижен, что стал склоняться к тому, чтобы сделать своим наследником сына сестры, Мессалу. Когда того обвинили в домогательстве магистратуры, он стал его защищать и сказал судьям, что если Мессалу обвинят, ему самому ничего не останется, кроме как целовать внуков. Закончив свою публичную речь такой сентенцией, он тем самым как бы вовлек сына в свои печали, нежели в радости. И тем не менее, чтобы не гневить Природу, он прозорливо сдержал свои чувства все же и сделал наследником сына, а не внуков, памятуя о том, что несет ответственность за нрав сына и вплоть до смерти должен уважать зов крови.

{9.2. Ср.: Цицерон. Письма к Аттику, VI.3.9.}

9.3. Квинт Фульвий, выходец из знатной семьи, достигший высокого положения, сделал примерно то же самое, но по отношению к более противному сыну. Тот подозревался в заговоре против него и потому скрывался. Отец обратился к сенату с просьбой отыскать сына через триумвира. По постановлению отцов-сенаторов тот был найден и схвачен. Однако отец не только не вычеркнул его из цензорских списков, но по завещанию оставил ему все имущество, рассудив, что наследником должен быть человек, которого он породил, но не тот, которого знал.

{9.3. Этот Фульвий ближе не известен.}

9.4. К умеренности великих мужей я бы хотел добавить совет некоего отца, человека странного и необычного нрава. Он обнаружил, что его сын злоумышляет против него, но не мог постичь душой, как его кровный отпрыск скатился до такого преступления. Он призвал жену и стал просить ее не скрывать от него правду, и пожелал узнать, сама ли она подговорила юношу или убедила кого-то другого подговорить. Убежденный ее клятвами, что он не должен подозревать ничего подобного, он позвал сына в уединенное место, вручил ему спрятанный под одеждой меч и предложил перерезать горло ему, отцу, заверяя, что в этом случае тому не потребуется ни яд, ни наемный убийца, чтобы совершить задуманное. Тогда в груди юноши вспыхнули добрые чувства, и во внезапном порыве, отшвырнув меч, он сказал: «Отец, продолжай жить. И если ты будешь настолько добр, что позволишь своему сыну молиться за тебя, позволь и мне жить дальше. Я только прошу, чтобы ты не думал, будто моя любовь притворная, ибо она выросла из раскаяния». Вот и получилось, что уединение лучше чем окружение родных, лес безопаснее дома, железо убедительнее воспитания, а предложенная смерть выгоднее, чем благо жизни!

{9.4. Рассказ нигде более не встречается.}

О РОДИТЕЛЯХ, КОТОРЫЕ МУЖЕСТВЕННО ПЕРЕНЕСЛИ СМЕРТЬ ДЕТЕЙ

10. Предисловие. Теперь припомним отцов, которые сумели перенести утрату своих сыновей. Начнем с тех, которые равнодушно отнеслись к подобным смертям.

10.1. Гораций Пульвил в качестве понтифика на Капитолии посвящал храм Юпитеру Лучшему и Величайшему, держась за дверной косяк. И когда он произносил надлежащие по обычаю слова, ему сообщили, что умер его сын. Он не убрал руку от косяка, чтобы не прерывать посвящение столь величественного храма, сохранил спокойное выражение лица, подобающее для общественной церемонии, чтобы не подумали, будто он скорее отец, чем понтифик. Славный пример, а следующий не менее примечательный.

{10.1. 509 г. до н. э. Ср.: Цицерон. О своем доме, 139.}

10.2. Эмилий Павел представляет собой самый знаменитый образец счастливого отца, внезапно ставшего самым несчастным. Из четырех своих сыновей двух, исключительно красивых и даровитых, он отдал через усыновление в семьи Корнелиев и Фабиев, таким образом решительно от них отказавшись, а двух других отняла судьба. Один из них на три дня опередил своей смертью триумф отца, а другой, замеченный на триумфальной колеснице, скончался тремя днями позже. И вот Павел, имевший столь много детей, что даже отдал двух, в одночасье сделался бездетным и покинутым. С какой силой духа перенес он эту утрату, он поведал сам, выступая перед народом. «Пожав плоды столь великого счастья, квириты, — сказал он, — и боясь, как бы Фортуна не нанесла нам какого-либо ущерба, я молился Юпитеру Лучшему и Величайшему, царице Юноне и Минерве, чтобы, если какие-то угрозы нависнут над римским народом, пусть постигнут они мой дом. И все получилось хорошо. Благодаря моим молитвам, они сделали так, чтобы вы сокрушались о моем несчастье, нежели я о вашем».

{10.2. 167 г. до н. э. Ср.: Ливии, XLV.40.7-42.1. Здесь тоже приводится речь Павла, но более пространная, где он, в частности, признается, что отдал детей в усыновление «по многодетности».}

10.3. Добавлю еще один домашний пример, а затем обращусь к иноземным. Квинт Марций Рекс, коллега Катона Старшего по консульству, потерял сына, самого почтительного и многообещающего, да еще к тому же — немалое добавление к горю — единственного. И хотя он чувствовал себя подавленным и сломленным, он смирил свое горе советом самому себе — после погребения немедленно отправиться в курию и созвать сенат, поскольку в тот день это была его обязанность. А не сознавай он, как вынести такую утрату с мужеством, не смог бы распределить свет одного дня между собой как скорбящим отцом и собой же, но как консулом, облеченным полномочиями.

{10.3. 118 г. до н. э.: речь идет о внуке Катона Старшего Цензора.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Перикл, вождь афинян, в течение четырех дней лишился двух удивительных маленьких сыновей. И на протяжении этих дней, сколько бы ни общался он с людьми, никто не заметил никаких изменений в его лице или речах. Он даже продолжал носить на голове венок по старинному обычаю, который не нарушил, несмотря на семейное горе. И недаром за такую силу духа он заслужил прозвище Олимпийский.

{Внешний пример 1. 430-429 гг. до н. э. Ср.: Плутарх. Моралии, 118E-F и след.; Аристофан. Ахарняне, 532 и след.}

Внешний пример 2. Ксенофонт, приверженец школы Сократа, за свое обильное и счастливое красноречие считавшийся вторым после Платона, не прервал регулярное жертвоприношение, когда узнал, что старший из двух его сыновей по имени Крилл пал в битве при Мантинее. Он не мог даже представить, как прервать едва начатое служение на таком основании, и всего лишь снял венок. Но и этот венок он снова надел, когда, спросив, как именно погиб сын, услышал, что тот погиб, храбро сражаясь. А потом он воззвал к богам, которым приносил жертву, чтобы они стали свидетелями того, что для него важнее храбрость сына, нежели горечь от его смерти. Может, кто другой оставил бы жертвоприношение, спустился с алтаря, заливаясь слезами, но Ксенофонт остался недвижим в ритуале, разум его, по совету мудрости, был спокоен. Подчинить горе размышлению, возможно, тяжелее, чем услышать о несчастье.

{Внешний пример 2. 362 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Моралии, 118F-119A и след}

Внешний пример 3. И Анаксагора невозможно было сломить. Услышав о смерти сына, он сказал: «Это для меня вовсе не неожиданная и не новая весть. Я знал, что родил смертного». Таковы высказывания, посланные доблестью, и они-то являются самыми полезными наставлениями. Кто бы ни воспринял такие вести, должен знать, что дети рождаются по Природе вещей, когда она в определенный момент времени дарует им дыхание или забирает его. Не может умереть тот, кто не жил, и не может жить тот, кто не готов к смерти.