Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: I век.

Валерий Максим

ДОСТОПАМЯТНЫЕ ДЕЯНИЯ И ИЗРЕЧЕНИЯ

К оглавлению

КНИГА III

О ПРИРОДНОМ ХАРАКТЕРЕ

1. Предисловие. Я собираюсь рассказать о «колыбели» и элементах доблести и буду ссылаться на образцы природного характера, прослеживая их развитие во времени вплоть до высшей точки славы.

1.1. Еще мальчиком Марк Эмилий Лепид вступил однажды в бой, убил врага и спас своего соратника. В знак этого памятного деяния на Капитолии, по решению сената, была поставлена ему статуя с надписью, спрятанной в медальоне, на случай, если кто вдруг сочтет, что, хотя он уже достаточно проявил себя как взрослый, но еще недостоин официальных почестей. И вот так Лепид быстро преодолел порог взрослой храбрости и возвратился с поля боя с двойной похвалой, которую едва дозволяли его годы. Потому что враждебное оружие, выхваченные из ножен мечи, летающие повсюду копья, шум приближающейся конницы, вообще стычка сражающихся сторон вызывает ужас у подрастающего поколения. И среди всего этого юность рода Эмилиев была увенчана венком и обрела военную добычу.

1.2. Не лишен был этого духа и Марк Катон. Он воспитывался в доме дяди, Марка Друза. Тот был народным трибуном, и как-то раз к нему пришли латины и стали просить о праве римского гражданства. Квинт Поппедий, их вождь и гость Друза, попросил Катона, чтобы тот замолвил слово перед дядей по этому поводу. Катон жестко ответил, что он не станет этого делать, и остался непреклонным, и даже когда его попросили второй и третий раз, по-прежнему был непреклонен. Тогда Поппедий взял его на руки, отнес под крышу дома и пригрозил, что если тот не согласится выполнить просьбу, он его сбросит. Но даже это не произвело никакого впечатления на мальчика. И тогда вырвались у Поппедия такие слова: «Какое счастье для нас, латины и союзники, что он еще слишком мал, ибо, будь он сенатором, мы бы даже и не надеялись на гражданство». Вот в таком нежном возрасте Катон уже ощущал тяжесть, которая лежит на плечах сенаторов, а потом, уже сам став сенатором, с непреклонностью отказывал латинам в их запросах по поводу гражданства.

Однажды он же, носящий юношескую тогу, пришел в дом Суллы, чтобы выразить свое почтение, и вдруг увидел головы проскрибированных, принесенные в атрий. Он был потрясен этим и спросил своего педагога по имени Сарпедон, почему не найдется никого, кто уничтожил бы столь жестокого тирана. Тот ответил, что люди испытывают нужду не в воле, но в удобном случае, поэтому его, Суллу, охраняет большой отряд воинов. Тогда Катон стал просить Сарпедона дать ему меч, чтобы он смог легко убить Суллу, который, по обыкновению, возлежал на ложе. Педагог, знавший нрав Катона, устрашился его предложению и впредь внимательно обшаривал его, прежде чем вести к Сулле. А мальчик, увидев это обиталище жестокости, не испугался победителя, который именно в это время уничтожал консулов, легионы и большую часть сословия всадников. Будь на месте Катона даже сам Марий, и он подумал бы о том, как быстрее удрать, нежели убить Суллу.

{1.2. Случай в доме Друза относится к 91 г. до н. э., когда Катпону было всего 4 года. Описываемый визит к Сулле состоялся, когда Катону было 14 лет. См.: Плутарх. Катон, 2-3.}

1.3. Сын Суллы Фавст в школе восхвалял проскрипции отца и угрожал, что, став взрослым, поступит совершенно так же с каждым из соучеников, а Гай Кассий за это надрал ему уши. Не верилось, что эта достойная рука запятнает себя отцеубийством.

{1.3. Один из убийц Цезаря Кассий учился в школе вместе с Фавстом. См.: Плутарх. Брут, 9.}

Внешний пример. Ну и чтобы привлечь что-либо из греческой жизни. Знаменитый Алкивиад, насчет которого я не знаю, какие его качества — добрые или скверные — нанесли вред его стране (с первыми он обманывал соотечественников, со вторыми им окончательно навредил), так вот, этот Алкивиад, будучи еще мальчиком, однажды пришел к своему дяде Периклу и увидел его скорбящим в одиночестве. Он спросил, что его тревожит. Перикл ответил, что построил по заказу государства пропилеи Минервы (то есть, путь в крепость) и при этом истратил на работы огромную сумму, а теперь не может решить, как ему отчитаться за свое руководство этим строительством, отсюда и его уныние. «Ну и хорошо, — сказал племянник, — а теперь лучше подумай, как не давать никакого отчета». И тогда великий и мудрый Перикл, который сам ничего не смог придумать, воспользовался советом мальчика. Он устроил так, что афиняне оказались вовлеченными в войну в непосредственной близости от города, и им уже стало не до проверки. И что бы ни решили афиняне: жаловаться на Алкивиада или восхвалять его, — все равно общественное мнение плавало между ненавистью и восхищением этим человеком.

{Внешний пример 1. Случай 431 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Алкивиад, 7.}

О ХРАБРОСТИ

2. Предисловие. Поскольку мы уже рассмотрели начала и первые проявления доблести, обратимся теперь именно к этому качеству, самая весомая сила и самые действенные мышцы которого проявляются в храбрости. Нет сомнения, Ромул, основатель нашего Города, что первую хвалу такого рода заслуживаешь именно ты. Но позволь мне прежде вспомнить одно событие, которому ты сам обязан честью, потому что благодаря ему твой труд по основанию Города не пропал даром.

2.1. Этруски пробивались в Город через Свайный мост. Гораций Коклес встал в начале моста и в тяжелом бою сдерживал войско врагов до тех пор, пока мост за его спиной не разрушили. Когда он увидел, что его родина избежала нависшей угрозы, он в полном вооружении бросился в Тибр. Пораженные этой храбростью, бессмертные боги сохранили его целым и невредимым. Его не смутила высота берега, оружие и доспехи не увлекли его на дно своим весом, его не затянул водоворот, в него не попала ни одна стрела или копье, хотя они летели со всех сторон, и он доплыл до земли, не пострадав. То есть он один приковал к себе взгляды и соотечественников, и врагов: первые смотрели на него с восхищением, вторые — со смешанным чувством радости и ужаса. В тяжелейшей битве в одиночку он сражался с двумя армиями: одну заставил отступить, другой преградил путь. Словом, наш Город спасли его щит и Тибр. Недаром говорили потом этруски: «Мы победили римлян, но нас победил Гораций».

{2.1. Случай 508 г. до н. э. См.: Ливии, 11.10.}

2.2. Клелия заставляет меня немного отойти от задуманного. Она ведь отважилась на геройский подвиг в то же самое время, против того же врага и в том же месте — на Тибре. Она вместе с другими девушками была заложницей у Порсенны. Ночью, незаметно пройдя мимо стражей, вскочила на коня и быстро переплыла реку, освободив не только себя, но и отчизну от угрозы, и зажгла таким образом в глазах мужей свет девичьей храбрости.

{2.2. 508 г. до н. э. Порсенна — этрусский царь. По Ливию (11.13), Клелия спаслась не только сама, но вместе с несколькими подругами.}

2.3. Возвращаюсь теперь опять к Ромулу. Он был вызван на смертный бой с Акроном, царем ценинцев, и, хотя знал, что воинов у того больше и они храбрее и что было бы безопаснее идти в бой со всей армией, чем одному, предпочел, однако, положиться на свою правую руку как предзнаменование, — и судьба не отвернулась от него. Убив Акрона и обратив врагов в бегство, он снял с царя тучные доспехи и доставил их в храм Юпитера Феретрийского. Вот так: храбрость, освященная общественным религиозным пылом, не нуждается в восхвалении толпы.

{2.3. «... Он предпочел, однако, положиться на свою правую руку как предзнаменование...» — то есть схватиться один на один перед началом общего боя. Тучные доспехи, лат. spolia optima — доспехи предводителя. Феретрийский, — возможно от лат. ferre, нести или ferire, бить. Ср.: Ливии, 1.10.}

2.4. Вслед за Ромулом тому же богу посвятил тучные доспехи Корнелий Косе, когда, будучи магистром конницы, в сражении убил вождя фиденян. Великий Ромул положил начало такого рода славе, а Косе оказался в силах продолжить ее.

{2.4. Случай 437 или 428 г. до н. э. Ср.: Ливии, IV. 19 и след.}

2.5. От этих примеров следует отделить случай с Марцеллом. В битве при По он показал выдающуюся силу духа, когда с несколькими всадниками бросился на предводителя галлов, окруженного множеством своих воинов, убил его, снял с него доспехи и посвятил их Юпитеру Феретрийскому.

{2.5. 222 г. до н. э. См.: Ливии. Периохи, 20; Плутарх. Марцелл, 7 и след.}

2.6. Тит Манлий Торкват, Валерий Корвин и Сципион Эмилиан выказали такую же храбрость в подобном же сражении. Они таким же образом расправились с вражескими вождями, которых вызвали на бой. Но поскольку они действовали по иным ауспициям, то не сложили тучные доспехи в храм Юпитера Феретрийского. Тот же Сципион Эмилиан, когда воевал в Испании под командованием Лукулла, во время осады добротно укрепленного города Интеркатии первым взобрался на его стены. И не было никого в этом войске, кто был бы более достоин сохранить себя и прославиться в своем высшем сословии, врожденных свойствах души и в будущих деяниях, что приличествовало имени консула. Вот так самый прославленный из молодых людей сумел в тяжких трудах отвратить угрозу от республики и выдвинуться в своей доблести. То есть Эмилиан принял вызов, от которого отклонились все прочие воины из-за тяжелых условий.

{2.6. Рассказ о Манлии Торквате (361 г. до н. э.) см. у Ливия (VII.10 и след.) и Цицерона (Об ораторе, III.112), о Валерии Корвине (349 г. до н. э.) — у Ливия (VII.26 и след.); о Сципионе Эмилиане (151 г. до н. э.) — у Ливия (Периохи, 48); Веллея Патеркула (1.12.4).}

2.7. Наша древность дает и другие примеры храбрости. После поражения от галлов римляне собрались было в крепости на Капитолии. Но поскольку они все не могли там поместиться, то они приняли единственно верное решение: оставить стариков в нижней части Города с тем, чтобы молодым было легче защитить остатки государства. И вот даже во время такого несчастья наше общество не забыло о доблести. При открытых дверях выполнившие свои обязанности старейшины со всеми знаками магистратов и жрецов уселись в курульные кресла и потом смертью своей явили народу блеск и красоту прожитых лет и дали наглядный урок, как переносить тяготы судьбы. Враги были потрясены их величественным видом и роскошными одеждами, а также их смелостью. Ну и кто бы мог усомниться, что эти галлы, победители, не обратят свое первое изумление в насмешку и издевку? Гай Атилий не стал ждать, но ударил жезлом какого-то галла, который осмелился схватить его за бороду, а потом спокойно подставил свое тело под руки обезумевшего от боли убийцы. Такая доблесть не подвластна натиску, она не ведает нечестивого спокойствия, она охотнее подчиняется Фортуне, нежели всякой мелкой участи, и дает новый и яркий пример того, как следует умирать человеку, если это ему предначертано.

{2.7. Гай Атилий — по Ливию (V.41.9), это был Марк Папирий.}

2.8. А теперь следует воздать заслуженную славу молодому римскому воинству. Когда консул Гай Семпроний Атратин безуспешно сражался с вольсками под Верруго, он, чтобы предотвратить бегство сломленных воинов, спешился с коня, выстроил их в центурии и нанес сильнейший удар вражескому войску. Рассеяв его, он занял ближайший холм и вызвал на себя всю атаку вольсков, дав прочим нашим легионам спасительную передышку, чтобы те смогли укрепить свой дух. И вот когда вольски уже призадумались о возведении трофеев, ночь положила конец сражению, и они отошли в полном неведении насчет того, победители они или побежденные.

{2.8. 423 г. до н. э. См.: Ливии, IV.38 и след. Ср.: Максим, VI.5.2.}

2.9. Достоинство всаднического сословия проявилось в удивительной храбрости Фабия Максима Руллиана, когда он вел войну с самнитами и сумел избежать упрека в неправильных боевых действиях. Папирий Курсор прибыл тогда в Город за новыми ауспициями, Фабия же поставили командовать, но запретили вести войско в бой. Тем не менее он вступил в стычку с врагом -не столько несчастливо, сколько необдуманно - и, без сомнения, был обречен. Но тут наши знатные молодые воины скинули с коней уздечки и направили их в гущу самнитских рядов. Выказав такое присутствие духа, они вырвали победу из рук врагов и восстановили обеты этого великого гражданина, данные им своей отчизне.

{2.9. 325 г. до н. э. См.: Ливии, VIII.30. Ср.: Максим, П.7.8.}

2.10. А сколь решительны оказались те воины, которые вновь затащили на берег пунийский корабль, действуя в ненадежном море так, словно пехотинцы на твердой земле?

{2.10. Текст неясен: переведено по смыслу. Рассказ нигде более не фиксируется.}

2.11. К тому же времени и к тому же типу относится воин битвы при Каннах, где Ганнибал разгромил скорее силу римлян, нежели их дух. Израненные руки этого воина уже не держали оружие, тогда он схватил за горло нумидийца, собравшегося сорвать с него доспехи, буквально выгрыз ему нос и уши и после этой последней мести испустил дух. И, несмотря на ужасный исход битвы, насколько же храбрее убийцы оказался убиенный! Пуниец в победе доставил утешение умирающему, а римлянин в конце жизни сумел отомстить за себя.

{2.11. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии XXII.51.9.}

2.12. Этот выдающийся солдатский дух проявился в тяжелом испытании и у военачальника, о чем я собираюсь поведать. Публий Красе вел в Азии войну с Аристоником и был захвачен в плен между Элеей и Мириной фракийцами, которых было множество в армии Аристоника. Не желая к нему попасть, Красе сумел избежать позора, придумав такой способ. Он вонзил палку, которой погонял своего коня, в глаз варвару. Обезумев от страшной боли, тот глубоко вонзил в Красса кинжал и таким образом избавил римского военачальника от стыда за утраченное величие. Красе доказал Судьбе, что человек, которого она решила наказать столь мучительным унижением, не заслужил этого и сам разорвал печальные оковы, которые она набросила на его свободу, причем сделал это и мудро, и храбро.

{2.12. 130 г. до н. э. Ср.: Флор 1.35.4 и след.}

2.13. С той же решимостью действовал и Сципион Метелл. Он не сумел защитить в Африке своего зятя Гнея Помпея и направился морем в Испанию. Увидев, что его корабль захвачен врагами, он пронзил себя мечом. Он лежал на корме, когда кто-то из воинов Цезаря спросил, где полководец. Тогда Сципион ответил: «Полководец в порядке». Он сумел сказать ровно столько, сколько требовалось, чтобы навечно засвидетельствовать силу своего духа.

{2.13. Полностью — Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион, консул 52 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 114 и след.}

2.14. А твоей прославленной кончине, Катон, памятником стала Утика, где из твоих знаменитых ран пролилось больше славы, чем крови. Спокойно бросившись на меч, ты дал людям великое свидетельство того, что человеку чести более подходит достоинство без жизни, нежели жизнь без достоинства.

{2.14. 46 г. до н. э. Ср.: Африканская война, 88 и след.}

2.15. Дочь его обладала неженским духом. Прознав, что ее муж Брут готовится убить Цезаря, она накануне этого нечестивого деяния, когда Брут удалился из спальни, попросила принести нож цирюльника, чтобы будто бы остричь ногти, и ранила себя, представив все как несчастный случай. Крики слуг привлекли Брута назад в спальню, где он стал ругать ее за то, что она взялась не за свое дело. Тогда Порция сказала ему: «То, что я сделала, неслучайно: в нашем положении это — вернейшее доказательство моей любви к тебе. Я хотела испытать, насколько хладнокровно смогу поразить себя железом, если твое намерение осуществится».

{2.15. 44 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Брут, 13 и след.}

2.16. Более счастливым в этом роду оказался Катон Старший, от которого происходит ветвь семьи Порции. Когда в сражении он попал под вражескую атаку, его меч выскользнул из ножен и упал на землю, где его затоптали ноги множества врагов. Когда он заметил потерю, то сохранил спокойную душу, будто и не было вокруг никакой опасности, без всякой боязни. Пораженные этим зрелищем враги на следующий день пришли к нему просить мира.

{2.16. 168 г. до н. э. Скорее всего, имеется в виду сын Катона, который сражался в битве при Пидне. Ср.: Плутарх. Катон Старший, 20; Эмилий Павел, 21.}

2.17. Храбрость в тоге также приходит на ум наряду с военной отвагой, ибо храбрость заслуживает одинаковой похвалы и на форуме, и на войне. Тиберий Гракх во время своего трибуната снискал всеобщую признательность богатыми дарами, так что держал в руках все государство. Он часто и открыто говорил, что сенат надо уничтожить, а все дела передать народу. Отцы-сенаторы были созваны консулом Муцием Сцеволой в храм Согласия, где стали думать, что предпринять в такое бурное время. Все решили, что консул должен защитить республику с помощью оружия, но тот отказался прибегнуть к силе. Тогда выступил Сципион Нази-ка и сказал: «Поскольку консул следует закону, то получится так, что государство погибнет вместе со всеми законами. А я предлагаю себя как частное лицо, чтобы исполнить вашу волю». Затем он левой рукой отвернул край тоги, поднял правую руку и возгласил: «Кто хочет спасти республику, пусть следует за мной». Этим призывом он рассеял колебание лучших граждан и заставил Гракха и его преступных сторонников понести заслуженное наказание.

{2.17. 133 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Тиберий Гракх, 19 и след.}

2.18. Точно так же, когда народный трибун Сатурнин, претор Главкий и вновь избранный народным трибуном Эквитий сотрясли наше общество мятежами и никто не осмелился выступить против их популярности, Эмилий Скавр первый призвал Гая Мария, бывшего в шестой раз консулом, силой защитить свободу и законы и немедленно приказал доставить оружие и доспехи ему самому. Когда их принесли и он надел доспехи, то чуть не упал в них из-за преклонного возраста, но все-таки с копьем в руке занял место перед дверьми здания сената и был ранен брошенным камнем. Собрав скудные силы, он защищал государство до последнего вздоха. Таким присутствием духа он побудил сенаторов и всадников к возмездию.

{2.18. 100 г. до н. э.}

2.19. Теперь, божественный Юлий, первый в оружии и тоге, яркий свет звезд, убедительнейший образец действительной доблести, обратимся к тебе. Когда Юлий увидел, что наш строй дрогнул перед яростным натиском бесчисленного множества нервиев, он выхватил щит у одного нерешительного воина и без промедления вступил в сражение. Его поступок вдохновил все войско, и божественным пылом души он склонил на свою сторону судьбу войны. В другом сражении Цезарь схватил за горло готового бежать знаменосца с орлом Марсова легиона и бросил его в противоположную сторону. Указав рукой на врага, он спросил: «А ты куда собрался? Вон там люди, с которыми мы сражаемся». Вот так, совладав с одним солдатом, он этим мощным призывом прекратил панику во всех легионах, научил их преодолевать себя, когда они готовы были уступить.

{2.19. Эпизод со щитом 57 г. до н. э. см. у Цезаря (Записки о Галльской войне, 11.25) и Плутарха (Цезарь, 20). Вторая битва упомянута у Плутарха (Цезарь, 52) и Аппиана (Гражданские войны, 11.95) и относится к африканской кампании 47-46 гг. до н. э. Ср.: Светоний. Божественный Юлий, 62.}

2.20. А вот еще одно свидетельство человеческой храбрости. Когда Ганнибал осаждал Капую, где находилась римская армия, Вибий Акка, префект Пелигнейской когорты, бросил свое знамя через вал пунийцам, выкрикнув, что если враги завладеют знаменем, то на него самого и на его товарищей по оружию падет проклятие, после чего в стремительном порыве бросился с авангардом когорты, чтобы отбить знамя. Это заметил Валерий Флакк, трибун третьего легиона, и обратился к своим воинам. «Я вижу, — сказал он, — мы пришли сюда, чтобы стать свидетелями чужой доблести. Пусть не падет позор на нашу кровь, когда мы, римляне, пожелаем сравняться в славе с латинами. Помолясь, я готов к тому, чтобы пасть знаменательной смертью, то есть найти счастливый исход храбрости, или самому броситься вперед». Выслушав его, центурион Педаний поднял свое знамя и сказал: «Оно скоро окажется вместе со мной по ту сторону вражеского вала, а потому следуйте за мной те, кто не хочет, чтобы его захватили». И он бросился со знаменем в стан врагов и увлек за собой легион. Таким образом, храбрый порыв трех человек стоил Ганнибалу потери собственного лагеря, хотя еще совсем недавно он мнил себя хозяином Капуи.

{2.20. 212 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXV.11.4-7. На самом деле римское войско осаждало лагерь Ган-нона близ Беневента.}

2.21. В храбрости им ничуть не уступил Квинт Окций, прозванный Ахиллесом, поскольку его отвага не поддается никакому описанию. Хотя я не знаю подробности других его подвигов, но два деяния, о которых я собираюсь поведать, уже достаточны для того, чтобы показать, каким великим воином он был. Он прибыл в Испанию в качестве легата к консулу Квинту Метеллу и сражался под его началом в войне с кельтиберами. Когда он узнал, что его вызвал на смертельный поединок какой-то молодой воин из этого народа, то покинул свой обеденный столикий приказал, чтобы его оружие и доспехи были отнесены за вал и чтобы к нему тайно подвели коня на случай, если вмешается Метелл. А горделиво скачущего кельтибера он поразил насмерть, снял с него доспехи и ко всеобщей радости доставил их в лагерь. Вновь вызванный на бой неким Пиресом, выделявшимся из всех кельтиберов знатностью и храбростью, он заставил его сдаться. И этот юный враг с горячим сердцем не краснея отдал Окцию свой меч и плащ на глазах и того, и другого войска. И он даже умолил, чтобы между ними был заключен союз гостеприимства после установления мира между римлянами и кельтиберами.

{2.21. О подвигах Опция см. у Ливия (Периохи, 54); Ср.: Аппиан. Иберийская война, 78. Первый случай относится к 143-142 гг. до н. э...}

2.22. Нельзя обойти молчанием Ацилия, солдата десятого легиона, который сражался на стороне Цезаря в морской битве. Он держал за борт массилийский корабль правой рукой, но ее оторвало; тогда он схватился за корму левой рукой и держался до тех пор, пока захваченное судно не затонуло. Его подвиг не сделался широко известным, как того заслуживал. Но расточительная на слова в своих песнопениях Греция сохранила в литературе на вечные времена память о Кинегире Афинском, выказавшем подобную же храбрость в сражении с врагами.

{2.22. Об Ацилии см.: Светоний. Божественный Юлий, 68.5; Плутарх. Цезарь, 16.}

2.23. Морской славе Ацилия последовал на суше центурион Марк Цезий Сцева под командованием того же полководца. Он сражался перед лагерем, которым командовал. В это время Юстулей, префект Гнея Помпея с большим числом воинов стремился овладеть этой позицией. Сцева разил всех, кто приближался, бился, не отступая ни на шаг от созданной им груды трупов. Он был ранен в голову, плечо и бедро, потерял глаз, его щит был пробит в ста двадцати местах. Таковой была воинская дисциплина в лагере божественного Юлия.

Я не знаю, Сцевий, в какой части мира найду я большее восхищение твоим непобедимым духом, потому что твоя выдающаяся храбрость не позволяет ответить на вопрос, где ты сражался яростнее: на море или на суше. В войне Гай Цезарь не ограничил свои деяния только берегами Океана, но и наложил небесную длань на Британские острова. И вот там на корабле ты с четырьмя товарищами был выброшен на скалу вблизи от острова, который позднее осадили скопища противников. Когда отлив сделал пространство между скалой и островом приемлемым для прохода, туда устремилась орда врагов. Прочие римляне возвратились на корабле на берег, а ты один, не отступая, держал оборону. Со всех сторон летели копья, яростно наседали враги, чтобы захватить тебя, а ты за один день поразил дротиками такое число противников, какого хватило бы на пятерых. В конце концов ты выхватил меч и стал разить храбрейших твоих врагов, то отталкивая их щитом, то пронзая лезвием, что стало немыслимым зрелищем как в глазах римлян, так и британцев. А потом, когда гнев и стыд их сломили, ты с пронзенным бедром, с рассеченным тяжелым камнем лицом, с раздробленным шлемом, с продырявленным во многих местах щитом бросился в пучину. Отягощенный двумя панцирями, ты выбрался из волн, красных от вражеской крови. Когда же ты предстал перед своим полководцем с сохраненным, хотя и сильно изношенным щитом, ты, достойный похвалы, попросил прощения, будучи великим в сражении, но еще более великим в соблюдении воинской дисциплины. И величайший ценитель доблести отметил твои деяния и твои слова, достойные чести центуриона.

{2.23. В битве при Диррахии в 48 г. до н. э. См.: Цезарь. Записки о Галльской войне, III.53.4 и след. Скорее всего его звали не Сцева, а Кассий, поскольку под этим именем Светоний и Плутарх (см. выше) упоминают его в сравнении с Ацилием. Светоний говорит только об эпизоде при Диррахии, а Плутарх о сражении в Британии, к тому же не называет его по имени, но просто «воином». Чтение Сцевий у Максима — по конъектуре Кемпфа на основании Кассия Диона (XXXVII.53.3), где рассказывается похожая история.}

2.24. Касательно воинских подвигов будет уместным завершить наше/ изложение римских примеров рассказом о Луций Сикции Дентате. Его деяния и почести выходят за рамки вероятного и не подтверждаются надежными свидетельствами, в том числе и Марком Варроном. Говорят, Сикций участвовал в ста двадцати сражениях, проявив такую твердость духа и тела, что более чем в половине случаев обеспечивал победу. Он снял с врагов тридцать шесть доспехов, восьмерых противников поразил в единоборствах на глазах своего и чужого войска. Он вырвал из лап смерти четырнадцать соотечественников, получил в грудь сорок пять ран, но сохранил в целости спину. Девять раз он следовал за триумфальной колесницей полководцев, обращая внимание всех людей на свои многочисленные награды: восемь золотых венков, четырнадцать гражданских, три за взятие крепостных стен, один за осаду. И еще восемьдесят три цепочки, сто шестьдесят браслетов, восемнадцать копий, двадцать пять фалер, словом, украшений одного этого воина хватило бы на легион.

{2.24. Рассказ о Сикции см. у Дионисия Галикарнасского (Х.36.2). В некоторых источниках этот воин именуется Сицинием или Сергием. Фалера — военная награда в виде диска, носимая на ремне.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. В Калах смешалась ко всеобщему удивлению кровь множества тел. В этом городе Фульвий Флакк задумал покарать кампанцев за измену, для чего приказал обезглавить лидеров общины прямо перед трибуналом. Но тут ему доставили письмо от сената с требованием положить этому конец. К страдающим добровольно пробился кампанец Тит Юбеллий Таврея и громко закричал: «Фульвий, если ты так жаждешь нашей крови, почему же ты и меня не обезглавишь секирой, чтобы потом похваляться, как по твоему приказу был умерщвлен более мужественный человек, нежели ты?» Тогда Фульвий сказал, что охотно сделал бы это, если бы его не остановило решение сената. Кампанец ответил: «Но у меня нет указания отцов-сенаторов, а потому смотри на деяние, любезное твоим глазам и слишком величественное для твоей души». А потом, умертвив свою жену и детей, сам пал на меч. И как же нам оценить этого человека, который предпочел выставить напоказ жестокость Фульвия вместо того, чтобы воспользоваться прощением сената?

{Внешний пример 1. 211 г. до н. э. Ср. рассказ Ливия (XXVI.15). В рукописях разночтение: Юбеллий и Вибеллий.}

Внешний пример 2. А вот какой горячий дух был у Дария. Когда он освободил персов от грязной и жестокой тирании магов, то одного из них, приведенного из потайного места, он припечатал весом собственного тела. Его напарник в этом славном деле ошибся и вместо того, чтобы поразить мага, ранил самого Дария. Тогда тот сказал: «Не стоит так нагло пользоваться мечом без моего соизволения, а то ведь убьешь нас обоих до того, как он умрет».

Внешний пример 3. И здесь на ум приходит знаменитый спартанец Леонид, ибо нет ничего отважнее его решения, его действия, его смерти. Всего с тремястами соотечественников он сразился при Фермопилах с целой Азией, а Ксеркса, обнаглевшего на суше и на море и страшного не только для людей, но для самого Нептуна, которого он чуть ли не сковал цепями и не затмил небо, безудержной храбростью своей лишил последней надежды. И только предательство и подлость местных жителей вытеснили его с его оплота. Иначе говоря, он предпочел умереть в борьбе, нежели уступить место, назначенное ему его родиной, и вот какими горделивыми словами сопроводил он своих воинов в сражение, где им предстояло умереть: «Давайте позавтракаем здесь, друзья, обедать будем в подземном царстве». Смерть была заранее провозглашена: лакедемоняне повиновались ему, ибо знали, что победа обещана.

{Внешний пример 3. Битва при Фермопилах — 480 г. до н. э.}

Внешний пример 4 — Фирейская земля шире по своей славе, нежели по протяженности: здесь равно знаменит и борьбой, и смертью Офриад. Своей кровью он начертал запись о победе над врагами и таким образом после смерти оставил трофей для отчизны.

{Внешний пример 4 — Фирейская земля — у города Фиреи в Лаконии. В войне Спарты и Аргоса за Фирею (ок. 550 до н. э.) исход должны были решить два отряда по триста человек с обеих сторон; все они погибли, но единственный уцелевший спартанец Офриад поставил трофей в знак спартанской победы. Ср. Овидий. Фасты, II.663-666.}

Внешний пример 5. Выдающаяся храбрость спартанцев сменилась поражением. Эпаминонд, величайшее счастье Фив, стал губителем лакедемонян. Он выковал славу этого древнего города, снискал всеобщую благодарность победой под Левктрами, а при Мантинее был пронзен копьем. Изнемогая от потери крови, но собравшись духом, он спросил у соплеменников, пытавшихся ему помочь, во-первых, цел ли его щит, а во-вторых, одержана ли победа. И услышав, что все совпало с его надеждами, он произнес: «Друзья, это -не конец моей жизни, это нечто лучшее, ибо теперь рождается ваш Эпаминонд, который сейчас умирает. Я вижу, что предзнаменования мои сбылись и Фивы стали во главе Греции, а храбрая и горделивая спартанская община гибнет от нашего оружия. Я умираю бездетным, но не без детей, ибо оставляю моих чудесных дочерей — Левктру и Мантинею». Затем он приказал выдернуть копье и испустил дух с таким выражением на лице, словно бессмертные боги даровали ему возможность насладиться победой и он возвратился на родину счастливым.

{Внешний пример 5. Битва при Мантинее — 362 г. до н. э. Ср.: Непот. Эпаминонд, 9.}

Внешний пример 6. И Ферамен Афинский, вынужденный умереть в тюрьме по приговору общества, выказал немалую силу духа. Без колебания выпил он чашу с ядом, принесенную ему по приказу Тридцати тиранов, и со смехом выплеснул остаток на землю. А потом сказал, улыбаясь, государственному рабу, который поднес чашу: «За здоровье Крития, отнеси-ка ему эту чашу прямо сейчас». Тот был самым жестоким из всех Тридцати тиранов. И оказалось, что легко перенести казнь -все равно, что избавить себя от казни. Ферамен умер, словно бы дома в своей постели, по приговору врагов, но и по собственному выбору.

{Внешний пример 6. Ферамен — один из Тридцати тиранов в Афинах в 404 г. до н. э., но наиболее умеренный. Ср.: Ксенофонт. Греческая история, II.3.56.}

Внешний пример 7. Ферамен черпал мужество в писаниях и учениях, а вот для Ретогена наставницей в доблести стала жесткость его народа. Нуманция была разорена и опустошена. Ретоген, который по знатности, богатству и почестям превосходил всех сограждан, собрал отовсюду древесину и поджег свой дом, красивейший в городе. А потом созвал оставшихся жителей на крышу и велел им биться друг с другом попарно и установил между ними меч, так, чтобы побежденный упал бы на него, а затем, с перерезанным горлом, полетел в огонь. И когда он истребил всех по жестокому закону смерти, сам бросился в пламя.

{Внешний пример 7. 133 г. до н. э.}

Внешний пример 8. В отношении общегородской враждебности к римскому народу имеет смысл упомянуть о Карфагене. Когда город был захвачен, жена Гасдрубала упрекнула его в нечестивости, потому что он для себя выпросил у Сципиона разрешение на жизнь. А потом, схватив их общих детей, согласившихся умереть, бросилась с ними в пламя своей отчизны.

{Внешний пример 8. 146 г. до н. э. Ср.: Ливии. Периохи, 51.}

Внешний пример 9. А в качестве примера женской отваги мне хотелось бы рассказать о судьбе двух одинаково храбрых девушек. Губительная гражданская распря в Сиракузах полностью уничтожила потомство царя Гелона, в результате чего осталась в живых одна лишь его дочь Гармония, еще девушка. Когда враги пытались вломиться к ней, соперничая друг с другом, ее кормилица подставила вместо нее другую девушку такого же возраста, наряженную в царские одежды, и та приняла на себя удары вражеских мечей, причем, даже умирая от железа, она ни словом не обмолвилась о том, кто она на самом деле. Гармония, восхищенная такой верностью души, не смогла заставить себя жить дальше. Поэтому она позвала убийц, раскрыла себя и погибла. Таков был конец жизни: для одной в тайне, для другой в открытой правде.

{Внешний пример 9. Гелон был сыном Гиеро-на II, тираном стал в 215 г. до н. э. и никогда царем не был. Рассказ об убийстве Гармонии см. также у Ливия (XXIV.25.11 и след.).}

О СТОЙКОСТИ

3. Предисловие Выдающиеся деяния мужчин и женщин в глазах людей приравняли храбрость к стойкости и восславили ее, потому что стойкость произросла из не менее крепких корней и не менее знаменательного духа и сравнялась с храбростью, как будто была рождена ею или вместе они родились из одного источника.

3.1. Что из вышеизложенного мною может сравниться с деяниями Муция? Будучи в ярости по поводу того, что наш Город столько страдал от тяжелой и затяжной войны с этрусским царем Порсенной, он тайно проник в лагерь царя с мечом, рассчитывая убить того перед алтарем во время жертвоприношения. Но, убежденный в своей храбрости и преданности отчизне, он не смог утаить своего присутствия, зато с выдающейся отвагой выказал презрение к пыткам. Ненавидя свою правую руку, как я полагаю, из-за того, что не сумел нанести ею смертельный удар царю, он держал ее над очагом до тех пор, пока она вся не сгорела. И действительно, бессмертные боги никогда не созерцали напряженными очами подобного отправления культа. Он заставил самого Порсенну забыть об опасности, а его жажду мщения обернул в изумление. Ибо тот сказал: «Муций, возвращайся к своим и скажи им, что, хотя ты покушался на мою жизнь, я даровал тебе твою». Муций не ответил лестью на эту милость, ибо его более опечалило то, что Порсенна выжил, нежели обрадовало спасение. Но он восстановил вечную славу Города своим именем — Сцевола.

{3.1. Рассказ о Муций Сцеволе см. у Ливия (11.12 и след.).}

3.2. Достойна похвалы и доблесть Помпея. Исполняя обязанности посла, он был схвачен царем Гентием, и от него потребовали, чтобы он раскрыл замыслы сената. Он же вложил палец в горящую лампу, сжег его и тем самым разрушил все надежды царя вырвать к него какие-либо сведения под пыткой, и наоборот, с величайшим усердием подвел его к мысли о том, чтобы домогаться дружбы с римским народом.

А теперь, чтобы более не увлекаться примерами того же рода из нашего отечества, слишком часто напоминающими о гадких ужасах гражданских войн, я ограничу себя этими двумя римскими рассказами о людях самых знатных родов, не опасаясь общественного укора, и обращусь к примерам извне.

{3.2. О каком Помпее идет речь - неясно.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. По древнему обычаю македонян, мальчики знатных родов прислуживали царю Александру при жертвоприношении. Один из них встал перед ним с курильницей в руках, и какой-то горящий уголек вывалился ему на ладонь. Его настолько прожгло, что запах паленой кожи стали явственно ощущать присутствующие, но он терпеливо и в молчании сносил боль, дабы не помешать священнодействию Александра, не качнуть курильницу и ни малейшим стоном не запятнать религиозное действо. Царь же, чем более восхищался долготерпением мальчика, тем более хотел удостовериться в его храбрости, а потому сознательно затянул обряд, но не изгнал мальчика из своего окружения. Вот если бы Дарий обратил взор на эдакое диво, то понял бы, что никогда не смог бы победить воинов, происходящих от такого древа, впрочем, он и в деле увидел, что их нежный возраст не помеха твердости духа.

Есть еще одна область, проявившая воинскую мощь и постоянство души, выраженные в письменах, это — философия. Поселившись однажды в сердце, она рассеивает нечестивые и бессмысленные пороки и закрепляет в человеке твердую доблесть, делая его неуязвимым для страха или скорби.

{Внешний пример 1. Рассказ нигде более не фиксируется.}

Внешний пример 2. Начну с Зенона Элейского, мужа, проявившего выдающееся благоразумие в исследовании природы вещей и самого деятельного в смысле пробуждения молодых умов. Примеры его доблести сделались образцами для подражания вне его родины. Потому что, живя в родном городе, где он наслаждался безопасностью и свободой, он тем не менее выбрал Агригент, где попал в несчастное положение раба. А все потому, что с такими врожденными дарованиями он надеялся, что сможет вытравить жестокость из безумной головы тирана Фалариса. Когда же он обнаружил, что привычка повелевать значит для того больше, чем какой-либо совет, он в порыве к свободе для отчизны взял да и сжег знатнейших юношей этого города. Когда тиран узнал о содеянном, он собрал на площади народ и подверг Зенона всяким пыткам, надеясь выявить имена его сообщников. Тот никого не назвал и тем самым зародил в тиране подозрение на кого-то из доверенных людей. А еще он упрекнул жителей Агригента в трусости и малодушии, и тут же случился бунт, в Фалариса бросили камень, от удара которого он и умер. Вот так один только старик, почти распятый, не каким-то жалобным стоном, но храбрым увещанием изменил душу и судьбу всего города.

{Внешний пример 2. Агригент — далее упоминается также как Акрагант. Фаларис — тиран VI в. до н. э. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 11.52; Диоген Лаэртский, IX.26 и след. Неясно, о каком Зеноне идет речь, как и в следующем примере.}

Внешний пример 3. Философ с таким же именем был подвергнут пыткам тираном Неархом по подозрению в заговоре с намерением убийства. И у него выведывали имена соучастников. А он, превозмогая боль, заявил, что готов по секрету сообщить все сведения, но только одному человеку. Когда его освободили от пут и к нему подошел тиран, он приблизил уста к его уху и потом сжал его зубами не отпускал, пока тот не испустил дух.

Внешний пример 4 — В стойкости такого рода с ним соперничает Анаксарх. Его пытал кипрский тиран Никокреонт, но никакими розгами не смог добиться желаемого и сам в свою очередь стал ощущать себя под пыткой. Тогда он пригрозил Анаксарху, что отрежет ему язык, на что тот ответил: «Давай, женоподобный мальчишка, эта часть моего тела уж во всяком случае не попадет под твою власть». А потом сам откусил свой язык и выплюнул его в открытый от гнева рот тирана. Так вот этот язык затронул многих, и прежде всего царя Александра, потому что тем самым он получил самое мудрое и красноречивое объяснение положения земли и моря, движения звезд и, наконец, природы мира. Смерть оказалась более славной, чем расцвет, потому что такая храбрость в конце жизни лишь подтвердила значимость деятельности и не только украсила Анаксарха при жизни, но и после гибели возвратила ему славу.

{Внешний пример 4. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 11.52; Диоген Лаэртский, IX.26 и след.}

Внешний пример 5. Да и тиран Гиероним совершенно напрасно изнурял руки, пытая Феодота, высокочтимого мужа. Он наконец истрепал все розги, расслабил веревки, высвободил дыбу, остудил горячие плиты и тогда только сумел добиться, чтобы тот назвал имена заговорщиков. Но в качестве главного Федот назвал преданного тирану телохранителя, на которого и пала вся тяжесть единовластия. И таким образом, благодаря своей выдержке, он сохранил в тайне то, что следовало, и вынудил Гиеронима наказать того, кого он считал другом.

{Внешний пример 5. 215 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXIV.5.10-14.}

Внешний пример 6. Говорят, что у индийцев в ходу следующее упражнение в терпении, а именно, некоторые из них всю жизнь проводят обнаженными, либо укрепляя свои тела ледяным холодом Кавказских гор, либо подставляя их огню без единого стона. Не меньшую славу они снискали за их презрение к боли, за что и получили имя мудрецов.

{Внешний пример 6. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, V.77 и след.}

Внешний пример 7. Эти примеры возникли из благородных и разумных сердец, но не менее удивителен случай, что произошел с душой раба. Какой-то раб из варваров, разозлившись на Гасдрубала за то, что тот уничтожил его хозяина, неожиданно напал на него и убил. Его нашли, подвергли всякого рода пыткам, но он так и умер с радостным выражением лица от сознания свершившейся мести.

Доблесть не привередлива. Она скорбит по живым умам, которые жаждут ее прихода, предлагает им себя щедро, без всякого недовольства или предпочтения одних другим. Она равно доступна всем, она отвечает страстным желаниям, но не ценит знатность и, привлекая добрых людей, оставляет тебе бремя испытания себя самого: справится ли твоя душа или не выдержит.

{Внешний пример 7. 221 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXI.2.6.}

О ТЕХ, КТО РОДИЛИСЬ В СКРОМНОСТИ И СТАЛИ ЗНАМЕНИТЫМИ

4. Предисловие. Вот и получается, что некоторые, рожденные в небогатых семьях, поднимались до величайшей знатности, и наоборот, плод родовитейшего древа впадал в бесчестие и свет, полученный им от предков, обращал в темень. Это лучше объяснить на подходящих примерах. Начну с тех, которых изменение к лучшему привело к благородным качествам.

4.1. Колыбель Тулла Гостилия помещалась в крестьянской лачуге, и детство его прошло среди домашнего скота, который ему пришлось пасти. В расцвете лет он стал во главе Римской империи и вдвое раздвинул ее границы. А в старости, украшенный самыми выдающимися наградами, был вознесен на вершину величия.

{4.1. Тулл Гостилий — римский царь (672-640 до н. э.). У Ливия (1.22.1) иначе. Элиан (Пестрые истории, XIV.36) согласен с незнатным происхождением Тулла.}

4.2. Но Тулл представляет собой удивительный пример из нашей отчизны, а Фортуна принесла в наш Город Тарквиния, который сосредоточил в своих руках всю власть. Он был чужой, поскольку происходил из Этрурии, и еще более чужой, потому что родился в Коринфе да еще в семье торговца, чем и вызывал презрение, и, конечно, стыдился своего отца, которого сослали в изгнание. Но его собственная решительность проложила ему дорогу к славе вопреки всякой зависти. Он расширил границы, привлек новых жрецов к культам богов, увеличил число сенаторов, пополнил сословие всадников и, в завершение своих дел, убедил общество в том, что нет ничего постыдного в избрании царя из окрестных народов и что это ничуть не хуже, чем избирать из своей среды.

{4.2. Речь идет о царе Тарквинии Древнем (616-578 до н. э.).}

4.3. Фортуна словно бы показала свои силы в отношении Тулла, отдав ему, рожденному рабыней, этот Город. Он счастливо правил много лет, четыре раза принес очистительные жертвы, трижды праздновал триумф. Надпись на памятнике ему убедительно рассказывает, откуда он пришел и чего достиг, о его рабском прозвище и о нем как царе.

{4.3. Ср.: Ливии 1.39 и след. Очистительные жертвы приносились каждые четыре или пять лет.}

4.4. А вот еще впечатляющий шаг, который сделал Варрон от мясной лавки отца к консульству. И ведь понимала Фортуна, что недостаточно наградить двенадцатью фасциями того, кто вскармливался в самом ничтожном окружении, а потому даровала ему в коллеги Луция Эмилия Павла. И до такой степени приняла она его, что, когда при Каннах по своей вине истощил он силы римского народа, а Павел, не желавший вступать в сражение, погиб, она возвратила Варрона в Рим живым и невредимым. Она еще привела к воротам сенат, который его, виновника ужасающего позора, поблагодарил за возвращение и привел к должности диктатора.

{4.4. 216 г. до н. э. Ср.: Ливии, ХХII.25.18 и след.; Максим, IV.5.2.}

4.5. Не меньшее смущение вызывает консульство Марка Перенны, который стал консулом до того, как стать гражданином, но в войне оказался более полезным для республики полководцем, чем Варрон. Он захватил царя Аристоника и таким образом отомстил за поражение Красса. Жизнь его была достойна триумфа, а смерть, по закону Папия, считается недостойной. Хотя его отец добился римского гражданства, но, не имея на это оснований, по приговору сабелльского суда вынужден был удалиться на прежнее место жительства. Вот так и для Перенны темное имя, фальшивое консульство, туманная власть, шаткий триумф бесславно соединились в чужом городе.

{4.5. 130 г. до н. э. Перенна умер в следующем году в Пергаме и не смог справить триумф. О Кроссе см.: Максим III.2.12, хотя здесь у автора возможна путаница. Закон Папия (lex Papia de peregrinis, 65 до н. э.), принятый, видимо, из-за многочисленных нарушений процедуры получения римского гражданства, предписывал всем перегринам (иноземцам) покинуть Рим и устанавливал чрезвычайный уголовный процесс (quaestio extraordinaria) для ослушавшихся.

Под сабеллами понимаются все древнеиталийские народы, многие из которых были союзниками Рима с полным или неполным набором прав гражданства.}

4.6. Возвышение Марка Порция Катона достойно общественной похвалы. Свое имя, неизвестное в Тускуле, он сделал знатнейшим в Риме. Латинская литература воздвигла ему памятник, он способствовал воинской дисциплине, укрепил величие сената и продолжил свою семью, в которой возрос младший Катон для еще большей славы.

Внешние примеры

Внешний пример 1. Добавим к римским примеры извне. Сократ, признанный мудрейшим не только людьми, но и оракулом Аполлона, был сыном повивальной бабки Фенареты и каменщика Софрониска, но достиг ярчайшего блеска славы. И это заслуженно. Способности образованнейших людей растрачивались в слепом диспуте, поскольку они старались на первое место выставить проблемы размеров солнца, луны и других звезд, причем рассуждали об этом больше голословно, нежели при помощи точных аргументов, покушаясь на объяснение всего мироустройства. Сократ первым отошел от этих высокоученых заблуждений и принялся тщательно исследовать внутренние тайны человека и скрытые в его сердце аффекты. Если доблесть оценивать саму по себе, то Сократ — лучший учитель жизни.

Внешний пример 2. Кто был отец Еврипида, кто матерью Демосфена, уже в их время было неизвестно. Но книги почти всех ученых мужей заявляют, что мать первого торговала овощами, а отец второго — ножами. Но кто превысит в славе одного в трагедии, другого в ораторском искусстве?

{Внешний пример 2. Ср. замечания Аристофана (Ахарняне, 478 и след.) и Плутарха (Демосфен, 4), а также Ювенала (10.130-132).}

О ТЕХ, КТО РОДИЛИСЬ ОТ ЗНАМЕНИТЫХ РОДИТЕЛЕЙ, НО СДЕЛАЛИСЬ НЕЧЕСТИВЦАМИ

5. Предусловие. А это вторая часть моего рассуждения, которая должна последовать за скрытыми образами знаменитых людей, хотя я хочу рассказать о тех, которые выродились из блеска и погрязли в самой нечестивой праздности и обмане.

5.1. Что ближе к чудищу, чем Сципион, сын старшего Сципиона Африканского? Рожденный в обстановке семейной славы, он позволил захватить себя маленькому отряду воинов царя Антиоха, хотя было бы лучше для него ускользнуть, избрав добровольную смерть (особенно посреди столь звучных имен отца и дяди, из которых первый уже овладел Африкой, а второй начал поход из возвращенной большей части Азии), чем дать связать свои руки врагам и уцепиться душонкой за милость того, за победу на которым Луций Сципион еще недавно справил пышный триумф перед глазами богов и людей. Он же, будучи кандидатом в преторы, принес на Марсово поле свою тогу, до того запятнанную позором, что, если бы не помощь Цицерия, который был письмоводителем его отца, вряд ли народ удостоил его этой чести. Да и какая разница: принес бы он домой отказ или претуру? Когда родственники убедились, что он оскверняет свою должность и что не следует ему претендовать на кресло и право вынесения приговоров, они к тому же отобрали у него перстень с выгравированным профилем Сципиона. О боги, как же вы дозволили, чтобы от такого сияния родилась такая тьма!

{5.1. Какой именно Сципион имеется в виду — неясно. Возможно, это Луций Сципион, пертор 174 г. до н. э. Ср. ссылки Цицерона (Брут, 77; О старости, 35; Об обязанностях, 1.121) и самого Максима (IV.5.3). Цицерий был претором в 173 г. до н. э.}

5.2. А теперь посмотрим как беспутно прожег жизнь Квинт Фабий Максим, сын Квинта Фабия Максима Аллоброгика, самого достойного гражданина и полководца. Даже если не касаться других его нечестивых поступков, его нрав более чем выявился отношением к нему городского претора Квинта Помпея, который запретил ему овладеть собственностью отца. И в таком большом городе не нашлось никого, кто оспорил бы это решение, потому что люди были возмущены тем, что деньги, служившие украшением рода Фабиев, будут бездарно растрачены. Так суровость общества лишила наследства того, кому оно должно было достаться по воле всепрощающего отца.

{5.2. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, 1.81. Квинт Помпей Руф -претор 91, консул 88 гг. до н.э.}

5.3. Клодий Пульхр снискал славу у простонародья тем, что прицепил кинжал к столе Фульвий, тем самым поставив воинское отличие под власть женщины. Их сын Пульхр в юности был вялым и слабохарактерным и особенно покрыл себя позором, когда связался с отвратительнейшей проституткой и умер бесславной смертью: испустил дух, когда обожрался и его стало рвать.

{5.3. Фульвия была женой Клодия.}

5.4. В обильном урожае блистательных и выдающихся граждан первое место занял Квинт Гортензий за свой авторитет и красноречие. А вот его внук, Гортензий Корбион, прожил более гнусную и непристойную жизнь, нежели любая шлюха. В конце концов он развратил свой язык в лупанариях, удовлетворяя похоть всех клиентов, в то время как его дед нес стражу на форуме во благо граждан.

О ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ УБЛАЖАЛИ СЕБЯ В ОДЕЖДЕ И В ЖИЗНИ БОЛЕЕ СВОБОДНЫМ ОБРАЗОМ, ЧЕМ БЫЛО В ТРАДИЦИИ У ПРЕДКОВ

6. Предисловие. Я вижу опасность пути, по которому я двинулся. Поэтому отзову себя сам, ибо продолжая разыскивать кораблекрушения того же рода, можно впасть в бесполезную болтливость. Вернусь назад, и пусть эти мерзкие тени лежат на самом дне ямы с нечистотами. Лучше рассказать о знаменитых людях, которые в какой-то степени потакали себе нововведениями в одежде и в повседневной жизни.

6.1. Публий Сципион пребывал на Сицилии, обдумывая разрушение Карфагена и отыскивая место, с которого можно было бы переправить войско в Африку. Пока он планировал и советовался, он проводил время в гимнасии, нося плащ и сандалии. Он не собирался слабыми руками справиться с толпой пунийцев, поэтому и упражнялся, хотя живые и деятельные люди чем больше времени проводят на отдыхе, тем более стремятся к делу. Поэтому я и предположу, что он просто хотел снискать большую популярность среди союзников, подражая им в их ежедневных привычках и физических упражнениях. Однако до того как показаться им, он много и долго изнурял свои плечи и конечности, чтобы сделать их устойчивыми для военных целей. В этом заключался его труд, а тем было явлено освобождение от труда.

{6.1. 205 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXIX.19.11 и след.; Тацит (Анналы, 11.49). Здесь и далее Максим обращает внимание на то, что римляне в ряде случаев предпочитали греческое одеяние.}

6.2. Мы видим на Капитолии статую Луция Сципиона, облаченного в хламиду и сандалии. Без сомнения, он сам пожелал, чтобы его изобразили в том виде, в котором он обычно и представал.

6.3. Да и Луций Сулла, когда командовал армией, не стеснялся ходить по улицам Неаполя в хламиде и сандалиях.

6.4. Гай Дилий был первым, кто справил триумф после того, как разбил пунийский флот. И потом, по окончании всякого званого обеда, он имел обыкновение возвращаться домой с восковым светильником в руке, причем впереди шел флейтист, а сзади музыкант, играющий на лире. Таким образом, в этой ночной церемонии он каждый раз отмечал значимость своего воинского успеха.

{6.4. Речь идет о морском сражении при мысе Мила (к северо-западу от Мессаны) в 260 г. до н. э., когда было захвачено и уничтожено около 50 кораблей карфагенян. Ср.: Цицерон. О старости, 44; Ливии. Периохи, 17 и след.}

6.5. Когда Папирию Массону сенат отказал в триумфе за успешно проведенную кампанию, он справил его на Альбанском холме и стал первым, кто так поступил, показав пример другим. А на шествие он явился в миртовом венке вместо лаврового.

{6.5. Имеется в виду победа на Корсике в 231 г. до н. э.}

6.6. Весьма самонадеянно поступил Гай Марий. Справляя триумфы по поводу побед над Югуртой, кимврами и тевтонами, он всегда осушал канфар, поскольку, как говорят, отец Либер, справивший индийский триумф по поводу Азии, употреблял именно этот тип чаши, а Марий тем самым подчеркивал, что его победы вполне сравнимы с победами Либера.

{6.6. Канфар — большая чаша для питья с ручками. Либер — бог Дионис.}

6.7. Марк Катон, будучи претором, вел судебные дела против Марка Скавра и других обвиняемых и не носил при этом туники, но только магистратскую тогу.

ОБ УВЕРЕННОСТИ В СЕБЕ

7. Предисловие. Однако эти и другие примеры доблести указывают лишь на привычку к дерзновенной новизне. А вот из того, о чем я собираюсь поведать, станет ясно, как важно иметь уверенность в себе.

7.1. Гней и Публий Сципионы были уничтожены вместе с большей частью армии войсками пунийцев в Испании, и племена этой провинции стали доискиваться союза с карфагенянами, а ни один из наших полководцев даже не отважился как-то исправить это положение. Тогда вызвался Публий Сципион, которому было тогда двадцать четыре года. Его уверенность в себе дала римскому народу надежду на спасение и победу. И ту же уверенность он показал в самой Испании. Ибо при осаде города Бадия он приказал пришедшим к его трибуналу пленным на следующий день явиться в храм, расположенный внутри города, а потом быстро захватил город и в назначенное время и в назначенном месте поставил свое кресло, где и огласил приговор. Нет ничего значительнее этой уверенности, правдивее этого предвидения, успешнее этой стремительности, достойнее этого достоинства.

Не менее отважным и судьбоносным оказался его рейд в Африку. Он переправил войско из Сицилии вопреки постановлению сената, потому что, если бы он доверился не своему мнению, но решению отцов-сенаторов, то не было бы конца Второй Пунической войне.

Примерно ту же уверенность он выказал, когда высадился на побережье Африки. В его лагере были схвачены лазутчики Ганнибала и доставлены к нему. Он не стал их наказывать или выспрашивать о планах и силах пунийцев, но позаботился, чтобы их тщательно провели мимо всех манипулов. А потом спросил, достаточно ли они узрели из того, за чем им было приказано наблюдать, накормил их и их вьючных коней и отпустил невредимыми. И таким вот духом уверенности он разбил умы врагов, до того как поразить их оружием.

Вернемся к проявлению его уверенности на родине. Луций Сципион был призван в сенат по поводу четырех миллионов сестерциев, полученных от Антиоха, и одновременно были представлены записи поступлений и расходов, по которым назрело обвинительное решение со стороны недовольных. Тогда Сципион Африканский разорвал эти листы, негодуя от возмущения по поводу того, что дело, находившееся в его ведении как легата, вдруг оказалось спорным. И к тому же выступил с речью: «Отцы-сенаторы, —- сказал он, — я не возвращаю в вашу казну четыре миллиона сестерциев, потому что служу другой власти, но ведь благодаря моему полководческому дару и моим предсказаниям я сделал эту казну богаче на двести миллионов. И я не думаю, что это злоупотребление требует расследования моей невиновности. Когда я привел под вашу власть Африку, я оттуда не взял ничего, что было бы со мной связано, кроме моего имени. Я не жаждал пунийских сокровищ, равно как и мой брат — азиатских, так что каждый из нас сделался богаче только в глазах зависти, но не из-за владения деньгами».

Эту твердую защиту Сципиона сенат одобрил как свершившееся деяние. Потом возникла нужда взять из казны деньги для государственных потребностей, а квесторы не осмелились открыть двери, потому что соответствующий закон все еще рассматривался. Тогда Сципион как частное лицо затребовал ключи и отпер казну, заставив закон уступить пользе. И осознание того, что он помнил все законы, даровало ему эту уверенность в себе.

Я не устану и далее рассказывать о его деяниях, тем более что он и сам не уставал проявлять доблестные качества такого же рода. Народный трибун Марк Невий или, как некоторые полагают, два Пелилия вызвали его на суд. На форум его сопровождала многочисленная толпа; по пути он взобрался на ростральную колонну, надел на себя триумфальный венок и сказал: «Квириты, в этот день я приказал горделивому Карфагену принять наши законы. Тем более хорошо бы вам пойти со мной на Капитолий и сотворить благодарственную молитву». За этим выдающимся высказыванием последовало не менее значимое продолжение, ибо в поисках ложа Юпитера Всеблагого Величайшего с ним пошли все сенаторы, все сословие всадников и вообще весь народ. И в результате трибун выдвинул обвинение как бы перед народом, но без народа, потому что остался на форуме один, а его фальшивое поведение вызвало лишь насмешку. Тогда он, чтобы смыть позор, поднялся на Капитолий, где из обвинителя сделался благочестивым почитателем Сципиона.

7.2. Сципион Эмилиан, славный преемник дедовского духа, осаждал однажды сильно укрепленный город. Ему советовали разбросать вокруг железные шары с шипами, а проходы между ними заставить свинцовыми щитами с торчащими из них гвоздями, чтобы враги не смогли внезапно напасть на наши позиции. Сципион ответил, что негоже, когда один и тот же человек собирается захватить врагов и в то же время страшится их.

{7.2. Поражение Гнея и Публия — 211 г. до н. э. Далее речь о сыне последнего, тоже Публии. События в Африке — 205 г. до н. э.... Вопреки постановлению сената... — по Ливию (XXVIII.5.8) иначе. Рассказ о лазутчиках см. у Полибия (V.5.4-5.7) и Ливия (XXX.29.2 и след.). О разбирательстве в сенате — Ливии, XXXVIII.55.10-55.12. О казни -Ливии, XXXVIII.55.13.}

7.3. К какой бы части памяти я ни обращался, все время приходит в голову фамильное имя Сципионов. И как же мне теперь пройти мимо Назики, оставившего знаменательное высказывание, столь ярко выразившее его дух уверенности? Цены на зерно возросли, и тогда народный трибун Гай Куриаций выставил консулов перед народом, чтобы убедить их в необходимости закупки продовольствия и отправки в сенат доверенных людей, которые справились бы с этой работой. Назика стал говорить совершенно обратное, чтобы удержать народ от этой нецелесообразной затеи. «Молчите, квириты, — сказал он, — я лучше знаю, что нужно на благо республики». Его выслушали в почтительном молчании, воздав должное его авторитету, но не своему желанию насытиться.

{7.3. 138 г. до н.э.}

7.4. Дух Ливия Салинатора тоже достоин вечной памяти. Когда он разбил Гасдрубала и армию пунийцев в Умбрии и ему сообщили, что галлы и лигурийцы после битвы беспорядочно рассыпались без полководцев и знамен и их легко сокрушить незначительным отрядом, он ответил, что пусть себе разбредаются: во всяком случае не будет у врагов недостатка в человеке, который сообщит об этом величайшем разгроме.

{7.4. 207 г. до н.э. Ср.: Ливии, XXVII.49.8 и след.}

7.5. Это качество духа проявилось на войне, но оно не менее почетно и в мирное время, выказанное, например, консулом Публием Фурием Филом. Консуляры Квинт Метелл и Квинт Помпей, его рьяные недруги, принялись упрекать его в чрезмерном желании отбыть в провинцию Испанию, которая выпала ему по жребию. Тогда он обязал их ехать с ним вместе в качестве его легатов. В этой уверенности сошлись и храбрость, и почти безрассудство, поскольку он обрек себя на «опоясывание» двумя злобнейшими душами и отправлять свои обязанности решил среди врагов, хотя и среди друзей это было небезопасно!

{7.5. 136 г. до н.э..}

7.6. Кому как нравится, но деяние Луция Красса, который был у наших предков красноречивейшим оратором, должно привлечь внимание. После своего консульства он получил в управление Галлию. Туда же, чтобы следить за его действиями, прибыл и Гай Карбон, отца которого он осудил. Так Красе не только его не изгнал, но пошел навстречу: дал ему место на трибунале и уведомил всех, что никакое решение не будет иметь силы без согласия Карбона. Вот так острый и резкий Карбон ничего не вынес из своего визита в Галлию, кроме осознания того, что его отец был действительно виновен и сослан честнейшим человеком.

{7.6. После своего консульства... — в 95 г. до н. э. Гай Папирий Карбон-отец вначале был сторонником реформ Тиберия Гракха и после его смерти пытался продолжать его дело. Однако, став в 120 г. консулом, он перешел на сторону оптиматов. Обвиненный в 119 г. до н. э. Крассом в причастности к деятельности Гракхов, он покончил с собой.}

7.7. Катон Старший часто привлекался к суду врагами, но никогда не был обвинен. В конце концов он выказал предельную уверенность в своей невиновности таким образом: потребовал вызвать в качестве судьи Тиберия Гракха, с которым до ненависти разошелся по поводу управления государством. И такое торжество духа заставило умолкнуть его противников.

{7.7. Возможно, имеется в виду процесс над Катоном 154 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Катон, 15: «Говорят, что он был под судом чуть ли не пятьдесят раз, причем в последний раз — на восемьдесят седьмом году» (пер. С. П. Маркиша).}

7.8. С ним схож по судьбе Марк Скавр: долгие и крепкие лета, тот же дух. Его обвинили с ростральной колонны, что он якобы получил деньги от Митридата за измену государству. Он, по своей привычке, ответил на это так: «Это несправедливо, квириты, что я прожил жизнь среди одной части вашего сообщества, а отчитываться должен перед другой частью. Большинство из вас ничего не может знать о моих обязанностях и делах, но я все же осмелюсь спросить. Вот, Варий Север Сукрон утверждает, что Эмилий Скавр, подкупленный царем, предал римский народ. Эмилий Скавр всякую вину отрицает. Кому из двоих вы верите?» И восхищенный народ мощным гулом исключил Вария из затеянного им безумнейшего дела.

{7.8. Этот процесс инициировал Квинт Сервилий Цепион, вероятно, в 92 г. до н. э.}

7.9. Красноречивый Марк Антоний поступил наоборот: он доказал свою невиновность не отвержением, но принятием. На пути в Азию в качестве квестора он уже достиг Брундизия, когда получил письмо с обвинением в инцесте от известного своей жесткостью претора Луция Кассия, чей трибунал даже прозвали «скалой для преступников». И хотя он мог бы избежать суда по закону Меммия, который запрещал преследовать людей, отсутствующих по государственным нуждам, он тем не менее поспешил в Рим. И благодаря этому решению, исполненный честной уверенности в себе, он добился оправдания и нового, более достойного отъезда.

{7.9. Здесь имеется в виду знаменитый оратор Марк Антоний (143-87 до н. э.).}

7.10. Вот еще пример общественной уверенности. Во время войны с Пирром карфагеняне по своей воле прислали на помощь римлянам в Остию флот в составе ста тридцати кораблей. Сенат решил отправить к их полководцу легатов — предупредить, что римский народ берет на себя ответственность за войну только в том случае, если сражаются его воины, а значит, пусть их флот отчаливает назад, в Карфаген.

{7.10. Эпизод с карфагенским флотом относится примерно к 278 г. до н. э. Историю с продажей участка см. у Ливия (XXIV.11.6 и след.).}

7.11 От сената давайте перейдем к поэту Акцию — расстояние действительно большое, но все же о нем стоит упомянуть, чтобы потом обратиться к внешним примерам. Сколько бы раз Юлий Цезарь, муж блистательный и могущественный, ни посещал коллегию поэтов, Акций никогда не вставал, чтобы приветствовать его. И не потому, что он сомневался в его величии, но из-за твердой уверенности в том, что в литературных делах он — выше. По этой причине его и не наказали за нахальство, ибо в данном случае это было соперничество книг, но не лиц.

{7.11. Имеется в виду не известный всем Цезарь, но Юлий Цезарь Страбон, убитый в 87 г. до н. э. Упомянутая коллегия поэтов была основана во время Второй Пунической войны (218-201 до н. э.).}

Внешние примеры

Внешний пример 1. И вовсе не кажется высокомерным Еврипид Афинский. Однажды зрители дружно стали убеждать его убрать из трагедии какую-то сентенцию, тогда он лично вышел на сцену и заявил, что имеет обыкновение писать драмы не для того, чтобы учиться у зрителей, но чтобы учить их. Такая уверенность достойна высокой оценки, ибо подобная требовательность к себе отнюдь не равна презрению и наглости.

А вот как он ответил трагическому поэту Алкестиду, когда, услышав жалобу Еврипида, что за последние три дня усердного труда он смог сочинить только три стиха, тот похвастался, что легко написал сотню стихов. «Есть разница, — сказал Еврипид, — твои стихи на три дня и рассчитаны, а мои — на все время». Действительно, наследие первого забылось после единственной отметины в памяти, а труд усердного и нерешительного пера второго будет столетиями нестись под парусами славы.

Внешний пример 2. Добавлю еще пример с той же сцены. Флейтист Антигенид во всеуслышание сказал своему ученику, талантливому, но плохо воспринимаемому публикой: «Играй для меня и для Муз». В самом деле, высокое искусство, попорченное снисходительностью Фортуны, не проявляет себя с надлежащей уверенностью, но оно должно само сознавать, какой похвалы заслуживает, и даже если прочие его отвергают, оно все равно должно быть судьей самому себе.

{Внешний пример 2. Ср. упоминание Цицерона (Брут, 187).}

Внешний пример 3. Когда Зевксис рисовал Елену, он не думал, что скажут зрители, но следовал этим стихам:

«Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы

Брань за такую жену и беды столь долгие терпят...»

И что еще может требовать художник от своей правой руки, как не верить в понимание красоты, доставленной Ледой с небес или божественным гением Гомера?

{Внешний пример 3. Гомер. Илиада, III. 156-157 (пер. Н. Гнедича).}

Внешний пример 4 — И Фидий использовал гомеровские строки в примечательном высказывании. Он закончил работу над статуей Зевса Олимпийского — самым выдающимся и удивительным произведением, когда-либо созданным человеческими руками. Его друг спросил, что владело его разумом, когда он ваял черты лица Юпитера, словно бы ниспосланного небесами. Он ответил, что опирался на строки своего наставника:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный...

{Внешний пример 4. Гомер. Илиада, 1.528-530 (пер. Н. Гнедича).}

Внешний пример 5. Храбрейшие полководцы не заставят меня отклониться от примеров, менее значимых. Соотечественники Эпаминонда, настроенные против него, доверили ему как оскорбление работы по устройству дорог в городе — должность самую ничтожную. А он без колебания принял это назначение и пообещал, что будет работать наилучшим образом, дабы доказать всем, что скоро эта должность сделается самой почетной. И своей удивительной заботой он превратил самое отверженное занятие в самое желанное и сделал из него украшение для Фив.

{Внешний пример 5. Ср.: Плутарх. Моралии, 811В.}

Внешний пример 6. Когда Ганнибал, находясь в изгнании при дворе царя Прузия, предложил ему как-то вступить в сражение, тот ответил, что гадание на внутренностях жертвенных животных было неблагоприятным. «И что же, — спросил Ганнибал, — ты больше доверяешь куску телячьего мяса, чем старому полководцу?» Посчитаешь слова и увидишь, что говорил он кратко и выразительно, а по духу — обильно и строго. Испанию он отнял у римского народа, силы галлов и лигурийцев подчинил своей власти, невероятным переходом открыл вершины Альп, в чудовищной памяти запечатлел сгоревшее Тразименское озеро и Канны, знаменитый памятник пунийской победе, Капую захватил, Италию замучил. И не мог он равнодушно воспринимать, что его засвидетельствованная долгим опытом слава зиждется на какой-то печени жертвенного животного. И по правде говоря, в отношении военных хитростей и полководческого искусства ум Ганнибала превзошел все жаровни и алтари, и сам Марс тому свидетель.

{Внешний пример 6. Ср.: Плутарх. Моралии, 606С.}

Внешний пример 7. Достойно знатного духа изречение царя Котия. Он узнал, что афиняне даровали ему гражданство. «Я тоже, — сказал он, — дам им привилегии моего народа». То есть он уровнял Фракию с Афинами, сочтя, что такое взаимное благоволение не сможет заставить его ощутить свое более низкое происхождение.

{Внешний пример 7. Около 387 г. до н. э. }

Внешний пример 8. А вот блестящие изречения двух спартанцев. Один, которого укорили, что отправился в бой хромым, ответил, что он собирается сражаться, но не бежать. Другой, которому сообщили, что персы стрелами затмили солнце, сказал: «Ну что же, будем сражаться в тени». И был еще муж из того же города и с той же душой, который, когда его гостеприимец показал ему широкие и очень высокие стены своего города, сказал: «Хорошо, если это для женщин, а если для мужчин — стыдно».

{Внешний пример 8. Ср.: Плутарх. Моралии, 234Е и 190А.}

О РЕШИМОСТИ

8. Предисловие. После описания открытой и духовной уверенности наступает другая задача — представить решимость. Природа так и сопоставила их, что всякий по здравому размышлению убедится в их связи.

8.1. Пока я подыскиваю примеры в широком круге, прежде всего приходит на ум решимость Фульвия Флакка. Он захватил силой оружия Капую — город, которому Ганнибал дал обманное обещание, что поставит его во главе Италии в обмен на безнравственное отступничество. А потом, оценивая вину врагов, словно и не был он выдающимся победителем, Фульвий постановил нечестивым решением уничтожить капуанский сенат. И вот он заковал сенаторов в оковы и распределил их по двум тюрьмам: в Теане и в Калах, намереваясь как можно быстрее совершить казнь. Но тут разнесся слух о более снисходительном решении римского сената. И чтобы преступники не избежали заслуженного наказания, он ночью на коне отправился в Теан, и когда все, находившиеся в тамошней тюрьме, были убиты, немедленно возвратился в Калы, чтобы завершить задуманное. Враги уже были привязаны к столбам, когда он получил известие от отцов-сенаторов с просьбой пожалеть кампанцев, но это было напрасно. Он зажал письмо в левой руке, показывая, что оно доставлено, и приказал ликтору исполнить свою обязанность, а письмо обнародовал уже после. Этой решимостью он даже опередил славу своей победы. И если станешь его оценивать, соразмеряя свои похвалы, то поймешь, что он более велик в деле наказания Капуи, нежели ее захвата.

{8.1. 212 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVI.14-15; Максим, III.2.}

8.2. Эта решимость выразилась в жесткости, а другая — в благочестии, которое Квинт Фабий Максим беспрестанно проявлял к отчизне. Он заплатил Ганнибалу за пленных, и когда его уличили в этом, демонстративно молчал. Сенат приравнял магистра конницы Минуция в смысле власти к нему, диктатору: он хранил молчание. Многие провоцировали его пренебрежительными действиями, но он оставался в том же душевном состоянии и никогда не позволял себе проявить злобу по отношению к республике. Такова была его решимость в любви к согражданам, а вот на войне не была ли она иной? Он увидел, что" римское государство почти уничтожено после битвы при Каннах, и принял все меры для набора нового войска. При этом он понимал, что бессмысленно атаковать карфагенян сразу всеми силами, но лучше сбивать их с толку и избегать решающих сражений. Часто его раздражали угрозы со стороны Ганнибала, нередко возникали возможности для успеха в войне, но он никогда не отступал от здравого смысла и даже воздерживался от мелких стычек, проявляя себя везде человеком, который выше гнева и надежды, что было самым трудным делом. Как Сципион в сражениях, так и Фабий, который их избегал, более всего помогли нашей отчизне. Первый быстро захватил Карфаген, второй своей медлительностью способствовал тому, чтобы не был захвачен Рим.

{8.2. ...Быстро захватил Карфаген... — имеется в виду Новый Карфаген в Испании, захваченный в 209 г. до н. э. Ср.: Максим, VI.3.1, где говорится именно об «испанском Карфагене».}

8.3. Из дальнейшего станет ясно, как Гай Пизон в беспокойных условиях республики удивительным образом и с решимостью исполнял обязанности консула. Возмутитель спокойствия Марк Паликан снискал одобрение толпы благодаря своим вредным льстивым речам. На консульских выборах народ выказал предельное неуважение к республике, стараясь облечь высшей властью того, кто за свои мерзкие деяния заслуживал скорее наказания, нежели почестей. Не хватило, однако, ярости неистовствующего большинства трибуната, чтобы поддержать это шумное безумие и воспламенить его разглагольствованиями. И вот в такой достойной сожаления и постыдной обстановке в республике Пизон чуть ли не руками трибунов был возведен на ростральную колонну. Повсюду шли ожесточенные споры, а у него спросили, намеревается ли он вернуть Паликана в качестве консула, избранного волеизъявлением народа. Сначала он сказал, что не может поверить, насколько республика погрязла во тьме и позоре. А потом, когда на него надавили, крича: «Давай, действуй, а ну как буря разыграется!» — он ответил: «Я его не верну». И этим резким ответом он вырвал у Паликана консульство, до того как тот его получил. Пизон многим рисковал, отказавшись подчинить толпе свою замечательную душевную стойкость.

{8.3. Пизон был консулом в 67 г. до н. э.}

8.4. Метелл Нумидийский в таких же обстоятельствах проявил настойчивость, достойную его величия и характера. Он увидел, куда ведут опасные действия народного трибуна Сатурнина и какой вред нанесет это республике, если его не остановить, и предпочел удалиться в изгнание, нежели согласиться с законом Сатурнина. Кто сравнится с ним в решимости? Чтобы не изменить убеждениям, он предпочел лишиться отчизны, где был на вершине славы и достоинства.

{8.4. Закон Сатурнина 100 г. до н. э. предписывал сенаторам приносить присягу.}

8.5. Никого я не могу поставить впереди него, но авгур Квинт Сцевола заслуживает сравнения с ним. Рассеивая и разбивая своих врагов, Сулла оружием захватил Рим и созвал сенат, страстно желая, чтобы Гай Марий как можно быстрее был объявлен врагом отечества. Никто не осмелился возразить, кроме Сцеволы, который, когда его спросили, отказался вынести приговор. Более того, когда Сулла начал грубо настаивать, он дал такой ответ: «Ты можешь показать мне войска, с помощью которых ты окружил курию, ты можешь вновь и вновь угрожать мне смертью, но ты не в состоянии заставить меня ради спасения моей скудной и старческой крови назвать Мария, который спас и Город, и Италию, врагом.

{8.5. 88 г. до н. э. Более этот случай нигде не упоминается.}

8.6. Что делать женщине в народном собрании? По традиции предков, ничего. Но когда внутреннее спокойствие нарушено беспрестанными волнениями, влияние древности ниспровергается, а насилие становится сильнее благочестивого убеждения и самообладания. Семпрония, сестра Тиберия и Гая Гракхов и жена Сципиона Эмилиана, я не собираюсь включать тебя в повествование о злонамеренных делах мужчин, понимая, что это нелепо. Хотя народный трибун и вывел тебя на площадь перед толпой в момент великого потрясения, ты не совершила ничего, что было бы недостойно твоей семьи. И за это ты заслуживаешь благодарной памяти. Тебя заставили стоять в том месте, где вожди общества по обыкновению собирали мятежных сторонников, на тебя давила сильная воля, жестокие лица, выкрикиваемые угрозы. Невежественная толпа кричала на тебя, весь форум настойчиво побуждал тебя поцеловать Эквития, которого по ошибке считали членом рода Семпрониев и сыном твоего брата Тиберия. Однако ты оттолкнула это чудовище, не знаю, из какого мрака выуженное и с омерзительной настойчивостью заявивше свои права на чужое родство.

{8.6. 100 г. до н. э. Ср: Максим, IX.7.2.}

8.7. Блеск нашего Города померк бы без яркой доблести, выказанной центурионами. Они вышли из низов и достигли почитания. Это новое сословие за свои природные дарования гораздо больше достойно уважения, нежели презрения со стороны нобилитета. Можно ли забыть в данном случае Тития? Он был на стороне Цезаря и стоял в карауле, когда его захватил отряд Сципиона. Тот предложил ему жизнь в обмен на службу у Гнея Помпея, своего зятя. Титий, не колеблясь, ответил: «Благодарю тебя, Сципион, но на таких условиях жизнь мне не нужна». Доблестный дух, без всяких масок!

{8.7. Рассказ относится, скорее всего, к 48 г. до н. э., когда Сципион независимо от Помпея вел войну в Фессалии. В «Африканской войне» (44-46) упоминается не названный по имени центурион 14-го легиона во время африканской кампании 47-46 гг. до н. э., когда Помпея уже не было в живых. Там же (28) рассказывается о двух народных трибунах-цезарианцах, двух Титиях, также попавших в плен к Сципиону. Вероятно, ошибка Максима.}

8.8. Мевий, центурион божественного Августа, также дал пример решимости. Он часто показывал свои выдающиеся качества в войне с Антонием, но однажды был внезапно атакован врагами из засады, схвачен и доставлен к Антонию в Александрию. На вопрос, что с ним делать, он ответил: «Убей меня, потому что никакой дар жизни, никакая угроза смерти не заставят перестать быть воином Цезаря и стать твоим воином». И чем решительнее он презрел жизнь, тем легче ее обрел, ибо Антоний за его доблесть оставил его в живых.

{8.8. Рассказ более нигде не зафиксирован.}

Внешние примеры

Внешний пример 1. Остается еще много римских примеров того же рода, но я вынужден себя ограничить. Таким образом, я обращаю свое перо на внешние события. Начнем с Блассия, ибо нет никого упорнее в решимости. Его родной город Салапия был захвачен отрядом пунийцев. Желая восстановить город для римлян, он отважился со всем рвением попытаться убедить Дазия, хотя тот уже всем сердцем прикипел к Ганнибалу, присоединиться к нему в деле республиканского управления, поскольку без последнего у него ничего бы не вышло. Дазий немедленно донес о нем Ганнибалу, добавив еще и от себя кое-что в корыстных целях, дабы представить Блассия отъявленным врагом. Ганнибал велел явиться обоим, чтобы один доказал свое обвинение, а второй опроверг бы его. Разбирательство, за которым напряженно следили многие собравшиеся, проходило перед трибуналом. Хотя и была возможность для проявления большей настойчивости, Блассий с притворным выражением лица, тихим голосом принялся убеждать Дазия принять сторону римлян, но не карфагенян. Тот, конечно, закричал, что его настраивают против полководца прямо у него на глазах. Но поскольку, кроме одной пары ушей, никто ничего не услышал, то никто и не поверил, что это правда, к тому же обнародованная врагом. А немногим позже поразительная настойчивость Блассия привлекла Дазия на сторону римлян, а Салапия с пятьюстами нумидийцами, оставленными для охраны, была отдана в руки Марцеллу.

{Внешний пример 1. 210 г. до н. э. Ср.: Ливии, XXVI.38. Варианты имени героя — Блаттий, Блатий.}

Внешний пример 2. Вопреки совету Фокиона, у афинян прекрасно пошли дела. А он продолжал упорно утверждать на народном собрании, что, конечно, рад благоприятному развитию событий, но в то же время его совет был лучше. Он не осудил свое собственное верное представление, поскольку совет другого, хоть и неправильный, привел к лучшему положению дел, сознавая, что тот - лучше, но зато его совет мудрее. И в самом деле, только случай приводит к безрассудству льстивую душу, когда она принимает плохой совет, который чем вреднее, тем более неожиданно оказывается полезным. Нрав Фокиона отличался миролюбием, сочувствием, свободой, неизменной и приятной сдержанностью. Его общее единодушие со всеми заслуженно привело к тому, что его стали называть Честным. Эта решимость, которая крепка от природы, мягко расцвела в его кроткой груди.

{Внешний пример 2. Ср. рассказ Корнелия Непота (Фокион).}

Внешний пример 3. Дух Сократа, защищенный силой мужества, показал пример еще более несгибаемой настойчивости. Все афиняне, побужденные несправедливым и диким гневом, вынесли смертный приговор десяти преторам, которые при Аргинусских островах разбили спартанский флот. Сократ в это время был в числе властителей, которые должны были проводить в жизнь решения народного собрания. Посчитав недостойным, что столько заслуженных людей подвергнутся казни лишь на основании волеизъявления народа и без суда, он противопоставил свою решимость безрассудству и громким воплям народного собрания, но не смог смирить всеобщее безумие. Ему не дали возможности вести процесс в соответствии с законом, хотя он и настаивал на том, что его противники запятнают руки невинной кровью преторов. Сократ не испугался того, что может стать одиннадцатой жертвой безумия свой страны.

{Внешний пример 3. 406 г., до н. э. Этот известный случай описан Платоном (Апология Сократа, 32b) и Ксенофонтом (Греческая история, 1.7.15 и след.). На самом деле Сократ опротестовал решение народного собрания как незаконное.}

Внешний пример 4 — Следующий пример, хоть и не столь знаменит, но заслуживает рассмотрения как опыт решимости. Эфиальт, успешно выступавший в судах и пользовавшийся доверием, получил наказ выступить общественным обвинителем. Среди обвиняемых значился Демострат, у которого был сын Демохар, очень красивый мальчик, и Эфиальт воспылал к нему горячей любовью. Сделавшись, таким образом, по общественному жребию грозным обвинителем, а в душе несчастным подсудимым, Эфиальт не смог заставить себя ни прогнать мальчика, который пришел умолять, чтобы он не очень настаивал на обвинениях против отца, ни выдержать зрелища этого мальчика, стоящего перед ним на коленях с покрытой головой, плачущего и стонущего. И все же он честно признал виновным осужденного Демострата. Не знаю, принесла ли ему эта победа славу или мучение, но ясно, что, прежде чем осудить виновного, Эфиальт победил сам себя.

{Внешний пример 4 — Рассказ нигде более не фиксируется.}

Внешний пример 5. Дион Сиракузский в своем примере превзошел его в суровости. Приближенные говорили ему, чтобы он усилил охрану, потому что Гераклид и Каллипп, которым он доверял всем сердцем, злоумышляют против него. Он же ответил, что скорее предпочтет умереть, чем, страшась ужасной смерти, сочтет друзей врагами.

{Внешний пример 5. 354 г. до н. э. Ср.: Плутарх. Дион, 56. Иначе: Корнелий Непот. Дион, 8.}

Внешний пример 6. То, что последует, знаменательно со стороны того, что сделано, и со стороны известности того, кто это сделал. Александр, царь Македонии, сокрушивший могущество Дария в знаменитом сражении, отбыл в Киликию. В пути он перегрелся и бросился в воды реки Кидн, протекавшей мимо Тарса и знаменитой своей прозрачностью. Поскольку он много выпил, его мышцы оцепенели от холода и началась судорога, а конечности онемели, и, к ужасу всего войска, его отвезли в город, находившийся неподалеку от лагеря. Так он и лежал больным в Тарсе, и призрак грядущей победы разбился о его немощь. Созванные врачи с предельным усердием тщательно выбрали лекарства. Они все склонились к одному средству, но врач Филипп собственными руками смешал новое снадобье и предложил его Александру, будучи его другом и спутником. В тот же самый момент Парменион доставил письмо с предупреждением, что царь должен остерегаться предательства Филиппа, якобы подкупленного Дарием. Когда Александр прочел письмо, он без колебания выпил снадобье, а письмо отдал Филиппу для прочтения. С такой решимостью в доверии к другу он получил самую знаменательную награду от бессмертных богов, которые не пожелали, чтобы лекарство оказалось ядом.

{Внешний пример 6. Имеется в виду битва при Иссе 333 г. до н. э. Ср. также: Плутарх. Александр, 19.}

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова