«Между фарисеями был некто, именем Никодим, [один] из начальников Иудейских» (Ио, 3, 1).
Рассказ о беседе с Никодимом перекликается (если придерживаться предположения о том, что Иоанн выстраивал свою книгу как своего рода фрактал) с рассказом о чуде в Кане Галилейской — оба рассказа построены вокруг рассказа об изгнании торгующих из Храма. Правда, то, что для нас — рассказ об изгнании торгующих, а для очень многих из нас, христиан — оправдание насилия, для Иоанна, конечно, совсем другое. Ведь рассказ об изгнании торгующих заканчивается не призывом изгонять, насиловать, огнём и мечом защищать святыню. Он заканчивается предсказанием Иисуса о Своей (а не чужой) смерти и о воскресении.
Восстание из мёртвых — и вокруг рассказы о воде, о претворении воды в вино, о претворении воды в Дух. Воскресение — и до этого напоминание о браке, о том, что крепко связано с зачатием, с новой жизнью, а после этого — о родах и, что ещё любопытнее, сравнение Воскресшего Иисуса с медным змием, поставленным среди пустыни, места безводного, но места, находящегося между Пасхой — прохождением через Красное море — и Пасхой Обетованной земли. Не пустыня противостоит жизни, не отсутствие воды — воде, а вода гибельная, стоячая вода Красного моря — воде бессмертия. Смерть и в псалмах часто воспринимается как гибель в воде. Это вода, скажет Иисуса чуть ниже, в беседе с самарянкой — мёртвая, чёрной, которая лишь разжигает жажду и заставляет вечно себя лакать безо всякого оживления (Ио. 4, 13). Воскресение оказывается прорывом в воду настолько живую, что она уже и вино, и даже Дух Божий.
Ночная беседа с Никодимом перекликается и с ночной беседой с учениками во время последней Трапезы. Там ученики сравниваются уже не с рождающими, но с рождающей женщиной (Ио. 16, 21), и Дух уже не рождает, но утешает, а вместо воды упоминается (и, главное, благословляется реально, телесно) вино. Да и ученики сравниваются — с виноградной лозой.
Рождение от Духа кажется очень выспренним, «гностическим», бестелесным. Но не для Иисуса и вообще не для евреев Его времени. Как и рождение самого Иисуса было — не прямо с Неба, а из женского чрева, и воды у Марии отходили, как у любой роженицы, а потом уже появился Иисус. Рождение Духом противопоставляется не рождению из вод женской утробы, а рождению от похоти власти, от крови насилия (это в большинстве культур преимущественно — «мужское», и в нашей культуре, увы, тоже) (Ио. 1, 13). Чаша с Кровью Христовой, чаша Тайной вечери — вот источник «воды живой» для всех причащающихся, вот источник жизни, рождения в Духе, и кровь, вино, Дух образы упоения и рождения нажимают на разные воспоминания всякого человека, чтобы размягчить нас, чтобы мы дали себе родиться в новый мир, в Царство Небесное, как Иисус родился в царства земные.